Рисунок по памяти

Двенадцатая глава

Гробовая тишина повисла в комнате. Да, что там в комнате, казалось, во всем доме. Хадижа сама не до конца осознала, что сказала; она лишь стояла, не двигаясь, и смотрела на Самата, прямо ему в глаза. Молодой человек же сначала побелел, а потом побагровел за долю какой-то мизерной секунды.

— Что ты сказала?!

Эти слова словно разрушили вакуум тишины и тут же лавиной удивлённых вскриков и довольно громких ругательств хлынули на бедную девушку.

— Хадижа! — ошарашенный голос отца зазвенел в ушах, и она поежилась от подобного грозного тона. Наверное, она слишком отчаянная… и зашла непозволительно далеко.

Девушка, наконец, оторвала взгляд от побагровевшего лица Самата, чтобы посмотреть вокруг и увидеть такие же лица, за мгновения превратившиеся в маски презрения, разочарования и порицания. Жаудат и его жена одновременно поднялись с мягкого дивана, словно по команде:

— Прошу прощения, но мы не минуты не останемся в этом доме! Самат!

Тот не двинулся с места, все еще смотря на упрямую, непокорную девушку.

— Самат, пошли, — тронув его за плечо, еще раз потребовал Жаудат.

Молодой человек с какой-то растерянностью посмотрел на отца, потом осмотрел комнату застывшими, остекленевшим взглядом, и молча пошел вслед за отцом.

— Подождите! — крикнул дядя Абдул, шагнув в сторону уходящих гостей, а потом вдруг пошатнулся, обессиленно сев на диван, схватился за сердце и зло посмотрел на Хадижу, неподвижно застывшую всё на том же месте.

— Дядя Абдул! — хором вскрикнули Назира и Ранья, подскочив к ворчливому старику, а девушка смотрела на все происходящее, словно в замедленной сьемке: как все суетятся вокруг дяди Абдула, как Саид смотрит на нее словно хочет дать хорошую пощечину. Господи, что же она наделала…

— Принесите воды! — прикрикнул Саид на служанок, столпившихся возле входа в большую гостиную.

Те, вздрогнув, хаотично разбежались, начиная причитать на ходу. Во всеобщем хаосе Саид чуть не пропустил уход семейства Абу Аббас, догнав их у самых дверей.

— Жаудат, — окликнул он мужчину.

Тот обернулся уже у пороге:

— Прости, Саид, — покачал он головой. — Мне очень приятно было с тобой сотрудничать, но… Со своей стороны, могу только пообещать, что ни слова о произошедшем здесь сегодня не будет рассказано ни мной, ни моей семьей.

— Спасибо тебе, — благодарно кивнул Саид.

Входная дверь с резким хлопком закрылась, заставив мужчину чуть вздрогнуть. Лишившись такого выгодного партнера, фирма может понести немалые убытки, но больше его волновала репутация семьи. Хоть Жаудат и пообещал, что будет молчать, но всегда есть шанс, что у кого-то окажется более длинный язык. Судя по крикам, разносящихся по дому из гостиной, он даже знал, у кого.

— Если, дядя Абдул умрет, то мы все будем прекрасно знать на чьей совести будет лежать этот грех! — стоя к Хадиже, почти вплотную, и грозя пальцем, кричала Назира, — Пусть небо обрушится на твою голову, так как ты только что обрушила крышу этого дома!

— О, это начала еще ее мать, одалиска! — ворчал, не вставая с дивана, самый старший член семьи Рашид, — Она лишь решила завершить дело!

Судя по тому, что к старику вернулся нормальный цвет лица и хватало сил на безостановочное ворчание, умереть от сердечного приступа дяди Абдулу сегодня не грозило. Зато Хадижа, словно превратившаяся в статую, уперевшись глазами в одну точку на полу, болезненно побледнела. Саид поморщился — видеть старшую дочь, а тем более выяснять, насколько правдивы ее страшные слова, совершенно не хотелось.

