По городу ехать было страшнее всего. Я боялась наехать на кого-нибудь в толпе, боялась, что лошадь испугается, дернется, и я не смогу справиться. Глупо, наверно, у лошади есть своя голова и она сама знает, куда ей идти, она привыкла к городу и к людям. Вот прямо за Халидом шла.
Ласточка — тихая, спокойная лошадка. Белая, очень ухоженная, шерстка так и блестит, хотя видно, что уже не молода. Очень послушная. Маджин показал мне, как «рулить», но сейчас можно было ничего не делать, она шла сама. Просто за хозяином, шаг в шаг.
А потом за город — в поля.
Сначала еще народу вокруг было много, потом мы свернули на проселочную дорогу и остались одни. Холмы вокруг, редкий сухой кустарник, несколько пальм у дороги.
Солнце пекло. А косынки мне сегодня не дали, еще немного, и солнечный удар хватит…
Халид ехал вперед, только изредка оборачиваясь, бросая на меня быстрый взгляд. Не разговаривая, словно меня и вовсе не было.
После вчерашнего болели ноги и спина. Жарко, душно… у меня голова начинала кружиться.
— Барга! — окликнул Халид. — Что-то ты совсем бледная. Дать воды?
— Да, — согласилась я.
И хоть немного постоять, не могу…
Он подъехал поближе, протянул мне фляжку.
Я глотнула немного… потом еще. И что-то от этой воды меня замутило еще больше.
— Тебе нехорошо? — спросил он.
Я кивнула. Говорить сил не было.
— Давай тогда вон к тем деревьям доедем и посидим, а то свалишься еще.
Посидим — согласилась я. Это будет неплохо.
Он поехал медленно, рядом со мной.
Ох… я не доеду. У меня так начало темнеть в глазах… Невыносимо. Руки начали трястись… Да что же это?
И в какой-то момент поняла, что мне плохо окончательно, я заваливаюсь на бок, сползаю… еще немного и грохнусь с лошади. И в голову вдруг ударяет такая боль… до звона в ушах. Я падаю…
Но где-то в последний момент Халид успевает подхватить меня на руки, снять. И тащит к деревьям в тенек.
Дальше я плохо соображаю, что происходит, голова раскалывается.
Он сажает меня на землю, потом подводит ближе лошадей. Берет свою фляжку, ту, что давал мне, выливает из нее все. Потом достает из седельной сумки вторую такую же, а эту прячет. Идет ко мне.
— На, попей, — серьезно говорит он. — Сейчас станет лучше. У нас совсем мало времени.
— Что…
Я пытаюсь хоть как-то прийти в себя, хорошо хоть боль отступает, но голова кружится все равно.
— Помолчи. Просто попей, я объясню, а ты слушай. Я включил глушилку. Твой камешек, — он чуть коснулся пальцами моего лба, — сейчас не работает. Он видит твоими глазами, и сейчас все выглядит так, словно ты упала в обморок. Потом, когда он заработает снова, ты сделаешь вид, что только пришла в себя и открываешь глаза, что ничего больше не было. Проболтаешься, и это, скорее всего, будет стоить тебе жизни. Поняла?
— Да, — кивнула я. Отпила немного воды.
— Для начала я хочу объяснить про сны. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не говори об этом вслух. Это может быть опасно. Да, я видел тоже, я видел тебя и совсем другую жизнь. Это не будущее. По крайней мере, не то будущее, которое обязательно должно случиться, только один из путей. Сны возникают в узлах временных сдвигов и наложении одной реальности на другую. Это сложно объяснить, но обычно связанно с перемещением между мирами. В пределах своего мира перемещение во времени невозможно, но отправляясь, к примеру, в твой мир, можно выбрать одну из узловых временных точек. Для тебя, к примеру, тот момент, из которого ты попала сюда, или момент, соответствующий по времени тому, которое ты провела здесь. Возможно, есть и другие варианты, я знаю далеко не все.
— Я могу вернуться домой? В тот момент… словно ничего не было?
У меня даже замерло сердце.
