Рисунок по памяти

Тридцать первая глава

Хадижа смотрела в иллюминатор на мерцающую под крылом Бразилию, и как-только силуэт города и знаменитой статуи Христа скрылись за облаками, девушка облокотилась на спинку кресла и выдохнула. Зейн, сидящий рядом, нашел ее ладонь и переплел тонкие пальцы со своими:

— Уже скучаешь?

— Немного, — улыбнулась Хадижа мужу и, быстро поцеловав в его щеку, прижалась к нему сильнее. — Но по Оди, Жаку и Луи я тоже соскучилась, и по учебе. Иногда мне кажется, что я существую в двух мирах, или даже трех.

— Вся жизнь состоит из небольших кусочков, словно грани бриллианта, но именно соединенные вместе они образуют одно украшение. Ты уже пригласила Самиру и Эми в Париж, когда-нибудь твои друзья из Франции приедут погостить в Рио или Фес. На самом деле, мир не такой огромный, как кажется, и люди не так далеки друг от друга, как иногда можно подумать, — философски заметил Зейн.

— Наверное, — пожала плечами Хадижа. — Ведь Самира нашла меня по рисунку в интернете, а я думала, что пока не стану популярной и пока обо мне не начнут трубить все газеты и телеэфир, меня никто не отыщет, но, как оказалось, иногда хватает странички с рисунками в интернет галерее.

— Ты и сейчас хочешь стать популярной? — посмотрел на жену Зейн.

— Каждый художник хочет признания своего мастерства и таланта, но готова ли я положить на этот алтарь всю свою жизнь? Не теперь.

Зейн улыбнулся:

— Главное, наслаждаться жизнью и миром вокруг тебя. Если искусство приносит тебе счастье, то это наивысшая награда, но реализация важна, ты права.

— Поэтому следующие дни, если не недели, я буду трудиться над картиной для конкурса.

— Ты решила, что нарисуешь?

Хадижа вспомнила разговор с отцом о прошлом. После него она несколько ночей беспокойно спала, вскакивала по ночам, пугая мужа, но никак не могла вспомнить, что ей снилось. Но теперь девушка решила, что точно дорисует картину. Это было ее прощение и ее прощание с покойной матерью.

— Да, но я не хочу говорить, пока.

— Хорошо, — Зейн чуть сильнее сжал ладонь супруги. — У тебя все получится.

— Милая мордашка! — Одетта схватила в объятья подругу, как только та подошла к крыльцу Академии. — Как я скучала!

— Оди, ты сломаешь мне ребра, — прохрипела Хадижа, обнимая подругу в ответ.

— Прости.

— Все хорошо, — улыбнулась Хадижа, обнимая Луи и Жака.

— Ну, как видишь, Париж цел и даже Эйфелева башня не погнулась, — развела руками Одетта, припоминая слова Хадижи перед отъездом. — А ты как съездила?

— Нормально, — пожала плечами девушка, не желая вдаваться в подробности, — Повидала всех родственников. Скоро вновь стану старшей сестрой, вторая жена отца беременна.

— Жуть, — повела плечами Оди. — Золушку одна мачеха чуть не извела, а тут две.

— Зулейка очень даже милая, — встала на защиту женщины Хадижа, — а вот Ранья точно выпрыгнула из злой сказки.

— Потом расскажешь поподробнее, — подхватила Одетта Хадижу под руку. — Вперёд, к Мерьелю, что-то мне подсказывает, что он тоже соскучился по нас.

Мастер, судя по всему, действительно скучал, так как едва студенты успели рассесться по местам, как он устроил опрос по теории рисунка, а потом задал нарисовать портрет соседа сзади, в основном ориентируясь по памяти.

Хадиже повезло — позади нее сидела Одетта, а её девушка могла нарисовать без труда, но тут, видимо, Мерьель просёк такую удачу и, внимательно посмотрев на студентку, произнёс:

— Мадемуазель Рашид, так как я видел в вашем альбоме достаточно портретов мадемуазель Руссо, то вы, чтобы не было обидно вашим одногруппникам, нарисуете мой портрет.

Судя по нескольким вздохам и даже вскрикам, это как раз одногруппниц и возмутило, но отказываться от предложения мастера было нельзя.

— Да, мсье, — отозвалась Рашид.

Всё время пока Хадижа рисовала, она чувствовала на себе взгляд Мерьеля, и от него хотелось съёжиться, как от холодного ветра. Девушку и раньше смущало и нервировало пристальное внимание преподавателя, но сегодня оно, казалось, усилилось вдвойне.

