Сегодня она проводит последний вечер дома, а завтра у нее начинается новая жизнь. Прежняя жизнь не была плохой, но, сдав последний выпускной школьный экзамен и получив золотую медаль, она решила, что настала пора ее изменить.
Маша всегда была лучшей ученицей в школе. Точнее, она была самой лучшей ученицей, потому что лучше ее никого не было. Маша даже стеснялась своих успехов и оправдывала это тем, что в своем классе она всегда была старше всех. Ну а старше, по ее мнению, значит, умнее; и не замечала она у себя никаких особых талантов. Учителя же прочили ей большое будущее, но она разочаровала всех, и прежде всего свою мать.
Наталья Николаевна занималась обычными домашними делами, но не упускала дочь из виду.
«Завтра она уезжает, но это ведь завтра. Может, еще не поздно все изменить?» — волнуясь, думала она.
Но начинать какой-либо разговор с дочерью на эту тему она боялась. Такой разговор уже состоялся, когда Маша заявила ей, что едет в Москву поступать в Институт культуры. Она решила, что будет библиотекарем.
— Библиотекарем?! Маша, ты сама-то понимаешь, о чем ты говоришь?! — возмущалась тогда Наталья Николаевна.
— Мама, мне надоело быть первой! Я хочу быть простой серой мышкой и жить в старых и пыльных книгах, которые не будут предъявлять мне претензий.
— Но почему тебе «надоело быть первой»? — Наталья Николаевна с вызовом повторила слова дочери.
— Да потому, что я этого не хочу! Никогда не хотела! Этого хотела ты! Я всегда должна была быть примером! Всегда! Везде! Во всем! Не простой девчонкой, а идеалом, примером для подражания. Только ты никогда не спрашивала, хочу ли я этого.
Слушая тогда эмоциональное заявление дочери, Наталья Николаевна глотала горькие слезы обиды.
Дочь она родила поздно, когда ей уже стукнуло тридцать пять. Сразу же после родов получила обидное звание — мать-одиночка. Маша была желанным ребенком, но желанным только для матери. У ее отца была другая семья и ответственная работа. Ни то ни другое бросать ради Маши он не собирался. Не поняли Наталью Николаевну и собственные родители. Не только не поняли, но еще и осудили.
Она решила, что ребенку нельзя расти в такой атмосфере, собрала вещи, маленькую Машу и уехала из областного центра к своей институтской подруге в маленький горный поселок. Всего этого Маша и не знает. Она всегда росла тактичным и умным ребенком, поэтому глупых и нетактичных вопросов никогда не задавала. Даже в ее метрике местом рождения записан не большой областной город, а маленький поселок.
Подруга Натальи Николаевны работала в школе, не оказался лишним в ней и еще один филолог. В таком забытом Богом месте специалисты были на вес золота. Именно по этой причине Наталья Николаевна получила хоть плохонькую, но отдельную квартиру, место в яслях для дочери, полторы ставки и классное руководство.
Работы было много всегда, но Маша была светом в окошке, ее ясным солнышком, ее счастьем на каждый день. Росла она болезненной и в семь лет все еще была маленькой и хрупкой. Наталья Николаевна пожалела дочь и в школу ее не пустила. К восьми годам Маша уже бегло читала, решала задачки из учебника третьего класса, здраво рассуждала на любые темы. Поэтому когда она пришла учиться в первый класс, то сразу и на всю оставшуюся школьную жизнь стала первой. Такой был старт. Удачным был и финиш: Машу ждал Новосибирский университет, чью заочную математическую школу она окончила, у нее были способности к языкам. Она же решила стать библиотекарем.
В красивой голове Натальи Николаевны такое никак не укладывалось. Она даже молила Бога, чтобы Маша не поступила. Но Маша самостоятельно собралась и укатила в середине июля в Москву, подала заявление, сдала на отлично один экзамен и поступила в Институт культуры. В конце июля она уже вернулась домой. Но и тогда Наталья Николаевна не переставала надеяться, что дочь передумает.
