Рисунок по памяти

Двадцать вторая глава

Учиться у мастера — это не только престижно и интересно, но и очень выматывающе. Занятий было много: анатомия, где студенты выполняли рисунок с живой натуры мелом на больших досках — месье Мельер давал им короткие задания примерно на десять минут, после чего работы обсуждались, стирались и так далее; теоретические курсы, на которых они изучали историю искусства, фотографию, философию, сравнивали современную живопись и классическую; и, наконец, любимые Хадижей, да и большинством студентов, рисовальные визиты, когда они всей мастерской шли в музей, архивы, различные хранилища и там делали наброски где-то в течение трех часов, а потом шли в ближайшее кафе для совместного обсуждения и анализа выполненных работ.

Мельер оказался именно таким, каким Хадижа себе представляла: он с таким воодушевлением, восторгом, отдачей говорил о живописи и об искусстве в целом; он заражал своим энтузиазмом, заставлял остальных смотреть на привычные вещи под совершенно непривычным углом, помогал замечать другие, неизвестные ранее грани.

— Все знают картину «Ночной дозор» Рембрандт? — спросил он.

Студенты утвердительно закивали.

— Но не каждый знает, что на самом деле автор назвал эту картину «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рейтенбюрга». Искусствоведам, обнаружившим это полотно в девятнадцатом веке, показалось, что фигуры выступают на темном фоне, и ее назвали «Ночной дозор». Позднее обнаружилось, что темной картину делает слой копоти, а действие на самом деле происходит днем. Однако в сокровищницу мирового искусства картина уже вошла под таким названием.

— Тициан не дал имя своей картине «Любовь земная и Любовь небесная», — услышала Хадижа голос Луи. — Так картину начали называть лишь два века спустя. До этого времени у картины были различные названия: «Красота приукрашенная и неприукрашенная», «Три типа любви» «Божественная и светская женщины».

— Верно, — кивнул мужчина.

— У Христа и Иуды на картине «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи одно лицо, — подала голос одна из студенток.

Хадижа посмотрела на говорившую: миловидная девушка с короткой стрижкой и светло-карими глазами, было видно, что она отчаянно смущалась. Все девушки в мастерской и половина студенток, что обучались в Академии, неровно дышали к преподавателю Мельеру, стараясь как — то выделится, привлечь его внимание. И тут девушке это удалось, он посмотрел на подавшую голос с легкой иронией:

— Мадмуазель, вы, наверное, вычитали сию байку на просторах «всемирной паутины», а это не самый достоверный источник информации. Если бы вы потрудились заглянуть, к примеру, на страницы книги Джорджо Вазари, то там можно прочесть, что лица Христа и Иуды писались одновременно: «Для Господа Леонардо нашёл двоих натурщиков: граф Джованни… и Алессандро Кариссимо из Пармы», — а Иуда — образ собирательный и прототипа не имел.

— Простите, месье, — тут же покраснела выступившая студентка.

— Все хорошо, это просто урок к тому, что иногда полезнее посидеть вечер с книгой, чем в интернете, хотя пользу последнего я не отрицаю. Главное — не зависнуть на сайте с работами Рубенса, если вам нравятся дамы с формами, парни поймут, о чем я, — шутливо подмигнул он, и среди студентов послышались смешки.

Хадиже нравилась атмосфера творчества, когда тебя понимают с полуслова, когда рисовать по полчаса какую-нибудь деталь было нормально, когда на поиски нужного оттенка ты можешь потратить полдня и это никого не удивляет, а, наоборот, тебе могут и помочь, и подсказать.

Приезжая домой, она ужинала и буквально сваливалась спать, успевая перекинуться с Зейном несколькими фразами. Сам мужчина тоже не сидел без дела и иногда приезжал домой даже позже жены. Внутренняя отделка в здании клуба была завершена и теперь оставалось подобрать персонал, договориться с поставщиками, музыкантами, танцовщицами и пиар-менеджерами, чтобы об открытии «Нефертити» раструбили по всему Парижу и за его пределами.