— Пока это не в моей власти, Ю. Но, в теории — да. И если тебе снятся такие сны, то, скорее всего возможность вернуться будет. Нужно только до этого дожить.
— Что я должна делать?
Если это правда — я на все готова.
Халид слабо усмехнулся.
— Для начала, нам стоит договориться, как себя вести, — сказал он. — Ты ведь понимаешь, для чего мне подсунули тебя? У меня нет жены, нет любовницы, детей, нет никаких привязанностей, нет близких друзей, нет никого, кроме матери, но этот вопрос мы закрыли, когда я принес присягу айнару. Зато у меня есть одна вещь, которая айнару очень нужна. А я категорически не хочу отдавать. Айнар мог бы убить меня, но тогда он эту вещь потеряет. Не спрашивай что это, тебе лучше не знать. Ты нужна айнару, как инструмент давления на меня. И дело даже не лично в тебе. Если придется тебя убить, то найдут и подсунут мне новую, и потом снова, пока я, наконец, не сломаюсь. Ты не первая, Ю. Я пытался отказаться от этих игр, но… Наверно, лучше научиться самому в них играть.
Это было страшно. Особенно то, что через меня переступят и пойдут дальше.
- А что стало с той, другой… до меня? Она была из моего мира?
— Нет, она была из этого. Ей было пятнадцать… она… — Халид болезненно хмурился, словно ему тяжело подобрать слова. — Я сказал, что мне не нужны такие подарки, не интересны. Тогда айнар велел позвать пятьдесят гвардейцев, и отдал им. Они насиловали ее по очереди. Она сначала кричала, потом теряла сознание. Ее приводили в себя… и снова. Потом унесли в подвалы… и там… — он вздохнул, качнул головой. — Она умирала еще три дня, меня водили смотреть. Поверь, Ю, я не хочу повторить это снова.
— Меня могут забрать у тебя?
— Могут, — серьезно сказал он. — Все, что принадлежит мне, принадлежит айнару, даже моя жизнь. Я поклялся служить ему… Айнар может наградить, может лишить своей милости в любой момент. Обычно, для такого шага нужен повод, но когда дело касается рабыни, повод придумать не сложно. Сказать, что я недостаточно уделяю тебе внимания, а значит, подарок не пришелся по душе, что я без должного уважения, с пренебрежением отношусь к его подаркам. Не важно, что сказать, это формальность. На рабыню всем будет плевать, забрали эту, так возьми другую, достаточно и рабынь и денег. Может сразу, сходу, поменять на новую. Я, конечно, могу попытаться возразить, попытаться не отдать тебя, но айнар накажет заодно и меня за неповиновение, а для тебя это ничего не изменит.
— Наказать, как той ночью?
— Все зависит от того, насколько далеко зайдет. Пока я нужен ему живым, но есть способы заставить говорить даже мертвого. Ю… если до такого дойдет, это будет глупо для нас обоих, поэтому нужно постараться не дать повода тебя забрать. Подыграть.
Заберут меня — подсунут новую, и все сначала.
Да, на рабыню плевать. Если у Халида попытаются отнять что-то серьезное — звание командующего, его положение, деньги, дом… то у влиятельных людей, которые его поддерживают, могут возникнуть вопросы и недовольство. А девчонка-рабыня — кто их считает? Айнар дал — айнар взял.
Халиду совершенно точно такие игры не нравились, поперек горла вставали, но он был прав. Подыграть будет лучше.
— Ты должен спать со мной? — даже не вопрос, это и так понятно.
У него чуть дернулась щека, нервно.
— Да. Но у этого есть другая сторона. Если вдруг я проявлю к тебе какие-то чувства, хоть сострадание, хоть привязанность, то количество поводов отобрать тебя сразу увеличится. Под любым предлогом. Чем больше ты мне нужна, тем проще на меня давить. Я не могу отказаться, не могу принять. Если честно, я не знаю, что делать с тобой. Где найти середину и хоть просто потянуть время. Я не привык к таким вещам, — он вздыхает, трет подбородок. — Я всегда честно служил айнару Тересу, своему отцу. Знал, что от меня требуется, знал, что должен делать, был свободен в том, что касается личного. Я солдат, а не придворный, мне привычней говорить и действовать прямо. Мне плохо даются игры, поэтому мне очень нужна твоя помощь и понимание того, что происходит. Будь осторожна в словах и в поступках. Ты ведь понимаешь, что тебя поставили следить за мной не просто так. Но если мы выберемся из этого, и у меня получится задуманное, то я обещаю отправить тебя домой.