«Пусть лучше год просидит дома, но только бы она не ехала в Москву», — молила она.
В принципе ничего плохого в выбранной Машей профессии не было. Специальность ее называлась «библиотечно-информационная деятельность», а квалификация — «библиотекарь-библиограф, преподаватель». Все это звучало солидно и серьезно, и Наталья Николаевна почти смирилась с выбором дочери, но уж очень она не хотела, чтобы дочь уезжала от нее так далеко. И вот прошел почти месяц, а Маша так и не передумала и завтра уезжает в Москву.
Укладывая свой багаж, Маша тоже украдкой наблюдала за матерью. Маша никогда не думала, что ее мама уже немолода. Наталья Николаевна всегда выглядела много моложе своих лет. И сейчас в свои пятьдесят три все еще была красавицей. Ее фигуре завидовали женщины, которые были в два раза моложе ее. Маша почти не походила на мать. Наталья Николаевна — блондинка с голубыми глазами, у Маши — волосы цвета горького шоколада и темно-карие глаза, но вот фигурами они были похожи. Наталья Николаевна сумела все же передать дочери свой высокий рост, свою стройность и грацию.
Маша никогда не спрашивала, на кого она похожа. К тому времени, когда она начала хоть что-то соображать в родственных отношениях, у нее уже не было ни бабушки, ни дедушки, но, рассматривая фотографии, их сходства с собой Маша не находила.
«Значит, я пошла в отца или в его родню. Но я ничего не хочу о нем знать, как и он обо мне», — решила для себя Маша раз и навсегда.
— Маш, ты хоть сегодня побудь дома. Последний вечер все же! — Наталья Николаевна стояла, прислонясь к дверному косяку, и наблюдала за сборами дочери. — Зачем тебе эти танцы?
— Мам, я не могу, мы же договорились с Женькой. Она будет меня ждать, — спокойно сказала Маша, перебирая коробки с туфлями.
— Опять с Женькой? Ну что ты связалась с этой двоечницей? — возмутилась Наталья Николаевна, втайне ревнуя дочь к ее подруге.
— Не с двоечницей, а с троечницей! И не связалась, ты же знаешь, что мы дружим с первого класса, — возразила Маша, примеряя бежевые кожаные мокасины.
— То-то и оно, что знаю! — Наталья Николаевна уже не могла бороться с чувствами обиды и ревности. — Она очень легкомысленная девушка! Парней меняет, как перчатки! Не удивлюсь, если скоро увижу ее с детской коляской.
— Мама, ну что ты такое говоришь?! Как ты можешь?! Она же моя подруга! — искренне возмутилась Маша.
— Вот и хорошо, что ты уезжаешь от такой подруги! Иначе ты скоро падешь так же низко, как она! — почти кричала Наталья Николаевна, не контролируя свои эмоции.
— А я и без нее могу пасть! — неожиданно заявила Маша, в упор глядя в глаза матери.
— Нет, ты не можешь… Ты же моя дочь, — бледнея, прошептала Наталья Николаевна.
— О, я это знаю! Но я устала быть дочерью великой Натальи Николаевны Мироновой. Я хочу быть самой собой, просто Машей Мироновой!
Маша выбежала из своей комнаты, плечом задев в дверях мать, сдернула с вешалки в прихожей первую попавшуюся куртку и выскочила из дома, хлопнув дверью. Если бы, выбирая из обуви ту, которую она возьмет в Москву, Маша не надела мокасины, она бы, наверное, вылетела из дома босиком.
«Надо остыть, не надо, чтобы Женька видела меня такой. Иначе мне придется ей все рассказать, ведь соврать я все равно не сумею», — думала Маша, подходя к дому подруги.
