Роза Дашваара

15. Правда и ложь

Мы снова ехали вместе, я сидела перед ним, уже и не думая смущаться, расслабившись, прислонившись к нему спиной. Халид чуть обнимал меня одной рукой, другой держал поводья. Его подбородок у моего уха, так, что я чувствую его дыхание, чувствую, как иногда он осторожно трется носом о мои волосы. Молча, ничего не говоря. Айнар не может ни видеть, ни слышать этого, но я могу чувствовать. Это только для нас двоих… И мне плевать на ревность, на танцовщиц, на все разом плевать.

Солнце и поля, сладко пахнущие подсохшей травой.

Лагерь у реки… и они ведь что-то готовят там.

Халид говорил, у них на севере в Этое затяжная война с варварами, уже много лет. Еще недавно он был там, но потом получил приказ от отца — вернуться вместе со своим даганом в столицу, едва успел. И пока нет приказа отправляться назад…

Халиду предлагали почетную и денежную должность советника, а в даган поставить другого джайри и отправить обратно, чтобы вооруженные люди рядом с городом не мозолили глаза. Но Халиду каким-то образом удалось отказаться от столь щедрого предложения. Нашлись те, кто поддержал его.

Халид не говорит об этом прямо, но ему помогли остаться верховным, не считая самого айнара, военным командующим. Значит, он на этом месте кому-то нужен.

Два месяца — небольшой срок.

Айнар Кейлеф, выходит по всему, не столь уж могущественен, как ему бы хотелось. Он пытается получить больше власти, но пока не может, и это не дает ему покоя. А слабый человек, желающий казаться сильным, часто бывает необоснованно жесток. Утвердиться за счет тех, кого можно унижать безнаказанно…

— Халид! Мне нужно поговорить с тобой! — Керуш, его двоюродный дядя и идар-деке Дашваара, отзывает в сторону. — Идем! Только отправь свою девку подальше.

— Осторожней, идар-деке, — шепнули ему. — Айнар все слышит.

— Мне плевать, что слышит айнар, — ответил Керуш, с усмешкой глядя прямо на меня. Вернее, не на меня, на айнара, который смотрит моими глазами. — На твоем месте, Халид, я бы отымел ее, а потом придушил. Нечего таскать за собой. И поступал бы так с каждой.

— Ты не на моем месте.

— Не забывай, чем ты мне обязан, Халид.

Халид едва уловимо делает шаг вперед и в сторону, закрывая меня.

— Я помню.

— Смотри, Халид! А то я придушу ее сам.

— Не бойся, — шепнул Халид мне, спокойно и уверенно.

Как не бояться?

Меня снова отправили учиться верховой езде.

И снова дали того парня, Маджина. Сказали, больше никого нет, все евнухи… в смысле, все серьезные мужчины вроде Гирифа, которые не станут с вожделением поглядывать на меня и которым я не стану стоить глазки — сейчас заняты, им не до меня. Сказали небрежно, между делом, но мне вдруг показалось, в этом был какой-то смысл.

И Маджин едва заметно нервничал.

Конечно, это можно списать на то, что его предупредили и запугали, чтобы не смел даже и думать… Но ведь он и раньше не думал. Все что было — обычная болтовня.

В этот раз разговоры выходили натянутыми, и я предпочитала молчать.

Но как-то слишком странно.

Парень нервничал. Не сказать, что это слишком очевидно, и я даже не уверена, можно ли это заметить где-то в записи. Это же камера… в каком-то смысле. И где-то эти записи просматривают потом. Очень интересно, насколько хорошее качество и разрешение, насколько четко можно разглядеть детали. Вряд ли все можно видеть так же хорошо, как я вижу своими глазами. Хотя, если это технологии другого мира и он более продвинутый, чем наш, то почему бы и нет, какие-то очки виртуальной реальности, которые показывают все именно моими глазами, ровно так, как вижу я.

Или нет? Все проще?

Насколько внимательно это смотрят?

Кто знает…

Парень нервничал, и изредка нервно чесал запястья…

Хотя это не мешало ему улыбаться мне. И не просто улыбаться, а даже ухватить меня за попу, подсаживая на лошадь. А подсадив — долго подтягивать стремена, положив при этом руку мне на бедро… не убирать руку, пока я не посмотрю… пока это не будет зафиксировано.

