Рябиновое танго

Глава 21

Позвонив отцу, Максим сказал, что на работу не выйдет. Он не мог рассказать ему о том, что не просто расстроен, а почти убит результатами своих же трудов и собирается отлеживаться на диване, зализывая свои душевные раны как побитая собака. Не мог он сознаться отцу, который всю жизнь учил его быть мужчиной, в своей слабости.

«Уж лучше бы я не нашел ее, тогда бы у меня была хоть слабая, но надежда на то, что исполнится мое желание, которое я загадал», — думал он, лежа на диване и посматривая на фотографии, которые выставил на журнальном столике.

Максим вспоминал свою встречу с директором детского сада и что-то тревожило его.

— Максим! — услышал он голос матери, входящей в квартиру. — Ты дома?

— Максим?! Откуда она узнала, что меня зовут Максимом? Что же это такое делается: вся столица знает, как меня зовут!

— Максим, сынок, это же я! Я сама дала тебе такое имя. — Наталья Борисовна с недоумением и тревогой смотрела на сына.

— Мама, это я не тебе. Меня так назвала директор детского сада, но я ей при встрече не представился, я точно это помню!

— Так ты нашел этот сад?! — обрадовалась Наталья Борисовна.

— А я уже и не рад, что нашел, — честно сознался Максим. — Собственно, я нашел Машу, но тут же снова потерял, она все время ускользает от меня.

— Максим, кто это? — Как-то странно побледнев, Наталья Борисовна смотрела на фотографии.

— Это Маша и Мотя, то есть Матвей, ее сын.

— Сын? — Наталья Борисовна широко раскрытыми глазами по-прежнему смотрела на фотографии. — Макс, где альбом с твоими детскими фотографиями, который я сама оформляла?

Максим, ничего не понимая, поднялся с дивана и на книжной полке быстро нашел альбом, о котором говорила мать. Наталья Борисовна перевернула всего две его страницы и замерла, пораженная увиденным. Затем она вынула фотографию из альбома, взяла одну фотографию со стола и положила их рядом.

— Смотри! — волнуясь, потребовала она. — Ты ничего не видишь?

— Слушай, — обрадовался Максим, — а я еще думал, что где-то видел такую картинку! Почти один к одному, только мы с тобой задуваем свечу на фоне елки, а они — на фоне какой-то беседки.

— И все? Ты больше ничего не видишь? — по-прежнему волновалась Наталья Борисовна.

— Нет, как будто… ну, фотография у них цветная… — засомневался Максим.

— Я не о том! Какое здесь число отпечаталось на фотографии? Шестое июня? Значит, Моте исполнился годик шестого июня? Дай мне твой кулон! — приказала она. — Так, двадцать третье плюс неделя, сентябрь, октябрь… — волнуясь, считала она, загибая пальцы. — Девять! Все сходится! Макс! Мотя — твой сын! — радостно сообщила она.

— Мама, этого не может быть, потому что это из серии фантастики. — От явной абсурдности материнской идеи Максим не знал, как ей возразить.

— А ты посмотри, как мальчик похож на тебя! Сравни фотографии! Прямо одно лицо, и никакой фантастики! — волновалась Наталья Борисовна. — А это? — Она потрясла кулоном. — Тоже фантастика?!

— Мама, дети, наверное, все в этом возрасте похожи…

— Макс, я тебя умоляю, поверь мне! — Она опять не дала договорить сыну. — Поверь моему сердцу и найди моего внука! Я хочу его видеть!

— А если это не твой внук, то есть не мой… сын?

— Так позвони Маше и спроси ее об этом!

— Каким образом? Как ты себе это представляешь? Маша запросто может сказать, что не знает меня. Разве такие вопросы решаются по телефону? — Максим пытался остудить пыл матери своими сомнениями.

— Я не хочу вмешиваться в твои личные дела, но мой внук — это уже не только твое личное! Согласись и сделай хоть что-нибудь, чтобы успокоить меня! Зачем-то же ты искал Машу?! — Наталья Борисовна почти перешла на крик.

— Обсуждение злободневных вопросов закончилось потасовкой? — смеясь, вошел в квартиру Анатолий Семенович.

— Толя, сядь и выслушай меня, пожалуйста, — почти жалобно попросила его Наталья Борисовна.

Вместе с отцом ее слушал и Максим. Приводимые ею доводы не казались ему теперь такими уж фантастическими. Отец долго молчал, пристально вглядываясь в фотографии.

— Макс, ты же хотел найти Машу, вот и доведи дело до логического завершения, — вздохнув, предложил он. — Слетай в Сибирь, интересное кино может получиться! Ты не находишь?

Самолет набрал высоту и взял курс на Западную Сибирь.