Женька Фадеева жила в частном доме. Их семья считалась многодетной, потому что у Женьки было еще три брата и две сестры. В доме Фадеевых всегда было шумно, весело и многолюдно. Под ногами постоянно путалась какая-нибудь живность; в их доме мирно сосуществовали кошки и утята, собаки и ягнята, водились даже поросята. Маше очень нравилось бывать у них.
Войдя во двор их дома, она сразу же была обстреляна из трубок рябиновыми «пулями» двумя младшими братьями подруги.
— Иди ко мне, Машка, — позвала Машу Юлька, младшая сестра Женьки. — Тут окно, и они не будут сюда стрелять.
Юлька сидела на скамеечке перед домом и нанизывала на нитку ту же самую рябину, которой стрелялись мальчишки.
— А ты чем занимаешься? — поинтересовалась Маша не для того, чтобы завязать разговор, ей всегда нравилось общаться со смышленой и веселой девчушкой.
— Сено кошу! — не очень вежливо ответила Юлька. — Ты что, сама не видишь?
— Я вижу, что ты возишься с рябиной, но я же не знаю конкретно, что ты делаешь, — пряча улыбку, объяснила Маша свое любопытство.
— Я делаю бусы! Смотри! Нравятся? — Юлька подняла на вытянутой худенькой загорелой до черноты руке нитку рябиновых бус и сама полюбовалась ими.
— Нравятся! Может, ты мне подаришь их? — спросила Маша, улыбаясь довольному виду Юльки.
— Нет уж! За так, Машка, и чирей теперь не садится!
— Это почему же? — почти искренне удивилась Маша.
— А потому, что это мой бизнес! — заявила довольная Юлька и от гордости за свое дело высоко задрала свой чумазый подбородок. — Но ты, Машка, можешь их у меня купить, — хитро улыбаясь, предложила она.
— Как «купить»? — заинтересовалась Маша тем, как далеко может дойти маленькая стяжательница.
— Не знаешь?! — искренне удивилась она. — Ты же самая умная в школе, а не знаешь, что товар покупают за деньги!
— А вы в первом классе уже «Капитал» Маркса изучали? — улыбнулась Маша.
— Нет, я это и без твоего Маркса знаю! Так будешь покупать или будешь разговоры разговаривать?
— Я те щас куплю! Я те щас продам, бизнесвумен несчастная! — выскочила из дома Женька. — Маш, ну чего ты с ней лясы точишь? Иди ко мне! Покажу тебе новую помаду.
Маше интереснее было пообщаться с Юлькой, чем рассматривать всякую Женькину ерунду, но она не хотела обидеть подругу своим отказом. В Женькиной комнате без интереса Маша посмотрела помаду и новые туфли подруги.
— Будешь краситься? — предложила Женька.
— Ты забыла, что я не крашусь? — возмутилась Маша.
— Ну мало ли! Может, взяла и надумала, хотя тебе это точно без надобности. Ты у нас и так красавица! Это мне, белобрысине, надо ведро красок извести, чтобы приличный вид иметь, — крутилась перед зеркалом Женька.
— Не прибедняйся! — одернула подругу Маша. — Пошли лучше в клуб, а то темнеть начнет.
— Маш, ну чё, будешь брать бусы или нет? — окликнула ее все еще сидевшая на скамеечке Юлька. — Ты, по-моему, сама не знаешь, чего хочешь! — Юлька всеми правдами и неправдами хотела продать свой товар. — Если не на деньги, то давай по бартеру, — неожиданно предложила она.
— Это как? — рассмеялась Маша.
— Я тебе — бусы, а ты мне — жевачку, — лукаво улыбнулась Юлька. — Только полную, я знаю, у тебя всегда есть жевачка.
— Ну бартер, так бартер! — согласилась Маша. — Давай свои бусы! — Улыбаясь, Маша забрала у девочки бусы, отдав ей взамен упаковку жевательной резинки.
— У, настыра! — замахнулась Женька на сестру. — Маш, зачем тебе эта ерунда?
— Сама не знаю, — словами Юльки ответила Маша, — сама не знаю, чего хочу…