— Хадижа, — обратился он к дочери.

Она вздрогнула от его голоса, как от удара, и испуганно взглянула на отца.

— Иди в свою комнату.

Девушке не нужно было повторять дважды.

— Как, что?! — стала возмущаться Ранья, — Саид, дорогой, ты оставишь ее в доме? После всего?!

— Она моя дочь! — строго взглянув на жену, а потом обведя взглядом и остальных присутствующих в комнате людей, произнес мужчина, — И только мне решать, как с ней поступать!

— Я больше ни минуты не останусь под этой крышей! — воскликнул дядя Абдул, поднявшись с дивана и довольно бодрым шагом пошел к двери.

За ним последовала Назира, гордо вскинув голову.

— Остальные тоже могут расходиться, — посмотрел на оставшихся в комнате жен и сида Али, сказал Саид.

Женщины, без разговоров, встали и направились к лестнице на второй этаж. Ранья бросила в сторону мужа недовольный взгляд; скандал в доме — всегда нехорошо, но она знала это еще с того времени, когда Хадижа была маленькой мерзавкой, пакостившей ей на каждом шагу, и что от этой шарлатанки не нужно ждать ничего хорошего. Скорей бы Саид опомнился и отправил девчонку на воспитание в Фес, к дяде Абдулу, а, еще лучше, вышвырнул бы за дверь, как когда-то ее развратную мать.

Зулейка же посмотрела на мужа с грустью. Она и представить себе не могла, что сейчас чувствует Саид и на каких силах заставляет себя сейчас сдержать гнев и боль от слов дочери. Ей, было жаль мужчину; Хадижа, возможно, сама того не желая, глубоко ранила его, показывая, что западные привычки ей ближе и понятнее, чем родной семейный очаг.

— Да прибудет с тобой Аллах, — прошептала она, прежде чем начать подниматься по лестнице, — Пусть Он даст тебе силы пройти через все это.

Сам же Саид устало опустился в кресло. Он не знал, что делать, как проснуться от этого кошмара, как из него вырваться? Аллах, снова испытывает его? Когда он отыскал дочь, он был счастлив, словно заново проживая день ее долгожданного рождения. А позже Саид видел, как девушка пыталась стать частью семьи, пыталась понять их культуру, традиции, религию, что с потерей памяти стали для нее чужими. Легко было любить ту Хадижу из прошлого, мечтать о ее возвращении в стены родного дома, но что теперь ему делать с этой…с этой совершенно чужой ему девушкой, которая опозорила его, его…их семью. Если бы это была не Хадижа, если бы она не была дочерью Жади. Тогда все было бы легче.

— Она солгала, — Саид вздрогнул от голоса сида Али, про которого, к своему стыду, уже забыл.

— Что вы сказали?

— Хадижа. То, о чем она тут заявила, ложь, — мужчина сидел в том же кресле и был совершенно спокоен, несмотря на все произошедшее.

— Почему вы так думаете? — спрашивает Саид, привыкший прислушиваться к мудрому сиду Али.

— А ты вспомни Жади во время твоего сватовства, — грустно улыбнулся собеседник, — Чего она только не придумывала, чтобы ты отказался от нее.

— Да, — хмыкнул Саид, на миг вернувшись в то время, — Как-то даже она позвонила и сообщила, что все дело в шрамах от страшных ожогов…

— И вставные зубы, — рассмеявшись, добавил Али, — Ох, долго же на нее злилась Латифа, ведь ей тоже пришлось пройти через придирчивый осмотр Назиры.

— Да, точно, — сейчас это выходка вызывала смех, но тогда было не до смеха, впрочем, как и сейчас.

— Так вы думаете, что Хадижа тоже придумала? — вернулся к волнующему его вопросу Саид, — Но она провела целых пять лет на западе.

— Вот именно, — кивнул Али, — Она не знает наших законов и традиций. А находясь еще и в Бразилии, может не опасаться физического наказания. Ты имеешь полное право отвести Хадижу к врачу и проверить ее слова, но задумайся о том, что ты собираешься делать, окажись они как ложью, так и истиной?