«Меня скоро будут приветствовать здесь как постоянного пассажира, — думал Максим, собираясь заниматься этим всю дорогу. — Да, слишком все фантастично складывается. На то чтобы что-то понять, разобраться в том, что накрутила жизнь, мне не хватит даже самого длительного космического полета».

Согласившись с отцом в необходимости проведения рекогносцировки на местности, Максим перед вылетом, по словам отца, должен был провести разведку боем из собственной квартиры. Он даже хотел ему лично в этом помочь, но Максим справился сам, потому что к телефону подошла Наталья Николаевна. Именно у нее Максим решил уточнить, дома ли Маша.

— Максим, как я рада, что вы позвонили! Я должна была поблагодарить вас, но номера вашего телефона у меня не было. Как быстро вы ее нашли! Большое вам спасибо за Машу. Я просто счастлива! Маша с Мотей сейчас гуляют, а то она бы сейчас сказала вам то же самое! — радостно сообщила ему Наталья Николаевна. — Но они с минуты на минуту должны вернуться!

Максим собрался было оспорить свою роль в процедуре возвращения Маши, но когда услышал о ее возможном скором возвращении с прогулки, быстро попрощался.

«Я боялся звонить, боялся, что к телефону подойдет Маша. Я не знал бы, что ей сказать. Я не знаю, что сказать ей при встрече. Если бы мы встретились на следующий день после той фантастической ночи, я бы, наверное, смутился, но нашел в себе силы улыбнуться и сказать самые банальные слова приветствия. Сейчас же, сбитый с толку своим возможным отцовством, я не смогу произнести даже их. Интересно, наш самолет никто не собирается угнать в какие-нибудь Эмираты? — Максим вздохнул и на всякий случай оглядел спящих пассажиров. — Слышал бы сейчас мои мысли отец! Ему бы стало стыдно, что он воспитал не настоящего мужчину, а трусливого, безответственного человека. Нет, пап, я постараюсь с честью выйти из создавшейся ситуации!»

В этот раз, находясь в дороге, он испытывал двойственные чувства: хотел поскорее увидеть Машу, но в то же время хотел, чтобы дорога длилась бесконечно. Но полет прошел по расписанию, и задержек с наземным транспортом тоже не произошло. Целый час он ходил кругами возле ее дома, не решаясь зайти, мечтая сначала увидеть ее хотя бы издалека. Поняв, что этот процесс может длиться бесконечно, решил идти напролом, преодолевая свою неуверенность и трусость.

— Да! Рая, входи, открыто! — услышал он после того, как отпустил кнопку звонка.

Максим понял, что войдет сейчас в дом вместо ожидаемой Раисы Васильевны, открыл дверь и вошел.

— Бабушка Рая, кто говорил, что своя ноша не тянет? Еще как тянет! Да, Мотя? — спрашивала Маша, выходя из комнаты в коридор.

По коридору она передвигалась боком, делая шаг одной ногой, потом приставляла другую, на которой в позе обезьянки сидел смеющийся малыш. Таким способом она дошла до небольшой прихожей и остановилась в дверном проеме. Только тогда она подняла глаза на вошедшего. Максим не отрываясь смотрел на нее, понимая, что, кроме крайней степени удивления, ничего и не может увидеть на ее лице. Но он просчитался, потому что через мгновение на лице Маши явственно читался ужас.

Оцепенение и страх на лице дочери увидела и выглянувшая из кухни Наталья Николаевна.

— Рая, что случилось? — начала она и осеклась, вместо своей подруги увидев Максима. — Мотя, детка, иди ко мне, — тихо попросила она, через силу улыбнувшись внуку.

Малыш слез с ноги матери и пошел к бабушке. Маша же, будто с уходом сына она лишилась опоры, прислонясь спиной к косяку, начала тихо оседать на пол. Максим не мог вымолвить ни слова, он смотрел на оседающую Машу, на него и на нее смотрели Наталья Николаевна и Мотя.

— Вот, дорогая, ты хотела быть честной перед сыном, ты хотела, чтобы он знал имя своего отца… Матвей Максимович… Может, тебе лучше было сделать так, как в свое время сделала я, дав тебе самое распространенное отчество, зато я навсегда вычеркнула твоего отца из своей памяти.

Мать упрекала дочь, а Максим был благодарен ей за эти слова, потому что он теперь знал все. Но это знание не давало ему сил.

«Своим приходом я до смерти напугал их. А чего же я хотел? Чтобы они бросились ко мне с объятьями?» — думал Максим, глядя на выглядывающие из джинсов босые ноги Маши.

Ее тонкие лодыжки и узкие ступни выглядели как-то очень уж беспомощно и сиротливо и вызывали у него острое чувство жалости.

