Рисунок по памяти

Тридцать вторая глава

Хадижа крутилась возле зеркала и, мурлыча себе под нос песенку, завязывала волосы в хвост. Девушка ещё раз взглянула на своё отражение и поняла, что не может стереть с лица глупую, широкую улыбку — стоило ей попытаться принять серьезный вид, как губы, словно сами собой, раздвигались.

«Нельзя быть такой счастливой», — всплыла в памяти осуждающая мысль из какой-то книжки.

Хадижа действительно чувствовала себя счастливой, при этом ощущение, от которого кружилась голова, не покидало ее ни на секунду, и от этого действительно становилось немного страшно.

Хадижа взглянула на часы. Если она не поторопится, то опоздает на учебу, и недовольное лицо преподавателя по истории искусств которому сегодня необходимо было сдать курсовую, будет достаточной причиной, чтобы разбавить ее счастье, так что, взяв рюкзак, еще раз проверив, что папка с курсовой на месте, она поспешила вниз.

Взглянув на витые деревянные перила, девушка посмотрела на стоящего внизу и отдающего какие-то распоряжения слугам Зейна, и, закусив губу, решила сделать то, что так много раз видела в романтических фильмах.

— Лови! — крикнула Хадижа, съезжая по перилам вниз.

Зейн вовремя развернулся и подхватил девушку.

— Я решила, что сегодня хороший день, чтобы покататься на перилах, — ответила Хадижа на удивлённый взгляд мужа.

— А если бы я не успел тебя подхватить? — чуть нахмурился Зейн.

— То я бы упала на тебя, что тоже смягчило бы мое падение, — улыбнувшись пожала плечами Хадижа. — А вообще быть такого не может, что ты меня не подхватил бы. Я тебе доверяю.

Зейн слегка вздрогнул и, Хадиже показалось, что чуть сильнее сжал ее талию. Почему-то слова о доверии действовали на мужа ощутимее, чем фразы о любви, что сами собой срывались с губ Хадижи во время их страстных ночей.

Сам же Зейн, казалось, никогда прямо не говорил о любви, но любое его прикосновение, взгляд, объятье были, какими-то особенными, словно пронизанными этим глубокии чувством, а потому Хадижа не требовала слов — даже больше, они не были ей нужны вовсе. Встав на цыпочки, она поцеловала мужа в щеку по-детски невинным поцелуем и уже хотела отстраниться, как мужская ладонь не дала ей этого сделать — губы поймали губы, пленяя их страстным поцелуем.

— Нам пора, — прервав поцелуй, прошептала Хадижа.

— Да, — выпуская жену из своих объятий и, отходя на несколько шагов, чтобы открыть дверь, произнёс он.

Автомобиль уже ждал их на подъездной дорожке. Хадижа устроилась на заднем сидении, рядом с Зейном, который сегодня решил воспользоваться услугами водителя. Девушка сняла обувь, залезая на сидение с ногами, и прислонилась к Зейну спиной. Он обнял рукой её талию, украдкой поцеловав в макушку.

— Сегодня занятия заканчиваются раньше, я зайду в квартиру, — переплетая свои пальцы с его, сказала она.

— Хорошо, я пришлю за тобой машину, как только закончу все дела в клубе.

— Я могу доехать на метро, — пожала плечами Хадижа.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты одна ездила по городу, — посмотрев в окно ответил Зейн.

Хадижа обернулась, непонимающе посмотрев на мужа:

— Как хорошая мусульманская жена? — фыркнула она.

— Нет, дело не в этом, просто у меня какое-то нехорошее предчувствие.

— Что все слишком хорошо и скоро что-то случится? — нахмурилась Хадижа, вспомнив и свою утреннюю мысль.

Зейн улыбнулся ей, покачав головой:

— Счастьем нужно наслаждаться, не задумываясь, насколько оно задержится у тебя, — притянув к себе жену так, что она оказалась на его коленях, ответил Зейн.