Что за игры, твою ж мать?

Мне стоит подыграть, возмутиться или даже ответно начать строить глазки? Или сделать вид, что я не замечаю ничего.

Если Халид знает об этих играх, то, думаю, стоит подыграть.

Меня очень долго возили по кругу быстрым шагом, чтобы я успела привыкнуть. Потом даже пробовали рысью. Тяжело, да, ноги болят и нужно постоянно пытаться попадать в такт, и на посторонние мысли почти не остается сил. Все заняты делом.

Я видела, как Халид с Керушем сидят там же в тенечке.

Они обсуждают что-то, открыто дав понять, что это не для ушей айнара. Хорошо, пусть так, возможно, этот Керуш имеет право на такие ходы, у него достаточно силы и власти…

Два месяца прошло с того момента, как сменилась власть, и очень похоже, ее хотят сменить снова. А я… кто я в этих играх? Как же меня угораздило?

Но самое главное…

Я вижу, как Халид встает, и что-то зло говорит, о том, что «хватит с него». Идет в мою сторону.

— Ты совсем зарвался, ублюдок! — кричит ему вслед Керуш. — Ты еще жив только по моей милости! Потому что я вступился за тебя! Советую помнить, кому ты обязан!

— Я помню! — резко бросает Халид через плечо. — Барга! Слезай, и едем домой!

Хорошо…

Я попыталась слезть, но Маджин слишком быстро оказался рядом. И вот я снова в его руках, так близко. Черт возьми, так близко, что он умудрился ущипнуть меня за грудь, и даже снова не особо торопился убирать руки.

— Что ты делаешь? — попыталась возмутиться я.

— Идар-деке говорит, не долго твоему Халиду осталось командовать, — тон у Маджина до крайности наглый, но он волнуется все равно.

— Барга! — зовет Халид.

— Отпусти!

Маджин отпускает.

От таких игр мне совсем не по себе.

— Барга! Что ты себе позволяешь?! — грозно и страшно говорит Халид.

Так страшно, что я дергаюсь в сторону.

— Я ничего не сделала!

— А кто? Он? Взять его! — командует Халид.

Я вижу, как резко белеют у Маджина щеки, ему страшно. К нему подбегают, хватают за руки, заламывая за спину.

— Халид! — Керуш подходит тоже, надменно смеется. — Вчера ты не позволил принцу Джейлину даже дотронуться до нее, а сейчас этот парень, запросто лапает безнаказанно! Забавно, ты не находишь?

— Двадцать плетей! — командует Халид. — Немедленно!

— Нет, пожалуйста! — кричу я. — Не надо!

— Тебе жалко его, барга?

— Он ничего не сделал!

Ничего такого, за что стоило бы так…

Так же нельзя! Я все понимаю, но это не справедливо!

Я начинаю метаться, не знаю, куда бежать, но Халид ловит меня, хватая за запястье.

— Стой, — холодно говорит он. — Дома ты тоже свое получишь.

Я?

Меня тоже? Плетью? За что? За то, что этот парень ущипнул меня?

Даже слегка подкашиваются ноги. Я смотрю в небесно-синие глаза Халида и не могу понять, как же быть. Он смотрит равнодушно. Нет… Я еще дергаюсь, но это бесполезно, его пальцы словно железные, держат так, что не вырваться и не разжать.

Маджина тащат на другой конец площади, стаскивают с него рубашку, привязывают к столбу. Он оглядывается на меня.

Не просит пощадить его, ничего не просит, не пытается объяснить.

И я не могу поверить, что вот сейчас, на моих глазах… До слез…

Но плеть — это ведь не кнут, больно, конечно, плохо, но не смертельно?

Мне очень хотелось в это верить, уцепиться хоть за что-то успокоительное. Ведь когда Халид пришел тогда от айнара ночью, его ведь тоже били плетью? И уж точно никак не меньше. Он пришел сам, он… Ему было очень плохо, поднялся жар. Но утром его вылечили, теперь даже следов не осталось. А Маджина будет ли кто-то лечить?

Вряд ли услуги муари тут доступны каждому.

— Нет… — тихо говорю я.

Пальцы Халида держат меня крепко, но вот большим пальцем он осторожно поглаживает мою руку, словно успокаивая. Я поворачиваюсь к нему. Он качает головой.