— Я не отдам тебе сына! — делая паузу после каждого слова, неожиданно четко произнесла Маша.

— Маша! Нет! Ты неправильно меня поняла… Прости, мне, наверное, не нужно было приезжать, я только перепугал вас. Ты успокойся, пожалуйста, я сейчас уйду. Могу я что-нибудь оставить на память… сыну? — спросил он. — Только что? У меня же ничего здесь нет, — тут же запаниковал он. — Может, это? — Он торопливо снял с шеи кулон. — Это скорее больше его, чем мое. — Подойдя к Наталье Николаевне, все еще державшей малыша на руках, Максим через голову надел кулон мальчику на шею. — Прямо как в индийском фильме, — грустно улыбнулся он, с нежностью глядя на мальчика. — Прости, малыш, я виноват… Я буду помогать, — каким-то изменившимся голосом произнес он и, не прощаясь, вышел.

Он спускался по лестнице и жалел, что квартира Маши находится всего лишь на втором этаже и у него слишком мало времени на то, чтобы прийти в себя, прежде чем он выйдет на улицу и столкнется с людьми. Ему хотелось оказаться на необитаемом острове. Горечь большой утраты согнула его плечи, непролившиеся слезы жгли глаза и делали пространство вокруг расплывчатым и нечетким, спазм сжимал горло и мешал дышать. Обрадовавшись пустой скамейке, как дорогому другу, Максим сел на нее и несколько раз глубоко вздохнул. Звонок собственного телефона воспринял как нечто потустороннее.

— Макс, как твои дела? Ты встретился с Машей? Что она сказала? Ты видел Мотю? Скажи, что Мотя на самом деле мой внук, то есть прежде всего он твой сын, конечно.

— Да, мама, Мотя — мой сын и, естественно, твой внук, но больше я ничем не могу тебя обрадовать. Я уже еду домой. Приеду, тогда все расскажу, не звони мне больше, я отключаю телефон.

Максим понимал, что поступает с матерью жестоко, но на сантименты у него просто не было сил. Только что с ним безжалостно расправилась его судьба.

«Может, на мне висит какое-то проклятие? Оно не только не дает сбыться моим мечтам, но и не дает искупить свою вину. Как с этим жить?» — думал он, нетвердой походкой направляясь к остановке.

— Не думала, что его второй визит будет таким. Маша, все в порядке, он уже ушел. Похоже, что он человек интеллигентный и понял, что его посещения нежелательны, — стараясь привести в себя дочь, рассуждала вслух Наталья Николаевна.

— Мама, почему «второй визит»? Что ты имеешь в виду? Первым ты считаешь тот визит, когда я в первый и последний раз встретилась с ним? — Маша непонимающе смотрела на мать, все еще сидя на полу.

— Нет, Маша, об этом визите я не знала тогда, когда Максим был здесь перед самым вашим с Мотей возвращением.

— А почему ты мне ничего не сказала об этом?

— Сначала я забыла, на радостях, что называется. А потом, когда узнала отчество Моти, посмотрев его свидетельство о рождении, я подумала, что у вас в Москве ничего не сложилось, поэтому ты и приехала домой. Я не захотела лишний раз напоминать тебе о пережитом. Поэтому я не отдала тебе тот конверт, что он оставил в прошлый раз.

— Конверт? Ты не выбросила его? — заволновалась Маша.

— Нет, конечно, пойдем, он в твоей комнате, в столе. Удивляюсь, как ты до сих пор не нашла его.

Наталья Николаевна опустила внука с рук на пол, помогла подняться дочери, и они втроем направились в Машину комнату. Малыш опять что-то весело лопотал, увидев на полу машинку, занялся ею. Наталья Николаевна достала из ящика письменного стола конверт и отдала дочери. Маша села на диван и нерешительно смотрела на него, ощущая пальцами нечто крупно сыпучее. Наконец она решительно надорвала конверт и высыпала себе его содержимое на ладонь.

— Что это? — удивилась Наталья Николаевна.

— Рябиновые бусы… высохшие от времени рябиновые бусы, — задумчиво произнесла Маша.

Она смотрела на сморщенные ягодки, почти явственно слышала слова известной песни. Маше подумалось, что эти бусы и в самом деле принесли ей и радость, и беду.

— Пойдемте обедать, — вздохнув, почти обыденно предложила Наталья Николаевна. — Моте уже пора спать.

Вспомнив о своих материнских обязанностях, Маша занялась сыном, сама же пообедала кое-как. Это не осталось незамеченным Натальей Николаевной.

