Рябиновое танго

Глава 20

После ухода Максима стародавние подруги долго молчали. Первой нарушила тишину Раиса Васильевна:

— Интересно, откуда он знает Машу и почему искал ее в школе?

— Это говорит мисс Марпл или моя подруга?

— Почему мы не спросили его об этом? — словно не слыша слов Натальи Николаевны, продолжала рассуждать вслух Раиса Васильевна.

— Меня будто загипнотизировало слово «Москва», а в голове сразу начал складываться план, по которому он мог бы найти Машу.

— А почему мы ничего не сказали ему о ребенке? — вспомнила Раиса Васильевна.

— Но ведь он в принципе и не терялся, потерялась только Маша, — пожала плечами Наталья Николаевна.

— Оно-то конечно, но может, позвоним ему и дадим дополнительные сведения, — предложила Раиса Васильевна.

— А куда позвоним? Я дала ему номер своего телефона, он обещал звонить, как только хоть что-то узнает о Маше, но своего номера он мне не дал. — На лице Натальи Николаевны особенно четко проявились огорчение и растерянность.

— Ну ладно, ты была загипнотизирована, но где была я?! — искренне возмутилась Раиса Васильевна. — Да, теперь нам ничего не остается, как только ждать!

— Помнится, у тебя были какие-то предчувствия по поводу Машиного дня рождения, — виновато вздохнула Наталья Николаевна.

— Так ведь еще не вечер! До Машкиного дня рождения целый месяц!

К началу лета в саду осталось всего две группы детей. Рогнеда Игоревна очень рассчитывала на то, что к этому времени завершится ремонт летней резиденции сада, купленной мужем совсем недавно. Но ремонт затянулся из-за непредвиденных обстоятельств, если выход из строя древнего, как сама Москва, водопровода можно назвать непредвиденным. Но именно по этой причине переезд детей за город отсрочился на неопределенное время.

Через несколько дней после дня рождения сына Маша написала заявление на отпуск, зная, что работы у нее летом почти не будет, а синекура не устраивала ее по морально-этическим соображениям. Подписывая заявление, Рогнеда Игоревна внимательно присматривалась к Маше.

— Маша, что-то случилось? Ты как-то изменилась в последние дни. Это из-за Сергея? Но, уверяю тебя, он сделал свое предложение от чистого сердца, жалея тебя и Мотю.

Маша постаралась разуверить ее и рассказала о своих беседах со своей тезкой.

— Ты думаешь про уста младенца, которыми глаголет истина? — внимательно выслушав ее, спросила Рогнеда Игоревна.

— Синеглазка — не простой ребенок, а почти родственная душа, поэтому говорит она искренне и от души, по-настоящему сопереживает, сочувствует мне, хотя и подгоняет это под свою теорию. Она искренне считает, что бабушка должна быть у каждого ребенка. Получается, что это я лишаю Мотю бабушки, ее любви, радости общения с ней. Я лишаю его не только бабушки, но и родного дома. Даже у ребенка вызывает удивление, что мы с Мотей живем в саду. За что же я наказываю сына? Он-то в чем провинился? Почему он должен платить по моим счетам? Рогнеда Игоревна, я, наверное, перепишу заявление… Может, я покажусь вам неблагодарной, но я боюсь, что уходит время… время, когда я должна признать свои ошибки, признать и повиниться сейчас, чтобы не отворачиваться от непонимающего взгляда сына потом, чтобы потом не бояться его «почему?», не сожалеть еще больше о своей глупости.

Смущенная своим неожиданно прорвавшимся красноречием, Маша замолчала и взволнованно смотрела на Рогнеду Игоревну.

— Машенька, ты хочешь уехать домой? А как же учеба? — заволновалась она. — Хотя, конечно, ты права! Мне очень не хочется расставаться с вами, я к вам так привязалась! Но ведь ты будешь приезжать на сессии?! — радостно вспомнила она. — Ты уже купила билет?