Хадижа попыталась сбросить с себя это нервное состояние и сосредоточиться на рисунке. К концу пары карандашный эскиз был вполне узнаваем, и Хадижа со спокойной душой протянула портрет.

Мерьель несколько долгих секунд смотрел на работу:

— В художника мой превратился глаз, твой образ в сердце впечатлён правдиво.

— Но глаз рисует тело лишь одно, увидеть сердце глазу не дано, — ответила она цитатой из того же сонета, принадлежащего перу бессмертного Шекспира.

Мерьель улыбнулся:

— А вот тут, мадемуазель, я бы с вами поспорил. Как дела с вашей конкурсной работой?

— Все хорошо, мсье. Я покажу вам наброски в конце недели?

— Договорились, и позвольте я оставлю этот портрет себе, — мужчина положил на свой стол чуть измятый рисунок.

— Конечно, — ответила Хадижа. — До завтра, мсье.

— Не знаю, как по нас, а по тебе Мерьель явно скучал, — сказал Жак, когда нагнал подругу в коридоре Академии.

— С чего ты решил?

— Ну, все эти «нарисуйте меня», Шекспир…

— Я просто действительно очень часто рисовала Оди, — заспорила с другом девушка.

— Рисовала и молчала, — нагнала их Одетта. — Ах ты, коварное существо с ликом ангела, — она потрепала девушку по голове. — Ты обязана показать мне все мои портреты! Слышишь? Все!

— Хорошо-хорошо, — примирительно подняла руки Хадижа. — Поехали ко мне домой, там в студии часть рисунков, часть рисунков в квартире.

— К тебе в замок? — посмотрел на подругу Жак. — А муж против не будет?

— Зейна нет дома, — посмотрела на часы Хадижа. — И вообще-то мусульмане очень гостеприимны, так что не отказывайтесь от приглашения, обидите.

— Тогда поехали, — ответил за всех Луи.

Зейн сидел в кабинете, разбирая документы. Подписав все необходимые накладные, он перешел к изучению новой шоу-программы. Строчка «Танец Гарры» заставила поморщиться — да, в тот момент он не готов был расстаться с талантливой артисткой и пообещал ей танец, но сейчас. Он поклялся Хадиже танцевать только с ней, и эта фраза не была из ряда сказанных под влиянием момента. Разум твердил, что это просто танец и в нём нет ничего предосудительного, а сердце — что он может обернуться настоящей катастрофой.

Разбираясь в женщинах, Зейн понимал, что, узнав о нарушении обещания или увидев это собственными глазами, Хадижа может принять подобное как предательство, а с учетом того, что девушка уже и раньше ревновала его к танцовщице, играть с огнем не было никакого желания. Да и отзывы коллег о Гарре были достаточно противоречивы: все признавали ее талант, но при этом отмечали некую резкость, даже язвительность по отношению к другим танцовщицам, а также обслуживающему персоналу. Держать у себя в клубе конфликтного человек, пусть и профессионала, было опасно, а поэтому Зейн решил, что если женщина решит уйти после их разговора, то он больше не станет её удерживать.

Как ни странно, новость о том, что Зейн не будет с ней танцевать Гарра восприняла достаточно спокойно.

— Вы хозяин и вправе поступать так, как вам удобно, — пожала женщина плечами.

— Ты можешь выступить вместе с Намиром, он хороший танцор, — кивнул Зейн в сторону молодого человека.

— Как скажите, — покорно кивнула Гарра. — Мне следовало извиниться за свое поведение. Я была не вправе что-либо от вас требовать, — смиренным тоном произнесла она.

— Вы талантливы и прекрасны, и я это признаю, — Зейн поцеловал женщине руку. — Надеюсь, в будущем между нами не будет никаких разногласий.

— Конечно, — улыбнулась Гарра, убирая свою руку из его ладони, только вот улыбка казалась слишком натянутой. — Ну что ж, тогда нам нужно репетировать. Ведь так, Намир? — сменила она тему, обращаясь к новому партнеру.

— Да, конечно, — ответил молодой человек, выходя на площадку.

Зейн несколько минут понаблюдал за танцующими, изредка поправляя и наставляя их, и, как только увидел, что артисты более-менее станцевались, направился к администратору, чтобы обговорить последние детали для вечернего открытия клуба.

Мерьель любовался портретом и по-другому это чувство назвать не мог. Он смотрел на карандашный рисунок, отданный ему сегодня студенткой, и на другой, пожелтевший от старости, на котором был тоже изображен он, ещё почти мальчишкой.