— Как пожелает мой господин, — Хадижа улыбнулась, нежно обхватывая ладонями лицо любимого, и потянулась за поцелуем.

Когда автомобиль подъехал к воротам Академии, губы Хадижи были слегка припухшими, а резинка, с помощью которой волосы были собраны в хвост, бессовестно сползла. Девушка быстрыми, немного нервными движениями вытащила из рюкзака расчёску и переделала хвост, одновременно обуваясь. Подхватив рюкзак и попрощавшись с мужем, она выскочила из салона, поспешив на учебу, куда все-таки рисковала опоздать из-за утренних

невыносимых пробок.

— Успела, — вбегая в мастерскую, в которой еще не было преподавателя, выдохнула Хадижа и села на свое место.

— Доброе утро, — шепнула ей Оди, слегка стукнув по плечу. — Как я вижу у кого-то оно было особенно добрым, — улыбнулась она. — Смотря в твои сияющие глаза, милая мордашка, я и сама подумываю стать чьей-нибудь женой.

— И тебе доброе утро, — поздоровалась в ответ та. — Неужели, ты готова променять ваши утренние забеги с Луи на мужа?

— Хмм, ты права, — кивнула Одетта.

В чём именно Хадижа оказалась права, так и осталось секретом, — в мастерскую вошел Мерьель и спешно начал лекцию.

— Он выглядит каким-то помятым, — шепнула Одетта, когда был объявлен перерыв.

— Может, всю ночь рисовал, проспал и не успел привести себя в порядок, — предположил Жак.

— Ага, а может не совсем рисовал, — ухмыльнулся Луи, — а проснулся, к примеру, в чужой квартире, вот и не успел заехать к себе побриться и сменить одежду.

— С такой фантазией тебе только книжки писать, — фыркнула Оди. — Хотя в этом, что-то есть, — ещё раз бросила взгляд на мастера она.

— А причем тут мой фантазии? — парировал он. — Всем известно, что Мерьель тот еще Казанова, ни жены, ни постоянной подруги, так множество разных… чтоб я так жил, — завистливо вздохнул Луи.

Хадижа пожав плечами подошла к Мерьелю:

— Мсье?

— Ма… мадемуазель Рашид, — поднял на нее взгляд преподаватель, — что-то случилось?

— Нет, просто… вы не заболели? — непроизвольно осмотрев мужчину с головы до ног, спросила она.

Мерьель проследил за ее взглядом и улыбнулся:

— Спасибо за заботу, юная леди, но я всего лишь плохо спал.

— Простите, — Хадижа почувствовала себя неловко: какое ей в принципе дело до личных дел и здоровья преподавателя.

— Хадижа, — окликнул ее мастер.

— Да?

Мужчина посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом, словно хотел что-то сказать, но потом лишь покачал головой:

— Нет, ничего.

Хадижа пожала плечами, и поспешила за друзьями, которые уже вышли из мастерской.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — выругалась Хадижа, роясь в рюкзаке.

— Боже! — воскликнула Одетта. — Это что должно случиться, чтобы наша принцесса стала ругаться?! Честно, ни разу не слышала, а ты, Жак? — посмотрела она на друга.

— Было пару раз, — пожал плечами парень.

— Я потеряла курсовую, — по второму разу перерыв весь рюкзак, с отчаянием всплеснула руками Хадижа. — Но я точно помню, что взяла ее, — и тут на ее лице возникло выражение догадки. — Она могла выпасть в машине.

— Упс, а машина где? — спросила Одетта.

— Скорее всего, возле «Нефертити», — ответила Хадижа.

— Так курсовую нужно сдать сегодня, желательно не позже трех часов дня. Что будет быстрее: если водитель приедет сюда или если ты поедешь прямо к клубу? — начала рассуждать вслух Оди.

— Зная парижские пробки, скорее, второе, — прокомментировал Жак, наблюдая за бледнеющей на глазах Хадижей. — Хочешь, я съезжу?