— Честно, я не знаю, — растерянно ответил Саид и задумался.

Наступило тягостное молчание. Каждый из мужчин думал о своем, прокручивая кадры давно минувшего с недавно прожитым. Дядя Али сравнивал поведение Хадижи и Жади, но не знал горькой правды — хоть та и не говорила не делала громких заявлений, она действительно не оказалась невинной в их первую брачную ночь. И этот страшный факт долгие годы сидел в сердце Саида, как ядовитая заноза, отравляя его горечью, ревностью и злобой.

Али снова нарушил молчание:

— Знаешь, иногда я сожалел, что так поспешил с вашей женитьбой. Жади только вернулась в Фес, в родную культуру, для нее все это тоже было если не чуждо, то незнакомо и непривычно. Но это ее увлечение бразильцем, — мужчина брезгливо поморщился, — Я испугался. И увидев, какой огонь зажигается в твоих глазах, при взгляде на Жади, и то, что судьба сама развела вас с Латифой, поторопился. Нужно было все же подождать… — мужчина глубоко вздохнул, медленно покачав головой, — Мактуб — так предначертано. Я бы хорошо подумал прежде чем пробовать на прочность волю Хадижи. Она слишком долго жила вне семьи, чтобы осознавать ее ценность. Терпение, Саид, терпение.

— Но если окажется, что это все же правда?!

— Все мы совершаем ошибки. То была не она, а некая Зои Вебер. Если ты любишь свою дочь, прими ее такой, какая она стала, — сказал дядя Али и поднялся с кресла.

— Вы останетесь на ночь?

— Да, меня нисколько не оскорбляют стены этого дома, — улыбнулся Али, — Аллах велик, Саид, не теряй веры.

Мужчина поднялся и вышел из гостиной, отдавая Саида на растерзание его тяжелым мыслям — он остается в гостиной в гордом одиночестве, стараясь унять головную боль, как можно сильнее сжав виски подушечками пальцев. Сегодня он не уснет.

— Какой позор! — только переступив порог дома, воскликнула Таджия, — А до этого я считала семью Рашид уважаемой и чтущей традиции! А тут…о, Аллах!

— Таджия, дорогая, иди пожалуйста к себе, — строго, но уважительно прервал жену Жаудат.

Она посмотрела на мужа, тут же замолчав, поклонилась и неторопливо пошла к лестнице на второй этаж.

— Я же говорил тебе, что это девчонка, совсем не та, кто тебе нужен, — посмотрев на Самата, произнес Жаудат, — Хорошо, что вскрылась сейчас. Аллах предостерёг тебя от этой ошибки.

— Нет! — резко произнес Самат, до этого молчавший.

Он сидел на кресле, в которое опустился на автомате, и не слышал ничего, что происходило в комнате, пока отец напрямую не обратился к нему. Перед глазами молодого человека как на повторе проносилась сцена с признанием Хадижи. Одна часть его существа горела злостью, огненной яростью и ревностью, другая, с каким-то парадоксальным хладнокровием приводила доводы, что девчонка просто лжет, и, даже если нет, то пусть он не был первым, но точно будет последним в ее жизни. Так что он не собирался уступать ни своему отцу, ни упрямству Хадижи.

— Как нет?! — непонимающе посмотрел на сына Жаудат.

— Я не откажусь от своего намерения, — твердо заявил Самат, смотря отцу прямо в глаза. — Мне плевать, что заявляет Хадижа Рашид, и насколько истинны ее слова!

— Но…но как ты можешь?! — мужчина не мог найти слова, чтобы образумить сына, и чувствовал, что постепенно начинает закипать.

Жаудат не мог понять, что за бес вселился в его сына. Самат, конечно, всегда отличался упрямством, а после смерти матери, к его характеру еще добавилась и какая-то жесткость, безумно граничащая с той же самой жестокостью. Мальчик перестал играть в игрушки, не улыбался и не смеялся. После посещения психологов, те лишь разводили руками:

«Что вы хотите, мальчик пережил такую травму. Время лечит».