— Маш, может, нам надо было его хотя бы выслушать? — виновато спросила она, думая о том, что расскажи она дочери о Максиме раньше, отдай она сразу этот конверт, то и сегодня все могло пойти по-другому. — По-моему, мы неправильно вели себя с ним.

— Мама, что теперь об этом говорить? — Маша досадливо махнула рукой. — Он уже уехал. — И, как будто желая в этом лишний раз убедиться, она подошла к окну. — Нет, только не это! Мама, это же Красавчик! Жених валом пошел, — горько усмехнулась она. — Может быть, скажешь ему, что меня нет? Хотя учить тебя лгать уже поздно, да и куда бы я могла уйти с ребенком. Мама, что мне делать?

— Не паниковать прежде всего. К тебе в гости идет твой одноклассник. Что в этом такого? Ты поставь чайник, а я пойду уложу Мотю. Маша! Ну поговорить-то ты с ним можешь? — уговаривала дочь Наталья Николаевна, втайне надеясь на то, что Маша отвлечется от грустных мыслей. — Да сними с Моти эту цепь, еще запутается, — вспомнила она о подарке Максима.

Маша выполнила ее просьбу и положила кулон на кухонный стол, а через минуту впустила в квартиру Красавчика.

После той давней августовской встречи в клубе они виделись впервые.

— Привет, Капитанская Дочка! — улыбнулся Красавчик своей знаменитой голливудской улыбкой.

— Привет, Красавчик! — рассмеялась Маша. — А ты еще подрос или просто возмужал?

— Армия добавила мне не только мозгов, но и мышечной массы. А ты стала еще красивее. Чаем напоишь?

— Чайник уже вскипел, проходи на кухню, посидим по-домашнему.

— Как хорошо ты сказала! Собственно, помогла мне сразу сказать о главном, зачем я пришел.

— А зачем ты пришел? — удивилась Маша.

— Я свататься пришел! — торжественно объявил Красавчик.

— Что?! — рассмеялась Маша. — Садись, жених, за стол!

— Маш, не смейся, пожалуйста. У меня место на рынке есть, я думаю расширяться.

— А, так тебе нужна рабочая сила?! Ты меня в торговки сватаешь?

— Ну зачем ты так? Я же рассказываю тебе о моих возможностях. Что ты обо мне сейчас знаешь? У меня, например, есть и машина.

— Это та, на которой ты приехал?

— Да, пока «копейка», но я уже присматриваю иномарку.

— Значит, ты богатый жених?

— Не такой богатый, как хотелось бы, вот еще квартиры пока нет, но родите…

— А ты знаешь, — оборвала его на полуслове Маша, — какая богатая невеста я? Знаешь о моем приданом? Не могла Леночка Сонина не порадовать себя и не рассказать тебе о моем сыне.

— Засоня — дура, а парень твой затеряется среди наших, когда они пойдут, да так и вырастет, как трава.

«Мой сын не трава!» — мысленно протестовала Маша, вспоминая, какими глазами смотрел на Мотю Максим.

Красавчик все говорил и говорил, попивая чай. Она смотрела на него, а сама думала о Максиме. Много раз она представляла себе его глаза, вспоминала его руки, его губы, мечтала о встрече, а когда эта встреча нежданно-негаданно состоялась, просто испугалась. В руках у Маши случайно оказался лежащий на столе кулон, случайно на него упал ее взгляд. От неожиданности она чуть не вскрикнула, но сдержала себя и подумала о том, что такая же точно дата выгравирована, наверное, у нее в сердце.

«Значит, он помнил обо мне? Значит, он искал меня? Значит, мама права и я могла бы его выслушать! Разве он в чем-то виноват? Как я могла так поступить с человеком? Я думала, что все страхи за сына я уже пережила, но они вернулись ко мне совсем некстати.

Я сижу и слушаю Федьку, а Максим сейчас покупает билет. Сейчас он сядет в поезд, и я больше никогда его не увижу. Никогда не узнаю, зачем он искал меня».

— Федь, а слабо съездить на твоем авто до вокзала и обратно? — прервав самовосхваления Красавчика и свои мысли, неожиданно спросила она.

— А чё, класс! Давай покатаемся! — обрадовался Федор. — Только ты не ответила мне.

— Федь, я на деле должна убедиться в том, какой ты у нас крутой парень, — ушла от прямого ответа Маша. — Ты выходи, заводи машину, я сейчас!

Провожая Красавчика до двери, она машинально надела кулон себе на шею.

— Мама, я попробую вернуть Максима, пожелай мне удачи, — шепотом попросила она мать, сидевшую у Мотиной кроватки и смотревшую на спящего внука.

Тревожно посмотрев на дочь и увидев, какой решимостью горят ее глаза, она ободряюще улыбнулась:

— Футболку надень поприличнее!

