18 глава
Рейз
Рука Кисы, которой она удерживала мою руку, затряслась, и я заметил, что ее лицо стало бледным от сказанного мной, от того, что всплывало из глубин блокированных воспоминаний о моем прошлом, когда они нахлынули на меня.
— Родион, — прошептал я, чувствуя, словно кто-то нанес мне удар под дых. — Родион был моим лучшим другом, не так ли? Мы были как братья, да?
Я заметил, как из глаз Кисы полились слезы. Я попытался вспомнить черты Родиона: светло-каштановые волосы, голубые глаза. Я вспоминал о нем иногда. Он был мальчиком из моих видений. Его черты представлялись размытыми, я никак не мог с точностью их разглядеть. Но теперь все изменилось, я увидел его образ предельно ясно. Я знал его. Я…
Дерьмо…
Я посмотрел на Кису. Она опустилась обратно, вытирая слезы с лица. И потом я увидел картинку в моей голове, где она и Родион вместе: в церкви, на пляже, за столом со стороны их отца…
Подняв руку, я прикоснулся к ее спине и, с трудом сглотнув, спросил:
— Он… Родион был твоим братом, не так ли? Твою мать, Киса, у тебя с Родионом одна кровь.
Из Кисы вырвались рыдания, она упала на песок. Подвинувшись к ней ближе, я прижал ее к себе и обнял за талию. Она наклонилась, и зарыдала в моих руках еще сильнее, пока она обнимала меня за бедра, я пытался контролировать дыхание от нахлынувших воспоминаний из прошлого, которые сбивали меня с ног.
— Киса, — пробормотал я. — Дуров убил его. Он убил его.
Еще один громкий всхлип вырвался из ее горла, и она начала дрожать. Опираясь рукам о мои бедра, она приподняла голову вверх. Ее прекрасное лицо покраснело, а глаза были мокрыми от слез.
— Нет! Я всегда думала, что его смерть была несчастным случаем. Недоразумением. Мне так объяснили. Я, я… — потянувшись, она схватила меня за бицепс, а ее лицо отражало отчаяние. — Зачем? Почему Алик убил его? Что такого ему сделал Родион? Я не понимаю! Они же были друзьями!
Я закрыл глаза, задержав дыхание, словно это могло заставить мою память заработать.
— Пожалуйста, вспомни. Пожалуйста, вспомни, — умоляла Киса.
«Наследника Волкова больше нет. Я лишь сделал то, что приказал мой отец».
Все еще удерживая вздох, я посмотрел на Кису, и в моей голове всплыло лицо человека. Он был высокий, темный, старше, с гребаным дьявольским огнем в глазах. Таким же, как у охранников, подумал я. У него был тот же садистский, контролирующий взгляд, который всегда был у охранников.
— Его папа, — сказал я, на что Киса могла лишь моргать. — Его папа сказал ему, что надо избавиться от наследника, и тогда он станет следующим в очереди. И он станет лидером, когда придет его время.
— Нет, — произнесла Киса, качая головой. — Нет! Абрам не стал бы делать этого. Он любил Родиона.
— Алик зарезал Родиона, потому что его отец приказал ему сделать это. Алик сам это сказал!
Киса стала отчаянно трясти головой.
— Нет, нет, нет, нет!
Она неуверенно поднялась на ноги и обхватила себя. Внезапно замерла и спросила:
— А Алик? П-почему если он сам заколол, то обвинил тебя? Почему забрал и тебя у меня?
Я застыл, словно каждую мою мышцу заморозили, и лишь сердце стучало в моей груди. Киса заметила мою реакцию и опустила руки.
— Что? — спросила она, в ее голосе слышались нотки страха и… тревоги.
Поддавшись желанию защитить ее, я рванул вперед и накрыл ее рот своими губами, Киса постанывала от удивления. Ее руки обхватили мою накачанную шею, но ее рот сопротивлялся мне и той искре, что была между нами.
Отстранившись, в попытке выровнять дыхание, я прижался лбом к ее лбу, удерживая ее за шею.
— Лука, пожалуйста, скажи, — умоляла Киса, едва слышно.
Прерывистый вздох, после которого я закрыл глаза и честно ответил:
— Из-за тебя.
Я открыл глаза, и Киса попятилась, не отрывая от меня своего взгляда. Она качала головой, по ее щекам текли слезы.
