Рисунок по памяти

Девятнадцатая часть

Дом дяди Али уже привычно был светлым, гостеприимным и наполненным любовью, во всяком случае, именно так показалось Хадиже, как только она впервые переступила его порог, как только оказалась в Фесе. Это же ощущение оставалось у нее и до сих пор. Сейчас, когда дом не был охвачен суетой приготовлений, — это чувствовалось еще сильнее.

— Хадижа, Зейн, — радушно поприветствовал дядя Али гостей, — Вы принесли свет в мой дом.

Девушка, как было принято, поцеловала мужчине руку.

Зейн и Али обменялись рукопожатиями.

— Пройдемте, Зорайде уже распорядилась о том, чтобы накрывали стол, — пригласил он их во внутрь дома.

За длинным низким столом, таким, чтобы было комфортно есть сидя на разноцветных подушках, уже собралась вся семья.

— Ас-саля́му але́йкум, — поздоровались со всеми Зейн и Хадижа.

— Уа-але́йкуму с-саля́м, — послышалось со всех сторон ответное приветствие.

Хадижа села на подушку, что до сих пор было непривычно — в особняке Рашид все сидели на европейский манер, на стульях, здесь же вся атмосфера призывала к соблюдению обычаев и традиций. На столе бы достаточно блюд с бараниной, овощами, рисом, а также неизменные лепешки и фрукты. Омыв руки в специальной чаше, принесенной одним из младших детей дяди Али, все начали неспешную трапезу.

От Хадижи не укрылись взгляды жен отца. Мачехи, видимо уже знали о результатах утренней церемонии и до сих пор не могли поверить в правдивость услышанного; видимо, те же самые мысли были в голове дяди Мохаммеда, который кидал на племянницу взгляды, полные сомнения и недоверия.

— Как прошла прогулка? — хитро улыбаясь, спросила Самира, которая была невольной свидетельницей приглашения Зейна.

— Фес — очень красивый город! Словно иллюстрация к сказкам «Тысяча и одной ночи», — с восторгом начала Хадижа.

Она описывала красоты дворца и всего того, что только успела увидеть. При этом глаза девушки заблестели, а на щеках загорелся румянец:

— Ну, конечно, вы все и так это видели и знаете, — увидев, что все внимание обратилось на нее, засмущалась Хадижа.

— Всегда приятно услышать человека, для которого все, мимо чего мы проходим изо дня в день, пожалуй и уже не замечаем, величие, чудо, — улыбнулся дядя Али, — Твои же глаза подобны глазам ребенка, только что увидевшего мир. В нашем краю еще много чудесных мест, созданных по воле и во славу Аллаха. К примеру, Гробницы Меридинов, каньон Дадес или Мечеть-университет Карауин.

— Да, — кивнула головой Хадижа, — но, боюсь, у меня не будет столько времени, чтобы осмотреть все красоты. Скоро уезжать.

Она заметила, что на этих ее словах отец заметно вздрогнул, и поджала губы. Как бы ее ни убеждал Зейн, что от желания или нежелания Саида теперь мало, что зависит, девушка все равно чувствовала, что с ним нужно поговорить.

Закончив с ужином и дождавшись, пока все поднимутся из-за стола, Хадижа подбирала момент подойти к Саиду. Только она вошла в гостиную, как к ней подбежал Мунир:

— Как я соскучился, сестренка! Как я тебя давно не видел! — со всей искренностью он обхватил ее ноги в попытке обнять.

— Привет, Мунир, — нежно улыбнулась Хадижа мальчику, — Ты видел меня только вчера.

— Да, — отстранившись от сестры, подтвердил мальчик, — Ты была такой красивой, как принцесса. Когда я вырасту у меня тоже будет такая красивая невеста, как ты.

— Конечно, — она погладила брата по волосами и легким движением убрала непослушные пряди, что лезли ему в глаза.

— Хадижа, а когда ты подаришь мне племянника? Скоро? — неожиданно для всех спросил мальчик.

Взгляды всех присутствующих в комнате обратились к Хадиже, а она поняла, что невольно поймала взгляд Зейна, что смотрел на нее, казалось, с таким же интересом и ждал ее ответа, как и Мунир.

— Позже, немного позже, — уклончиво ответила Хадижа брату, понимая, что в его возрасте ребенок еще не может быть посвящён во все детали того, как дети появляются на свет.