— Джабир, не вертись! — в звонком голосе девушки звенели требовательные нотки.

— Я сижу абсолютно неподвижно, — молодой человек замер, складывая руки на коленях, как примерный ученик. — А вообще-то хорошие художники могут рисовать по памяти, без натуры.

— Значит, я плохой художник, — не отрывая взгляда от рисунка, произнесла девушка.

— Я этого не говорил! — тут же возмутился он. — Ты чудесно рисуешь!

Нурсана украдкой взглянула на него и снова опустила глаза на рисунок, смущённо заулыбалась. Несколько минут они сидели молча, просто наслаждаясь обществом друг друга. Джабир представлял, как через несколько месяцев он устроит грандиозный праздник для всего их двора, для друзей и родственников, покажет им размах настоящей восточной свадьбы, пусть и в декорациях европейского, вышколенного очаровательными проспектами Парижа.

— Джабир! — молодой человек подумал, что снова двинулся, размечтавшись, и повернулся к Нурсане, чтобы уверить, что он не хотел, и замер в испуге.

Девушка прижимала руку к носу, смотря на него широко распахнутыми от испуга глазами.

— Что? Что случилось? — подскочил к любимой он.

— Я не знаю, — Нурсана отняла пальцы от носа — те были в крови, а из ноздрей ещё продолжали течь два красных ручейка.

— Все хорошо, Нурсана, это просто кровь, у всех бывает, — успокаивал он любимую, видя, как с милого лица сходят все краски, делая его белым как лист бумаги, на котором она только что рисовала. — Пойдем в дом, — взял её под руку Джабир. — Сейчас ты полежишь, и всё пройдет.

— А рисунок? — сжав в пальцах лист, чтобы тот не улетел от порыва ветра, шепотом произнесла она.

— Ты его закончишь потом, — продолжал успокаивать девушку Джабир, хотя у самого отчаянно начали трястись руки, ведь раньше с Нурсаной ничего такого не случалось, она и болела то редко, а тут… кровь.

Мерьель провел пальцами по небольшим бурым пятнышкам засохшей крови. Они тогда не знали, что это начало конца, и шутили, что у Нурсаны получилась такой первая подпись, но в следующий раз лучше всё же использовать чернила, а не кровь.

Звонок мобильного заставил мужчину вздрогнуть. Он посмотрел на дисплей и поднял трубку.

— Ас-саля́му але́йкум, Самат. Да, могу тебя обрадовать, Хадижа Рашид вернулась в Париж.

После этой фразы собеседника у Самата действительно возникла улыбка на лице, но совсем не добрая. Он очень долго придумывал легенду и подбирал слова для малознакомого родственника. Хотя разыгрывать несчастного влюбленного не пришлось, Самат и так был влюблён, даже нет, скорее, одержим страстью. Каждый раз, когда в его голове возникала картинка танцующей для другого Хадижи, то ладони сами собой сжимались в кулаки, а зубы приходилось сжимать до скрипа, чтобы не раскричаться в голос.

В остальном молодой человек вел себя, как прежде, и даже лучше. Помогал отцу с бизнесом, учился, угождал мачехам, посещая праздники, где Таджия нет-нет, да сватала ему прекрасных девушек из уважаемых семей, но перед глазами все равно стояла Хадижа Рашид, с ее гордой осанкой и поразительно холодными глазами.

Когда Самату все-таки удалось выяснить, что несостоявшаяся невеста уехала в Париж, он вспомнил о давнем разговоре отца со второй женой, которая показывала ему статью из газеты, рассказывая, что этот молодой известный художник, двоюродный брат матери близнецов, прилетает в Марокко на выставку, а отец раздраженно отвечал, что мальчишка не достоин появляться в его доме, раз забыл свои корни, уехав с родной земли, и посвятил жизнь такому баловству как рисование.

Сейчас известный художник, знающий многих в этой среде, был на руку Самату, но он никак не ожидал, что ему так повезёт — после двух месяцев поисков по Интернету он смог найти контакты Джабира Мерьеля, а потом и выяснить, что никто иная, как Хадижа Рашид, является его студенткой. Видимо, Всевышний сам прокладывал ему путь, а значит желал, чтобы Хадижа стала его, за что Самат не забывал благодарить Его при ежедневном намазе.

