Глава 8

Новая жизнь Маши резко отличалась от прежней, прежде всего отсутствием в ней руководящей и направляющей роли матери. Маша стала хозяйкой собственной жизни. Постепенно она втянулась и в учебу, и в работу. С учебой она не испытывала абсолютно никаких трудностей, потому что учеба по-прежнему оставалась для нее делом знакомым и понятным. Маша радовала преподавателей не только уверенными ответами, но и умением мыслить. Написав лекцию, запоминала ее и могла уже не читать, поэтому зачеты сдавала играючи. Теперь уже ее соседки не иронизировали, а элементарно завидовали ей.

— Машка, как это можно запомнить? — недоумевала Лиза.

— А это не надо запоминать, это надо понять! — делилась опытом Маша.

Как-то очень быстро закончился первый в ее жизни студенческий семестр, и настала пора первой в ее жизни сессии.

С работой у Маши тоже все получалось. Авторитет Рогнеды Игоревны в саду был непреложным, а сама Рогнеда Игоревна благоволила к Маше. Конечно, Маша не знала причины, по которой директор так доброжелательна и благосклонна к ней, но видела это по ее взглядам, улыбке, всегдашнему дружелюбию и приветливости.

Рогнеде Игоревне Маша полюбилась с первого взгляда. Она прекрасно помнила тот момент, когда Маша впервые зашла в ее кабинет. Рогнеда Игоревна сразу поняла, что перед ней человек с сильным характером, заметила, что Маша не похожа на своих ровесниц. Ее лицо отличалось благородством черт, манера общения — простотой и интеллигентностью, фигура — грацией. Про себя Рогнеда Игоревна отметила, что даже синий рабочий халат смотрится на ней как последний писк моды, а сама Маша больше похожа на выпускницу института благородных девиц, чем на студентку Института культуры.

Рогнеда Игоревна по достоинству оценила и то, что Маша сама заговорила о своей беременности честно и открыто, не сочиняя и не обманывая. Узнав об этом, она увидела в Маше себя в далекой молодости. Когда-то точно такую же ошибку совершила она сама. Но тогда она называла это не ошибкой, а первой любовью. Только предмет ее первой любви оказался трусливым и легкомысленным. Они дружили еще в школе, но поступили в разные институты. А любовь вспыхнула во время первых студенческих каникул, когда он, студент МГУ, приехал на каникулы в родной Воронеж. Она же из родного города не уезжала, поэтому слушала рассказы московского студента раскрыв рот. После каникул он уехал в Москву, а через месяц Рогнеда узнала о своей беременности. Родители были в шоке. Он отказался от нее и от ребенка сразу, поэтому ее почти за руку отвели к знакомому врачу и сделали ей нормальный медицинский аборт.

Больше любовий в ее жизни не было. Все особи мужеского пола казались ей похожими на него, и это отталкивало. Рогнеда окончила институт и много лет жила с родителями. Они ничего не говорили, но, глядя на красавицу дочь, вздыхали и печалились. У некоторых ее подруг дети уже оканчивали школу, когда она встретила наконец свою любовь.

С Владимиром они познакомились на юге, где она проводила свой отпуск, а он зализывал раны после развода и учился быть пенсионером. Ему было сорок пять, двадцать пять из них он отдал родине и ее Вооруженным силам, но решил, что этого достаточно. За это время у него были и семья — жена и дети, и квартира, но все это он растерял по военным городкам и полигонам. Жена за время его службы в Афганистане нашла себе другого. Он оставил детям квартиру и с одним чемоданом поехал к морю.

В свои тридцать шесть Рогнеда выглядела молодо, у нее были красивая фигура и яркая внешность. Но ее красота была только причиной, по которой Владимир обратил на нее внимание. Потом оказалось, что они в принципе родственные души. Они слушали орган в Пицунде, поднимались на Новый Афон, сидели на берегу озера Рица, любовались подсвеченными сталактитами и сталагмитами в пещерах, бродили по ботаническому саду и обезьяньему питомнику в Сухуми. Им приятно было молчать, лежать рядом на песке или болтать про все на свете за маленьким столиком в приморском кафе.

И под южным солнцем за короткие две недели их знакомство переросло в любовь. Он живописал ей картины Древней Руси, навеянные звуками ее имени и созвучием их имен, а она, учитель истории, затаив дыхание слушала его.