— А почему? — продолжал по-детски любопытствовать Мунир, — Мама говорила, что когда женщина выходит замуж, то Аллах награждает ее ребенком: так он наградил ее мной, а лару Зулейку — Маликой. Почему Аллах не хочет наградить тебя?

— Вот именно, все в руках Аллаха, Мунир, — вмешался в разговор дядя Али, видя, что Хадижа все больше теряется от вопросов, не зная, что ответить, — Когда он посчитает, что пришло время Хадиже стать мамой, а тебе — дядей, тогда это и произойдет.

— Я буду самым лучшим дядей, — со всей серьезностью заявил мальчик.

— В этом никто не сомневается, — улыбнулся ему Али, — А теперь беги на кухню, проверь, готов ли Рахат-Лукум.

Просить второй раз не потребовалось. Сластена Мунир со счастливой улыбкой побежал на кухню.

Хадижа направилась к отцу:

— Папа, можем поговорить?

Саид посмотрел на Хадижу удивленно, словно не ожидал, что она к нему подойдет.

— Да, конечно, — кивнул он, пропуская дочь вперед, — Что-то случилось? Зейн тебя чем-то обидел? — спросил Саид, как только двери кабинета закрылись.

— Зейн? Нет, наоборот, — удивленно проговорила Хадижа, — Он предложил мне переехать с ним в Париж, где я смогу поступить в Академию.

— И ты? — осторожно спросил мужчина.

— Я, конечно, в полном восторге. Честно, я уже и не мечтала об этом, — прижав руки к груди, ответила Хадижа.

Саид невольно улыбнулся, увидев этот ее жест, словно пришедший из детства. С таким восторгом раньше Хадижа говорила о золоте и муже, а сейчас — об учебе. Кто бы мог подумать? Хотя у Саида было достаточно времени, чтобы понять и принять то, как изменили его дочь прошедшие пять лет и потеря памяти.

— Отец? Отец? — Хадижа пыталась достучаться до мужчины, слишком глубоко ушедшего в свои воспоминания.

— Да?

— Так ты не против моего переезда? — задала она еще раз вопрос.

Саид глубоко вздохнул — конечно, он был против, но что он получит, высказав свое негативное отношение? Запретить, или остановить ни дочь, ни Зейна он не в силах, а вот разругаться напоследок — вообще не вариант.

— Я, конечно, не в восторге, что спустя столько лет поисков, мне придется снова отпустить тебя в другую страну, — ответил он, — И, если быть до конца честным, то меня охватывает ужас, что, как только ты уедешь, ты снова исчезнешь из моей жизни.

Сказано все это было спокойным, ровным голосом, но печаль, отразившаяся на лице, а, главное, в глазах, больно кольнуло сердце Хадижи. Да, все эти пять лет она была сиротой с выдуманным именем, без даты рождения, семьи и даже какого-либо воспоминания о ней, но каково было отцу, который знал и помнил, что потерял. Волна тоски о тех годах, что она не помнит, что упустила из-за своей пропажи, и нежности, что защемила где-то в груди, мешая вздохнуть, Хадижа одним рывком преодолела расстояние между ней и отцом и крепко обняла его.

Он совершенно не ожидал. Будучи ребенком, Хадижа часто обнималась, целовала, любила сидеть на его коленях, рассказывая о своих детских делах и играх, но сейчас… Каждое объятье сейчас воспринималось словно чудо, небольшой шажок к той Хадиже, что так любила своего отца. Саид так же крепко прижал ее к себе, почувствовав шелк волос, спускающихся свободным водопадом по спине, и замер.

— Я не потеряюсь, обещаю, — прошептала Хадижа, вдыхая запах мужского одеколона, смешанного с запахами пряностей и благовоний; яркая картинка, мелькнувшая перед глазами, больно ударила по мозгам, словно вонзив в них раскалённые иглы. Хадижа застонала, схватившись за голову, резко отшатнулась, и Саид от неожиданности выпустил дочь из объятий.

— Хадижа, что с тобой?! Сядь, — сильная и уверенная мужская рука подхватила ее под локоть и подвела к дивану, — Сейчас я вызову врача.

— Да, нет, папа, все хорошо, — чувствуя, как боль отступает, улыбнулась она, — Такое бывает, когда память просыпается. Это как небольшой взрыв в голове.