В один из вечеров после учебы Хадижа, зная, что Зейн задержится по делам клуба, отослала водителя и пошла вместе с Жаком, Оди и Луи в кафе. Сегодня Мельер огорошил всех сообщением о Международном изобразительном конкурсе, который пройдет в Париже через три месяца, и что он отберет три работы студентов из своей группы, которые будут представлять Академию на конкурсе. Всполошиться было из-за чего: за призовые места выплачивают приличную сумму, а также грант на бесплатное обучение и помещение победившей картины в галерею современного искусства Лез-Аббатуа.

— Черт! Я просто обязан быть среди участников, — активно жестикулируя возмущался Луи.

— Эй, осторожнее! — посмотрела на парня Одетта, когда он едва не опрокинул стакан с молочным коктейлем, задев его рукой. — Мы все тут хотим быть выбранными, я уж молчу о том, чтобы победить.

— А тебе то зачем? — сел на свое место и, откинувшись на спинку диванчика, съехидничал Луи. — Твои рисунки годятся только для иллюстраций к детским книжкам. Хотя если ты сходишь к своему папочке-толстосуму, может, он и купит для тебя место в галерее.

— Пошел ты, Луи — фыркнув Оди, с шумом втягивала напиток через соломинку — настроение девушки явно испортилось.

Хадижа удивленно переводила взгляд с неё на парня и обратно. Сам же Луи, видимо, поняв, что перегнул палку, выглядел виноватым. Он порылся в своем рюкзаке и достал оттуда упаковку драже «Skittles», протянул Одетте.

Сначала она сделала вид, что не заметила угощение, но только Луи, с тяжелым вздохом, собирался убрать пачку обратно, как цепкие пальчики с красивым маникюром быстрым движением выхватили конфеты из его рук.

— Мир? — улыбнулся Луи, наблюдая как Оди с упоением раскрывает упаковку и горстью закидывает разноцветные драже в рот.

— Перемирие, — с полным ртом пробурчала она.

Оплатив заказ, они пошли в общую квартиру Жака, Луи и Одетты.

Войдя в квартиру, Хадижа, не имей она даже отношения к миру творчества, сразу бы поняла, что тут живут художники и студенты. Прихожая плавно переходила в гостиную, совмещенную с кухней. Три двери вели в две спальни и санузел. Ароматы масляных красок и растворителей смешивались с запахом чего-то съестного. Вокруг то тут, то там валялись листки с набросками, карандаши и кисточки. Полку возле телевизора практически полностью занимали книги по живописи, и классическая литература. Совершенно чужеродным предметом здесь, среди всего этого, смотрелась черная коробка игровой консоли, подсоединенной к телевизору, но мальчики есть мальчики, и поэтому Жак с Луи, а иногда в компании приятелей, устраивали виртуальные чемпионаты мира по футболу, хоккею и баскетболу.

— Проходи, — сделала приглашающий жест Оди, — чувствуй себя как дома.

— Но не забывай, что ты в гостях, — тут же откликнулся Луи с самой доброжелательной улыбкой.

— Не обращай на него внимание, — пожала плечами Одетта, — у Луи глупые шутки. Чувство юмора — это тот талант, каким Бог его не наделил. Так расскажи, как ты оказалась в приюте? Ничего, что я спрашиваю?

Хадижа покачала головой. За те несколько недель, что она знала Одетту, то поняла, что девушка с разноцветными волосами именно такая, какой представляется по первому впечатлению — веселая, любопытная, немного грубая, но в общем искренняя, как ребенок. Поэтому ее любопытство не было способом узнать новую сплетню и поскорей разнести ее остальным, ей и правда была интересна сама Хадижа.

— Ничего необычного. Мама погибла в автокатастрофе, отца не могли найти и определили в приют, — как можно более беззаботно ответила Хадижа, словно они обсуждали погоду за окном.