На ходу Маша сменила футболку, надела босоножки, собрала заколкой волосы. Улыбаясь, садилась она в машину Красавчика.

— Глазам не верю! Маш, это ты? Это не сон? Ты рядом со мной?! Это еще повторится?! — вопрошал он в восторге.

— Это будет в первый и в последний раз, если ты не очнешься и не будешь смотреть на дорогу!

— Не волнуйся, все будет в лучшем виде! — успокоил ее Федор.

Маша старалась выглядеть безмятежной, но тысячи вопросов, на которые она не знала ответов, не давали ей успокоиться.

«Может ли девушка со всех ног бежать за парнем, к которому она неравнодушна, пользуясь при этом услугами другого парня, который неравнодушен к ней?» — Этот вопрос из тысячи был, пожалуй, самым глупым, но это в самом деле волновало ее.

После ухода дочери Наталья Николаевна не находила себе места, пока не остановилась у телефона.

— Рая, у нас был Максим! — сообщила она подруге.

— Не слышу в твоем голосе радости! — заметила Раиса Васильевна.

— А радоваться-то и нечему! Мы повели себя отвратительно и, похоже, напугали его. Он ушел и скоро уедет, если уже не уехал на автобусе.

— Немедленно задержать! У тебя же нет его телефона! Вы потом всю жизнь об этом будете жалеть!

— Мы тоже поняли это, только, наверное, уже поздно.

— Мы его и в Новокузнецке догоним! Все равно он поедет в аэропорт!

— Нет, Рай, на Фединой «копейке» Маша может и до нашего вокзала не доехать.

— При чем здесь Федькина «копейка»?! Мы едем на джипе! Ты собирайся, через пять минут мы будем у тебя!

— А Мотя? Он спит и ему бы еще полчаса поспать надо…

— Ты хочешь, чтобы Мотя проспал своего отца? Он ведь и в машине может поспать. Все! Выходите!

Наталья Николаевна в панике надела брючный костюм, туфли, подошла к кроватке внука и не решилась его разбудить. Она быстро собрала в сумку его одежду, одеяльце, бутылку с соком, а мальчика осторожно вынула из кроватки и, не переодевая, прямо в пижаме устроила у себя на плече. Когда она вышла из дома, машина Глумовых уже стояла перед подъездом. Раиса Васильевна помогла устроить малыша на заднем сиденье.

— Глумов, заводи «мустанга»! — скомандовала она, когда Наталья Николаевна заняла свое место. — Вперед!

— Если ваш Макс не уехал на такси или каком-нибудь автобусе, мы можем найти его прямо у поезда. Давно я не участвовал в погоне, вернее, никогда не участвовал! Прямо как в индийском кино!

— А ты видел хоть один индийский фильм? — рассмеялась Раиса Васильевна.

— Давно не смотрел, а может, никогда не смотрел! — улыбнулся Алексей Иванович.

— Странно, но про индийское кино я слышу сегодня уже второй раз, — подала голос Наталья Николаевна.

— А от кого в первый? — удивилась Раиса Васильевна.

— От Максима, — вздохнула Наталья Николаевна.

— Наш человек! — рассмеялся Алексей Иванович.

— Эй, ребята, мы только что обогнали машину Федора! — заволновалась Наталья Николаевна.

— Ты слышала про рожденного ползать? Пока они доползут, поезд уйдет, у нас нет времени, чтобы забирать Машу. Подождем ее на вокзале, — успокоила ее Раиса Васильевна.

Максим ехал на вокзал в рейсовом автобусе, который, передвигаясь со скоростью черепахи, останавливался на каждой остановке, меняя одних пассажиров на других. Он подумал, что такая скорость его вполне устраивает, потому что торопиться ему больше было некуда. По этой же причине Максим решил, что поедет не автобусом, а поездом. Заметив у одной девушки, севшей на сиденье впереди него, мокрые волосы, он посмотрел в окно. Стекло было забрызгано каплями дождя, но дождя на улице уже не было. Не видя самого дождя, Максим заметил только его недолговременные следы: теплый летний дождь прибил пыль на дороге, оставил в воздухе легкую свежесть.

«Кто сказал, что дождь в дорогу — к счастью? — думал Максим, отрешенно глядя в окно. — Получается, что если я не заметил дождя, то я проспал и свое счастье? Вот это очень похоже на правду».