— Но может все-таки стоит? — в голосе отца звучали нотки тревоги.

— Он не скажет ничего нового, — пожала плечами Хадижа, — Я больше устану, пока дождусь его прихода, а ехать самой… Я не люблю больницы.

Посмотрев на дочь, которая уже выглядела нормально, Саид уступил:

— Хорошо. Только теперь мне еще страшнее отпускать тебя.

От одной мысли, что отец может передумать, Хадиже снова подурнело.

— Не волнуйся, — поспешила убедить отца Хадижа, — Мне кажется, Зейн — тот человек, которому можно доверять, и я обещаю вести себя хорошо.

— Так что ты вспомнила? — спросил Саид с замиранием сердца.

Хадижа нахмурилась — вспышка была очень короткой.

— Я точно слышала музыку, громкую и много голосов. Образ нечеткий, но, мне кажется, это был какой — то праздник. Праздник, где был ты и мама.

То, что она описала, можно было отнести к любому празднику, что происходил в ее детстве до того, как его измученное ревностью сердце нашептало о переезде в Бразилию. Но главным было даже не это, а то, что Хадижа вообще стала что-то вспоминать.

— Слава Аллаху, что твоя память начала восстанавливаться! Это происходило и раньше? Почему ты мне не рассказывала?

— Не хотела давать ложную надежду, — пожала плечами Хадижа, — Ведь вспышки остаются просто вспышками. Возможно, память восстановится лишь частично.

— Даже если так, то это все равно будет чудом, — улыбнулся Саид дочери, — Может, тебе подольше остаться в Фесе, раз это будит твои воспоминания?

— Отец, я не передумаю ехать в Париж, — осторожно сказала Хадижа, наблюдая, какой радостью зажглись глаза отца от одной мысли, что она может все вспомнить, и что попытка оставить ее в родной культуре, вполне закономерна.

— Сделать этого я даже не пытаюсь: ты всегда была упряма и если что-то вбила себе в голову, то разубедить тебя в этом практически невозможно, — вспоминая, как настойчиво маленькая Хадижа требовала, чтобы он развелся с Раньей, и все разговоры о том, что девочка должна если не полюбить, то хотя бы уважать мачеху, разбивались о стену ее упрямства и обиды, — Но, если тебе не возвращаться в Рио, а сразу отсюда отправиться в Париж?

— Сразу в Париж? — задумалась Хадижа.

— Да.

— Думаю, это нужно обсудить с Зейном, — предложение было заманчивым: остаться и увидеть все те места, о которых говорил дядя Али. Может, даже удастся порисовать с натуры.

— Да, конечно, — вздрогнул Саид, словно только сейчас вспомнив, что в жизни дочери появился другой главный мужчина, — Я позову Зейна.

Египтянин выслушал предложение Саида и повернулся к Хадиже:

— Ты хочешь остаться в Фесе?

Девушка пожала плечами:

— Я бы осталась, но документы… я подавала заявку еще как Зоя Вебер.

— Мы можем доказать, что ты и Зоя Вебер одно лицо, — ответил Саид, — Все необходимые документы есть, а, значит, заново подавать заявку тебе не понадобится.

— Возможно, — пожала плечами Хадижа, — в любом случае позвонить, или написать им не помешает. И еще, я собирала вещи только для отъезда в Фес, многое, что мне понадобится в Париже, я не взяла.

— Просто напиши список, и все соберут, — сказал Саид.

— Или можно купить то, чего не хватает в Париже, — предложил Зейн.

— Уговорили, — кивнула Хадижа, — Я останусь погостить в Фесе.

— Хорошо, — выдохнул Саид, — может, это еще больше поможет твоей памяти.

— Завтра мне нужно будет уехать на два-три дня дать закончить кое-какие дела, связанные с клубом перед отъездом, — сказал Зейн, — Хадижа, ты можешь либо остаться в отеле, номер полностью оплачен, или переехать в дом дяди Али.

— Я перееду в дом дяди Али, мне непривычно долго находится в одиночестве, — девушка поежилась.

Звучало немного абсурдно, но, живя в приюте, где практически все общее, побыть в одиночестве удавалось редко, и это наложило свой отпечаток на психику. Хадиже иногда, как любому творческому человеку, необходимо было побыть одной, например, когда она делала эскиз или писала картину, но при этом ощущение полного одиночества, когда рядом не было ни одного знакомого лица, вселяло в нее, если не панику, то ощущение тревоги. Так что, оказаться в более привычных стенах, среди родных людей правильней, чем в, несомненно, шикарном, но чужом номере отеля.