— Соболезную, — выдохнула Одетта, потупившись. — А как получилось, что тебя удочерили? На сколько я могу судить, то удочерять обычно стремятся малышей, а не практически взрослых.

— Вот тут все сложнее, — Хадижа задумалась — рассказывать о потери памяти не хотелось. — Отец нашелся, взял к себе.

— О! Совесть проснулась, — понимающе кивнула Одетта. — Хотя я думала, у мусульман не принято бросать детей. У них даже какой-то закон, что если супруги разводятся, то ребенка с отцом оставляют.

— Да, это так, — развивать тему больше не хотелось, она и так выставила отца не в самом хорошем свете. — Но отец просто не знал, где меня искать.

— Ну, прям бразильский сериал, только амнезии не хватает, — рассмеялась Оди, сама не зная, что права.

Хадижа почувствовала себя неудобно, особенно встретившись взглядом с Жаком, что колдовал над закусками на небольшой кухне, вместе с Луи. Девушке очень захотелось сменить тему:

— Какой красивый маникюр, — кивнула в сторону собеседницы Хадижи.

Оди посмотрела на свои ногти, покрытые ярко-желтым лаком, кислотного оттенка, и нарисованных на нем черных и белых следов от лап, и перевела взгляд на ухоженные, но абсолютно не накрашенные ноготки подруги.

— Пойдем в мою комнату, я буду творить волшебство, — вставая с дивана, сказала Оди.

— Да-да, вперед! А мы пока забабахаем разгромный финал в чемпионате по хоккею, — подошел к дивану Луи, неся в руках две банки колы.

— Уверены, что не хотите остаться? Мы могли бы посмотреть какое-то кино, — выглядел огорченным Жак, смотря на подругу детства.

— Господи, словно мы из квартиры уходим, — покачала головой Одетта. — Через часик вернемся и разрушим вашу сугубо мужскую компанию.

Девушки зашли в небольшую комнату. Нежно-салатовые тона, небольшая кровать, туалетный столик в углу и письменный стол, заваленный множеством листов, книг и карандашей; но самое главное, что здесь находилось, это мольберт, стоящий прямо напротив окна.

— У тебя здесь здорово, — огляделась Хадижа.

— Ага, и такой же бедлам, как и по всей квартире, — отозвалась Оди, — Присаживайся, — указала она на кровать. — Сейчас принесу.

Через несколько секунд девушка высыпала на постели множество разноцветных бутылочек лака и набор для маникюра.

— Давай лапки, — протянула Оди руку.

Хадижа подала свою ладонь, и Одетта движениями профессионального мастера по маникюру начала колдовать. Несколько минут они сидели в тишине, а потом Хадижа все же решилась спросить:

— Оди, а почему ты так разозлилась на Луи, когда он упомянул твоего отца?

Рука девушки немного нервно дернулась. Одетта молчала, и Хадижа подумала, что не получит ответа на свой вопрос, как новая знакомая тихо заговорила:

— Мои родители одни из самых богатых людей в Лионе, да и вообще во всей Франции. У отца шелковое производство, а мама открыла сеть ресторанов. Поэтому, когда я, единственная дочь и наследница, заявила, что не хочу продолжать семейный бизнес, — девушка грустно улыбнулась, — по голове меня не погладили.

Перед глазами Одетты возникло разгневанное лицо отца и печальное матери.

— Забудь про свои краски! Я долго это терпел! — орал мужчина до хрипоты. — Терпел все твои гулянки! Прогулы школы! Но стать художницей! Маргарет, ты ее слышала? Наша дочь решила стать человеком искусства! Нет! И это мое последнее слова, а попробуешь ослушаться, останешься голой на улице, потому что все, чем ты владеешь, куплено на мои деньги!

— Несмотря на угрозы и уговоры, мне удалось сдать документы и поступить, как видишь, — развела девушка руками. — Я наивно думала… когда покажу отцу, что меня приняли ни абы куда, а в самую престижную и старую художественную Академию, то он сменит гнев на милость.

