Он напоил меня вином. Там же, за столом. Едва ли не силой влил три огромных бокала, возражать не было сил. «Пей, будет легче. На сегодня все закончилось».
После бессонных ночей, после всех ужасов, меня свалило. Нет, я не опьянела, по крайней мере, я все понимала совершенно отчетливо, просто резко закончились силы и стало все равно. Я так и легла в подушках рядом с ним, а он… о чем-то говорил еще с айнаром.
Потом, когда пора уходить, он так же бесцеремонно поднял и взвалил меня на плечо. Как добычу, как вещь, ковер… Он нес, придерживая за ноги, кверху голой попой, и его это ни капли не смущало. Меня сейчас, пожалуй, тоже.
Сложнее всего было усадить меня на лошадь. Он кое-как забросил в седло, но не успевал залезть сам, я все норовила свалиться и ничего не могла с этим поделать. Вино такое? Вся эта магия… «Да держись ты…» Я старалась. С третьей попытки ему удалось успеть запрыгнуть, пока я не сползла окончательно… и мы поехали домой… в седле страшно укачивало…
Потом он бурчал что-то неразборчиво, снимая меня рядом с домом… что-то на счет того, как все его задолбало, в гробу он видал такие подарки и меня в частности, менее цензурно, впрочем, но смысл — как-то так. Я была абсолютно согласна.
В комнате, кажется, в спальне, Халид сгрузил меня на невысокую кушетку, сунул подушку под голову, укрыл одеялом.
— Спи, — сказал он. — Завтра нам предстоит нелегкий день.
— Нам?
— Да, — он вздохнул, устало провел ладонью по лицу. — Ты теперь моя тень, и должна везде сопровождать меня, не отходя ни на шаг.
— Зачем?
Наверно, я не имею права спрашивать… точно, совсем не имею… смотреть на него, говорить с ним, пока он не велит. Но пьяная я совсем обнаглела.
Халид присел рядом, протянул руку и дотронулся камешка у меня во лбу между бровей.
— Ты глаза и уши айнара, — сказал он. — Ты здесь, чтобы следить за мной. Он мне не доверяет.
Камешек… это камера? Передатчик? Что-то в этом роде… Я даже не удивлюсь.
Но это ужасно.
— Почему ты не отказался от меня?
Он криво ухмыльнулся, горько.
— Ты не первая, барга. Одного раза мне хватило, чтобы усвоить, с какой благодарностью стоит принимать подарки айнара. Спи.
Поднялся.
Отошел в сторону.
Я завернулась в одеяло по самые уши, словно в кокон. Холодно не было, даже наоборот, но так казалось спокойнее и уютнее. Если, конечно, можно говорить об уюте в таком месте. После ночи голышом на циновке — одеяло казалось роскошью. Наверно, мне действительно повезло, все могло обернуться куда страшнее, реши айнар оставить меня себе. А так… этот человек, Халид, не станет издеваться надо мной.
Значит, я теперь с ним…
Вечер уже, как-то резко стемнело… мне и правда лучше поспать. Вино шумело в голове…
Краем глаза я видела, как Халид снял кафтан, оставшись в тонкой сорочке, стянул сапоги… плеснул в лицо воды. Потом зажег лампу на столе, взял какие-то бумаги… Тихо. Цикады трещали где-то вдалеке за окном.
Как я попала сюда?
Подозреваю, что виновата сама. Очень глупо. Хотя я даже и предположить не могла.
К нам приезжала съемочная группа, снимали нас на парах, в коридоре, в столовой, в цветах на улице, видео, фото. Девушек. Сказали, что отбирают для участия в каком-то новом шоу. Заодно, за небольшую плату, можно получить профессиональную фотосессию, отличные фотографии и увеличить свои шансы попасть на телевидение. Мы с Машкой повелись, тем более, что фотки действительно очень понравились, я никогда еще так хорошо не получалась.
Нам на запястье поставили небольшой штампик, сказали — завтра подъехать на студию, нас пропустят.