Выйдя на железнодорожном вокзале, он с удивлением огляделся и не узнал его. В свой прошлый приезд Максим здесь не был, а в его воспоминаниях двухгодичной давности вокзал был другим. Так как следов строительства не было видно, то Максиму представилось, что волшебник-великан поменял старый вокзал на новый. Купив билет, Максим еще долго сидел на перроне и наблюдал за воробьями, резвящимися в оставшейся после дождя лужице. Увидев киоск, где продавалась всякая мелочь, купил сигарет и закурил. От этого на душе стало еще гаже. Он смял сигарету и пачку, швырнул все в мусорку и нехотя отправился на посадку. В вагоне, забросив свой баул в верхний багажный отсек, сел у окна и стал наблюдать за пассажирами, бегающими по перрону.

— Провожающие, прошу покинуть вагон! Поезд отправляется! — прокричал проводник.

Внезапно Максиму остро захотелось остаться, не уезжать не только сегодня, никогда не уезжать. Он быстро взял свой багаж и, не раздумывая больше ни минуты, выскочил из вагона.

— Молодой человек?! — услышал он вдогонку голос проводника, в котором было не то удивление, не то возмущение.

— Поезд еще стоит, — заметила Наталья Николаевна, когда они подъехали к вокзалу. — Рая, я пробегу вдоль состава, а ты посиди, пожалуйста, с Мотей.

Выйдя на перрон, Наталья Николаевна увидела, что поезд тронулся и, медленно набирая ход, удаляется. С отчаянием она смотрела на мелькающие перед ней вагоны и не могла сдвинуться с места.

— Конечно, я уже не могу ничего исправить, как не могу остановить на ходу этот поезд, — вслух сказала она и, отведя взгляд от движущегося состава, посмотрела на перрон.

То, что она увидела, заставило ее вздрогнуть и широко открыть глаза: по перрону навстречу ей шел Максим.

— Максим! — обрадовалась она и бросилась к нему навстречу. — Как хорошо, что я нашла вас! Вы простите нас, пожалуйста. — Она почти вплотную приблизилась к Максиму и умоляюще смотрела на него. — Я даже не могу объяснить, почему мы так вели себя сегодня. Сначала испугалась Маша, а глядя на нее — и я. Маша тоже едет сюда, мы с Мотей обогнали ее по дороге. Максим, ну скажите же хоть что-нибудь!

— Здравствуйте, Наталья Николаевна! — улыбнулся Максим, у которого после ее слов потеплело на душе.

— Здравствуйте, Максим! — улыбнулась она. — Пойдемте к Моте и вместе подождем Машу.

То, что она опоздала, Маша поняла, когда Красавчик остановил машину у закрытого переезда.

— Поворачиваем назад? — весело спросил он.

— Нет, давай доедем до вокзала, я ведь еще не видела нового здания, — тихо попросила она, имея в виду совсем другую причину, по которой ей хотелось пройтись по перрону.

Она уже не надеялась на чудо, но хотела лишний раз убедиться в крахе своих надежд, хотя и боялась этого.

— По-моему, мы только что проехали мимо джипа Алексея Ивановича, — заметил Федор.

— Останови здесь, — не сразу, а когда они уже отъехали от джипа на некоторое расстояние, попросила Маша. — Я выйду на перрон.

Маша вышла из машины и направилась к вокзалу, но что-то заставило ее остановиться.

Она резко развернулась и увидела картину, которая вначале показалась ей странной: у машины с Мотей на руках стояла ее мама, от джипа навстречу ей шел высокий мужчина в ярко-голубой рубашке и светло-бежевых джинсах. Он улыбался, но взгляд его был тревожным. Маша, минуту назад боявшаяся, что Максим уехал, что их встреча никогда не состоится, теперь отказывалась верить своим глазам.

«Почему Мотя в пижаме?» — Эта мысль первой пришла ей в голову.

Словно затем, чтобы выяснить это, она поспешила к джипу. Она слышала, как ее о чем-то спрашивает Красавчик, но смысл слов не доходил до нее. Она шла навстречу своей мечте.

Максим остановился, Маша прибавила шагу и остановилась буквально в сантиметре от него.

— Здравствуй, — прошептала она и замолчала, подняв на него глаза.

«Ради этих глаз можно было спрыгнуть с поезда на ходу. В них больше нет страха, а счастье, кажется, выплескивается через край», — думал Максим, боясь поверить собственным глазам.

Ему страстно хотелось обнять Машу, изо всех сил прижать ее к себе, чтобы убедиться в реальности происходящего, но он никак не мог решиться на это. На помощь ему пришли потусторонние силы, в роли которых выступили сумасшедшие старенькие «Жигули», на большой скорости врезавшиеся в лужу. Брызги волной летели на Машу, стоящую спиной к ней. Максим быстро обхватил плечи Маши, слегка приподнял ее над землей, прижав к себе, развернул на сто восемьдесят градусов. Он чувствовал, что стала мокрой его рубашка, пострадали и джинсы, но объятий своих не разжимал.

