Рисунок по памяти

Восьмая глава

Неделя подходила к концу. Хадижа уже окончательно освоилась в классе, общаясь, в основном, с Эми и Сабирой. Изредка к ним присоединялись ещё две девушки из мусульманских семей. Бразильские же ученики перекидывались время от времени парой фраз, но не слишком интересовались одноклассницами, которым нельзя ходить в ночные клубы и на пляжные вечеринки. Самат, к облегчению Хадижи, не появлялся в эти дни в школе, но его сестренка довольно часто упоминала брата в разговорах. Из-за возможности встречи с ним не хотелось посещать их дом. Кроме того, новая подруга иногда была просто невыносима.

Сабира обожала хвалиться, если не сказать, хвастаться, чем-то новым, будь то украшение или наряд. Девушка любила привлекать к себе всеобщее внимание и восхищение — завистливые взгляды в ее сторону доставляли ей удовольствие.

— Когда же ты приедешь, ко мне в гости? — вздохнула одноклассница. — Я бы показала тебе все мои украшения. Некоторые отец заказывал специально для меня у лучших ювелиров Марокко.

— Прости, Сабира, но, может, вы с Эми придёте ко мне? — предложила Хадижа.

Одноклассница на минуту задумалась:

— Хорошо, может быть сегодня, — пожала она плечикам. — Только надо предупредить отца и брата.

— Ладно, — согласилась Хадижа.

После школы, позвонив отцу, Сабира отпросилась, и вот они втроем приехали в дом семьи Рашид. Сабира с восхищением осматривалась вокруг. В гостиной сидели Ранья и Зулейка с детьми.

— Салам Але́йкум, да принесет Аллах свет и благополучие в этот дом, — воздев руки к небу, поприветствовала она женщин.

— Алейкум Салам, да благословит тебя Аллах, — поприветствовала в ответ Зулейка, с интересом рассматривая гостью.

— Меня зовут Сабира Абу Аббас, я одноклассница Хадижи, — представилась девушка.

— Приятно познакомиться, Сабира, — улыбнулась Зулейка.

Ранья же демонстративно игнорировала и Хадижу и ее подруг — она взяла за руку Мунира и повела его в сад.

— Пойдем, мой хороший, — шептала она упирающемуся мальчишке, которому любопытно было посмотреть, с кем пришла старшая сестра.

Зулейка поморщившись, посмотрела вслед ушедшей женщине. Ранья вела себя как великовозрастный ребенок, но что-то выговаривать первой жене Саида совсем не хотелось.

— Хотите чаю, сладостей? — взяла на себя роль радушной хозяйки вторая жена Саида.

— Да, пожалуйста, пусть принесут в мою комнату, — кивнула Хадижа.

Девушка повела подруг наверх.

— Красиво, — огляделась Сабира, трогая полог кровати, рассматривая обстановку. — Хотя подушек можно было и побольше.

Она по-хозяйски подошла к двери в гардеробную:

— Какие замечательные наряды! — девушка сняла одно из платьев и, приложив к себе, покрутилась вокруг. — А платки! — ахнула Сабира. — Почему ты их не носишь?

Хадижа подала плечами:

— Эти платки принадлежали моей матери.

Их принесла Ранья вместе с двумя нарядами для танцев, тоже когда-то принадлежащих Жади.

— А где твоя мама? Она в Фесе? Или твой отец развелся? — повесив платок на место, спросила гостья.

— Она погибла в аварии пять лет назад.

Услышав это, Сабира побледнела, а Эми поникла.

В комнате повисло тяжёлое молчание. Девушка вышла из гардеробной.

— Я тебя понимаю: моя мама тоже умерла, — ее звонкий голос стал тихим и глухим.

Она села на пуфик возле туалетного столика. Обвела взглядом стоящие на столешнице украшения, косметику и наткнулась на рамку с фотографией очень красивой женщины.

— Это она?

— Да, — также шепотом ответила Хадижа.