— Это даже лучше, — согласился Саид, — Здесь ты будешь под присмотром.

Прошло три дня. Отец, забрав Ранью, Зулейку и младших, уехал в Рио, за ним последовал и Зейн, удостоверившись перед отъездом, что все вещи жены перевезли обратно в дом Али, и, расплатился за номера в отеле, все-таки оставив бронь. Мохаммеду и Зе-Роберту тоже нужно было возвращаться к делам магазина, который они оставили на Амина. Старшему сыну Мохаммеда пришлось остаться в Рио из-за пересдачи экзамена, но молодой человек не шибко страдал, что не погуляет на празднике, а вот тетя Латифа с Самирой и малышом Кави, остались еще погостить и составить компанию Хадиже.

Она действительно посетила достопримечательности, о которых говорил дядя Али, и даже «Голубой город» Шефшауэн находящийся в горах, словно по волшебству окутанный дымкой облаков. Город, в котором все: дома, ступеньки, тротуары, оконные рамы, цветочные горшки, дорожки в парках, — окрашено во все оттенки голубого: от бирюзы до светло-небесного, от василькового до чистой лазури.

Обычно ее сопровождала Самира, и дядя Али посылал с ними кого-то из слуг. Когда Хадижа уставала от туристических маршрутов, они ходили на Медину вместе с Зорайде покупать пряности и продукты. Хотя женщина больше и не была служанкой в доме, она никому не доверяла выбор, из чего готовить баранину и Кус-кус. Один раз дядя Али даже взял Хадижу на рынок верблюдов, и она покаталась на одном из них по бесконечным песчаным дюнам, наконец, поняв, почему этих животных называют кораблями пустыни. Мерное покачивание при езде на верблюдах действительно чем-то напоминает тяжело дышащую палубу судна, когда его нос отваливает волны в вечно живой, никогда не спящей морской воде.

Хадижа смотрела на бескрайнюю прекрасную и опасную пустыню: на золотой песок барханов, искрящийся на солнце, на вереницы караванов, растворяющихся вдали подобно миражам, — и тут заметила развалины немного в стороне от рынка. Остатки древней крепости возвышались над всем вокруг, словно бунтарь, не покорённый, ни солнцем, ни песком, ни самим временем. Девушку словно магнитом потянуло туда; сделав несколько шагов, она услышала голос дяди Али, зовущий ее.

— Да, я здесь, — поспешила к нему Хадижа.

— Пойдем, Зорайде уже ждет нас к обеду.

— Да, конечно, — улыбнулась девушка, украдкой посматривая в сторону развалин.

Она обязательно вернется туда, позже.

Хадижа любила время молитвы, когда город после призыва, разнёсшегося по нему подобно эху, замирает, а потом смиренно склоняется в намазе. Сама девушка не чувствовала в себе тягу к религии, хотя несколько раз открывала Коран в попытке понять и принять то, что в Нём написано. Она понимала, что для ее семьи, да и вообще, в этом мире восточной сказки, религия очень важна и не ограничивается походами в церковь по воскресениям, как в том же Бордо. Традиция, законы, уклад жизни имели в своей основе именно религиозные постулаты. Все создается и разрушается по воле Аллаха. Душа же Хадижи молчала, и она просто старалась вести себя учтиво к традициям дома, стараясь не огорчать никого, но сегодня во время молитвы она решила воспользоваться тем, чтобы незаметно улизнуть из дома.

Она, конечно, понимала дядю Али, который настаивал, чтобы Хадижа не ходила по городу одна и часто отправлял следом одного из слуг, но ей всё равно захотелось немного свободы; при том, что развалины находились совсем недалеко, и она не собиралась проводить там много времени.

Почти бегом выскользнув со двора, Хадижа быстрым шагом направилась в сторону развалин. Тоже щекочущее чувство где-то внутри и азарт чего-то запретного, что адреналином разгонял кровь, напомнили ей о том, как она сбегала на ночные прогулки с Жаком, и они зависали на какой-нибудь крыше, встречая рассвет. Небольшое, безобидное приключение — как давно у нее не было ничего такого? Пожалуй, с того памятного вечера, когда она встретила Зейна. Мысль о муже заставила сердце забиться еще быстрее. Хадижа не могла отрицать, что скучает по нему и хочет, чтобы он быстрее вернулся, и они бы вместе погуляли по Фесу, а она бы показала ему наброски, что уже успела сделать. Девушка машинально нащупала золотую подвеску с египетскими иероглифами, что подарил ей Зейн, и зашагала дальше.