— Федор! Чума ты этакая! — услышал он голос Раисы Васильевны и улыбнулся, потому что был безмерно благодарен этому неизвестному Федору за помощь.

— Кажется, я только что потеряла жениха, — усмехнулась Маша.

— А я не подойду? — тихо спросил Максим, касаясь губами ее волос и не разжимая объятий, удивляясь тому, что в такой необыкновенный момент еще может шутить.

— Надо подумать, — улыбнулась она, — только не на улице, конечно. Да и Мотя наш почему-то встречает тебя в пижаме.

Услышав эти простые слова, Максим разволновался. Ради этих слов он готов был снова пережить все горести и разочарования последних лет.

— Пойдем, тебе надо переодеться, — прошептали ее губы, касаясь его щеки, и он, вздохнув, не решился ослушаться приказа, отданного в такой очаровательной форме.

У машины произошло достаточно сдержанное знакомство мужчин, затем все суетливо расселись по местам.

— Дамы, вы не находите, что погоня как-то быстро завершилась? В Болливуде бы просто не приняли эту версию, — усмехнулся Алексей Иванович.

— Дядь Леш, при чем здесь индийская киностудия? — удивилась Маша.

— А ни при чем! Просто хорошее кино у нас сегодня получилось! Хотя еще ведь не конец фильма, как я понимаю? Ну-ка напомните мне, как человеку несведущему, чем заканчиваются индийские фильмы?

— А, ну это по-разному бывает! — рассмеялась Раиса Васильевна. — Иногда — свадьбой. — Она замолчала и, развернувшись, хитро посмотрела на Машу и Максима. — А иногда — битьем излишне любопытного дядюшки.

— Это за мою-то доброту? — похохатывая, возмутился Алексей Иванович. — Да, а если без шуток, то я бы отметил это дело как следует!

— Леш, давай немного отложим это, — предложила Наталья Николаевна. — У нас все впереди, а ребятам надо хотя бы поговорить.

«Ребятам надо хотя бы привыкнуть к тому, что можно быть рядом», — мысленно продолжил ее слова Максим.

Он не мог разобраться в чувствах, которые буквально нахлынули на него. Рядом сидела Маша, периодически на колени к нему садился его сын. Скорость, с которой стали разворачиваться события, присутствие большого количества малознакомых людей в небольшом пространстве салона машины доводили концентрацию его чувств до критического состояния. Как привыкнуть к тому, что на тебя смотрят твои же глаза? Как заставить сердце биться ровнее, когда в руках ты держишь маленькую ладошку, подобную твоей собственной? Как не пропустить всего того, о чем говорят ее глаза?

Маша видела волнение Максима, понимала его, потому что сама не могла быть спокойной, сама не знала, как себя вести. На выручку своим растерявшимся родителям пришел их маленький сын, и они оба сосредоточили свое внимание на нем, с радостью включаясь в предлагаемые им игры. Сначала малыш закрывал свои глазки ладошкой, а они должны были его «искать». Потом сорока-ворона варила кашу то на Машиной ладони, то на ладони Максима. А «по кочкам» малыш прыгал то на одних коленях, то на других.

Со стороны они смотрелись замечательно дружной семьей. Это заметили и окружающие. Глумовы бросали на них глубокомысленные взгляды, Наталья Николаевна от всей души хотела, чтобы это так и было. Максим с Машей, понимая всю двусмысленность ситуации, хотели быстрее сменить обстановку и вздохнули с облегчением, когда машина подъехала к дому.

С Глумовыми они простились легко, но смена салона машины на домашнюю обстановку не принесла им особого облегчения. Волнительным для них было все, что происходило уже в квартире: мытье рук, встреча взглядов, переодевание Максима, обычные слова.

— Маша, ты покорми Максима, а я поиграю с Мотей, — предложила Наталья Николаевна.

За обедом разговора у них не получилось. Маша ждала, Максим не мог решиться. Потом Максим сидел за столом и смотрел, как Маша кормит Мотю.

— Посидишь с мамой, или пойдем вместе уложим Мотю спать? — неожиданно спросила Маша.

— А я не помешаю? — Максим с тревогой посмотрел на нее.

— Нет, конечно, — успокаивая его взглядом, улыбнулась Маша.

В бывшей Машиной комнате, которая с появлением в ней Моти снова стала именоваться детской, Максим сел на предложенный Машей стул.

