Роза Дашваара

22. И шаг за край

Он сходил, принес мне воды. И бутылку себе. Потом так и остался сидеть рядом, до самой ночи. Сказал, ему лучше сегодня не слишком мозолить глаза, в дагане могут быть соглядатаи и кроме меня.

Он выходил — только посидеть с бутылкой в руках на улице, показать всем, как он пьет с горя, или там от безысходности, что его не слушают, не уважают… и вообще ему уже на все плевать. Пусть катится все! Напиться, и хоть трава не расти.

Завтра они поедут во дворец.

Приказом айнара — состязания переносятся туда. Айнар боится покидать Кизу, боится оказаться среди людей, в верности которых он сомневается, а вот в их умении владеть оружием — нет.

Возможно, это хитрая ловушка и провокация от айнара, но у Халида тоже есть свой план.

Воины, которые участвуют в состязании, поедут вместе к Керушем. Тот будет нарываться и отвлекать внимание на себя, впрочем, стараясь не слишком уж переходить границы. Так, чтобы в случае чего, не попасть на плаху. Просто внимание. Все силы айнара уйдут на усмирение идар-деке.

Халид, тем временем, тихо выберется дворами и огородами с небольшой группой верных людей, и тайными ходами проникнет во дворец. А уж там — дело за малым… Если все пойдет как надо, его не будут ждать и удастся пройти незамеченным.

Нужно всего лишь убить айнара. Всего лишь… Потом объявить его узурпатором, незаконно захватившим трон. Ведь законный наследник — Халид, это была воля его отца. И многие готовы поддержать его. Он договорился. Если все пройдет как надо…

Слишком много «если».

— Как у тебя голова?

Вечером нам принесли ужин.

— Болит немного, но уже лучше, — сказала я.

— Есть будешь? — предложил он. — Тут ребрышки вкусные. Иди. И сладкие булочки с изюмом.

Я села напротив.

— Нам теперь больше не нужно есть из одной тарелки? — сказала тихо.

Мы и раньше-то наедине из одной тарелки не ели, а теперь… только я хотела спросить о другом…

Халид кивнул.

— И спать в одной постели не нужно, — так же тихо ответил он на мой незаданный вопрос. — Ты спи на кровати, а если хочешь, не буду мешать тебе, возьму подушки и буду спать вон там на ковре, там удобно.

Он не смотрел на меня, скорее чуть в сторону. Словно ему тоже неловко, как и мне. Хотя, думаю, с ним все иначе. Просто что-то не давало покоя. Неловко — мне.

— Будущий айнар готов спать на полу, уступив кровать рабыне? — попыталась усмехнуться я. От нервов. Я не знала, как себя теперь с ним вести. Все вдруг изменилось.

Халид глянул на меня, покачал головой.

— Я родился рабом, Ю. Сыном рабыни. Бастардом, совершенно ненужным своему отцу. Ты родилась свободной и желанной в своей семье. Потом все перемешалось. Так что разница не слишком велика. Я с детства привык спать хоть на земле, хоть на камнях, хоть сидя, хоть стоя в полном доспехе в походе, как только выдалась свободная минутка. На ковре спать удобно.

Он так говорил это — тихо, просто, как-то иначе, как я не привыкла. Я смущалась. Не могла понять…

Мы можем делать все, что хотим, на нас никто не смотрит. И больше не можем — в то же время.

— Ты не будешь мне мешать, — сказала я, очень стараясь не выдать голосом свое волнение.

Он усмехнулся, никак комментировать не стал.

Молча взял кусочек копченого мяса…

Тогда я попыталась еще:

— Ты говорил — это я тебе мешаю. Ты не привык, что в твоей постели кто-то спит, кроме тебя.

Он так и не стал есть мясо, покрутил в руках, положил на тарелку. Налил себе немного вина. Но и пить не стал.

— Уже привык. Вот отправлю тебя домой, и надо будет найти себе какую-нибудь симпатичную девочку… которая будет закидывать на меня ноги во сне, перетягивать одеяло и сопеть мне в ухо.

Усмешка на его губах. Это бы и звучало как усмешка, как шутка, если бы… не звучало как прощание. Халид смотрел в сторону.

Немного больно от этого.

Не нужно врать и притворяться, можно говорить честно. Но я…

— А мне дома кошка на ухо сопит, — сказала я. — Залезает ко мне на подушку, ложится рядом и сопит в ухо.

Он улыбнулся. Совершенно честно и тепло на этот раз.

Потом зажмурился на мгновение.

Взял, выпил вино.

— Надо будет завести себе кошку, — сказал очень ровно.

— Айнар может позволить себе завести кого угодно, — сказала я, честно стараясь говорить весело.

Он кивнул.

— Пожалуй. Я ведь никогда не планировал стать айнаром, был уверен, что с этим разберутся и без меня. Стать джайри — да, хотел. И то, больше для того, чтобы доказать своему отцу чего я стою, чтобы он обратил внимание на меня, чтобы мог мной гордится. Хотел показать, что я достоин его. Я гордился им… Но большего я никогда не желал. Так вышло.