— А он? — спросила Хадижа, уже прекрасно зная ответ.

— Уж чего не отнять у месье Руссо, так это умения держать свое слово, — ехидно высказала Одетта. — Конечно, голую на улицу он меня не выставил, но доступ к банковским счетам семьи и даже моего личного, что открыли в день моего рождения, закрыл.

— Тогда, как…

— Как я живу? — перебила подругу Оди. — Ну, во-первых, мне повезло найти Луи. Мы встретились с ним в кафе, точнее он работал там официантом. Ему как раз нужно было жилье, а мне сосед для оплаты за квартиру. Во-вторых, найти подработку оказалось не так сложно, если умеешь обращаться с интернетом. Я дала объявление и стала делать маникюр таким же девочкам — студенткам, за цену демократичнее чем в салоне. А позже, фрилансом, нашла издательство, и там нужно было сделать серию иллюстраций для детской книжки. В общем, с голоду не умираю, как надеялся мой папочка.

— Ты молодец, что не сдалась. Не отказалась от своей мечты, — поддерживающе высказалась Хадижа.

Одетта пожала плечами, не видя в этом ничего такого.

— А ты? Как твои отнеслись к тому что ты рисуешь, хочешь учиться? Я слышала, что в мусульманстве замуж выдают чуть ли не в тринадцать лет, и образование не для женщин.

— Слухи об этом сильно преувеличены. Если ты хочешь учиться, ты можешь учиться. Да, есть такие люди, что словно живут в средневековье, — Хадижа невольно вспомнила про дядю Абдула. — а есть вполне нормальные, здравомыслящие и адекватные.

— Это хорошо, — улыбнулась Оди, — а то я подумала, что тебе тоже пришлось противостоять своей семье.

— Лишь некоторым из них, — улыбнулась Хадижа.

— Тогда ты такая же молодец, — ответила на улыбку улыбкой Одетта. — Ладно, давай больше не будем о неприятном, лучше зацени.

Ногти Хадижи были накрашены нежно-розовым лаком, а поверх распустились ажурные черные цветы.

— Класс!

— Нравится? Супер! Давай вторую руку.

Хадижа послушно вложила другую ладонь в ладонь Одетты.

— А вы с Луи встречались? — озвучила Хадижа вопрос, что крутился на языке со времени той сцены в кафе.

— Встречались? — Оди выглядела искренне удивленной. — С чего ты решила?

— Ну, как он вел себя в кафе…

— По-твоему это похоже на романтические ухаживания? — ехидно спросила Оди, — Ну, если только сравнивать с тем, как в младшей школе мальчик задирает понравившуюся девочку. Нет, с Луи я никогда не встречалась. Да, я особо ни с кем не встречаюсь, длительные отношения — это лишние проблемы. Нужно, подстраиваться под человека, как — то менять свою жизнь, привычки. Ты не замечаешь, как твое личное пространство становится не только твоим и это… напрягает.

Хадижа согласно кивнула. Она понимала такую позицию, даже больше, она сама отчасти думала именно так, но… разве сейчас ей не хотелось делиться чем-то важным с Зейном? Проводить с ним время, подпускать к себе ближе?

— А ты? — услышала она вопрос подруги сквозь собственные мысли.

— Что?

— Встречаешься с кем-нибудь?

— Сама же сказала, — на миг растерялась Хадижа, — у нас не встречаются, а сразу выходят замуж.

— Ага, в тринадцать лет, — прыснула от смеха Оди. — Так что ты уже засиделась в девицах.

Хадижа нервно рассмеялась, следом за Одеттой.

После того, как Одетта закончила с маникюром второй руки, девушки действительно вышли в гостиную, где разгорался не слабый такой виртуальный бой между Жаком и Луи. Сейчас в счете вел Жак, но Луи беспощадно нажимая на кнопки джойстика в пылу игры, что тот начал уже жалобно поскрипывать, все-таки нагонял противника.