— Ты уже была моей женой. Ты просто забыла. Но и хорошо, что ты забыла, тогда я вел себя не по-джентльменски, потому что много воевал.

— И тогда, и сейчас? — спрашивала она тихо, словно боясь разрушить те сказочные видения, которые вставали у нее перед глазами.

— Да, но с войнами покончено! Слово офицера!

После юга они расстались с трудом. Она уехала в свой Воронеж, он — в Москву к другу-афганцу. С нуля они вдвоем с другом начали свое дело. Владимир снял квартиру и приехал за ней. Дела у друзей-афганцев пошли, и их небольшая строительная фирма через несколько лет стала большой строительной компанией. Сразу по приезде из Воронежа Рогнеда работала заведующей детсадом, который Владимир потом выкупил и подарил ей на день рождения. Она всегда любила детей. А вот своего сына Ярослава, как у их исторических тезок княгини Рогнеды и князя Владимира, они родить не смогли. Так аукнулась ее первая ненастоящая, как оказалось, любовь.

Владимир, конечно, очень хотел ребенка от нее, но ни разу не упрекнул, узнав, что Ярослава у них не будет. Он любил ее искренне, беззаветно.

— Волею судьбы мы с тобой нашли друг друга. Ты нужна мне! Ты — моя Муза, ты — смысл моей жизни! А детей у тебя теперь целый детский сад! — смеялся он.

И она в ответ улыбалась, ибо понимала, что плакать уже поздно.


Вспоминала все это Рогнеда Игоревна, наблюдая в первые дни знакомства за Машей Мироновой. Она видела в ней себя еще молодую и неопытную. Но в Маше было то, чего не было в ней тогда. В Маше был стержень.

— Машенька, если у тебя такой малый срок, может, можно и аборт сделать? — спросила она как-то Машу.

— Рогнеда Игоревна, а ребенок тут при чем? Он должен своей жизнью расплачиваться за мои ошибки? — вопросами на вопрос ответила Маша, глядя прямо в глаза Рогнеде Игоревне.

И ей показалось, что Маша смотрит не в ее глаза, а прямо в ее душу. В душу, где до сих пор живет раскаяние за содеянное когда-то.

«Если бы я была тогда такой твердой, как Маша, у меня уже были бы внуки», — думала она.

Узнав Машу ближе, Рогнеда Игоревна полюбила эту красивую, добрую и умную девочку. Для нее она была именно девочкой, попавшей в беду, девочкой, которой очень хотелось помочь.


Отзывчивая и общительная Маша очень быстро освоилась в детском саду. Как-то вечером, зайдя за чем-то в кабинет к Рогнеде Игоревне, она заметила, как неуверенно директор обращается с компьютером.

— Может, вам помочь? — совершенно искренне предложила она.

— Маша, ну никак не могу сделать эту табличку! — пожаловалась директор.

— Нет проблем! — Маша быстро сделала таблицу и перенесла в нее данные с листа. — В какую папку это пойдет?

— А ты мне еще скажи, как оно пойдет? — рассмеялась Рогнеда Игоревна. — Ну никак у меня не получается наладить с ним дружбу! Я его даже побаиваюсь, — призналась директор, поглядывая на монитор.

— Обращайтесь! Мне это дело очень даже нравится! — чистосердечно предложила Маша.

С тех пор она стала главным компьютерным консультантом Рогнеды Игоревны, ее правой компьютерной рукой.

Так же случайно узнали в саду и о других талантах Маши. Придя однажды в музыкальный зал, в котором уже не должно было быть занятий, она случайно попала на репетицию праздника. Музыкальный руководитель ставила с детьми танец. А так как она сидела за пианино, то ей приходилось оттуда и руководить детьми. Маша, заглянув в зал, присела на скамью, стоящую у дверей, и некоторое время наблюдала за безрезультатным процессом.

Из своего богатого танцевального прошлого Маша прекрасно знала, что в этом возрасте у детей еще слабо развита движенческая память, поэтому дети лучше разучивают танец, если в нем участвует педагог.

— Лилия Викторовна, — попросила Маша молодого музыкального руководителя, — можно, я встану с детьми?

И процесс пошел!

— Машенька, — обращалась Маша к своей любимой Синеглазке, — ножкой можно топнуть просто так, а можно топнуть выразительно. Ты можешь это показать?

