Я лежала на краю кровати, повернувшись к нему спиной. Подальше от него.
Весь вечер держалась и думала уже мне плевать, но вот тут, в тишине, наедине, внезапно пробило почти до слез.
Какого ж хрена? Разве он что-то обещал мне? Разве признавался в любви? То есть… нет, тот раз, почти в бессознательном состоянии — не в счет. Нет. Я его игрушка, вещь, которую ему подсунули против его воли, чтобы следить за ним. Обуза, помеха его делам.
Я ему не жена и не любовница, чтобы ревновать.
Он мне ничего не должен.
— Ю? Ну, что ты?
— Все хорошо, — буркнула я.
— Ю, ты плачешь? Ты ревнуешь, да?
— Какого хрена тебя это волнует?
Я слышала, как он тяжело вздохнул за моей спиной.
Нам же нужно отыгрывать историю о том, как я ему безразлична. Днем у него вышло отлично. Теперь… Теперь, пожалуй, отлично выходит у меня.
— Ю…
— Да пошел ты!
Нормальный хозяин, пожалуй, давно бы убил меня за такие слова. Ударил. Хоть что-нибудь сказал… «Не поднимай глаза, не говори, ты должна радоваться всему, что твой хозяин захочет сделать с тобой».
Я слышала, как он повернулся и лег на спину.
— Давай спать, Ю. Нам завтра рано вставать, мы снова поедем в лагерь.
Сожаление и усталость в голосе.
Надо бы поспать, но я никак не могла уснуть.
Долго лежала, вертелась, пыталась считать овец, думать о чем-то таком, что успокаивало. Ничего меня не успокаивало сейчас. Не выходило. И бок отлежала, хотелось перевернуться… Сначала я упрямо не поворачивалась к Халиду, потом… Да какая разница? Кровать широкая. Что за детский сад?
Я слышала, что он тоже не спит. По его дыханию. И когда я повернулась, он быстро глянул на меня, а потом снова закрыл глаза. Ему-то что мешает? Он вообще последнее время почти не спит, вчера убегал по делам почти на всю ночь. И тут… Впрочем, у него, наверняка, хватает забот и поводов для бессонницы без меня.
Когда я в очередной раз повернулась на другой бок, Халид встал и ушел куда-то. В туалет?
Его долго не было. Потом вернулся с кружкой, подошел, поставил рядом со мной.
— Держи, — сказал он. — Молоко с медом и пара капель сонника. Выпей. А то ты вертишься, я тоже не могу уснуть.
Я мешаю ему спать.
— Если я мешаю, отправь меня спать на кушетку или на балкон вообще. Или куда подальше. На улицу.
Он фыркнул.
Я была зла на него, глупо и нерационально, но так хотелось зацепить и обидеть в ответ…
— Если не выспишься, завтра опять будешь падать с лошади.
— Оставь меня дома.
— Я бы рад, Ю, — с легким раздражением сказал он. — Но айнар велел, чтобы я везде брал тебя с собой. Пей. И спи лучше. А то мне опять придется таскать тебя.
Я помеха и обуза…
А молоко было теплое и чуть сладковатое от меда. Удивительно, но помогло. Я уснула.
Уже под утро мне снился такой странный сон. Такой реальный… невозможно реальный.
Словно я дома.
Я стою под душем… теплая вода… вкусно пахнет моим любимым грейпфрутовым гелем для душа. Так хорошо. Руки у меня только загорелые, и плечи… я вижу, как на руках облезает кожа, словно я только вернулась с моря. Только не от купальника следы, а скорее футболки или рубашки с коротким рукавом.
Нос облезает полосами. Я вылезаю, долго разглядываю себя в зеркале, мажусь кремом.
Дома… маечка с Пикачу, домашние шорты…
Выхожу из ванной… а на кухне кто-то есть. И там во сне я понимаю, что у родителей отпуск, они на даче, но на кухне… там Халид. И это никак не удивляет меня.
На нем темно-зеленая футболка и джинсы, я вижу его со спины, но отлично понимаю, что это он. Босиком… Честно говоря, просто фантастично смотрится — высокий сильный мужчина, словно полжизни не вылезавший из тренажерного зала, это так естественно в его мире, но так удивительно в моем. Мой мужчина. Он что-то жарит у плиты, и запах просто обалденный.
— Ю! У меня уже все готово, садись, — оглядываясь через плечо, говорит он. — Я думал, что получится меньше, но вышла целая гора блинчиков, давно этого не делал. Варенье клубничное нашел.
— Ты умеешь печь блинчики?
— В детстве матери помогал. Оказывается, что-то еще помню. Попробуй.
Улыбается.
Он какой-то совсем другой сейчас, спокойный, расслабленный, даже глаза совсем другие… тепло в глазах… и сейчас, вот так, он выглядит заметно моложе, чем я привыкла… отдохнувший просто.
Стряхивает последний блинчик со сковородки в стопку — действительно целая гора.
Наше клубничное варенье, сметана… открытая банка маслин… кофе. Впрочем, для кофе у нас кофемашина, Халид не варил сам.
— Тебе кто-то звонил уже раз пять, волнуется, — говорит Халид.
Я беру. Машка. Шесть пропущенных и штук пятнадцать сообщений. «Юль, ты как?» «Юль, ты жива?» «Ответь!» «Юля!!!» «Ответь мне, я ума схожу!» «Этот мужик не убил тебя? Он мне не нравится!» «Ты там?» «Если не ответишь, я в полицию позвоню!» «Юль!»
Я читаю и мне смешно, и ничуть не удивляет. Звонить самой и разговаривать сейчас не хочется, поэтому я просто фоткаю наш стол и Халида со сковородкой. «Я была в душе. Этот мужик напек мне блинчиков к завтраку. Не волнуйся. Он меня не съест».
— Машка, — говорю я. — Она считает, что ты очень подозрительный тип.
Халид смеется. Ставит сковородку, подходит, обнимает меня.
А потом я просыпаюсь.
В его доме. В его постели. На самом деле.
Он лежит рядом, не спит, и так странно смотрит…
— Мне снился такой странный сон… — говорю я, и прикусываю язык. Мне нельзя говорить о снах. И ему нельзя. Ведь айнар смотрит на нас.
— Бывает, — говорит он как-то странно, качает головой, словно подтверждая, что не стоит. — Мне часто снится мой дом и мама… как она печет блинчики…
Он так смотрит на меня, чуть закусив губу, внимательно. Так, что я даже почти не сомневаюсь. Этот сон он видел тоже. Значит, так будет? Или, хотя бы, так может быть? Даже если это один из вариантов будущего, то может быть…
— Блинчики… — почти растерянно говорю я.
— Давай, ты пока умывайся, а скажу, чтобы напекли. Сладкие, с клубникой. А потом поедем.
Он видел тот же сон, я уверена. Это невероятно, немного страшно, потому что я не понимаю… но это так.