Время действительно лечит, но, видимо, не все раны и не полностью. Прошел год, другой, и Самат снова стал улыбаться и смеяться, только выглядело это как-то фальшиво, наиграно, и только с сестрой, казалось, мальчик становился прежним. Он был молодым человеком, послушным, чтящим своего отца и свою семью; в отличие от своих ровесников, оторванных от родной земли и живущих в чужой стране, он не поддавался греховному западному влиянию…до этого момента. Имя «Хадижа Рашид» грозило стать проклятьем этого дома.

«И чем, его околдовала эта девчонка?!» — спрашивал себя Жаудат.

— Отец, я не отступлюсь. Можешь делать, что хочешь, — наблюдая как с каждым мигом лицо Абу Аббаса становится все мрачнее и мрачнее, твердо проговорил он.

Раньше, увидев отца в таком гневе, Самат бы поспешил подчиниться воле старшего, но не сейчас.

— Тогда я лишу наследства! — решил пригрозить Жаудат, — Если ты введешь в нашу семью эту падшую девицу, то можешь забыть о компании, я не пущу тебя на порог этого дома вместе с ней!

Самат удивленно поднял бровь. Он не думал, что отец всерьез решится на такой шаг. С самого раннего возраста ему, единственному мальчику в их огромной семье, твердили о том, что он наследник всего, что сейчас имеет отец. Едва он научился читать и писать, Жаудат стал брать его вместе с собой в деловые поездки и на совещания. Теперь же молодой человек знал о делах компании не меньше самого Абу Аббаса, а к его мнению прислушивались наравне с отцовским.

— И что же вы будете делать, отец?

— Раздам все беднякам на Мекке, или сделаю главой будущего мужа Сабиры. Он хороший человек и истинный мусульманин, — нашелся с ответом Жаудат.

— Весь труд вашей жизни, жизни моего деда и его деда вы готовы раздать беднякам? — на губах Самата заиграла ироничная ухмылка, — Позвольте не поверить.

Жаудат и сам не поверил в то, что сказал, куда уж убедить упрямого мальчишку.

— А если и так, — продолжил Самат, — то я уйду из вашего дома и начну свое дело, да поможет мне Аллах.

Настал момент вздрогнуть Жаудата. Слова сына больше напоминали настоящую угрозу, которую он готов выполнить. Мужчина устало опустился на диван, покачал головой; он не мог уступить, но и не мог выполнить свою угрозу. Стало трудно дышать, горло словно сдавил воротничок рубашки, и он нервными, дергаными движениями стал пытаться расстегнуть тугие пуговицы.

— Вот, — перед лицом появилась рука со стаканом воды.

— Спасибо, — хрипло ответил Жаудат; горло вдруг стало саднить.

Мужчина сделал несколько больших глотков, и Самат заговорил:

— Отец, меньше всего на свете мне хотелось бы огорчать тебя и стать причиной разрушения нашей семьи, но я не могу позволить себе проиграть. Хадижа бросила мне вызов и должна понять, что я не проигрываю. Она станет моей женой, раз и навсегда уяснив, кто тут господин.

Уверенность в голосе сына и загоревшиеся в глазах одержимый огонек заставили Жаудата усомниться в своей правоте. Может, действительно не стоит запрещать сыну добиваться руку этой девчонки? Хотя, с другой стороны, она уже показала себя, как рушит стены родного дома. Вот бы кому-то другому на голову упало такое счастье.

«Кому — то другому», — эта мысль врезалась в мозг, подобно головной боли; и он понял — вот оно, единственное решение.

— Хорошо, — выдохнул Жаудат, — Я дам согласие на твою свадьбу с Хадижей Рашид, но ты должен позволить и другим женихам свататься к ней.