Хадижа быстро дошла до развалин по полупустым узким улочкам. Горячий ветер пустыни играл с ее волосами, обжигая кожу, солнце, уже находящиеся в зените, жарило беспощадно, и девушка поспешила во внутрь. Развалины представляли собой не только высокую башню, но и лабиринт длинных узких коридоров, которые разветвлялись, иногда оканчиваясь огромными помещениями, которые когда-то служили комнатами. Крыша тут представляла собой накиданную сухую траву, сквозь которой проникали лучи солнца, живописно освещая древние стены причудливыми тенями.

Девушка рассматривала все вокруг, стараясь представить, каким тут было все во время своего рассвета. Кто тут жил? Возможно, какой-нибудь восточный принц или доблестный воин, со своим гаремом послушных наложниц. Хадижа так замечталась, что не сразу услышала шаги, а обернувшись застыла: в одном из проходов стоял Самат Абу Аббас. В первое мгновение Хадижа подумала, что ей успело напечь голову, пока она добралась до развалин, но когда парень улыбнулся своей хищной улыбкой и заговорил, она поняла, что он не мираж, а сбывшийся наяву кошмар:

— Ну, здравствуй, Хадижа. Давно не виделись.

— Не скажу, что рада нашей встрече, — отступив назад, девушка оглянулась в сторону другой арки, прикидывая успеет ли убежать, — Как ты оказался здесь? Я думала ты в Каире, — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила девушка, продолжая медленно отступать к выходу.

— Значит, ты интересовалась мной? Приятно, — хмыкнул он и сделал шаг вперед, — Из Каира было очень легко уехать, особенно сейчас, когда отец с головой ушел в дела, спасая бизнес после выходки лары Таджии на твоей свадьбе.

Самат вспомнил, в какой ярости был отец, как он кричал на весь дом, что разорен из-за самой глупой и неблагодарной в мире женщины, ядовитой змеи в человеческом обличие и даже два раза произнес: «Я с тобой развожусь», — пока Таджия, на грани обморока, бледная как смерть, заливаясь слезами не бросилась к мужу в ноги… и Жаудат смягчился, хотя и отправил первую жену в другой дом.

— Значит, ты знаешь, что я теперь замужем, — на безымянном пальце сверкнуло кольцо, подаренное Зейном в день свадьбы, словно в подтверждение ее словам.

Самат скривился, но потом его лицо снова стало маской с приклеенной на губах улыбкой и холодным, злым взглядом:

— Знаешь, а мне плевать — для одалиски это не имеет никакого значения, — еще шаг к ней, и холод страха, несмотря на стоящую вокруг жару, коснулся кожи Хадижи, и она поежилась, — Я увезу тебя так далеко, что ни твой отец, ни твой прекрасный муженек никогда не найдут тебя.

Эти слова Самата сработали как спусковой курок и Хадижа ринулась в сторону арки настолько быстро насколько могла, но тут путь ей перегородил незнакомый мужчина.

— Помогите! Он хочет меня похитить! — указывая на Самата, остановившегося посреди комнаты, умоляла о помощи Хадижа.

— Он не понимает по-португальски, — услышала она ехидный голос парня, — и, да, он со мной. Он следил за тобой несколько дней, но, к сожалению, все это время ты была не одна… до этого момента.

Самат что-то короткое сказал незнакомцу по-арабски, и Хадижа не успела среагировать, как была схвачена сильной мужской рукой.

— Отпустите! — пыталась она вырваться и пнуть державшего ее, — У тебя все равно не получится меня вывести. Отсюда я буду кричать на всю Медину, — посмотрев Самату прямо в глаза, прошипела она.

— А это мы еще посмотрим, — он достал из сумки на боку скотч и черную чадру, скрывающая женщину с головы до пят. — Никто тебя не услышит и не узнает.