— Красивая. А у меня нет ни одной фотографии мамы.

— Почему? — полюбопытствовать, до этого молчащая, Эми.

— Лара Таджия — первая жена отца — велела убрать все фотографии, — безэмоционально ответила Сабира, просто констатируя факт. — Она говорит, что так отцу легче было пережить произошедшее.

Хадижа закусила губу. Она понимала подругу, возможно, не в полной мере, но, если бы ей Ранья запретила рисовать маму, или забрала фото… Слишком жестоко.

— Ты ее совсем не помнишь?

Сабира же глубоко вздохнула, качая головой, стараясь удержать рвущиеся наружу рыдания. Большую часть ее жизни она практически не говорила о матери, разве что с братом и, увидев сейчас участие и интерес во взгляде подруг, начала рассказывать:

— Я плохо помню тот день, в отличие от Самата. Моя память была более милостива. Нам было по семь лет. Помню только, что был очень жаркий день, и мы гуляли в саду.

Сад был великолепен. Это было произведение ландшафтного искусства: изумрудно-зеленая трава, многочисленные клумбы и кусты, фруктовые деревья и большой фонтан. Именно таким Сабира представляла волшебный сад возле дворца падишаха, в сказках, что читала ей мама. Девочка знала, что этот сад отец разбил для ее мамы, ведь она, хоть и была самой младшей, третьей женой, для мужа являлась самой красивой и любимой. Они часто все вместе гуляли здесь, смеясь и играя. Сабира была самой счастливой девочкой во всем Фесе, шагая рядом с мамой, отцом и братом. Но сегодня отец уехал на работу, и девочка скучала.

Она играла в куклы на небольшой поляне, представляя себя, в очередной раз, принцессой за которой вот-вот прилетит на ковре-самолете красивый и богатый падишах. Девочка украдкой смотрела в сторону подвесных качелей, на которых сидела мама, читая книгу. Рядом бегал Самат, играя в отважного воина, размахивая игрушечной саблей.

Все произошло в один миг. Вот мама, улыбаясь ей, встаёт с качелей и вдруг хватается за сердце. Ее качает, и она открывает рот, то ли в попытке вздохнуть, то ли в немом крике. Женщина начинает медленно оседать на землю. Самат, стоящий рядом, отреагировал мгновенно, бросая игрушку и стараясь подхватить мать.

— Сабира, беги за помощью! — закричал он, держа голову матери на своих коленях.

И Сабира побежала. Побежала быстрее, чем когда-либо. В саду собрались все слуги и две первых жены отца. Послышались звуки сирены, но было уже поздно.

Самат так и сидел, удерживая голову матери на коленях, и через всхлипы уговаривал маму открыть глаза, но женщина уже ничего не услышит. Мальчика буквально оттащили от умершей. Все были шокированы и напуганы.

В последующие дни дом погрузился в оглушающую тишину. Не слышен был больше смех, затихла музыка, и двое детей лежали на огромной постели в попытках уснуть. Им нельзя было плакать: нельзя тревожить покой умерших, — , но Сабире так хотелось, что слезы сами катились по бледным щекам. Тихие всхлипы были еле слышны. Самат лежал рядом, молча, не шевелясь, и лишь сильнее сжимал ладонь сестры.

— Нас с братом вырастила Зухра — вторая жена отца. Она старалась, как могла, заменить нам мать.

— А первая, как ее? Таджия? Это ведь она запретила фотографии вашей матери, — фыркнула Эми.

— Лара Таджия очень властная, но умная женщина, — заступилась за свою мачеху Сабира. — Благодаря ей в нашем доме всегда покой и порядок. Говорят, она из королевского рода.

— Все равно это слишком жестоко: лишить ребенка любой памяти о матери, — не унималась Эми.

Сабира пожала плечами. Ее лицо снова стало печальным:

— Однажды отец сказал, что я очень похожа на нее.