— И на последних минутах матча, блистательный Луи забивает шайбу! — комментируя сам себя парень. — И вырывает победу!

Жак, скривившись от досады, положил свой джойстик на стол. Луи практически всегда выигрывал, при том была ли это консоль или игровой автомат в каком-нибудь развлекательном центре — парню нереально везло. Луи иногда шутил, что ему стоит как-нибудь испытать свою удачу в казино Довиля — элитарном игорном заведении, которое находилось у самого берега Ла-Манша и в устье реки Тук. Единственное, с чем парню не повезло — это родители. Луи Дюпон был нежеланным ребенком, родившимся у несовершеннолетней от случайной связи с одноклассником. Благо, родители юной мамы решили оставить внука в семье. Жизнь была не легкой, часто одна и та же каша на завтрак, обед и ужин изо дня в день, вызывала приступы тошноты, а обувь и одежду приходилось занашивать настолько, что мальчишка просто из нее вырастал, или в ней появлялись такие прорехи, которые не могла скрыть ни одна заплатка.

Все сложнее стало, когда Луи Дюпон пошел в школу. Худой и высокий, с копной непослушных кудрявых волос, он быстро стал мишенью для насмешек и пинков старшеклассников, но, несмотря на это, отличался хитростью и такой невероятной наглостью, можно сказать, нахальностью вкупе с харизмой, что скоро находил лазейки и способы если не подружиться со своими обидчиками, то стать для них полезным. Тогда же открылось и это нереальное везение Луи, который выигрывал в любой игре, в которую умел играть, что создало ему некий авторитет в группе одноклассников и ребят постарше. Наедине с собой же мальчишка рисовал, сбегая от жестокой реальности, сначала вид из окна, но только на рисунке по скучному серому зданию взбирался дракон, а на крышах домов сидели ушастые эльфы; потом и причудливые собственные миры, где космос можно было найти в чашке с чаем, а гномов — в мире будущего, ремонтирующих роботов.

Луи взрослел, игры становились серьезнее. Его зазывали в подпольные клубы, ставки становились все больше, и, в какой-то момент поняв, что до тюрьмы или могилы остается лишь шаг, Луи сбежал. Сбежал в Париж. И ему снова повезло. Он устроился официантом, жил в служебной каморке в этом же кафе, пока не встретил забавную Одетту, такую же беглянку, как и он. Переехал к ней в квартиру, где девушка и рассказала про Академию. И Луи снова повезло: подал документы и поступил.

— Мне пора, — Хадижа посмотрела на дисплей сотового и, увидев два пропущенных от Зейна, быстро отправила мужу сообщение, что она жива, здорова и уже собирается домой.

— Уже? — удивленно спросила Оди. — Я думала ты с нами затусишь в каком-нибудь клубе.

Познакомили бы тебя с ночной жизнью Парижа! А, мальчики? — посмотрела она поочередно на Луи и Жака.

— Конечно, — хором ответили те.

— Да, оставайся, — посмотрел на подругу Жак.

— Не могу, — покачала головой Хадижа. — На площади Революции меня будет ждать машина. Как-нибудь потом.

— Ловлю на слове, — кивнула Хадиже Оди, и на прощание расцеловала в обе щеки. — Пока.

— Я тебя провожу, — подорвался Жак.

— Да, тут же до площади два шага шагнуть, — вмешался Луи, но тут же получил локтем в бок от Оди. — Эй, ты чего? — непонимающе посмотрел на подругу парень.

— Того, — фыркнула она, многозначительно посмотрев на него. — Луи, каким ты бываешь недогадливым.

Хадижа же с Жаком уже вышли из квартиры.

Солнце уже скрывалось за горизонтом. Город погружался в сумерки. Оттенки серого, синего и фиолетового, со всполохами оранжевого, расползались по небу. Они медленно шагали к одной из достопримечательностей города. Вот уже виднелся памятник Марианне с оливковой ветвью в руке, символизирующей мир.

— Одетта тебя не замучила? — спросил Жак. — Я знаю, как я она бывает, еще более невыносимая, чем Луи.