Страх нарастал, превращаясь в панику. Сердце билось где-то в районе горла. В голове шумело, холод сковывал тело, поднимаясь откуда-то изнутри. Хадижа почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, а грудь сдавило, мешая вздохнуть. Она с ненавистью посмотрела на Самата, который уверенной медленной походкой победителя приближался к ней, уже отматывая кусок скотча, чтобы связать ей руки и заклеить рот.

«Ну, нет, живой не дамся», — отчаянная злость, что просыпалась в ней, когда более старшие ребята в приюте задирали ее, подняла голову, и стоило Самату вытянуть руку, чтобы связать ее, Хадижа молниеносным движением вцепилась в его кисть. Соленый привкус крови во рту, был до одури противным, но крик боли заставлял сжимать челюсти еще сильнее. Хадижа фыркнула, выпуская руку, и собрав всю силу пнула, державшего ее со спины мужчину, удачно попав по коленной чашечке, хватка ослабла, что позволило Хадиже вырваться и, толкнув Самата, со всех ног побежать к выходу.

Под ногами шуршал песок и, казалось, кроме этого и собственного бешеного пульса, молоточками бьющегося в голове, никаких иных звуков не существовало. Но Хадижа точно знала, что погоня следует по пятам. Главное было добраться до Медины, там уж Самат не посмеет похитить ее у всех на глазах. Видимо, она куда-то не туда свернула и выбежала в одну из комнат.

Хадижа остановилась в растерянности, нервно ища выход, и тут почувствовала, как кто-то поймал ее за кофту и тянет назад — резко развернувшись, она услышала треск рвущейся ткани, но ей было плевать.

Самат был на расстоянии вытянутой руки, ее помощник шел следом.

— Попалась, бежать некуда.

Хадижа тяжело дышала, продолжая молча осматривать помещение. И вот небольшое окно, как раз, чтобы в него могла протиснуться девичья фигурка, было довольно высоко, но, если хорошенько оттолкнуться от небольшого возвышения под ним… Нужно, только отвлечь Самата.

Золотой медальон на шее блеснул в луче солнца, пробивающегося сквозь потолок. Хадижа улыбнулась, схватив украшения и направив так, чтобы отраженный луч попал прямо молодому человеку в глаза. Тот, зажмурившись, отвернулся, и это дало Хадиже необходимую секунду, чтобы подбежать к выступу. Оттолкнувшись изо-всех сил, она ухватилась за нижнюю часть окна. Пальцы пробило болью, но, игнорируя ее, Хадижа, стиснув зубы, подтянула себя вверх. Оказавшись на окне, она увидела, что Самат со своим помощником уже спешат схватить ее; думать и бояться было некогда: одним движением перекинув ноги, девушка спрыгнула с двухметровой высоты вниз. Приземлившись на ноги, Хадижа мысленно поблагодарила мсье Люпена — учителя физкультуры, что каждый урок заставлял «неповоротливых лентяев», в том числе и ее, висеть на канате и прыгать через «козла». Хотя видимо, что-то в этот раз она сделала не совсем правильно и левую ногу при попытке шагнуть пробило резкой болью. Девушка оглянулась на вход в развалины — еще секунда-другая, и оттуда явится Самат с помощником… и теперь ей не убежать.

Хадижа посмотрела вокруг в попытках найти хоть какое-то укрытие, где можно было спрятаться, молясь, чтобы дядя Али уже обнаружил ее исчезновение и послал слуг разыскивать беглянку. Пусть лучше она получит хорошую взбучку, чем окажется в руках у Самата. Но как назло ничего подходящего не находилось. От отчаяния, захлестнувшего душу, захотелось закричать. И тут девушка увидела всадника на верблюде и действительно закричала, размахивая руками и идя настолько быстро, насколько позволяла травмированная нога. Всадник остановился. На ее счастье, это оказался не неизвестный бедуин, или очередной помощник Самата, а один из торговцев верблюдами, что она видела сегодня утром.

— Пожалуйста, отвезите меня к сиду Али. Сид Али Эль-Адиб, — медленно, чуть ли не по слогам, проговорила Хадижа, надеясь, что мужчина ее вспомнит и поймет.

Тот нахмурился, но медленно кивнул, приказывая верблюду опуститься на землю. Хадижа вскарабкалась в седло несмотря на боль в ноге, заставляя себя сделать это как можно быстрее. Верблюд пошел неспешным шагом под уздцы хозяина, а Хадиже хотелось поднять его в галоп, наблюдая как выбежавшие Самат со слугой провожают ее злыми взглядами.