— Хочешь, я напишу твой портрет? — спросила Хадижа, у которой до сих пор перед глазами стоял образ маленького мальчика, держащего на руках умирающую мать.

Сейчас она готова была пожалеть Самата. Пережив такое, нельзя остаться прежним. Даже она, не помнящая ни мать, ни того, как произошла авария, ощущала, что в ней

что-то сломалось.

— Ну, я не знаю, — засомневалась Сабира.

— Хадижа прекрасно рисует, — прорекламировала подругу Эми, — Соглашайся.

— Ну, хорошо, — кивнула Сабира.

Тут в дверь постучались. После разрешения в комнату вошла служанка с подносом, на котором стояли сладости и чай.

— Спасибо, Фатима, — поблагодарила служанку Хадижа, как только та все расставила.

— Если нужно будет что-то ещё, только позовите, юная госпожа, — поклонившись, ответила та.

— Попьём чай и начнем рисовать, — сказала Сабира, казалось, уже полностью пришедшая в себя после исповеди, и снова надевшая маску восточной принцессы.

— Как скажешь, — улыбнулась Хадижа.

Девушку больше не раздражала эта манера маленькой хозяйки всего и вся. Кто знает, если бы мама не увезла ее из дома, и не случилось той аварии, то и она сама была бы такой же маленькой принцессой в своем дворце.

Вся большая семья Рашид сегодня собралась под одной крышей в доме Саида. Сам Саид в сопровождении дяди Али уехал встречать Назиру и дядю Абдула, прилетавших утренним рейсом.

Хадижа стояла возле зеркала в полный рост, придирчиво рассматривая себя. На ней была юбка в пол и свободного покроя туника, скрывающая грудь и руки. Ничего не могло бы оскорбить истинного мусульманина в ее наряде, разве что отсутствие хиджаба, но дома, в кругу семьи, носить его не было никакой надобности.

Ещё утром, надевая этот наряд, девушка не сомневалась в своём выборе, но стычка с Раньей поселила страх в душе Хадижи.

С самого утра все были в волнении и радостном предвкушении. Дядя Абдул не был в Рио пять лет, с пропажи Хадижи, а Назиру три года назад выдали замуж за достопочтенного купца Джафара, живущего в Марокко. С тех самых пор сестра не виделась с братьями. После завтрака Саид собирался поехать к Мохаммеду за дядей Али. Мужчина был задумчив, то и дело поглядывая на старшую дочь. Когда же Ранья, как обычно, подошла к мужу попрощаться и пожелать хорошего дня, тот лишь мельком взглянул на жену и, потрепав по голове сына, ушел.

После такого холодного прощания Ранья, конечно, была вне себя от ярости и, поравнявшись с падчерицей на лестнице, сильно сжала ее руку.

— Это ты вносишь раздор в этот дом, — зло зашипела она.

— Я? — непонимающе смотрела на женщину Хадижа.

— Думаешь, почему твой отец был таким недовольным за завтраком?! Он размышлял, что скажет дядя Абдул, увидев тебя, не пойми где воспитанную. Такая же распущенная как… — женщина замялась, словно подыскивая правильное сравнение. — Как все эти западные люди.

— Я не делаю ничего плохого, — вырвала руку из хватки мачехи девушка.

— Да, конечно, — язвительно проговорила Ранья. — Всего лишь не носишь платок и держишь у себя такие книги… О, Аллах, ты позор этой семьи. Я надеюсь, сид Абдул заберёт тебя в Фес. Он уж точно не будет с тобой так покладист, как…

Хадижа не стала дослушивать, вбежав в свою комнату, и вот теперь стояла перед зеркалом в гардеробной.

Взгляд девушки упал на один из платков, что висели на специальных крючках. Внимание привлек зелёный хиджаб по краям оплетенный золотой нитью. Хадижа осторожно взяла его в руки. Материал был полупрозрачным и очень гладким на ощупь. Она глубоко вздохнула и накинула платок на себя.