— Нет, не надо, — покачала головой девушка. — Я сама. Ни к чему тебе проблемы с мадам Люмьер.

— Ага, старая феминистка сразу невзлюбила всех мало-мальски симпатичных парней, — процедил Луи.

— Ладно, прикройте меня, постараюсь вернуться через час, — застегивая рюкзак и оглядываясь по сторонам, сказала Хадижа, бегом направилась к выходу из Академии.

Зейн занимался документами. Обычная деловая рутина: подписи по накладным, договоры с поставщиками, встречи с арт-агентами и рекламщиками — всё шло гладко, без видимых проблем, но на душе мужчины всё равно было как-то неспокойно; даже вовремя утреннего намаза тревожные мысли не отпускали его. Зейн вышел из своего кабинета, надеясь развеяться. В зале стояла дневная тишина, только тихие разговоры работников да шум уборки.

— Добрый день, — поздоровалась с ним Гарра, сидящая за барной стойкой.

— Добрый день, — кивнул в ответ Зейн, бросив взгляд на пустую сцену, и удивленно поднял бровь. — Гарра, а почему вы не репетируете? Завтра же ваше выступление.

— Это все Намир, — горестно вздохнула женщина. — Он постоянно опаздывает.

Зейн посмотрел на часы, стрелка подходила к двум часам дня:

— Еще есть время для репетиции, но я поговорю с ним, как только он придёт.

— Спасибо, — улыбнулась Гарра, плавно встав со стула, и подошла к Зейну. — Я знаю, вы очень заняты, — опустила она взгляд, — но могу попросить об одной услуге?

— Да, конечно, — посмотрел Зейн на грациозную, изящную словно статуэтка, фигуру женщины в простом темно-синем платье длинной чуть ниже колена.

— У меня не получается одно движение в танце, сколько бы мы с Намиром над ним не бились, я все время сбиваюсь с шага, — покачала головой Гарра и подняла на него тронутый грустью взгляд. — Может, если бы я станцевала этот танец с вами хоть раз, то смогла бы понять, в чем ошибаюсь.

Первым порывом Зейна было отказать, но мужское эго и холодный рассудок, говорили, что помочь Гарре было его профессиональной обязанностью; как хозяин клуба, он должен следить, чтобы всё в «Нефертити» было на высшем уровне: от еды и напитков до Музыки и танцев.

— Хорошо, — согласился он.

Танцовщица, улыбнувшись, подошла к музыкальному пульту и по залу медленно поплыла восточная мелодия. Зейн поднялся на сцену и подал руку Гарре. Первые па танца и Музыка властно подхватила их. Гарра и сама не знала, зачем так опасно, практически в открытую пытается флиртовать с мужчиной, который, можно сказать, буквально отказал ей, и почему всё никак не могла выкинуть из головы этого восточного красавца, пылко танцующего с этой несносной «малявкой», именуемой его женой. Память все время подкидывала ей сцены злосчастного танца: то, как мужские руки властно, с голодной страстью обвивали девичий стан, как вели в танце, вынуждало воспоминания о горькой зависти, почти переросшей в ревность, становиться сильнее — тогда Гарра была невольной свидетельницей произошло после. Он брал эту девчонку прямо там, на диване, в своем кабинете, и их стоны, отчетливо слышные, до сих пор звенели в ушах. Как же в тот момент Гарре хотелось оказаться на месте этой глупышки. И вот сейчас, увидев мужской оценивающий взгляд, она не смогла отказать себе в удовольствии снова попытаться привлечь Зейна своей красотой, хоть на миг почувствовав на себе его руки, пойти за ним в танце, представить себя на месте другой в его постели, а, возможно, и в его полуравнодушном сердце.