Стоило верблюду заехать на Медину, как Хадижа увидела знакомых слуг из дома Эль-Адиб и самого хозяина. Торговец приказал верблюду остановиться, заметив что Сид Али направляется к ним:

— Хадижа! Где ты была?!

— В развалинах, — быстро ответила она, нервно оглядываясь и боясь в толпе позади заметить Самата, — Дядя Али, домой, пожалуйста.

Только сейчас мужчина заметил, насколько девушка бледна.

— Что произошло, Хадижа? — в его голосе зазвучала тревога, — Спускайся.

Хозяин дал команду верблюду и тот снова опустился на колени, чтобы девушка смогла слезть. Али что-то сказал по-арабски своему знакомому, пока Хадижа встала на ноги и тут же ойкнула, перенеся вес тела на здоровую ногу.

— Что с тобой? — подхватил ее Али.

— Нога, — поморщившись от боли, ответила Хадижа, — я-то ли подвернула, то ли вывихнула ногу, когда выпрыгнула из окна.

— Выпрыгнула из окна?! — голос Али становился все более громким и более удивленным, — Эй, — подозвал он одного из слуг, — Помоги, быстро!

Когда они оказались во дворе дома дяди Али, то вокруг тут же захлопотали служанки. Хадижу усадили на диван в гостиной.

— О, Аллах! Надо вызвать врача, — деловито констатировала Зорайде, когда опухшую ногу освободили от обуви, — Здесь может быть и перелом. Карима!

— Я тут уже, тут, что так орать? — юркая, любопытная служанка оказалась по близости.

— Бери слугу и бегом за врачом, — отдал приказ Али.

— Считайте, я уже там! — махнув рукой выбежала из комнаты женщина.

— Так что произошло?! — хором спросили Самира и Латифа, что спустились со второго этажа на шум, — Хадижа, ты, где была?! Что случилось?!

— Я была в развалинах на краю пустыни.

— О, Аллах! — воскликнула Латифа, как только услышала слово «развалины».

— Так что там произошло?! — уже во второй раз спросил дядя Али.

— Я встретила там Самата Абу Аббаса, — Хадижа почувствовала, как мурашки снова пробежали по коже, — И он был с помощником. Они пытались похитить меня.

— О, Аллах!

— Он сошел с ума!

— Я тут же соберу слуг! — засуетился дядя Али, — Мы пойдём в развалины.

— Ни к чему, — покачала головой Хадижа, — Они, скорее всего, уже сбежали.

— Да, и к тому же у Хадижи нет двух свидетелей, чтобы подтвердить историю с похищением, — покачала головой Зорайде.

— Но это ужасно! Ужасно! Если он на это решился… О, Аллах! — причитала Латифа прижимая ладони к щекам и меряя расстояние комнаты, — Нужно позвонить Саиду, Зейну! Нужно сделать, что-то!

— Точно, — уже собирался идти к телефону дядя Али, но вдруг цепкие пальцы схватили его за руку, так что ногти впились в кожу.

— Дядя Али, не нужно, — смотря на него глазами, в котором загорелся маниакальный огонек, сказала девушка, — Представьте, что произойдет, если они узнают? Они не только запрут меня под домашний арест, так еще и пойдут разбираться с Абу Аббасом. Сами сказали, что у меня нет никаких доказательств, только слова.

Мужчина посмотрел на девушку с испугом, но не мог не признать, что доля истины в ее словах есть… тем более, зная взрывной характер Саида.

— Дядя Али, пожалуйста, — девушка убрала руку, — Мы уедем за тысячу километров отсюда, в Париж, и Самат не найдет меня. Зейн позаботится обо мне. И я обещаю, что больше не буду ходить по улице одна, — Хадижа поморщилась из-за боли в ноге, — Хотя, похоже в ближайшее время вообще не выйду на улицу.

— Я не попаду в Эдемские сады, — вздохнув покачал головой мужчина, — Мои подушки останутся пустыми из-за вас! Хорошо, Хадижа я ничего не скажу ни твоему отцу, ни мужу, да простит меня Аллах!

— Спасибо, дядя Али, — облегченно облокотилась Хадижа на спинку дивана.

— Я принесу тебе чай, пока мы ждем доктора, — пошла на кухню Зорайде, — О, Аллах! О Аллах! Что творится!