Самат побледнел, судорожно сжав кулаки — молодой человек понял, к чему на самом деле клонит отец. Обычно, если девушке уже нашли жениха, то никто больше не имеет права свататься к ней, если, конечно, сам жених и его семья не даст на это разрешения. Тогда семья невесты имеет право выбирать наиболее выгодную партию.

— Но, отец!

— Так и никак иначе, — мужчина поставил стакан на стоящий перед диваном столик и поднялся на ноги, вновь становясь нерушимым и беспрекословным главой семьи.

— Хорошо отец, — выдохнув, согласился Самат, понимая, что если продолжит упрямиться, то потеряет и эту уступку.

В конце концов, вряд ли Саиду Рашиду удастся найти более выгодную партию для своей строптивой дочери, чем он.

Жаудат облегченно выдохнул:

— Вот и славно. А теперь, пора идти спать, на дворе глубокая ночь. Да хранит тебя Аллах.

— Тебя тоже, отец, — поклонился ему Самат и пошел в свою комнату.

Хадижа лежала на кровати, рассматривая репродукции известных картин из той самой книги, что стала причиной скандала и ее «побега» из дома. Теперь сбежать хотелось по-настоящему, но, похоже, было уже поздно. Сегодня утром, когда девушка собиралась в школу, к ней вошла служанка и объявила, что сид Саид, запретил выходить госпоже из дома сегодня, даже на учебу.

Нет, девушка ожидала, что ее вчерашнее выступление вызовет бурю эмоций, которая холодными волнами презрения и разочарования польется на нее со всех сторон, но что ее оставят под домашним арестом… даже ей это казалось диким. Хотя интуиция подсказывала Хадиже, что это еще цветочки.

На завтрак и обед девушка уже не спустилась сама. Во-первых, есть совсем не хотелось, а, во-вторых, видеть остальных членов семьи, хотелось еще меньше. Хотя сейчас на туалетном столике стоял поднос, на котором лежала наполовину съеденная булочка и стакан из-под сока.

Первую половину дня Хадижа сидела, как на иголках: вздрагивая от каждого шороха, гадая, что будет с ней дальше. Отправят ли ее в Фес, на воспитание к дяде Абдуле, или назад в приют, а, может, и вовсе выгонят из дома, как нашкодившую собаку. Последнее, конечно, ей казалось маловероятным, но чувство страха, как профессиональный художник, рисовало в ее воображении картины абсолютно невозможные. Но время бежало, а никто не приходил, не требовал собирать чемодан, и Хадижа… устала бояться.

Теперь она просто старалась себя хоть чем-то занять, чтобы не думать. Рисовать не хотелось. Звонить Жаку слишком рано, вернее, поздно. Так что, не желая больше бессмысленно смотреть в потолок, Хадижа вытащила из небольшого тайника в шкафу книгу и стала изучать картины в стотысячный раз — как ни странно, это до невозможности привычное занятие отвлекало. Хадижа зачиталась так, что не сразу поняла, что кто-то нетерпеливо стучит в ее дверь. Закрыв книгу и зашвырнув ее под кровать, девушка крикнула:

— Войдите.

— Привет, — в дверях стояла Самира.

— Привет, — села на постели Хадижа, — И как тебя пустили в это гнездо разврата? — грустно пошутила она, — Ты уже, наверное, слышала все от Назиры и дяди Абдулы.

— О, да, хор их голосов был слышен, мне кажется, даже на соседней улице, — махнула рукой кузина. — Зе-Роберту не против, чтобы я навестила тебя, а отец… Он полностью занят заботами о маме и Кави.

— Как они?

— Хорошо, — на лице Самиры сразу заиграла улыбка, — Кави — настоящий воин. Уже почти нагнал рост и вес своих ровесников. Врач говорит, что если все пойдет так же, то скоро будет совсем незаметно, что он родился раньше срока.