Также младший Абу Аббас делал все, чтобы вернуть доверие отца после своей неудачной поездки в Фес, и, казалось, Жаудат поверил, что в их доме снова ярко горит лампада Аллаха, а сын позабыл свою несостоявшуюся невесту. Так что поездка в Париж, с целью найти своих родственников по матери и посещения Арабского мира, как будущего возможного партнера, была вполне правдоподобна и недалека от истины. К тому же, Абу Аббас-старший понятия не имел, что Хадижа аль Рашид аль Шафир сейчас находится в столице Франции.

Так что Самату оставалось лишь набраться терпения, будучи очень осторожным, и тогда:

— Мы скоро встретимся, Хадижа, — прошептал он, слыша пение муллы, призывающего к молитве. — Очень скоро встретимся.

— Когда ты говорила про замок, ты не преувеличивала, — огляделся Жак по сторонам, когда они вышли из машины.

— Поверь, когда Зейн меня сюда впервые привез, я была в таком же шоке и, скорее всего, стояла с таким же лицом, — посмотрела на друга Хадижа. — Пойдёмте, что-нибудь поедим, а потом я проведу вам небольшую экскурсию, — махнула она в сторону дома.

— А рисунки? — снова спросила Одетта.

— И рисунки, Оди, — вздохнула Хадижа. — Если бы я знала, что ты так щепетильно относишься к своему изображению, то ни за что бы не стала тебя рисовать, — проворчала Хадижа оглядываясь на подругу.

— Это всё после того, как один отвергнутый поклонник нарисовал на Оди очень забавный шарж и не только выставил его в интернете, но и расклеил копии по округе, где находится наша квартира, — ухмыльнувшись начал рассказывать Луи. — И потом чуть ли не каждый второй стал узнавать Оди на улице.

— И смеяться, — передёрнула плечами девушка.

— Потому что шарж был забавным, — ответил Луи.

— Он был не забавным, а злым.

— Оди, поверь, я на тебя шаржи не рисовала, — сказала Хадижа, — но если ты продолжишь в том же духе, то начну, — шутливо пригрозила она, на что Одетта скорчила рожицы и высунулась язык, признавая, что несколько перегнула палку со своим беспокойством.

На кухне, как обычно, трудился повар, готовый предложить молодой хозяйке и ее гостям свежеприготовленные блюда. Хадижа остановила свой выбор на чае, фруктах и лепёшках, уговорив друзей остаться на ужин.

— Тут спокойно можно снимать исторический фильм, — сказал Луи, когда оказался в большой гостиной, и, пройдя немного вперёд, выставил руки, словно перед ним объектив камеры. — А теперь вальс, дамы! Вальс!

Хадижа и Одетта, засмеявшись, сделали подобие реверанса, и стали кружиться в паре с друг другом, оставляя Жака в стороне.

Так они дурачились и бегали по комнатам, даже играли в прятки, словно дети, но, когда Жак с Луи заявили, что больше не сделают и шага, устало завалились на диван.

— Так и быть, вот там, — Хадижа указала на небольшой стеллаж с резными ставнями, — за створками телевизор. А мы с Оди скоро вернёмся, — она позвала подругу с собой, а мальчишки с удовольствием вцепились в пульт.

Хадижа, глубоко вздохнув толкнула дверь мастерской, в которой не была с того самого вечера, предпочитая рисовать или дома, или в квартире. В помещении не было и намека на события во время сильнейшей вспышки — всё было заботливо расставлено по своим законным местам.

— Уютненько, прямо картинка модного журнала, — села Руссо на табуретку возле стола.

— Да, — роясь на полках, согласилась Хадижа в поисках папки с рисунками. — Вот, — вытащив нужную, она вручила её Одетте.

Та стала внимательно рассматривать филигранные работы.

— Это просто шикарно, — Одетта разложила рисунки перед собой. — У тебя столько техник.

— Иногда мне кажется, что я слишком много рисую и никак не могу определиться с какой-то одной, — пожала плечами Хадижа.

— Я заберу этот себе, — подняла она черно-белый рисунок, сделанный в кафе, на котором Одетта смотрела в окно и задумчиво помешивала соломенной палочкой молочный коктейль. — Мне кажется я никогда не бываю такой… спокойной.

— Я бы сказала, умиротворенной, — взглянув на рисунок, ответила Хадижа. — Ну, как видишь бываешь. Убедилась, что я не нарисовала ничего, порочащее твою репутацию? — пожала она плечами.

— Да, — соскочив с табурета, подошла к Хадиже Одетта. — А я уж думала, найду тут рисунки в стиле ню, — прошептала она ей на ухо, чуть склоняясь.