— Ему надо было обвинить кого-то, и он хотел тебя, Киса-Анна. Он хотел забрать тебя у меня.
— Нет! — Она повернулась ко мне спиной и направилась к ближайшей скале. Она трясла головой, и все что я мог, — это стоять и смотреть на нее, содрогаясь от неизвестности… непонимания, как помочь ей, что сделать, чтобы она почувствовала себя лучше.
Я просто стоял там, онемевший, и наблюдала, как она разваливается. Но когда из ее горла вырвался страдальческий крик, и она упала на колени, мои ноги, казалось, начали двигаться по собственному желанию, я упал позади нее, оборачивая руки вокруг ее хрупкого тела.
— Он… у него проблемы. Он все время обеспокоен голосами в своей голове. Они заставляют его причинять боль людям. Он нуждался во мне, даже тогда, он нуждался во мне, чтобы заглушить их, — прошептала она. — Он всегда был одержим мной. Но я никогда не думала, что… Я не могла себе даже представить, — у Кисы перехватило дыхание, когда она повернулась в моих руках. Я замер, не понимая, что она делает, потому что Киса подползла ко мне на коленях и положила голову на плечо. Я пытался восстановить дыхание, ее действия пробудили во мне что-то теплое, словно ее прикосновения дарили близость, от которой таил лед в моей крови.
Покрасневшими глазами Киса посмотрела на мои татуировки, оставленные в качестве подарка от охранников, выставлявших меня перед дьявольской толпой ГУЛАГа, и тут она выдохнула, и это дуновение напротив моей шеи, послало дрожь по спине.
— Я не могу… Я не могу принять то, что он обвинил тебя, мой прекрасный Лука, мой лучший друг, моя половинка… из-за меня,… потому что он хотел меня…
За ее прерывистым дыханием последовало движение руки, которой она прочертила линию до моего живота:
— То, как он поступил с тобой… так… жестоко, чтобы скрыть ужасную ложь.
Я закрыл глаза, стараясь не слететь с катушек из-за ярости на Дурова и из-за того, что он сделал.
Но когда Киса продолжила, весь самоконтроль полетел к чертям:
— Он ведь даже не дал мне погоревать о тебе. Он просто взял и сделал меня своей собственностью. Мне было всего тринадцать. Но я была его. Мой отец не препятствовал этому, он был раздавлен, а потом через несколько лет от сердечного приступа умерла моя мама. Боль от потери моего брата оказалась для нее слишком тяжелой, она не смогла этого вынести. У папы осталась я, которая теперь была с единственным наследником, — это был лучший выход из сложившейся ужасной ситуации. И я была так напугана тем, что могу потерять всех, кого люблю, поэтому никогда не сопротивлялась ему. На самом деле, я была рада тому, что еще кто-то оставался рядом со мной.
Киса подняла голову и трижды поцеловала мою плотно сжатую челюсть.
— Я потеряла тебя. Меня ничто не беспокоило настолько сильно, как до того случая… когда ты спас меня в переулке, и мое сердце снова начало биться. — Она сделал глубокий вдох. — Я даже не понимала, что оно остановилось.
Не зная, что ответить, я обнял ее крепче.
— Лука? — спросила она. Я хмыкнул в ответ: — Куда ты пропал? Что случилось?
Я прищурил глаза, концентрируясь на воспоминания о прошлом.
— Твой отец вместе с отцом Алика забрал меня в свой офис. — Я нахмурился, отчего моя голова начала болеть. — Кто-то пытался заступиться за меня. Еще один мужчина был в комнате с нами, как мне кажется, но я не могу вспомнить его лицо.
Киса замерла в моих руках.
— Ты не знаешь кто это? Как он выглядит?
Мужчина был старше и, возможно, у него были светлые волосы, но это все, что мне удалось разглядеть. Пытаясь вспомнить что-то еще, я напрягал свою память. Я боялся, что если слишком сфокусирую свое внимание на этом человеке, который пытался уберечь меня, забуду все остальное.
— Он просил твоего отца, чтобы тот не убивал меня, но отец Дурова хотел моей смерти. Я… — Мое сердце начало стучать очень быстро, разгоняя кровь по венам. — Помню, что от страха не мог открыть рот. Отец Дурова был так зол, он запугал меня. От его взгляда у меня пропал голос. Он жестикулировал, кричал, что убьет меня, если я произнесу хоть слово. Я онемел от шока. Мужчина, который пытался меня защитить, пытался спорить с ним, и… и они направили пистолеты друг на друга.