Смотря на младшего брата, на то, как мама заботится о нем и чуть ли не порхает как бабочка, окрыленная счастьем, Самира задумывалась над тем, что отец все-таки прав, требуя от нее маленьких внуков. Хотя сначала она все же закончит учебу и получит диплом, а уж потом, если не удастся устроиться, то можно будет подумать и о ребенке.

— Я рада за них, — чуть задумавшись, проговорила Хадижа, у которой до сих пор бежали по коже мурашки, как только она вспоминала, как сидела в коридоре больницы, отсчитывая минуты до того момента, как из операционной выйдет врач.

— Рассказывай, что тут вчера было? — Самира присела на постель, рядом с кузиной, и вся превратилась в уши.

Хадижа скривилась, словно съела лимон, но все же начала свою речь:

— Самат и его родители пришли договариваться о свадьбе. Он подарил мне украшение и сказал, чтобы я надела в нашу брачную ночь, — голос девушки снизился до шепота, а щеки залил румянец, но не от смущения, а от вмиг вспыхнувшей ярости, — Я и не выдержала, высказав, что она не девственница.

— Ох! — выдохнула Самира, — Что тогда началось представляю! — покачала она головой и улыбнулась.

— Мрак! — согласно кивнула Хадижа. — Крики, ругань и у всех глаза холодные… разочарованные.

Голова девушки опустилась, и она судорожно вздохнула, подавляя всхлип. Самира потянулась и крепко обняла сестру — бессилие приводило в отчаяние, ведь она не знала, чем помочь Хадиже. Своим необдуманным заявлением, та расставила для себя самую настоящую ловушку.

— А ты и правда не невинна? — осторожно спросила Самира.

Хадижа покачала головой:

— Нет, — шепотом призналась она, — Я солгала. Когда-то читала, что жених может отказаться от невесты, если она не девственница.

— О, Аллах! — воскликнула Самира. — Тебе повезло, что ты не в Фесе! Если бы там обнаружилось, что невеста не невинна, то ее выволокли на площадь и перед всеми дали бы тридцать плетей!

Хадижу вздрогнула от ужаса. Хорошо, что они в Бразилии, тут никто не позволит такого варварства. Наверное…

— Что теперь со мной будет? — озвучила Хадижа мучающий ее вопрос.

Самира пожала плечами, ведь ей особо нечем было утешить сестру:

— Это решать дяде Саиду. Самат может потребовать сводить тебя к врачу для подтверждения твоих слов, если он не передумал жениться.

Хадижу передернуло от омерзения. Нет, она не согласится на осмотр, пусть хоть волоком ведут.

— А если передумал?

— Если передумал, — Самира задумалась, поджав губы, — то тут могут быть несколько вариантов: тебя могут отставить дома, как сейчас, могут отвести в Фес к дяди Абдулу, и, самое ужасное, отказаться от тебя и выгнать из дома. Как когда-то тетю Жади.

— Мою маму выгоняли из дома? — удивленно спросила Хадижа.

— Да, — кивнула кузина, грустно вздыхая, — Это было в тот вечер, когда она отказалась вернуться к твоему отцу.

Самира до сих пор помнила тот вечер, когда ушла тетя Жади. Растерянные и мрачные лица родных, сидящих в их доме. Слова женщины были словно раскат грома посреди погожего дня — никто не думал, да никто и представить себе не мог, что мусульманская женщина отправится куда-то в ночь, совершенно одна. Самира сейчас буквально кожей ощущала гладкость платка, что подала тете Жади, видела перед собой ее мудрый, печальный взгляд, в глубине которого за решимостью прятался страх и плач Хадижи. Это был последний раз, когда Самира видела тетю. Девушка вынырнула из далеких воспоминаний. В груди что-то сжалось.

— Но с тобой такого не случится, — поймав испуганный взгляд Хадижи, уверенно сказала она, — Дядя Саид любит тебя и не допустит, чтобы с тобой случилось что-то плохое. А на тетю Назиру и дядя Абдула не обращай внимание. Они больше кричат и грозятся, чем сделают, что-то плохое.

— Хорошо, — кивнула Хадижа.