— Собственно, это решение… я долго думала, но решение приняла только что. Я еще даже не звонила маме, мне еще нужно отважиться на этот звонок…

Через несколько часов, уложив сына спать, она долго ходила по комнате, не решаясь набрать домашний номер. А когда наконец осмелилась сделать это, то от волнения, охватившего ее, несколько раз сбивалась, мешали и слезы, которые застилали глаза.

— Никогда не думала, что так трудно сделать первый шаг. Но я должна сделать его! Ради сына, ради мамы, ради себя… — шептала она и нажимала кнопки телефона снова и снова.

— Алло! — услышала она наконец родной голос.

— Мама, это я! — ответила она, собравшись с силами. — Прости меня, пожалуйста…

— Маша! Это ты прости меня! Доченька моя, где ты?!

— Я в Москве, но я не одна, — каждое слово давалось Маше с огромным трудом.

— Маша, я все знаю…

— Знаешь? Откуда?

— Маша, я неправильно выразилась, я не все знаю… У тебя сын или дочь?

— Мама, у меня сын Мотя, то есть Матвей… Он родился в день рождения Пушкина.

— Замечательно, я так и знала! Ну а как же нам без Пушкина?! Говори быстрее адрес, я немедленно выезжаю!

— Мама, адрес тебе уже не нужен, я думаю послезавтра выехать домой, — сообщила Маша, один день оставляя себе на сборы.

— «Выехать»? Ты хочешь ехать поездом? Но ведь это почти трое суток?! Малыш сможет так долго находиться в замкнутом пространстве купе? Летите самолетом! Я сейчас же отправлю вам денег на билет.

— Нет, мама, мы поедем поездом, — твердо сказала Маша. — Я позвоню в день выезда.

— Я буду встречать вас у вагона! — вынужденно согласилась Наталья Николаевна.

Маша понимала, что, решив ехать поездом, она опять смалодушничала: взяла себе дополнительную передышку почти на трое суток дороги. Ожидая, пока проснется сын, она мысленно продолжила беседу с матерью: «Мамочка, я уже давно нахожусь в замкнутом пространстве и в прямом, и в переносном смысле! Ты просто не знаешь этого. И три дня пути в ограниченном пространстве нам совсем нестрашны, потому что они разрушат этот замкнутый круг!»

Через день Машу с сыном провожали Сергей Владимирович и Рогнеда Игоревна с мужем. Они помогли Маше разложить вещи в купе.

— Машенька, ну зачем на поезде? Как же ты справишься? — волновалась Рогнеда Игоревна.

— Ничего! Нам не привыкать! Как всегда, нас выручат влажные салфетки и памперсы! — смеялась Маша.

Прощание вышло трогательным. Маша прощалась со всеми, как с родными.

Максим решил начать действовать прямо на следующий день после приезда из Сибири. Он отпросился с работы и, волнуясь, приступил к выполнению первого пункта своего плана. Адрес факультета у него был. Немного поторчав в пробках и поволновавшись, он все же успел в деканат до закрытия. В деканате ему сообщили, что Миронова Мария Ивановна является их студенткой-заочницей и в общежитии не живет.

— Но у нее ведь была регистрация, когда она училась на дневном? — предположил Максим.

— Конечно, была, про это вы лучше узнаете по месту регистрации, — успокоила его секретарь — миловидная кудрявая шатенка бальзаковского возраста.

— То есть у вас есть ее прежний адрес?! — обрадовался Максим.

Адрес он получил и уже через двадцать минут, окрыленный первой удачей, стучался в дверь бывшей Машиной комнаты. Открыв дверь после дружного «Да!», прозвучавшего из-за дверей, он увидел двух сестер-близнецов. Наверное, девушки увидели удивление в его взгляде, потому что одна из них сразу заявила:

— Мы не близнецы! Лиза! Тома! — назвала она себя и свою соседку.

Максим тоже представился и рассказал о цели своего визита.

— Вы не знаете ее нового адреса?

— Она уехала отсюда примерно год назад, мы как раз были на экзамене. Она даже записки не оставила, — с ноткой обиды в голосе сообщила Лиза.