Я зажмурился, потряс головой, чтобы прояснить картинку из воспоминаний.
— Следующее, что я помню, твой отец сказал мне, что не будет никакого полицейского расследования о моем участии в убийстве Родиона, но меня отправят на родину, в Россию, по контактам, которые у него были там. Он сказал мне, что я буду наказан. Он говорил, что меня отправят в колонию, где меня ждет тяжелый ручной труд в одной из деревень, что находится в глубинке. Он сказал мне, что я никогда не вернусь в Бруклин.
Киса придвинулась еще ближе, почти слилась с моей грудью, словно хотела пробраться под кожу.
— Господи, Лука. Я помню, как они забрали тебя. Меня отправили домой… я лежала в кровати, неспособная двигаться или говорить.
Киса посмотрела на меня и положила свою ладонь на мою кожу.
— Что произошло потом? Потому что… потому что, когда ты пропал, я не знала, куда они тебя увели, вскоре мне сказали, что ты умер.
Мой нос жег запах дыма. Звуки, доносившиеся до меня, были визгом тормозящих шин, остановка. Это был автобус…
— Я был в автобусе. Снаружи было холодно. Ночь. Я помню, что через стекла ничего не было видно, потому что они запотели. Нас было четверо, может, пятеро, которых привезли непонятно куда. Никто не говорил. Мы все сидели отдельно друг от друга. Я чувствовал, что каждый из нас был напуган. Слишком юные… подростки? Кажется, некоторые были еще младше. Кого-то продали их семьи, чтобы они работали на полях.
Не отрываясь, я смотрел на огни, которые освещали пирс. Я чувствовал себя опустошенным от сегодняшних воспоминаний. Но огни становились размытыми, вместо них в моем мозгу стала проясняться картинка. Свет… визг шин…
— Автобус съехал с дороги, — выпалил я вслух все то, что нынче выдавала моя память. — Передние фары от фургона ослепили на темной дороге. Потом был громкий удар, водитель автобуса свернул, мы попали в кювет. Мы закричали, но водитель не шевелился. Помню, как перелазил через сидения, до меня доносились стоны других мальчиков, им было больно от ран, я полз к водителю. Но когда нашел его, то все что смог увидеть, — кровь. Я заметил отверстие в его голове, и знал, что оно образовалось не в результате несчастного случая.
Ладонями чуть выше запястья я надавил на глаза, пытаясь справиться с болью от слишком сильных воспоминаний.
— Лука? — прошептала Киса, поглаживая по спине. — Не надо, не заставляй себя. Все хорошо, lyubov moya. Все хорошо. Не торопи себя. Это слишком для тебя за такое короткое время.
Я закипал от гнева, меня начало трясти, внутренняя ярость была сильнее меня, чтобы я мог с ней справиться.
— Нет, — отрезал я, мой голос звучал убийственно даже для меня. Киса отшатнулась, когда услышала его, она задержала дыхание от моей внезапной смены настроения. — Мне надо… вспомнить, — выдавил я.
— Лука? — спросила Киса и медленно начала отползать назад. — Тебе надо успокоиться. Ты покраснел. Твоя кожа горит!
Запрокинув голову назад, я заорал в ночное небо, освобождаясь от всей путаницы, гнева, разочарования, которые атаковали меня все эти дни.
— Лука! — крикнула Киса, и я слышал шорох, ее рыдания, когда она стала отодвигаться от меня на коленях в сторону скал у нее за спиной.
— Водителя застрелили, в автобус ворвались мужчины… грузины… грузины взяли штурмом автобус. — Я стал раскачиваться на коленях, пока перед глазами разыгрывалась сцена. — Они били нас, загоняли в заднюю часть автобуса. — Я сделал глубокий вдох, задерживая дыхание, и посмотрел на Кису, которая успела одеться и прижималась к скале, словно перед ней был монстр.
Она была права. Я был чертовым отмороженным и больным монстром. Это было то, во что они превратили меня,… что сделали со мной…
— Они знали мое имя, — выплюнул я. — Эти люди… они обратились ко мне, назвав мое имя, — я моргнул, но полное имя так и не всплыло в моей памяти. — Лука, — произнес я и стал бить себя по голове кулаком. — Лука… Лука… А-а-хх!
Я не мог вспомнить свою фамилию!