Хадижа всматривалась в собственное отражение и даже могла сказать, что платок ее нисколько не портил, даже наоборот, создавал ореол какой-то таинственности. Она даже могла сравнить себя с образом матери, что так старательно выводила в альбоме. Чем пристальней она всматривалась в отражение, тем сильнее начинало нарастать напряжение. Очертания комнаты словно стерлись, оставляя лишь манящую куда-то вдаль гладь зазеркалья. Там, в этой глубине, Хадиже чудились силуэты. Девушка словно впала в транс. Перед глазами проносились какие-то бессвязные мельчащие картинки, все кружилось, но звуки… Пугающе отчетливый визг тормозов и звон разбивающегося стекла, а еще голос, знакомый и незнакомый одновременно.

— Осторожно! — крик возник в голове, отдаваясь болью, но воздуха ее лишил тот же голос, только едва доходивший до шёпота, и обращён он был уже точно к ней, — Хадижа, принцесса моя, прости меня. Да сохранит Аллах тебе жизнь…

Девушка сорвала с себя платок, соскользнула на пол рядом с зеркалом, не в силах отдышаться. Она почувствовала, как что-то щекочет верхнюю губу, поднесла пальцы, увидела кровь.

Стук в дверь заставил Хадижу вздрогнуть.

— Юная госпожа, ваш отец с гостями уже подъехал, — услышала она голос служанки.

— Я сейчас спущусь, Фатима, — отозвалась Хадижа, чтобы сердобольной женщине не пришло на ум войти и застать ее в таком состоянии.

Шаги за дверью затихли. Хадижа посмотрела на своё отражение. Бледная, с кровавыми разводами под носом, пожалуй, если она явится в таком виде, то тут же будет отправлена в лучшую больницу Рио. Нужно было срочно привести себя в порядок. Девушка поднялась на ноги. Ее немного качало, голова кружилась, и в ней словно заработали маленькие молоточки. Подобрав платок, откинутый в сторону, девушка прошла в ванную. На платке теперь была большая дыра: видимо, девушка так яростно стаскивала его с себя, что нежная ткань не выдержала. Рука Хадижи дрогнула над мусорным ведром: все же этот хиджаб принадлежал матери — она отложила платок в сторону. Умывшись, причесавшись и убедившись, что выглядит уже не так ужасно, Хадижа вышла из ванной и направилась к двери.

Внизу уже были слышны радостные возгласы и приветствия. Девушка в нерешительности замерла на ступенях лестницы. Хадижа глубоко вздохнула, вслушиваясь в разговоры, но понимая, что дальше тянуть нельзя, стала медленно спускаться.

— А вот и моя принцесса, — первой увидела вошедшую в гостиную девушку и направилась к ней, чтобы заключить в объятья, незнакомая женщина.

Хадижа на автомате приняла его.

— Дай я на тебя посмотрю, — отстранила девушку от себя незнакомка. — Какой же красавицей ты выросла! Я понимаю, что ты меня не помнишь, но я твоя любимая тетя Назира.

— Назира, не смущай Хадижу, — вмешался Мохаммед.

— Все как всегда, — уперев руки в боки, недовольно посмотрев на брата, возмутилась женщина. — «Назира, не делай того!»! «Назира, не ходи туда!» Прошли те времена, братец, когда Назира была словно служанка в твоем доме! Теперь Назира живет как королева! — женщина демонстративно подняла голову вверх, на ее шее висело массивное золотое ожерелье. Руки тоже были унизаны золотыми браслетами и кольцами — да все ее одеяние было вышито золотыми нитями, — Хвала Аллаху! Джафар относится ко мне тем уважением, которого я была достойна всегда, — закончила свою тираду женщина.

— Хвала Аллаху, — воздела руки к потолку Латифа, видимо, вспомнив то веселое время, когда старшая сестра мужа жила с ними под одной крышей.