— Нет, на самом деле она довольно милая, — бросая взгляд на рисунок на ногтях, ответила Хадижа.

— И твою тайну еще не раскрыли? — таинственным шепотом продолжил друг.

Хадижа вздрогнула, ошарашенно посмотрев на Жака. Девушке сначала подумалось, что он говорит о замужестве и Зейне, но когда парень продолжил, облегченно выдохнула:

— Не волнуйся, я никому не скажу про амнезию. Хотя не пойму, к чему эти тайны?

— Жак, ты же помнишь, что было в приюте? Как меня дразнили, докапывались, издевались? Да, просто смотрели так, словно у меня из головы сейчас антенна появится.

— Да, брось ты! Там были дети, — покачал головой Жак. — Я уверен, Оди и Луи все поняли бы правильно, ну может Луи и выдал пару шуточек, но не со зла.

— Возможно, ты и прав, — пожала плечами Хадижа, — но об этом же не расскажешь просто так, по типу «а да, забыла упомянуть, у меня амнезия, и я не помню ничего о себе до двенадцати лет». Лучше расскажи, как тебя свело с такой забавной компанией?

Жак пожал плечами:

— Нечего особо рассказывать. Когда ты уехала…стал больше времени проводить с Матье.

— Матье, который «Вафля»? — нахмурилась Хадижа.

— Ага, именно. Помнишь, он все время говорил, что его дядя владелец кондитерской, и у него самые вкусные вафли во всем Париже?

— Еще бы, именно поэтому ему и дали такое прозвище.

— Так вот. Дядя у него действительно есть, и действительно держит кондитерскую. Так вот, он собирался расширяться, и ему понадобились новые работники, также и курьеры. Вот я и пошел к нему. Развозил очередные заказы, в том числе и кафе, где работал Луи.

В тот день лил дождь. Холодный противный дождь, и кроссовки Жака промокли насквозь. Забежав в кафе, молодой человек был похож на мокрое чучело. Он подошел к стойке и звякнул в звонок. Из кухни показался пухлый месье Дидье — хозяин кафе.

— А это ты? Принес?

— Вот, — Жак поставил на барную стойку сумку-термос в которой возил заказы.

— Молодец, а я уж думал не доберешься к нам по такой погоде. Луи! — крикнул мужчина в сторону кухни, — Разложи новую продукцию и дай парню что-нибудь горячего, пока он окончательно не замерз.

— Сию минуту, — появился из кухни высокий, худой парень.

— Привет, — поздоровался он с Жаком, беря из сумки коробку с пирожными, и ловко раскладывая их на полки под витрину.

Как только он с этим закончил, то снова скрылся в кухне, а появившись, поставил перед Жаком кружку кофе и тарелку с сэндвичем.

— За счет заведения.

— Спасибо, — уже откусывая буквально половину от бутерброда, поблагодарил Жак.

Луи скрылся в подсобке.

Через пару минут появился в зале с пакетом в руках.

— Размер какой? — кивнул он на кроссовки.

— Сорок два с половиной, — ответил Жак, плохо понимая зачем.

— Вот, мои старые кроссовки, может немного будут великоваты, но не выпадешь, — поставил он пакет рядом с Жаком.

— Да, ладно не надо, — почувствовал себя неудобно Жак.

— Вот не надо тут ломаться, как красотка, никто не оценит. Сам знаю, какого это в мокрой обуви по лужам шлепать. Дождь закончится, а твои кроссы еще не скоро высохнут. Бери пока дают, при случае вернешь, а можешь и выкинуть. Поверь, на лекарства больше потратишь если простудишься, — сказано это все было обычным повседневным тоном, словно они не почти незнакомые, что виделись пару раз, а старые приятели.

— Огромное спасибо, — выдохнул Жак, уже чувствуя, как от холода перестал ощущать ступни ног, и протянул руку, — Жак.

— Луи, — улыбнулся парень.