— Толстой, — ветер донес до меня тихий голосок. — Лука Яков Толстой, это было твое полное имя. Это и есть твое полное имя.
Я опустил плечи, наклонив голову в сторону, и заметил, как выражение страха на лице Кисы сменила печаль.
Меня подкосило, я упал на четвереньки, врезаясь руками в песок.
— Лука! — взвизгнула Киса, и я почувствовал ее рядом с собой, ее рука неуверенно легла мне на спину.
— Их послали за мной, — прохрипел я, ощущая, как вся энергия покидает мое тело, уходя в песок подо мной. — Черт, я до сих пор чувствую это. Как и гребаный кинжал, Киса, кинжал.
— Каким образом? — осторожно спросила Киса, пальцами она пробежала по моей спине. — Почему их послали за тобой? Откуда ты знаешь?
***
— Лука Толстой, ты пойдешь с нами, — сказал человек с ружьем.
— Куда? Куда я должен идти, — спросил я, но ответа не последовало.
— В чертов ад, пацан. Тебя продали нам. Кое-кто заплатил нам дохрена денег, чтобы избавиться от вас. — Парень указал на других мальчиков, которых вытаскивали из автобуса. — За всех вас.
— Почему? — спросил я. — Кто заказал это?
Он улыбнулся, пожал плечами.
— Ты облажался, связавшись с неправильной семьей, пацан.
Все, что я ощущал от него, — это страх.
— Дуров? Это был Дуров?
Мужчина сначала опешил, а потом разразился смехом.
— Ну, по крайней мере, будешь знать, кто виноват в том дерьме, что ждет тебя впереди. Абрам сделал все, чтобы ты никогда не вернулся в Бруклин.
***
Покачиваясь в сидячем положении, я посмотрел на Кису:
— Абрам, Абрам Дуров.
— Что? Кого еще ты помнишь?
— Он нанял грузин, чтобы перехватить автобус. Он организовал захват и приказал сжечь автобус. Грузины подбросили в него тела мертвых подростков из ГУЛАГа, а потом подожгли, чтобы тела не узнали. Но это был Абрам. Он приказал убрать меня.
Глаза Кисы заблестели, она ничего не говорила, внешне оставаясь спокойной.
— Он защищал Алика, — произнесла она, кивая. — Ему надо было избавиться от тебя, чтобы никто не знал — Алик убил Родиона.
Я стиснул зубы, опустил голову, делая глубокий и долгий вдох.
— Они не ожидали, что я смогу выжить. Они думали, что меня убьют в клетке.
Некоторое время мы оба молчали, потом Киса поднялась и протянула руку. Я посмотрел в ее глаза и заметил в них поддержку.
— Но ты смог, Лука. Ты выжил. И.. — она сделала вдох и расправила плечи. В ней появилась решимость. Я увидел это в выражении ее лица. — Нам надо вернуться обратно в тренажерный зал. Ты должен выиграть завтра этот бой.
Я смотрел на Кису-Анну, и гнев покидал мое тело.
Я должен выиграть этот бой.
Я должен вернуть себе свою жизнь или навсегда остаться жить в темноте.
Взяв Кису за руку, я заметил, как от слез блестят ее глаза. Я поднялся и прижал ее к себе. Наши взгляды встретились, я откинул назад ее длинные каштановые волосы, пробегая по ним пальцами.
Она прикрыла глаза.
— Ты должен выиграть бой, Лука. Правосудие должно свершиться. Это единственный выход, чтобы мы остались жить. Кровь за кровь. Ты должен сделать это для себя, для нас… но я хочу, чтобы ты сделал это ради Родиона. Он должен быть отомщен.
Наклонившись, я прижался лбом к ее, задержавшись так на мгновение. Затем я наконец-то отстранился, взял свои вещи и оделся. Застегнув мастерку на молнию, я поднял капюшон и посмотрел на мою Кису. Она смотрела под ноги, но затем подняла голову и на ее лице появилась грустная улыбка.
Я шагнул ближе, прижимая ее к себе, чтобы вдохнуть запах.
— Ты будешь хотеть меня после того, как я убью Дурова?
Киса замерла, а потом наклонила голову к моей груди.
— Да, lyubov moya, — произнесла она едва слышно. — Я была с Аликом так долго. Он нуждался во мне, не мог долго быть без меня.
Киса отступила от меня, но не подняла головы. Ее руки играли с завязкой на моей мастерке.