Купец Джафар Файруз посватался к Назире два года назад. Он был не молод, но довольно представителен, а главное: богат и уважаем. Мужчина, похоронивший любимую жену и оставшийся с двумя детьми, искал не молодую женщину для еще одного наследника, а мудрую хозяйку, способную помочь воспитать ему двух малолетних сыновей.

Повозмущавшись больше для вида, Назира все же согласилась, увидев, что в подарок будущий муж прислал богато украшенное колье. С тех пор воспитывала и наставляла на путь истинный Назира уже детей Джафара, а Саид и Мохаммед могли облегченно вздохнуть, сняв с души груз невыполненного долга перед старшей сестрой. Хотя всегда понимали, что найти для нее мужа было так тяжело не столько из-за того, что сестра положила всю молодость на воспитание братьев, сколько из-за ее характера.

Никто не обратил особого внимания на монолог Назиры, но это дало Хадиже передышку и время поприветствовать тетю Латифу и Зорайде. На другой стороне комнаты с отцом и дядей Али разговаривал мужчина в странном одеянии, напоминающем халат, и в ярко-красной феске.

Сердце девушки пропустило удар, а ладони вспотели, когда она поняла, что это и есть дядя Абдул. Мужчина, видимо, почувствовав ее взгляд, обернулся. По возрасту он был ровесником сиду Али. Мужчина, прищурившись, размашистым шагом направился к ней. Хадижа заставила себя оставаться на месте.

— Хвала Аллаху! Он вернул тебя в родной дом, — мужчина обхватил голову девушки, заставив чуть склониться, и запечатлел на ее лбу поцелуй. — Твои волосы, — длинная прядь задержалась на руке старика. — Они так посветлели. Помню, в детстве они были намного темнее.

— Они обесцвечены, — ответила Хадижа.

Лицо дяди Абдула тут же помрачнело. Он отступил от девушки, качая головой:

— Аллах создал нас такими, какими хотел видеть! Изменять свою внешность — это блажь и неуважение к Создателю. Только испорченные западные люди стремятся изменить что-то в том теле, какое им дал Аллах! Ты же не такая? — он испытывающе посмотрел на нее.

Хадижа вся напряглась под этим строгим взглядом:

— Нет, конечно, нет, — замотала она головой.

— Вот и славно, — улыбнулся старик. — Ты часто открываешь Коран? Читаешь? Молишься?

Девушка вздрогнула и с испугом посмотрела за плечо дяди Абдула, где стояли отец и дядя Али. Их лица выражали такой же испуг.

С тех пор, как Хадижа вернулась в родной дом, ей сложно было привыкнуть к другой стране и к другим обычаям. Она уяснила правила, но никто не заговаривал с ней о религии. В общем и о том, что она должна молится и изучать Коран. В приюте их каждое воскресение водили на службу в ближайшую церковь. Как и остальные воспитанники, она в пол-уха слушала речь пастора, вешающего с кафедры, стараясь не начать клевать носом. Но верила ли она в Бога?

Хадижа помнила тот день, когда, очнувшись в больнице и узнав, что произошло, по разговорам жандармов поняла, что в машине была ее мать. Девочке хотелось заполнить то чувство пустоты и растерянности, в котором она пребывала. Она спросила о женщине, о имени, о личных вещах, о могиле. Имени никто не знал, уцелевшие при взрыве автомобиля вещи приобщили к делу в качестве улик и отдавать не имели права, а могилы просто не было — останки кремировали.

Девушка с отчетливой ясностью помнила, как лежала в больничной палате, рассматривая потолок, и как нянечка, ухаживающая за ней, благодарила Господа, что тот сохранил малышке жизнь, а Хадижа думала, что не хочет благодарить и даже верить в Бога, который был настолько жесток, что отобрал у нее все.

Даже память.

С того самого дня Хадижа к вопросам веры не возвращалась, и теперь стояла, растеряно хлопая глазами, не зная, что ответить.