Тихие шаги в зале были не слышны, но Гарра заметила девичью фигурку с рюкзаком наперевес. Гадать, кто это, вовсе не приходилось. Злость и ревность снова захлестнули душу, вырывая женщину из мира собственных иллюзий. И тут Гарра, воспользовавшись очередным па и тем, что Зейн находился ко входу спиной и просто физически не мог заметить вошедшую, резко подалась вперед, обхватив затылок мужчины, и впилась губами в его губы, с восторгом ощущая, что он ответил на это внезапное нападение — ответил всего лишь на секунду, чтобы потом довольно грубо оттолкнуть танцовщицу от себя. Удар ударившегося об пол рюкзака в пустом клубе был оглушительно громким даже сквозь стрекочущий шум арабской Музыки.

— Хадижа?! — оглянулся Зейн на звук, увидев спину уже убегающей девушки. — Ты уволена, — зло бросил он Гарре, пускаясь вдогонку за женой.

— Как скажете, господин, — ухмыльнулась танцовщица, чувствуя себя отомщённой за его пренебрежение.

— Стой! — Хадижа почувствовала, как пальцы Зейна сжали ее руку, но не обернулась.

Её била крупная дрожь, а живот свело так, что казалось ее сейчас просто-напросто вывернет наизнанку. Свободной рукой она пыталась хоть как вытереть мешающие обзору слезы, которые снова и снова, как назло, наворачивались на глаза. Девушке хотелось крикнуть, чтобы он отпустил ее, чтобы не прикасался к ней, исчез, испарился — но противный ком мешал не просто говорить, но дышать.

Зейн обошел ее, становясь напротив:

— Хадижа, она сама поцеловала меня.

Девушка лишь упрямо замотала головой, не желающая слышать оправданий. Перед глазами возник совсем недавний вечер и его тёплые, впечатавшиеся в память лова:

«Ты лучшая, самая желанная и соблазнительная танцовщица, единственная, с кем мне хочется танцевать».

Ложь. Сердце больно кольнуло, казалось, еще миг — и она взвоет.

— Хадижа, посмотри на меня, — попросил Зейн.

Она лишь сильнее замотала головой, наклоняясь ниже, пытаясь вывернуться, а когда пальцы мужа осторожно взялись за ее подбородок, отшатнулась и со злостью вцепилась мужчине в палец, почувствовав соленный привкус крови на языке.

— Ты обещал, — голос был хриплым.

— Хадижа, поедем домой, поговорим. Я знаю, что обещал, и знаю, что виноват, но Дафин ничего не значит, она сегодня же уйдет из клуба, — Зейн попытался обнять её за плечи, но Хадижа отступила, словно обжегшись, наконец, посмотрев ему в лицо. Взгляд был полон злобы и боли, и казалось, дай ей в эту минуту нож, то он тут же пошел бы в дело.

— Я не поеду туда. Я не хочу с тобой никуда идти, — четко произнесла она. — Отпусти меня.

— Хорошо, — вздохнул Зейн, прекрасно видя, в каком состоянии находится Хадижа. — Давай, машина отвезет тебя в твою квартиру? — делая особый упор на слове «твою», предложил он.

Секунда размышлений и согласный кивок. Хадиже сейчас хотелось спрятаться в самой темной и глубокой пещере, чтобы выплакать, вырвать всю эту боль из души, из сердца, из самой сути своего существа и забыться, будучи одной, — и лучшего место ее оглушенный увиденным мозг придумать уже не мог.

Хадижа на негнущихся ногах дошла до автомобиля, где ее уже ждал водитель, в поисках которого она и вошла в клуб. Темнота заднего сидения, хлопок двери и мягкое движение начавшей движение машины. Хадижа не смотрела в окно, она рассматривала салон, где всего лишь несколько часов назад она сидела в этой же машине и была абсолютно счастлива.

— Так не бывает, — прошептала она, натыкаясь взглядом на черную папку с курсовой работой, что упала на коврик автомобиля.

Хадижа подняла ее, сжимая до боли в пальцах, и легла на сиденья, наконец, давая волю слезам.