— Я всегда знала, что он был… другой, опасный. Всегда знала, что он не был похож на остальных, но я мирилась с этим, потому, что он был единственным, кого я знала очень долго, и еще я знала, что он убьет меня, если я попытаюсь уйти. Он не сможет жить, если меня не будет рядом. — Киса сделала глубокий вдох, в то время как мое сердце разрывалось от боли в ее голосе. — Но я не знала, что он забрала тебя у меня, забрал у меня моего брата. Я расспрашивала его о том дне, и он поклялся, что это ты убил Родиона. Теперь все, во что я когда-то верила, рухнуло.
— А твой отец? Что он сделает? — спросил я, чувствуя прилив собственнического инстинкта по отношению к Кисе. Ревность из-за того, что Дуров обладал ею все эти годы. Он заставил ее поверить, что нуждается в ней так сильно, чтобы она не смогла быть ни с кем другим.
Она была моей. Не его. Никогда его… МОЕЙ!
Киса отпрянула, выглядев слегка растерянной:
— Когда папа узнает, что Алик сделал с его сыном, его наследником, гордостью и радостью, а потом узнает кто ты, что ты — невиновен, он тоже захочет смерти Алика.
— Он так захочет? — переспросил я в замешательстве.
Киса посмотрела на меня, наклонив голову набок.
— Лука, ты не помнишь, есть ли у тебя семья тут, в Бруклине? Ты имеешь представление о том, как мы познакомились? Почему росли вместе? Почему ты знаешь Родиона и Алика?
Мои ладони начали потеть, головная боль стала сильнее. Я закрыл глаза, напряжение росло, мне стало трудно дышать.
— Лука! Лука! — звала Киса, я выдохнул, резко открыл глаза. Пот бисером покрывал мой лоб, и я почувствовал усталость, словно бил по груше три часа подряд.
— Не надо, не пытайся вспомнить прямо сейчас, — настаивала Киса, и я посмотрел прямо в ее глаза и сосредоточился на руке, которую она положила на мою щеку. — Не надо, ты устал. Тебе пришлось пройти через многое сегодня. Ты побледнел.
Пальцы Кисы гладили мою щетину, и это успокаивало меня. Я дышал под ритм ее ласки, пока мое сердце не стало биться ровнее.
— Хорошо, lyubov moya, — успокаивала Киса.
После того, как я пришел в себя, кивнул головой, давая понять, что со мной все хорошо.
Вопрос Кисы поразил меня. Семье? Люди, которые любили меня?… Я не мог даже представить себе это. Еще один укол боли, который мучил мой разум, но я знал, что должен блокировать его. Мне надо блокировать все, кроме боя с Дуровым.
Я наконец-то смогу отомстить.
— Нам нужно идти, — с неохотой произнесла Киса и протянула руку, которую я взял. Мы пошли обратно по песку в ту сторону, где нас, сидя в машине, ждал Серж.
Чуть позже мы приехали в тренажерный зал, я поцеловал Кису в губы.
— Увидимся завтра, Лука, — прошептала она. — Я постараюсь зайти к тебе до боя.
Кивнув, я открыл дверь автомобиля, но остановился, чтобы взглянуть на нее еще раз, замечая, какой красивой была Киса.
— Я… — я откашлялся, наклонив голову в сторону, и добавил: — Я … люблю… тебя.
Было так странно произносить эти слова вслух, но когда ее глаза заблестели, а рот растянулся в огромной улыбке, я знал, что произнести эти три слова было правильным.
Любовь. Пока еще новая и незнакомая эмоция для меня.
Киса подвинулась ближе и обрушила свои губы на мои. Когда она отстранилась, прошептала:
— Я тоже люблю тебя. Очень сильно. Очень, очень сильно.
Кивнув снова, я ощутил что-то теплое, как это чувство наполнило меня. Это застало меня врасплох. Я не знал, как противостоять этому.
— До завтра, — сказал я, поглаживая большим пальцем по ее мягкому лицу, и встал.
— До завтра, — ответила Киса.
Серж приподнял фуражку, прощаясь со мной.
Я вернулся в темный тренажерный зал, чтобы снова остаться одному в темноте.
С каждым шагом на пути к своей комнате для тренировок я повторял про себя:
Дуров.
Нью-Йорк.
Месть.
Убить.
Завтра вечером я наконец отомщу.