Домой! Сердце замерло… нельзя так… Я столько старалась не думать о доме, и тут… непрошенная надежда. Я ведь все сделаю. Я хочу домой. И те сны — если они тоже связаны с моим миром…
— Значит, ты всячески показываешь, что тебе нравится секс со мной, — уточнила я, — чтобы убедить, как подарком айнара доволен. Только секс, ничего больше. Чисто физически. В остальное время даже не смотришь в мою сторону.
— Да. Это будет правильнее всего.
— Хорошо. А я могу даже иногда всплакнуть, какая ты бесчувственная скотина, меня не любишь.
— Не переигрывай. И еще, Ю. Сегодня ночью мне нужно будет уйти. Незаметно. Тебе нужно лежать тихо, закрыв глаза и никак не дать понять, что ты заметила мое отсутствие. Это очень важно. Возможно, не только сегодня.
— Да, я все сделаю.
Он кивнул, еще какое-то время смотрел на меня, словно пытаясь что-то для себя понять.
— Тебе лучше знать, — сказал Халид. — Чуть больше двух месяцев назад, мой отец, айнар Териф, на охоте упал с лошади и сломал себе шею. К моменту его смерти я остался единственным сыном. У меня было три брата, только все они умерли по разным причинам. Отец собирался передать власть мне, но мой дядя успел оказаться в нужное время в нужном месте, его поддержали. Но он получил не все. И как только он сможет получить желаемое, то сразу избавится от меня.
Та вещь, которая ему нужна… что-то очень ценное?
— Если ты не избавишься от него первым?
Халид кивнул.
— Ставки очень высоки.
Слишком высоки, чтобы жизнь рабыни имела какое-то значение. Я — помеха.
И все же, он считает правильным договориться со мной, хотя мог бы надавить и запугать сам.
Два месяца.
Халид мог бы стать айнаром. Возможно, станет. Вопрос в том, смогу ли я дожить до этого дня.
Он смотрел на меня серьезно и прямо, он… у него круги под глазами от недосыпа… его почти загнали в угол.
— Понимаю, — сказала я.
Он благодарно улыбнулся.
— Тогда сейчас я отключу глушилку. Ты ложись, закрой глаза и сделай вид, что только-только пришла в себя. Сможешь? Очень важно, чтобы нам поверили.
И все же, притворяться Халид действительно не умеет.
Я очень надеюсь, айнар не чувствует того, что чувствую я. Как Халид нежно берет меня за руку, снимая с лошади у ворот дома. И как мое сердце начинает бешено колотиться в ответ. Я не знаю, что со мной происходит, но это волнует меня.
И я вижу в его глазах… многое, чего не стоило бы. Поэтому Халид старается даже не смотреть в мою сторону.
А вечером, перед тем, как залезть со мной в кровать, он подходит к своему шкафчику, достает бутылку виски, делает несколько глотков…
Но хуже всего ему удается ночью, когда я давно уже должна была спать, но никак не усну, лежу на краю кровати, повернувшись к нему спиной… и к горлу вдруг подкатывают слезы. Наверно, впервые за все то время, что я здесь, у меня появляется хоть какая-то надежда. Хоть какое-то понимание, передышка, один спокойно прошедший день. Впервые за все это время я не валюсь с ног от усталости и не трясусь от ужаса, я могу подумать о будущем. И я хочу домой.
Это внезапно так больно, так тоскливо, почти безнадежно, что я не могу сдержать слез.
Стараюсь плакать тихо, поменьше всхлипывать…
Слышу, как Халид ворочается там, тяжело вздыхает.
Потом пододвигается ближе, протягивает руку, касаясь пальцами моего плеча. Я всхлипываю громче. Тогда он, молча, обнимает меня.