— Когда я пришел в следующий раз, Луи познакомил меня с Оди и предложил стать их соседом, — закончил рассказ Жак.

— Заодно и переодели, — ухмыльнулась Хадижа, рассматривая друга с ног до головы.

— Это Оди. Она заявила, что если еще хоть раз увидит на мне «эти дурацкие трубы и старомодные клетчатые рубашки», то у нее начнется депрессия, и буквально за руку потащила по магазинам.

— И правильно сделала, — согласно кивнула Хадижа, — ты вообще поменялся, не узнать.

— Как и ты, — ухмыльнулся Жак, заставляя девушку покружиться вокруг своей оси, словно в танце, — тоже изменилась. Такая милая, женственная, и дело даже не в одежде. Мне сложно поверить, что с этой же девчонкой я, всего лишь год назад, лазил по крышам Бордо.

— Глупости, я все такая же, только вот по крышам, — Хадижа демонстративно одернула длинную юбку.

Она поймала взгляд Жака, и в нем сквозило что-то такое, что заставило Хадижу почувствовать, как к щекам прилила кровь, и хотелось опустить глаза, от чего-то его ладонь, держащая ее, показалась до невозможности горячей.

Звонкий сигнал автомобильного гудка разорвал какое-то неясное напряжение, заставляя их обернуться.

— Это за мной, — узнала Хадижа машину.

— Да, увидимся завтра, — кивнул Жак и склонился, чтобы расцеловать в щеки, как принято при прощании, Хадижа машинально ответила, потом отошла на несколько шагов и, с улыбкой развернувшись в сторону дороги, замерла.

У автомобиля, облокотившись на него спиной, стоял Зейн. Мужчина выглядел расслабленным, разве только совершенно противоположное демонстрировали сложенные на груди руки и пристальный, пронзительный взгляд.

Сглотнув и сказав себе, что ничего противозаконного она не совершила, Хадижа гордо подняла голову и пошла дальше. Стоило ей подойти ближе, Зейн джентльменским движением распахнул перед ней дверцу автомобиля.

Как только они оба сели в машину и тот медленно тронулся по улицам города, Хадижа порадовалась, что в салоне достаточно места, чтобы не соприкасаться с севшем рядом с ней мужем. Девушка хоть и говорила себе, что не делала бы ничего такого, но, если смотреть со стороны ислама, в пору было загибать пальцы, и как отреагирует Зейн, Хадижа не могла предугадать. Она просто смотрела на мелькающие виды города. Мужчина же, наблюдая за девушкой, что опасливо отстранилась от него, спокойно спросил:

— Это?

— Жак, — продолжая смотреть в окно, ответила она, — Он мой друг, мы с ним жили в одном приюте. Ему тоже удалось поступить в Академию.

— Это с ним ты гуляла после занятий? — тон Зейна оставался все таким же спокойным.

— Да, и еще с несколькими студентами из моей группы, — пожала плечами Хадижа, и, решив, что лучшая защита нападение, довольно резко высказалась. — Я не могу ни с кем не общаться! Да, и вообще почему я должна оправдываться? Мы просто разговаривали!

Зейн рассмеялся, покачал головой, слушая эту гневную тираду.

— Конечно, ты права. Ты должна общаться. Знакомиться с новыми людьми, заводить друзей. Я не собираюсь запирать тебя в четырех стенах.

— Что, правда? — Хадижа выглядела удивленной и озадаченной. — И все хорошо?

— Ты много лет жила сама по себе. Сама принимала решения, сама же отвечала за свои ошибки, — задумчиво произнес Зейн, смотря на Хадижу, — Я не вижу повода относиться к тебе, словно к неразумному ребенку. Запрещать. Диктовать правила и ставить ограничения. Я надеюсь на твое собственное здравомыслие. Или я не прав?

— Нет, конечно, прав, — покачала головой Хадижа. — Если честно, когда увидела, что ты стоишь там, у машины, то подумала, что меня ждет серьезный разговор…из-за Жака.