— Мы можем говорить, Моте это не помешает, если он хочет спать, ему ничего не может помешать. В Москве мы жили с ним…

— Я знаю, — перебил ее Максим, боясь услышать от нее страшную правду об их странной жизни в детском саду. — Если можешь, Маша, прости меня, — глядя на нее полными мольбы глазами, попросил он. — Я виноват, я очень виноват перед тобой, перед сыном…

— Нет! — твердо сказала она. — Никто не виноват! Хотя, знаешь, я иногда чувствую себя виноватой в том, что Мотя обязан своим появлением на свет не… любви и глубокому и вдумчивому планированию и ожиданию, а простому случаю и стечению обстоятельств. Это потом я ждала его с любовью и радостью…

— Случай помог нам встретиться, но все, что случилось в тот августовский вечер, не было случайным. Я был околдован, очарован тобой по-настоящему. Теперь, по прошествии этих двух лет, о которых у меня сохранились не только приятные воспоминания, я знаю совершенно точно: все случившееся с нами было настоящим, без притворства, лжи, фальши. Это дорогого стоит, поверь мне!

— Я верю тебе, — стараясь казаться спокойной, тихо сказала Маша.

Она еще не была готова говорить о тех своих чувствах, о переживаниях, о том, что она чувствует теперь.

— Я ведь мог в то утро не пойти в гостиницу, тем более что ноги мои совсем не хотели туда идти, а послушать свое сердце и остаться ждать тебя у твоего подъезда, а потом поехать за тобой на край света. Сердце, оказывается, бывает иногда умнее головы, и надо его слушать! Представь, сколько бы трудностей я разделил с тобой?

— Макс, я не жалуюсь, я приобрела ценный опыт, потому что многому научилась.

— А что теперь? И сердцем, и разумом сейчас я хочу одного: быть рядом с вами. Ты позволишь мне? — Максим умоляюще смотрел на Машу.

В ответ на его мольбу она только кивнула, не нашла слов, чтобы сказать, что она давно мечтает об этом. Но в их семье не принято было бурно выражать свои чувства, и она еще никогда и никому не говорила о них. Максим же был рад даже такому сдержанному согласию Маши.

— Маша, согласись, что случай наш не назовешь ординарным. Нам надо как бы перемотать ленту нашего фильма на два года назад и начать все сначала. Ты согласна?

И опять Маша только кивнула, но Максим понял ее, считая, что Маша имеет право говорить или не говорить о своих чувствах.

— Маша, тогда я приглашаю вас ко мне в гости.

— В Москву? — разочарованно спросила она.

— Маш, ты, пожалуйста, пойми… Мое мужское самолюбие не позволит мне сидеть на шее у твоей мамы, несмотря ни на какие законы сибирского гостеприимства. И потом, в счастливом конце нашей истории заинтересованы и другие лица. Это мои родители. Они все пережили вместе со мной, а своего внука узнали на фотографиях раньше, чем я в Моте узнал своего сына. А разве Мотя не имеет права знать всех своих бабушек и дедушек?

— «На фотографиях»? — удивилась Маша.

— Да, их дала мне Рогнеда Игоревна. Но я не зря вспомнил о своих родителях. Они всегда мне помогали, помогут и сейчас…

Маша смотрела на него непонимающим взглядом, а Максим достал телефон и набрал домашний номер.

— Максим, где ты? — услышал он взволнованный голос матери.

— Мама, я сижу у кроватки Моти, — улыбнулся Максим, посмотрев на спящего сына.

— Как «у кроватки Моти»? Ты же ехал домой?! — кричала она, а Максим испуганно прикрыл трубку рукой, словно ее крик и впрямь мог разбудить малыша.

— А теперь уже не еду, так получилось, долго рассказывать.

— А где Маша?

— И Маша рядом со мной. Можешь пригласить ее в гости. Передаю ей трубку.

Маша от неожиданности отпрянула, но, глядя на улыбающегося Максима, трубку хоть и нерешительно, но взяла.

— Здравствуйте, — сказала она своей невидимой собеседнице.

— Машенька, дорогая, здравствуйте! Машенька, я вас приглашаю… нет, я вас умоляю показать нам Мотю.

Слов матери Максим не слышал, но читал все, что отражало в момент разговора с ней лицо Маши, а когда услышал Машино согласие, одарил Машу своей чарующей улыбкой.

«Никогда не думала, что от улыбки могут бежать мурашки по коже», — подумала Маша и улыбнулась ему в ответ.

Этими улыбками они сказали друг другу больше, чем могли бы сказать словами. Эти улыбки говорили о том, что они понимают друг друга без слов.

Улыбаясь, они вместе с проснувшимся Мотей вышли к Наталье Николаевне, которая волновалась и мучилась в ожидании. По их глазам, их улыбкам и она все поняла без слов. Вместе они провели замечательный семейный вечер. Сообщение о том, что завтра дети улетают в Москву, немного огорчило Наталью Николаевну, но, подумав о счастье дочери, она быстро справилась с легким приступом материнского эгоизма.