- Почему?

— Почему вышло? С Кейлефом у меня свои счеты, личные. Я убью его, даже если буду уверен, что после этого казнят меня самого. Он не должен был стать айнаром. Он развалит страну за пару лет, продаст все Ленарте. А что не продаст, то… — Халид облизал губы. — Дело даже не в этом. Кейлеф не выгоден никому, он слишком жаден и будет грести под себя, и достаточно умен, чтобы не стать марионеткой в чужих руках. Его нельзя контролировать, но вести с ним дела тоже слишком опасно. Сегодня ты в милости, завтра тебя посадят на кол. Он слишком любит манипулировать сам. Джейлина не примут тем более. Керуш не хочет высшей власти. Не смейся, он идар-деке, он знает, о чем говорит. У него настолько все есть, что он не хочет рисковать. Он готов заниматься вопросами экономики, внутренними, но не внешними делами. У нас там, знаешь, какой змеиный клубок? Только подними голову и Дашваар сметут, словно и не было… У нас маленькая страна, Ю… Это сейчас немного затихли после Каянквата, но ненадолго. Керуш ездил послом еще при отце. Раза три съездил, потом сказал, что с него хватит. Потом меня посылали…

Халид болезненно сморщился, закусил губу.

— У меня никогда не было амбиций, кроме как стать достойным своего отца, — сказал он.

— Ты стал.

— Еще нет. Завтра увидим. Может быть, ничего и нет, кроме самоуверенности.

Он крутил пустой бокал в руке.

— Зачем ты говоришь все это мне? — спросила я.

— Не знаю, — сказал он. — Кому еще? Ты потерпи, это не долго. Мне, наверно, больше некому рассказать. Я же не могу сказать людям, которые рассчитывают на меня, что я боюсь, не знаю, как быть, что не хочу ответственности, что я не готов к такому грузу. Им нельзя это слышать, иначе мы проиграем. В полководце сомневаться нельзя. А ты… просто девочка…

— Эффект попутчика, — улыбнулась я.

— Что?

— Когда сокровенное легче рассказать случайному человеку, встреченному в пути, зная, что он тебе никто, и ты его никогда не увидишь. Легче, чем самым близким людям.

Он кивнул, что-то изменилось в его взгляде.

— Да, как-то так.

— Знаешь, — сказала я, — наверно, я ни о чем не жалею.

Он кивнул снова. Но промолчал.

— Ты же не против? — он влез ко мне в кровать. — Я не буду мешать.

Вернее, к себе, это же его шатер и его кровать. Он — к себе.

В штанах… ну, это белье, такие короткие нижние штаны до колена. Ясно давая понять, что просто спать, без всяких посторонних мыслей.

А я в длинной сорочке, прикрывающей попу.

Впервые так.

Я подвинулась, освобождая ему больше места.

Халид задул лампадку, влез под одеяло, лег на спину.

— Спи, Ю. Завтра сложный день.

Я повернулась к нему спиной, попыталась уснуть. Но разве уснешь? Вот так, после всего, не понимая, что ждет завтра. И вертеться нехорошо, я буду мешать. Старалась лежать тихо так долго, как только могла. Слушая его дыхание.

Он тоже не спал.

Потом повернулась на другой бок.

Халид открыл глаза, посмотрел на меня.

— Не спится?

— Нет, — я покачала головой. — Никак.

Он протянул руку под одеялом, коснулся моей руки.

Я осторожно накрыла его ладонь своей…

— Нет? — тихо спросил он.

Я…

— Не знаю.

Он улыбнулся.

— Я просто хотел сказать, Ю… я к тебе очень привязался за это время.

Я фыркнула. «Привязался». Как к котенку.

— Обижаешься? — спросил он.

— Нет. Я все понимаю. Просто… — вздохнула, собралась с духом. — Да, обидно.

Я должна сказать это, признаться, хоть самой себе. Когда признаешь — проще.

Он погладил мою руку, там, под одеялом. Нежно, пальцы — один за другим. Молча.

— Я не ребенок, Эле.

— Саир, — сказал он. — Наверно, это уже не важно, но мне было бы приятно, если бы ты называла меня так.

— Домашнее имя? Так называла тебя твоя мать? — я чуть замялась. — И сестра, да? Зачем?

— Просто это мое имя, данное при рождении, — он улыбался теперь чуть виновато. — Только и всего. Меня так давно уже никто не называл. Ты не моя сестра, и не ребенок — точно. У нас тут девушку в девятнадцать лет никому не придет в голову считать ребенком. Моя мать родила меня, когда ей было шестнадцать, и пятнадцать, когда родилась моя сестра. Это обычное дело. Да, ты похожа на Миту, но ты совсем другая. И ты мне очень нравишься.