Машенька Андреева — талантливая девочка, она могла сделать все.

В следующий раз Маша попала в зал, когда Лилия Викторовна стояла с детьми, показывая им новое движение. Тогда Маша без церемоний села за пианино. Теперь Лилия Викторовна, а с ней и Рогнеда Игоревна знали, что Маша — ценный помощник в постановке танцев. А Маше нравилось заниматься с детьми, приятно было чувствовать себя нужной. Она с радостью спешила на работу, зная, что услышит веселый смех ребятни, обязательно увидит что-то новое.

— Маш, будь другом! Посиди немного в моей группе, — в один из дней, когда она приехала в сад немного раньше, обратилась к Маше воспитательница из группы, в которую ходила Маша Андреева. — Моя няня ушла на больничный, а мне надо срочно сбегать домой. Соседи позвонили и сказали, что я их затопила. Дети сейчас лепят, ты посиди с ними, а я постараюсь вернуться быстрее.

Воспитательница убежала, а Маша впервые осталась один на один с целой группой детей. Она подошла к столу, за которым сидела Синеглазка, и была поражена увиденным: на досточке, предназначенной для лепки, стояла искусно вылепленная яблонька. Перед остальными детьми лежали лишь колбаски и шарики из пластилина.

— Машенька, можно, я покажу твою работу детям? — спросила Маша у своей тезки.

Синеглазка кивнула ей, разрешая.

— Дети, посмотрите на Машину работу! Правда, яблонька у Маши получилась как живая? Машенька, у тебя же золотые ручки! Покажи их детям, пожалуйста! Дети, а когда говорят, что у человека золотые руки?

— Это когда человек все делает замечательно, — ответила за детей Маша, старательно подбирая слова, в которых не было буквы «р».

— Правильно, Маша. Дети, каждый из вас может слепить такую яблоньку, если постарается. Давайте, вы постараетесь, и мы все вместе посмотрим, у кого же из вас золотые ручки. Машенька, а ты, пожалуйста, расскажи нам, как ты лепила яблоньку, что делала вначале, что потом? Из каких частей состоит дерево?

Выслушав девочку, дети приступили к работе.

— Машенька, чтобы ты не скучала, я предлагаю слепить сказку, где будет жить твоя яблонька, — предложила Маша своей тезке.

Пока дети лепили свои яблоньки, они вместе слепили избушку Бабы-Яги и печку.

— А теперь пусть каждый из вас представит нам свою яблоньку, — предложила Маша.

— Моя яблонька из сказки «Гуси-лебеди», она поможет Аленушке, — первой начала Синеглазка.

Такими или почти такими же оказались ответы всех детей. Синеглазка внимательно их выслушала, а потом заявила:

— А у моей яблоньки все яблоки волшебные! Если больной человек съест такое яблочко, то он… — девочка мучительно подбирала слово без трудной для нее буквы, — то он вылечится! — радостно закончила она.

Маша улыбнулась тому, как не хотела ее тезка быть такой, как все, и подумала: «Опять убеждаюсь, что все Маши похожи характером!»

— Какие вы все молодцы! А теперь поднимите свои руки вверх! — попросила она детей. — Смотрите, сколько у нас золотых рук!

На такой возвышенной ноте в группу вошли воспитательница и директор. Оказывается, все это время Рогнеда Игоревна была в раздевалке. Собственно, она шла на выручку к Маше, когда узнала, что та осталась с группой детей. Но, услышав ее разговор с детьми, решила не мешать. У Маши все получилось с первого раза.

— Мария Ивановна! После третьего курса вы будете у нас воспитателем! — тут же объявила директор.

— Ну что вы, Рогнеда Игоревна! Я так далеко не загадываю, — засмущалась Маша.

— А почему так пессимистично? — спросила Рогнеда Игоревна, когда они с Машей уже вышли из группы. — Ты умеешь ладить с детьми.

— В начале лета я рожу, и нас будет двое. Я еще не представляю, как и где я устроюсь с ребенком, — вздохнула Маша.

— Но ты же откладываешь деньги в моем сейфе? Можно будет снять квартиру прямо рядом с садом, а работать будешь у нас. Работу мы тебе найдем. Может, к осени мы откроем и ясельную группу, вот и будет твой малыш или малышка в ней первым, — строила планы Рогнеда Игоревна, которой совсем не хотелось расставаться с Машей, к которой она испытывала почти материнские чувства.