— Абдул, — вмешался Али. — Ты же знаешь о беде, что приключилась с Хадижей. Врачи строго-настрого запретили ей перенапрягаться.

— Ой, Али, — прищурился собеседник. — С каких пор знание и соблюдения законов Аллаха считается непосильным трудом? Кто не признает Аллаха в этом мире, не узнает его в другом! — голос старика звенел от возмущения, а рука с поднятым вверх пальцем дрожала, — Кто не следует предписанием Пророка, не заканчивает хорошо! Вспомните хоть Жади. Она забыла о вере, скатившись в разврат, и Аллах наказал ее!

Слова о матери пощечиной ударили по Хадиже. Дядя Абдул распылялся все больше, словно вещая с трибуны, а девушке хотелось зажать уши, чтобы не слышать всей этой гневной тирады. Она почувствовала, как ее начинает трясти, а на глаза наворачиваются слезы, и до того, как кто-то успел ее остановить, девушка бегом устремилась наверх.

Хадижа не знала, прошло пять минут или полчаса, но в дверь постучали.

— Войдите, — разрешила она, садясь на постели.

В комнату вошел дядя Али.

— Могу присесть? — указал он на место рядом с ней.

— Конечно.

— Не обращай внимания на слова дяди Абдула. Он стар и мудр, но с тем же самым слишком старомоден и фанатичен. Он кроит мир по старым меркам, не замечая, что тот изменился. Вот, — мужчина протянул ей книгу в красивой обложке. — Это священная книга Аллаха, Коран. Ты можешь читать ее. Можешь выучить наизусть от корки до корки, но это не сделает тебя истинно верующей, пока ты не поверишь тем словам, что написаны в ней. Ты веришь?

— Не знаю, — честно призналась Хадижа, — Мне хочется верить. Ведь если где-то там нет никого, а после смерти нас ждет лишь могильная тьма — это страшно.

— Что ж, желание верить — это уже начало, — улыбнулся, приобнял девушку дядя Али, — Аллах вернул тебя нам, и Он же укажет тебе правильный путь.

Он замолчал, рассматривая многочисленные рисунки, развешенные на одной из стен. Хадижа тоже молчала. Мудрость и спокойствие дяди Али придавали ей смелости, давали чувство опоры и поддержки. Она привязалась к нему и была благодарна за его внимание и ненавязчивость.

— Дядя Али? — решилась она задать вопрос

— Да?

— А моя мама действительно была такой ужасной грешницей? — она посмотрела на мужчину.

— Нет, моя дорогая. Твоя мама просто искала свой путь. Она совершала ошибки…но все мы совершаем ошибки. Аллах милостив и к заблудшим овцам.

В глазах старика появились слезы. Он любил Жади, как дочь. Несмотря на то, что с появлением этой девушки буря и грозы поселились под его крышей. Сид Али винил, не мог не винить, себя за то, что не уберег ее. За то, что в какой-то момент был так же глух и слеп, как Абдул. Что Аллах не наделил его мудростью.

— Дядя Али, я Вас расстроила? — растерялась Хадижа.

— Нет, дорогая, все хорошо, — улыбнулся он ей. — Но, думаю, нам стоит вернутся к гостям. Назира очень скучала по тебе, да и Абдул. Не волнуйся, он слишком стар и уже истратил весь свой пыл. Просто он переживает за тебя, как и мы все.

— Да, наверное, — поднимаясь на ноги и одергивая юбку, ответила Хадижа. — Большая семья — это трудно, я просто еще не привыкла. Хорошо, что у меня есть Вы, — улыбнулась она.

— А я как счастлив! Когда ты появилась на свет, я был рад чуть ли не больше, чем твой отец, раздающий золото на Медине.

— Золото?

— Золото, — кивнул дядя Али, открывая дверь и пропуская Хадижу вперед. — Есть такой обычай, когда рождается ребенок…

Остаток вечера действительно прошел без происшествий.