Они несколько секунд смотрели друг на друга в полной тишине, так что дыхание и биение сердец стали громкими, что можно в их сплетении было угадать в некий единый ритм.

— Такие рисунки я храню в другом месте, поближе к кровати, — также шепотом ответила Хадижа, расплываясь в улыбке, перешедшей в смех.

Следом за ней рассмеялась и Оди.

— Пошли, а то мальчишки там уснут без нас, — Одетта легонько подтолкнула Хадижу к двери.

Жак с Луи действительно бездумно переключали каналы и, полулежа на диване, почти предались сну.

— Ну что, мальчики, скучаете без нас, красивых, талантливых и умных? — опускаясь на диван рядом с Луи, спросила Оди.

— И чем же вы такие талантливые? — фыркнул тот.

— А вот смотри, — сунула другу под нос рисунок Одетта.

— Хм, я тоже так могу, — пожал плечами Луи, рассматривая портрет.

— Ага, только на твоем рисунке я была бы с эльфийскими ушами, — отобрала рисунок у друга Оди, словно боялась, что он вытащит из кармана карандаш и пририсует злополучные уши прямо сейчас.

— Нет, скорее с вампирскими клыками, — подразнил ее Луи.

— А что? — зажглась идеей Одетта. — Роковая вампирша, ходящая по ночным клубам и кусающая вот таких вот сладких мальчиков, — девушка шутливо потянулась к шее Жака.

— Точно! Скоро Хэллоуин! Тогда я буду оборотнем! — зарычал Луи. — А Жак — мумией.

— Почему это я мумией? — возмутился он.

— А кем ты хочешь? — спросила Хадижа.

— Не знаю, приведением, например, или инопланетянином, — пожал плечами Жак.

— О, тогда мы раскрасим тебя фосфоресцирующей краской! — поддержала идею Одетта. — Ну, а Хадижа у нас, конечно… — девушка задумчиво оглядела подругу с ног до головы и держа театральную паузу. — Шахерезада.

— И будет рассказывать сказки жестокому султану тысячу и одну ночь, — все присутствующие вздрогнули от мужского голоса, прозвучавшего со стороны парадной.

— Зейн?! — обернулась Хадижа. — А у нас гости, — посмотрела она на вскочивших с дивана друзей, а потом перевела взгляд на мужа. — Ты не против?

— Конечно, нет, — улыбнулся мужчина. — В этом доме всегда рады гостям. Так что у вас за разговор?

— Да так, обсуждали костюмы на Хэллоуин, — пожала плечами Одетта. — Я, конечно, знаю, что мусульмане не празднуют день всех святых, но сейчас это, скорее, просто праздник, чем что-то религиозное.

— Никогда не был против хорошего праздника, — ответил Зейн. — Возможно, в клубе тоже устроим вечер, посвященный ужасам.

— Вот, где нужно будет искать оживших мумий, — кивнул Луи.

— И летающие саркофаги, — отозвалась Одетта.

— Вы не хотите пойти ко мне арт-директорами? — слушая их диалог, посмотрел Зейн на обоих.

— Смотря сколько платить будете, — тут же оживился Луи. — Если что я и декоратором могу.

— Пойдёмте поужинаем, всё уже накрыто, — пригласил гостей к столу Зейн, — а потом и обговорим детали.

Жак, Одетта и Луи прошли вперед, а Хадижа не смогла отказать себе в соблазне обнять мужа.

— Я соскучилась, — прошептала она.

— Я тоже, — невесомо целуя любимые губы, отозвался он, — но нельзя заставлять гостей ждать.

— Ты точно не против, что я их пригласила? — еще раз спросила она.

— Нет, они твои друзья и, похоже, хорошие ребята, — улыбнулся Зейн. — Верные друзья — это один из самых ценных даров Аллаха.

— Да, они хорошие, хотя иногда…

Напоминать об их приключениях месяц назад Хадижа не стала. Зейн же просто поцеловал ее в макушку, чуть сильнее прижав к себе, и, казалось, понял все без лишних слов.

— Жил когда-то злой и жестокий царь Шахрияр. Он каждый день брал себе новую жену, а наутро убивал ее. Отцы и матери прятали от царя Шахрияра своих дочерей и убегали с ними в другие земли, а потому вскоре во всем городе осталась только одна девушка — дочь визиря, главного советника царя, — прекрасная Шахерезада, — прошептал Зейн Хадиже на ухо начало знаменитой на весь мир повести. Мягкая улыбка тронула её губы.