— А если тебя вдруг выгонят, то мы с Зе-Роберту возьмем тебя к себе жить, обещаю, — с улыбкой произнесла Самира, — но уверена, этого не понадобится.

Хадижа улыбнулась в ответ представляя, какой поднимется шум, если она вдруг переедет жить к Самире и Зе-Роберту. Но хотя бы один член ее семьи был готов ее поддержать и не обвинять во всех грехах…это невольно утешало, как и крепкие теплые объятья понимающей сестры.

— Сеньор Рашид, — в кабинет заглянула секретарша. — Я могу идти?

Саид посмотрел на подчинённую со смесью удивления и непонимания, ведь рабочий день давно закончился, и мужчина думал, что в здании остался только он и несколько охранников.

— Конечно, — кивнул он.

— До завтра, — улыбнулась женщина, прощаясь и не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.

Рашид же снова отвернулся к окну, рассеянно наблюдая за панорамой вечернего Рио. Он не любил этот до сих пор чуждый ему город — слишком много тот отнял у него, но с каким-то мазохистский упрямством, продолжал в нем жить. Налаженные контакты, деловые связи, уверенность в будущем, своем и своих детей, как он мог это все бросить? На кого оставить?

И вот сегодня даже эта уверенность в завтрашнем дне пошатнулась и стала уходить из-под ног зыбучим песком. Что ему делать с Хадижей? Как поступить с непокорной дочерью, что чуть не опозорила их семью?

Расчетливый разум требовал либо увести ее в Фес к дяде Абдулу, или хотя бы к дяде Али, выдать замуж, пока глупая девчонка не натворила еще больше бед, а сердце заново пронзала уже знакомая, но, несколько, видоизмененная боль: это же его принцесса, его родная Хадижа!

Сидеть дальше в опустевшем офисе не было смысла. Ехать домой, чтобы с головой окунуться в атмосферу разлада и еще большего уныния… казалось отвратительным. В данный момент чувства были сродни чувствам самоубийцы. Нет, он, конечно, поедет домой, но позже, когда мобильный начнет разрываться от встревоженных звонков Раньи. Как всегда.

А сейчас Саид просто сел в автомобиль и приказал водителю ехать прямо. Дорога сама вывела машину на одну ярких от неоновых вывесок, никогда не спящих улиц. Взгляд невольно выхватил вывеску с до боли знакомой надписью «Нефертити».

— Останови возле клуба, — приказал Саид.

Водитель послушно притормозил у входа.

— Ас-саля́му але́йкум, Саид, — поприветствовал его хозяин, как только увидел его в толпе посетителей.

— Уа-але́йкуму с-саля́м, Зейн, — обнял мужчина друга.

— Что привело тебя сюда? — спросил Зейн, обведя рукой зал, снова обрётший декорации волшебного, чарующего Египта.

— Дорога, — пожал плечами мужчина.

Зейн, видя настроение друга, похлопал того по плечу:

— Пойдем в мой кабинет? Мне недавно привезли прекрасный марокканский кофе.

— Да, — согласно кивнул мужчина. Им уже давно нужно поговорить.

— Так, что случилось? — спросил Зейн, когда они оба уже сидели в кабинете, медленно вдыхая пряный аромат горячего тягучего напитка.

— Хадижа, — вымолвил одно слово Саид.

Зейн сразу помрачнел:

— Я видел, что произошло на празднике, — перед глазами мужчины вновь пронеслась та сцена, когда наглый мальчишка, буквально подтащив Хадижу к себе, насильно поцеловал ее.

И тогда, и сейчас большие ладони мужчины сжались в кулаки. На празднике он просто не успел вмешаться, когда Самат пристал к Хадиже — Зейн, как раз направлялся в кабинет и краем глаза увидел их ссору, а потом туда набежало столько народу, что его присутствие казалось лишним, еще более компрометирующим и без того растерянную девушку.

— Я знаю, — кивнул Саид, — Хадижа говорила.