Я не знаю, почему это именно так, не пропуск, не визитка, не телефон, по которому надо позвонить… Я не придала этому значение. Штампик и штампик. Это было в четверг. В пятницу мы с Машкой планировали поехать на студию, вечером отметить конец сессии. В выходные — на дачу…
Но в тот четверг, возвращаясь домой, в подъезде, я почувствовала, как рука под штампиком чешется, и все сильнее. Мне даже показалось, он начал светиться… я не поверила. Подумала — может, аллергия на краску, кто знает. Потерла… в лифте… а он вдруг вспыхнул огнем, светом, так ярко, до рези в глазах. Я зажмурилась…
До своего этажа так и не доехала. Очнулась на каменном полу…
— Эле-энке! — чей-то голос разбудил меня. Я заснула.
Приоткрылась дверь, тень скользнула в комнату.
— Еще не спишь? — спросила она.
Женщина. Нежный манящий голос, изящные движения, простое платье, подчеркивающее роскошные формы… Она подошла к столу, за которым сидел Халид, и присела на краешек, подвинув бумаги.
— Тяжелый день? — спросила она.
Он поднял на нее глаза, кивнул.
Не жена. «Энке» — это «господин», я уже успела понять. Рабыня? Любовница? Наложница? Или как тут принято? Может быть, у этого Халида целый гарем.
- Тебе нужно отдохнуть, — предложила она. Именно предложила, с таким намеком, от которого невозможно отмахнуться.
— Не сейчас, Ильса, — сказал он.
— Почему? — удивилась она. Потянулась через стол, попыталась взять его за руку.
Он подался назад, откинувшись на спинку кресла.
— Эле… я скучаю, — в ее голосе отчетливо слышен легкий упрек, покорность и обещание чего-то большего. Все сразу. Обещание неземного блаженства, если только господин обратит на нее свой взор. — Я почти не вижу тебя.
— Ты ревнуешь, — сказал он. Просто, буднично.
— Ревную, — согласилась она. — Разве у меня нет поводов ревновать?
Он не ответил.
Тогда она поднялась, очень быстро обошла стол и уселась к нему на колени, обняв за шею. Что-то шепнула на ухо.
— Ильса…
— М-мм? — удивилась она. — Хочешь сказать, я должна уйти? Эле, ты хочешь прогнать меня?
Такое искреннее недоверие… И — нет, он прогонять не стал. Я видела, как он потянулся и поцеловал ее. Она полезла ладонями ему под рубашку…
Не надо смотреть.
Я закрыла глаза, пытаясь притвориться, что сплю. Можно было бы отвернуться, но я боялась напомнить о себе лишним звуком. Замерла. Только нос еще больше засунула под одеяло, тихо-тихо…
Я слышала его неровное дыхание в тишине, не знаю, что уж там делала эта Ильса, но ему явно нравилось… шорох… звук поцелуев… Я не смотрела. Но не слушать я не могла. Что мне делать?
— Эле… — ее сладкий стон.
Со стуком отодвинулось кресло, он поднял Ильсу, потащил на кровать, где-то по дороге стаскивая с нее платье. Она счастливо смеялась.
Она — рубашку с него. «Давай, подними руки» — так довольно.
Если чуть приоткрыть глаза — я могла видеть широкую спину Халида… шрам под лопаткой на спине. Широкие сильные плечи. Да, такой человек, пожалуй, может легко таскать девушку на плече, хоть через весь город. Он и не к таким упражнениям привык.
Тонкие руки Ильсы обвили его шею, ноги поймали и привлекли к себе, еще больше…
Я зажмурилась, окончательно нырнув под одеяло, стараясь не дышать.
Нет, я — вещь, о моем присутствии можно не думать. Неловко лишь мне самой, им двоим — плевать. И даже если айнар смотрит моими глазами… что ж, это не значит, что у взрослого мужчины не может быть личной жизни. Если айнару приспичит смотреть — это проблемы айнара, Халид у себя дома, в своей постели, со своей любовницей.
Ильса стонет… ей явно очень хорошо.
И скрип кровати… Глухое голодное рычание Халида. Потом словно звук борьбы… возни… и тихий смех. И «ай-ай, моя нога…» и «прости, сейчас», шепот и смех снова. Им весело.
Я даже и представить не могла, чтобы так хихикать в постели с Сашкой. Он бы обиделся, пожалуй… Он… ну, он трахал меня с таким серьезным, сосредоточенным лицом, словно все правители нашего мира следили за ним и оценивали. Я тогда чувствовала себя скорее немного странно и немного неловко, мне казалось, я тоже должна делать все красиво и правильно, вот так же стонать, как сейчас Ильса… но не выходило. Не было у меня такой внутренней потребности — громко стонать. А делать это специально… я боялась, будет ненатурально, он не поверит. Будет хуже. Поэтому я пыталась просто шумно дышать… Глупо. Возможно, все от того, что мы с Сашкой плохо успели узнать друг друга? Всего-то полгода… Чего-то важного между нами не было. Опыта не было. Не знаю.