Зейн чуть поморщился. Когда автомобиль подъехал в условленное место, мужчине, конечно, не шибко приятно было наблюдать, как Хадижа мило беседует и держится за руки с каким-то парнем, но умение держать себя в руках, а главное возможность понаблюдать за женой вне стен дома, заставили остаться в машине. А реакция самой девушки дала понять, что та воспринимает его недоверчиво, ожидая нотаций и поучений.

— Хадижа, я тебе доверяю, — заставив поднять на него взгляд, произнес Зейн. — Я верю, что ты не поступишь плохо, в разрез собственной совестью. Это Франция, и понятно, что сейчас тебе здесь понятнее, роднее и привычнее, чем в Фесе или Рио. Прошу лишь не забывать, чья ты дочь.

— Конечно, — выдохнула Хадижа, ощутив мурашки, прошедшие по коже от его близости.

Она отодвинулась, резко выдохнув. Зейн сделал вид, что не заметил этого, и совершенно беззаботным тоном спросил:

— Как учеба?

— Месье Мельер — монстр, но в хорошем смысле. Сегодня объявил о Международном изобразительном конкурсе, и понятно, что вся Академия на уши встала, — начала рассказывать девушка.

— И ты будешь участвовать? — скорей подтвердил, чем спросил он.

— Конечно! Попасть в заветную тройку — это уже будет удача, — подтвердила Хадижа. — Придется постараться, — поджала она губы, понимая, что ей предстоит не одна бессонная ночь в мастерской.

— Я уверен, что ты сделаешь все, от тебя зависящее, для этого, — поддержал ее Зейн.

— Да, надеюсь.

Машина заехала на территорию особняка и притормозила на одной из подъездных дорожек. Хадижа вышла из автомобиля и, посмотрев на небо, замерла. Пока они доехали до замка, уже стемнело, и, благодаря тому, что за городом не было ни яркого освещения, ни высотных домов, звезды казались особенно яркими и близкими.

— Ух, ты! Сколько звезд! — подняв голову вверх, воскликнула Хадижа.

Она поворачивалась вокруг своей оси, продолжая рассматривать карту звездного неба, как почувствовала, что голова закружилась, и ноги перепутались между собой. Мгновенное падение вниз, и вот Хадижа уже лежала на немного прохладной и влажной траве газона.

— Хадижа, ты в порядке? — голос Зейна, с нотками тревоги, прозвучал откуда-то сверху, слева.

— Я ищу Кассиопею, — черча пальцем невидимые линии, ответила она, — Присоединишься? — шутливо предлагает она, и удивленно распахивает глаза, когда мужчина садится на траву рядом.

Это было странно и забавно: лежать на траве, смотря в бесконечный космос, который невольно затягивал, манил куда-то вдаль, ввысь, напоминая о бесконечности, о величии, о необъятности, об Аллахе.

— Вот она, — указал он немного левее, на скопление звезд, напоминающее растянутую буквы «W».

— Точно! А вот, Малая медведица, — показала она на «ковш».

— И Большая, — показал Зейн на созвездие рядом.

Общими усилиями они отыскали Ориона, Геркулеса и еще несколько созвездий, после чего Зейн поднялся на ноги и подал руку Хадиже:

— Пора в дом, а то внезапное увлечение астрономией может закончиться для тебя простудой.

Девушка, приняв помощь, встала.

— Ты все еще уверен в моем здравомыслии? — подшутила она.

— Знаешь, начинаю сомневаться, — ухмыльнулся Зейн. — Пойдем, пора ужинать.

Хадижа не стала спорить, ощущая, что одежда стала влажной и прохладной, повела плечами, понимая, что предсказание о простуде вполне могут и сбыться. Пиджак лег на плечи, укутывая теплом и запахом сандала.

— Спасибо, — шепнула она, ощущая руки мужчины на своих плечах.

Зейн ничего не ответил и лишь чуть подтолкнул её к дому, призывая поторопиться.