Мерьель плотнее закутался в плащ, посмотрев на ночное пасмурное парижское небо, с которого сыпал мелкий, холодный дождь. Он ненавидел такую погоду, ненавидел быть на улице в темное время суток, но сегодня выбора не имел. Самат Абу Аббас прилетал ночным рейсом, и его нужно было встретить; именно поэтому Джабир сейчас, стоя у здания аэропорта, мысленно ругался на неистовствующую погоду.

Мужчина никогда не видел своего дальнего родственника и уже подумывал, что зря не написал табличку с фамилией, какие обычно бывают у встречающих, и с кропотливым вниманием выхватывал лица молодых людей из толпы выходящих.

— Салам Алейкум, сид Мерьель, — услышал он позади себя.

Обернувшись, он увидел перед собой молодого человека, до неприличия похожего на своего отца.

— Алейкум Салам, Самат, — ответил он. — Добро пожаловать в Париж.

— Рад, вас, наконец, увидеть лично, — доброжелательно улыбнулся он.

— Париж не балует теплом, — поежился Мерьель, — предлагаю переместиться в более теплое место. Я знаю поблизости неплохую гостиницу, вы бы спокойно могли снять там номер.

Самат поморщился, услышав о гостинице, но спорить не стал. В голове молодого человека крутилась только одна мысль, о Хадиже, а потому он, как можно быстрее пошел следом за Мерьелем, чтобы остаться с ним тет-а-тет и расспросить о девушке.

— Вы видели ее? — спросил Самат, как только закрыл за собой дверцу автомобиля.

— Конечно, — кивнул мужчина, заводя машину и выруливая со стоянки. — Она была сегодня на занятиях, правда, ушла раньше обычного, — нахмурился Мерьель.

— А вы?

— Не сказал ли я про ваш приезд? — посмотрел на родственника Джабир. — У меня была такая мысль, — на этой фразе у Самата замерло сердце, — но я решил этого не делать. Если мадемуазель Рашид решила скрыть ото всех свое семейное положение, то разговор о личном смутит и напугает ее, во всяком случае, пока я сам не узнаю всей истории, — Мерьель многозначительно посмотрел на родственника.

Самат понял, что от него ждут откровений. Он резко выдохнул, словно собираясь с духом, и начал рассказывать, как увидел красивую и гордую Хадижу и в тот же миг решил, что новая одноклассница станет его женой, но вот в его версии событий она не сама отказала ему, а её строгий отец — Саид Рашид, рассорился со старшим Абу Аббасом и разорвал помолвку между уже влюбленными друг в друга молодыми людьми. И чтобы дочь и думать забыла про неугодного жениха, выдал ее поскорее за своего друга: жестокого, погрязшего в грехе и годящегося девушке в отцы, — Зейна Шарифа.

— Эти месяцы я как мог старался смириться, отпустить ее, вырвать из своего сердца, — смотря прямо перед собой, на освещаемое фонарями и фарами автомобиля шоссе, произнес Самат, и его ладони сжались в кулаки. — Я молился Аллаху, чтобы Он дал мне сил забыть ее, но вместо этого Он напомнил мне о вас, и о том, что Хадижа мечтала учиться в Париже.

Не поверить Самату было практически невозможно — при том, все эмоции молодого человека были вполне искренними и понятными Мерьелю, так что подвох замечен не был.

— Так когда вы сможете устроить нам встречу? — спросил Самат с интонацией страдающего Ромео.

— Встречу? — нахмурился Джабир, задумавшись. — После того, что ты рассказал, боюсь, что встреча будет небезопасной для вас двоих. Через два дня она должна показать мне свою работу на конкурс, я попрошу ее приехать ко мне в студию, и там поговорю без лишних ушей.