Он целовал ее.
Даже если Ильса рабыня, то все равно имеет право на его поцелуи тогда, когда захочет. «Не говори, не смотрит в глаза» — только для меня.
Я вдруг поняла, что ревную.
Ревную человека, при мысли о сексе с которым у меня от ужаса дрожали колени.
И все же, человека, который, судя по всему, спас мне жизнь… поступившись, возможно, своей гордостью… Нет, к чему гадать, я слишком мало понимаю еще, но очень хочу понять. Что заставило его?
Человека, который, несмотря ни на что, отнесся ко мне по-человечески.
Он ничего мне не должен, я вещь.
И если вдруг сейчас он решит залезть и ко мне в постель, я буду кричать вовсе не от удовольствия, буду плакать и отбиваться…
Это забавно… странно, но забавно все равно.
Я лежала и ждала, пока все это закончится.
Возня, скрип и стоны, и снова тихий шепот, не разобрать…
Долго.
Потом стоны и скрип чаще. Резче. Так, что мне хочется зажмуриться даже под одеялом, заткнуть уши. Такие судорожные полувсхлипы-полувздохи, громко и так… томительно… замирая где-то на грани… и вдруг, словно что-то оборвалось — несколько мгновений тишины. Потом долгий выдох.
— Эле-е… а-ах… — невыносимо тягуче.
Слышно, как Халид перекатывается, ложится рядом.
— Все, можешь идти, — чуть хрипло, но совершено равнодушно говорит он.
— Сейчас? — в низком, подрагивающем голосе Ильсы удивление и обида. Она садится. Впрочем, обиды и удивления не слишком много, видимо подобное обращение — не в первый раз.
— Сейчас, — говорит Халид. — Мне нужно закончиться дела. Иди.
Она подчиняется.
Он — ее хозяин, невозможно сомневаться в этом.
Ильса вылезает из кровати, одевается. Ее шаги… и тихо хлопает дверь.
Халид тоже встает, находит штаны, натягивает. Берет кувшинчик со стола, наливает воды… Не торопясь.
Я поймала себя на том, что высунула нос и смотрю на него.
— Не спишь? — спросил он вдруг, не оборачиваясь.
О-оо… и я готова сквозь землю провалиться!
Ответить?
— Ты должна спать в моей спальне, барга, так что привыкай, — сказал он. — На самом деле, в моей кровати, но на сегодня хватит. Должна есть из моей тарелки. Везде сопровождать меня. Теперь ты — моя тень. С этим придется смириться, и тебе, и мне.
— Да… — тихо сказала я.
Он усмехнулся.
— Принести тебе воды? — предложил так просто.
Подошел, поставил кувшинчик рядом со мной.
У него шрамы на груди, на руках… на руках особенно много. И лицо, шея — намного темнее, чем грудь. Он проводит много времени под солнцем, но вовсе не на пляже.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Я села, все еще кутаясь в одеяло. Платье на мне такое, что я все равно, что голая.
— Юля.
— Хорошо, — сказал он. — Меня ты будешь называть Эле-энке.
Я кивнула.
— А… Халид?
Он тихо фыркнул.
— Халид — это не совсем имя, прозвище, когномен. Для равных и тех, кто стоит выше меня. Тебе не стоит называть так. Малькере — родовое имя, для официальных церемоний. Эле — персональное имя, публичное… хотя, по большому счету, и не совсем имя. «Господин Эле» — то, что тебе нужно.
«Ю, вот ты где»…
— А Сар? — вдруг не удержалась я, и тут же прикусила язык. Это все сны. Это… Там, во сне, это же не он? Не может быть…
Халид нахмурился.
— Не знаю, где ты слышала, — сказал он. — Саир — семейное имя, только для близкого круга.
Отвернулся.
Не для меня…
Сны?
И все же — правда? Это реально имеет значение?
И это задело его, я видела. Чувствительно так задело, хоть он и старался не показывать, но… выпрямилась и напряглась спина…
— Постарайся поспать, Ю, — сказал он. — Если что-то нужно — говори. У меня еще дела.