У меня дрогнули губы, подбородок дрогнул. Мне показалось, еще немного, и заплачу. Даже сложно сказать — отчего. От того, что все мои фантазии рухнули?

Хотела было отвернуться от него, дернулась.

Но он держал меня за руку, не дал.

— Обижаешься, — сказал он. — Я сам виноват. Сам ляпнул, не думая, в полубреду, когда ты сидела со мной. И еще твои сны…

Я дернулась сильнее. Он отпустил, наконец.

Ляпнул в полубреду? Это неправда?

Отвернулась, поджала колени к себе, обхватила руками. Я сама не могла понять, почему мне так плохо.

— Эти сны… это ведь неправда? Так не будет?

— Нельзя сказать наверняка. Да и о чем эти сны? Ю, как ты себе представляешь такое будущее? Я не пойду туда с тобой, в твой мир, как бы хорош он ни был. Мое место здесь. А ты? Разве ты готова все бросить? Тебе же дома было хорошо…

Если бы он сказал: «Я люблю тебя! Останься со мной», то я… наверно, это имело бы смысл. А так… что я скажу? Он ведь ничего не предлагает мне. Зачем оставаться, если я здесь никому не нужна? Нет, я не хочу. Зачем?

— Нет, — сказала я, — не готова.

Голос дрогнул.

— Ю…

Я слышала, как он вздохнул. Потом потянулся ко мне, коснулся моего плеча.

— Не надо, — сказала я.

— Хорошо.

Он убрал руку, перевернулся на спину. Какое-то время я слышала только его дыхание.

— Ладно, — сказал Халид, наконец. — Я пойду, посижу на улице. Не буду тебе мешать.

Я промолчала.

Не стала оборачиваться. Слышала, как он нашел там где-то свою рубашку, натянул. Что-то еще…

— Ю? — позвал, все же что-то не давало ему покоя. — Если бы я сказал тебе, что все это правда, что я влюбился в тебя, что моя жизнь никогда уже не будет прежней, и я не представляю как буду без тебя. Я хочу, чтобы ты осталась со мной. Здесь. Ты бы осталась?

— Нет, — сказала я.

Не так. «Если бы». Чтобы ответить на такой вопрос «да», нужно быть абсолютно уверенной…

Какое-то время он стоял там, рядом с кроватью, неподвижно. Придурок. Нельзя так. Либо скажи по-человечески, либо заткнись, и даже вида не подавай. Я не могу, у меня сердце разрывается. Вернуться действительно будет лучше. И все забыть. К черту все! Я прекрасно жила без него.

Слышала, как он стоял. Сопел, словно пытался что-то еще придумать, но придумать никак не мог. Переминался с ноги на ногу.

Потом повернулся и пошел к выходу.

И я не выдержала.

— Сар! — окликнула я. Почти отчаянно.

Он замер.

— Да?

Я не знала, что сказать. Просто не хотела, чтобы он ушел так.

И он вернулся.

Он обошел кровать с моей стороны, присел рядом на корточки, заглядывая мне в глаза, словно надеясь, что именно я сделаю этот шаг. И я почти возненавидела его за это. Почему я?! Ну, скажи сам! Не так! Ты же хочешь? Скажи! Или не морочь мне голову! Или прямо скажи, что ничего не хочешь, что я всего лишь часть игры.

— Я ни о чем не жалею, — сказала я тихо. — Даже если все, что ты говорил, было только игрой.

Он моргнул. У него дернулся кадык. Видела сомнение, смятение даже.

А потом осторожно коснулся моих губ губами, легкий поцелуй…

— Прости меня, Ю… Это не игра. Пойми, я… не хочу обещать тебе ничего лишнего, не хочу обманывать надежды. Я сам не знаю, как все будет дальше. Предлагать тебе остаться, значит предлагать пожертвовать всем: твоей жизнь, планами, забыть семью и друзей. Ради того, в чем я и сам пока не уверен? — он смотрел на меня, долго, пристально так смотрел.

И вдруг потянулся, поцеловал меня снова. Иначе. Горячо и настойчиво в этот раз. По-настоящему. Долго.

Я обняла его за шею, погладила волосы.

— Вот же придурок, — сказала, невольно всхлипнув.

Он влез ко мне в кровать. Пододвинул меня подальше от края, лег рядом, обнял, обхватив крепко. И ноги мои подгреб под себя ногой — видимо, чтоб уж наверняка.

Поцеловал снова. Господи! Как хорошо…

— Я, кажется, влюбился в тебя, — сказал виновато. — Это правда. Просто не знаю, что со всем этим делать. Наверно, я сам оказался не готов.

— Не знаешь, что со мной делать? — чуть наигранно удивилась я. Выдохнула, наконец.

Он засмеялся.

— Что делать с тобой сейчас, я уже решил, — он довольно потянул с меня сорочку. — Но вот что потом…

— Завтра разберемся, — пообещала я. — Вот станешь айнаром, тогда и поговорим. А пока — не морочь мне голову.