Самат, вздрогнув, посмотрел на мужчину. Такой расклад молодого человека не устраивал. Он думал, что, рассказав жалостливую историю двух разлученных влюбленных добьется, чтобы Мерьель привез его к Хадиже или, в крайнем случае, Хадижу к нему. Он прекрасно понимал, что, как только девушка услышат его имя, то тут же поспешит под крыло мужа, отца и всех многочисленныж родственников. Нет, этого нужно было избежать любым способом, но и затягивать свидание с «любимой» также было нельзя.

— Я не могу ждать долго, — слегка повысив голос, ответил Самат. — Обратно, в Каир, меня ждут через пять дней.

— Но пять не два, — пожал плечами художник. — Во всяком случае, сегодня я уже не могу вам ничем помочь. Мы приехали, — автомобиль заезжал на стоянку около гостиницы.

Самат приказал себе успокоиться — если он начнем что-то требовать, то быстро потеряет доверие почти незнакомого родственника, а этого ему сейчас нужно было избежать любым способом.

— Простите, сид Мерьель, я слегка погорячился, — поспешил извиниться Самат.

— Понимаю, — кивнул мужчина, — но иногда сердце не лучший советчик, особенно, в делах, что требуют терпения и осторожности.

— Да, конечно, — смиренно склонил тот голову.

— Пойдемте заселять вас в номер, — вздохнул Мерьель. — Не знаю, как вам, а мне необходима чашка горячего кофе.

Самат молча последовал примеру хозяина машины и вслед за ним направился ко входу в отель.

Хадижу из тяжелого, вязкого сна, в который она провалилась, вдоволь наплакавшись, вырвал стук в дверь, настойчивый и достаточно громкий. Несколько секунд девушка непонимающе оглядываясь, пытаясь вспомнить, где она и как сюда попала. Воспоминание пришли незамедлительно и тут же дали под дых тупой болью в районе сердца. Зейн целовался с другой — эта картинка снова вспыхнула в мозгу, вынуждая её простонать, сжав зубы.

Стук не прекращался, так что буквально заставил девушку медленной, обессиленной походкой подойти к парадной двери. Взглянув в глазок, Хадижа почувствовала, как ноги подогнулись, и схватилась за ручку двери так, что та заскрипела. На лестничной площадке стоял Зейн.

— Хадижа? — мужчина услышал ее шаги и движение ручки. — Хадижа, нам надо поговорить.

Она хотела сказать, чтобы он уходил, убирался, но в горле снова встал противный, удушающий ком, а на глаза навернулись слезы.

— Хадижа, я уже говорил, что это она поцеловала меня, — продолжил Зейн, не дождавшись ее ответа, — я знаю, что обещал не танцевать ни с кем кроме тебя, и не собирался. Она просто…

Мужчина стукнул по косяку двери так, что тот дрогнул. Также ему хотелось ударить и Гарру, которая с совершенно наглой ухмылкой смотрела на него, когда тот вернулся проводив машину с Хадижей. В тот момент Зейну впервые в жизни хотелось ударить женщину, уберег его Аллах. Он просто выгнал танцовщицу и мерил шагами кабинет до приезда водителя, который рассказал, что Хадижа уснула прямо в машине, и он, постаравшись не разбудить девушку, отнес её в квартиру. В то же время уборщица принесла рюкзак Хадижи, что та, убегая, оставила в главном зале. Это был идеальный предлог заехать к жене и хотя бы попытаться поговорить.

Выждав кое-как до вечера, не в силах даже попытаться заняться делами клуба, Зейн подхватив рюкзак, что притягивал к себе все его внимание, словно бомба с часовым механизмом, и поспешил в квартиру Хадижи.

Подойдя к квартире жены, он постучал. За дверью была тишина, и эта тишина пугала. Мужчина сказал себе, что с Хадижей все хорошо и она просто спит, но с каждой секундой воображение рисовало все более ужасающие картины бледной, не дышащей девушки с горстью таблеток в ладони или в обагренной кровью душевой.