— Спасибо, Рогнеда Игоревна! Так получилось, что ближе вас у меня никого здесь нет, — улыбнулась Маша, но глаза ее были грустными.

— «Кто страдал, тот не забудет». Это сказал Цицерон, — тоже с грустью произнесла Рогнеда Игоревна.

Но больше она ничего не сказала Маше, никак не пояснила цитату из Цицерона.

«Зачем ее грузить, как теперь говорят, своими старыми проблемами, когда у нее достаточно своих», — думала Рогнеда Игоревна.


Девчонки в комнате по-прежнему не понимали Машу. Они считали, что она губит свою молодость.

— Машка, у тебя же еще ничего не видно, сегодня у тебя выходной от твоего сада, пойдем на дискотеку! — звали они Машу.

— Я лучше почитаю, — отвечала им Маша.

— Маша, едем в Москву! Лизкин хахаль достал приглашения на презентацию какой-то совместной фирмы, — радостно приглашала Тамара.

— Я же только что из Москвы! — почти виновато улыбалась Маша.

Не раз речь заходила о принце, которого, по словам девчонок, ждала Маша и которому она хранила верность. Маша не разубеждала их и не хотела им ничего объяснять, боясь, что они не только не поймут ее, а даже не услышат. Они бы просто посмеялись, расскажи она им о том, что не любит дискотек, которых никогда не одобряла и ее мама. Танцевальный кружок — да, но не дискотеку!

— Что даст тебе это дрыганье под музыку? — строго спрашивала Наталья Николаевна.

Сходив несколько раз на школьную дискотеку, Маша переняла точку зрения матери, и до сих пор ее мнение о дискотеке не изменилось.

«Наверное, все, что вложила в меня мама, из меня «не выбить и колом», как из того некрасовского мужика», — думала Маша и по-прежнему отказывалась от любых приглашений своих соседок по комнате.

Лиза и Тамара завидовали Машиной памяти, ее уму, успехам в учебе, но их отношение к Маше было по-прежнему надменным. Так же они посматривали и на ее руки, руки поломойки. Маша же рук своих не прятала, ей нечего было стыдиться, и маникюр она делала раз в неделю. К этому ее тоже приучила мама.

«Похоже, и это во мне укоренилось прочно и надолго», — думала Маша, разглядывая свои руки.

На левой руке у нее сверкали два колечка — подарки мамы. Одно она подарила Маше в день шестнадцатилетия, второе — в день совершеннолетия. На память.

«Я помню тебя, мамочка. Но я оказалась права: все у меня будет так, как было у тебя. Совсем скоро у меня будет ребенок, а мужа никакого у меня не будет. Только у тебя все было из-за любви, а у меня — по глупости. Что я хотела тебе доказать? Прежде всего что я такая же, как все. А потом то, что я вполне самостоятельна, чтобы принимать даже жизненно важные решения. Доказала… — размышляла Маша, оставшись в одиночестве в комнате. — Я все сделала, как хотела, но это не принесло мне радости. Не надо было, конечно, впадать в крайности и все делать по максимуму. Тогда я не могла об этом думать. Оказывается, чувства не в ладах с разумом. Я до сих пор не поняла, были ли там чувства. Что это было вообще? Поздно об этом думать и теперь. Теперь надо думать о ребенке. Мне почему-то кажется, что у меня будет мальчик. Нет, просто я так хочу. Скоро у меня будет мальчик, которого я тоже получила на память. На долгую память о танце, о безрассудстве, о единственном мужчине в моей жизни. Я сама его выбрала, самого лучшего. Он даже существует где-то рядом. Конечно, он давно забыл сумасшедшую девчонку из маленького горного поселка. А я почему-то до сих пор помню его глаза, его руки. Интересно, есть ли у людей тактильная память? Но я помню его даже кожей…»

Лиза и Тамара на новогодние праздники уехали домой, поэтому Новый год Маша встречала в комнате одна. Она купила большую упаковку сока и маленький тортик. В новогоднюю полночь Маша загадала желание:

— Чтобы этот Новый год был единственным, встреченным мной в одиночестве…

Загрузка...