— Тебе не стоит переживать о нем, барга. Думай о себе.

О себе? Но ведь он не может так же со мной? За что? Этот Маджин хотя бы делал что-то, причем делал сознательно, он понимал, что так будет. Волновался, боялся, но делал все равно. Возможно, у него не было выбора, его заставили, но… Он крепкий парень, я думаю, он как-нибудь переживет. А я? За что я?

Маджин почти висит, руки привязали высоко. У него широкая мускулистая спина…

К нему подходит человек. Берет плеть. Расправляет. Разок щелкает в воздухе, пробуя. Потом смотрит на Халида.

Халид кивает ему. Начинать.

Человек размахивается и бьет. Маджин вздрагивает под ударом, на его спине вспухает алая полоса.

— Идем, — говорит Халид, разворачивается и тащит меня прочь.

Он не собирается смотреть.

Наверно, это и к лучшему…

— Тебе стоило убить его, Халид, — говорит Керуш нам вслед. — Иначе это сочтут проявлением слабости.

— Возможно, мне стоит убить тебя, идар-деке.

Краем глаза я успеваю заметить, как у Халида дергается щека. Но это не раздражение, это довольная ухмылка. Всего на мгновение. И у него снова каменное лицо.

За спиной я слышу свист плети… глухой удар… и потом еще, в третий раз. Потом Халид уводит меня слишком далеко. Маджин не кричит. Терпит, стиснув зубы. Это ужасно.

Мне хочется расплакаться, хочется потребовать объяснений, но я не могу.

То есть, плакать могу, конечно, но объяснять мне не станут.

Это ведь какая-то игра, причем игра для меня или, вернее, для того, кто смотрит моими глазами. Маджин знал. Его заставили? Как понять? Или…

— Идем, — Халид тащил меня прочь.

К лошадям. Закинул меня в седло и запрыгнул сам. Все так же обняв одной рукой.

«Но потом мне не захочется забирать свой подарок назад. Женщина, которой прямо при мне попользовались другие… — он морщится. — Ну, скажем, теряет для меня свою привлекательность».

Вот сейчас — тоже? Он будет иначе относиться ко мне? Или для этого не достаточно просто слегка ухватить за попу? Или это вообще только слова?

Все так запуталось, что я не понимаю уже ничего.

Халид обнимал меня нежно и, хоть убей, я не чувствовала, что он злится на меня.

Тронул бока лошади ногами, мы поехали.

— А что будет со мной?

— Ты же понимаешь, барга, что я не могу этого так оставить. Двадцать ударов много тебя, но пять, я думаю, будет в самый раз.

— Плетью? Меня?

— Ты боишься?

Его губы рядом с моим ухом, и я ясно чувствовала его улыбку.

То ли все это совсем не так, то ли он просто хотел…

Не знаю… но дрожь пробирала все равно.

— Тебя когда-нибудь наказывали, барга? Плетью? Розгами? Я не знаю… ремнем по попе за плохое поведение?

Насмешка.

— Нет.

— В твоем мире это не принято? Или ты была хорошей девочкой?

— В моем мире насилие запрещено.

Он фыркнул.

— Даже так? Боишься? — сказал он.

Да.

У меня перед глазами так и стоит — спина Маджина и алые полосы на ней. Да, я боюсь боли.

Закусила губу…

— И ты накажешь меня сам? Или тоже позовешь кого-то?

— Хмм… Сам. Я не доверю тебя никому. Но если ты так боишься, барга, и если ты хорошенько меня попросишь, то я, может быть, передумаю, или заменю это наказание чем-нибудь другим.

Это отдавало какими-то извращениями.

— И что я должна сделать?

— А на что ты готова?

— Да пошел ты!

Одно дело — чтобы спасти свою жизнь, другое — так.

Он усмехнулся, довольно, как мне показалось.

Я дернулась из его рук, все это как-то…

— Не дергайся, — сказал он. — Упадешь сейчас. И постарайся, все-таки, следить за своим языком, а то я решу наказать тебя еще и за неуважение к своему хозяину.

— Ублюдок, — буркнула я.

— Я вот думаю, может зря снял с тебя ошейник? Стоит снова надеть? Десять плетей, барга.