— Чёрт! — выругался он, еще раз прислушиваясь к тишине за дверью, и стал тарабанить в дверь со всей силы, не задумываясь о покое соседей. Лишь бы открыла она.

И вот теперь, услышав тихие шаги и заметив движение ручки, Зейн выдохнул с облегчением, хотя на все его слова Хадижа не отвечала и открывать вовсе не собиралась.

— Знаешь, раньше я не любил, — прислоняясь спиной к двери, произнёс Зейн. — Женщины были, да, но никто из них не трогал мое сердце. Твоей матери удалось. Могу сказать, что в Жади была какая-то магия, сила обаяния, для некоторых мужчин ставшая роковой.

Он замолчал, прислушиваясь к звукам за дверью — хоть к чему-то, что могло доказать, что Хадижа все еще стоит там, за этой хрупкой, но с тем же самым непреодолимой преградой.

Она стояла, прижавшись тесно-тесно к двери, на почти не держащих ее ногах. Хадижа хотела уйти, не вслушиваться в его голос, в его слова, но всё равно не могла себя заставить сдвинуться с места.

— Когда я встретил тебя, то не влюбился, нет, — еще одним острым шипом прозвучало это признание, — но почувствовал себя обязанным позаботится о тебе в память о матери. Решение о свадьбе было неожиданным для меня самого, но уже позже, пообщавшись с тобой, я узнал тебя лучше. Ты затронула не только мое сердце, ты проникла в мою душу, Хадижа, — на выдохе произнес Зейн. — Как ты смотришь на мир, как воспринимаешь его, — мужчина улыбнулся, вспомнив, как лежал на траве вместе с ней, всматриваясь в ночные созвездия. — Как искренне умеешь любить, и это касается не только наших отношений, но и всех остальных: твоих друзей, родных, близких.

Зейн глубоко вздохнул, собираясь признаться в том, что открылось ему только сегодня, только в эти долгие часы, в которые он мог потерять Хадижу бесповоротно:

— Я никому не говорил о своем прошлом, но ты вылечила мою душу и от этого кошмара. Ты сделала меня счастливым… научила по-настоящему любить, привнесла в мою жизнь все краски мира, как истинный художник создав её заново. Я люблю тебя, Хадижа. Никому и никогда этого не изменить.

Хадижа вздрогнула услышав признание, которое ждала подсознательно, как любая другая влюбленная девушка. Ей хотелось сказать Зейну, что она тоже любит его, что хочет быть с ним больше всего на свете, обнять и не отпускать больше. Распахнуть дверь и утонуть в темно-карих глазах с пылкими, сводящими с ума искорками. Рука потянулась к дверному замку, но в последнюю минуту дрогнула, отпрянув. Ревность и обида снова подняли голову — слишком свежи были воспоминания, слишком сильна была боль, что давила на её солнечное сплетение. Хадижа понимала, что стоит ей открыть дверь, а Зейну, переступив порог, заключить ее в свои объятья, как боль затихнет, испарится, но ревность настырно шептала, что вслед за одной Гаррой будет вторая, третья, четвертая, и Хадижа как послушная мусульманская жена будет прощать, а может и вовсе, примет однажды вторую жену в их доме — стоит просто вот так открыть замок, и пропало всё. Её разрывали два абсолютно противоположных желания; любовь и ревность раздирали напополам, и хотелось просто заткнуть уши, чтобы только не слышать их голоса внутри черепной коробки.

— Уходи, — голос Хадижи был хриплым от непролитых слез, и она даже была не уверена, что Зейн ее услышит. Но он слышал.

— Я принес твой рюкзак, — спокойно ответил он. — Хадижа, когда захочешь поговорить, просто набери мой номер.

Мужские шаги удалялись от двери, и ноги отказались ей служить. Хадижа съехала на пол, прямо перед дверью и, судорожно сжимая руки в кулаки, позволила кому в горле, наконец, вырываться наружу горькими, безутешными рыданиями.