— Готов поклясться, что он все подстроил, чтобы все увидели, — фыркнул Зейн, — но доказательств у меня нет.

— Это уже неважно. Вчера Жаудат, с сыном и женой, приходил свататься, — сделав небольшой глоток кофе, сказал Саид.

— И? — Зейн откинулся в кресле, в попытке не выглядеть таким заинтересованным, но сердце гулко застучало, неумолимо увеличивая ритм.

— Хадижа… — Саид глубоко вздохнул.

У него язык не поворачивался рассказать обо всем произошедшем, но, с другой стороны, мужчина чувствовал, что если не выговорится, то голова просто разорвется от объема кипящих в ней мыслей и переживаний. А с кем, как не лучшим другом, пусть с которым и не общались долгих пять лет, можно поделиться наболевшим. Прекрасно зная, что сказанное сегодня в этой комнате, тут и останется.

— Она вчера, бросив подаренное ей украшение, заявила Самату прямо в лицо, что не невинна, — закончил фразу Саид.

Зейн закашлялся, подавившись кофе:

— Она это сделала?!

— Да! Я думал у дяди Абдула случится сердечный приступ, а Назира так кричала на весь дом, что не услышал разве, что глухой.

— Никогда бы не подумал, что она на такое решится, — взгляд Зейна остановился на карандашном портрете, занявшем свое место на стене в красивой, изящной рамке.

Он вспомнил, как Хадижа смущалась, даря ему этот подарок, казалось, она и двух слов связать не могла не покраснев, а тут…

— Как ты думаешь, это правда или уловка? — спросил египтянин.

На ум вдруг пришло воспоминание, как Жади пыталась опоить его в их брачную ночь. Если в Хадиже есть хоть малая часть хитрости её матери, то она способна наговорить и не такое, чтобы избавиться от нежеланного жениха.

— Сложно сказать… с ее жизнью на западе, — покачал головой Саид, — но если уловка, то она не удалась. Жаудат сегодня позвонил мне и сообщил, что его сын не изменил своему намерению жениться, но позволяет и другим женихам свататься к невесте.

— Настырный гадёныш, — зло прошептал Зейн, — Саид, ты же понимаешь, что он совершенно не подходит Хадиже? Ни к сегодняшней Хадиже, уж точно.

— Думаешь, я сам этого не понимаю?! — чашка с остатками кофе жалобно звякнула, столкнувшись с фарфоровым блюдцем, — Я прекрасно знаю семью Абу Аббас и устои, что царят в их доме. Но просто так отказать… Это может поставить крест не только на будущем Хадижи, но и всей моей семьи.

Оба мужчины замолчали. В возникшей тишине, стали слышны мотивы восточной музыки из зала, шум шагов и хлопанье массивных дверей. Время текло, как вода, или как песок сквозь пальцы и не жалело никого, записывая все наши поступки и их последствия в своей нетленной памяти. Зейн снова посмотрел на искусный рисунок. Он казался самым теплым, самым живым, что было в этом холодном кабинете, где он практически жил. Пять лет. Пять лет, как он неожиданно для самого себя согласился на женитьбу, пусть и фиктивную. Пять лет с того времени, как он впервые по-настоящему влюбился и был впервые отвергнут в ответном чувстве.

Что было потом, после Жади?

Горечь от потери. Боль разбитого сердца, попытки забыться в объятьях других, ничего не значащих прекрасных мотыльков, что летали вокруг. Они и сейчас были здесь, лишь махни рукой, но не это ему было нужно.

— Что, Зейн, неужели опять?! В ту же реку?! — с сомнением спрашивал голос внутри, — Все может повториться, — предупреждал он.

И пусть. Судьба не пишется нами. Она создается Аллахом на Небесах.

— Саид, — голос предательски охрип.

Мужчина поднял на Зейна вопрошающий взгляд.

— Выдай за меня Хадижу, — на выдохе продолжил Зейн, ожидая удара в челюсть и громкого хлопка двери после своих слов.