— А вы не знаете, случайно, где она работала? — боясь поверить в неудачу, Максим решил проверить еще одну свою версию.

— Она работала в каком-то частном детском саду, — вспомнила Тома, — но адреса мы не знаем.

— Машка, кажется, говорила, что там место такое интересное: за оврагом виден другой город. Помнишь, Том?

— Помню, но его она, кажется, не называла. А может, называла, да я не помню.

Максим уже понял, что беседа, как и вся поездка, будет безрезультатной. Он поспешил завершить ее и на прощание, оставив свою визитку, попросил позвонить, если девушки вдруг что-то вспомнят.

— Везет же, блин, этой Машке! — услышал он уже за дверью.

Услышанное удивило его, но он не стал думать над словами показавшихся ему легкомысленными девчонок. Всю дорогу до дома он старался найти хоть крупицу полезного из услышанного и увиденного сегодня, что пригодилось бы в его дальнейших поисках.

— Ясно, раз за оврагом был виден другой город, то садик находится где-то на окраине Москвы. Но сколько у Москвы окраин? Нет, за эту ниточку дергать бесполезно! А сколько в Москве частных детских садов? — спрашивал он себя вслух. — Много, конечно, но количество их будет явно счетным!

Последняя мысль даже взбодрила Максима. С приподнятым настроением он входил в свою квартиру.

— Макс, а я ужин приготовила! — радостно встретила его Наталья Борисовна, а Анатолий Семенович, улыбаясь, просто пожал сыну руку.

— Мама, знаю я твой ужин! — усмехнулся Максим. — Но я страшно рад, что вы заехали!

— Конечно, рад, у тебя же в холодильнике даже мороза нет, не то что продуктов. Как же мы могли допустить, чтобы наш единственный горячо любимый сын умер с голоду?! — рассмеялся Анатолий Семенович.

За семейным ужином, который из-за активности Натальи Борисовны никак не мог быть тихим, Максим рассказал о своей поездке.

— Значит, вы правильно вычислили? — удивился Анатолий Семенович. — Я лично сомневался в ваших выводах, — признался он.

— Как же так получилось, что девушка потерялась? — не обращая внимания на слова мужа, удивлялась Наталья Борисовна. — А может, нам надо пойти на передачу «Жди меня»? — радостно предложила она.

— Мам, нам надо не наломать дров!

— Хорошо, — согласилась она, — тогда давай звонить по детским садам. Где у тебя телефонный справочник?

— Наташ, прости, что я останавливаю тебя в полете, но уже ночь, — заметил Анатолий Семенович.

— Мам, отец прав. Я начну звонить завтра с утра, — удивляясь тому, как незаметно родители прониклись его проблемой.

Огорченная Наталья Борисовна засобиралась домой.

Утром Максим обзвонил все частные детские сады, номера телефонов которых значились в справочнике. Результаты были неутешительными: в некоторых садах просто никто не брал трубку, а в других — никогда не работала Миронова Мария Ивановна. Максим решил использовать в своих поисках Интернет. Информация, выуженная во Всемирной паутине, объяснила, почему пробуксовывает его вариант с телефонным справочником. Многие сады вывозили детей на лето за город.

— Придется ждать, когда все сады вернутся на зимние квартиры, — объяснил Максим матери причины вынужденной приостановки поисков.

— Сейчас еще многие люди в отпусках, — вспомнила Наталья Борисовна, — надо в системе прозванивать телефоны, и удача улыбнется нам раньше. — Она пыталась хоть как-то утешить огорченного сына.

Наталья Николаевна никогда не думала, что радостное известие может лишить сил. Поговорив с Машей по телефону, она не могла сойти с места и еще долго стояла в прихожей, сжимая в руках трубку и слушая гудки, идущие из нее. Она боялась разжать пальцы и положить трубку, словно боялась разорвать только что установленную связь с дочерью. Чтобы отдалить этот момент, привыкнуть к мысли о том, что Маша нашлась, она другой рукой нажала на рычажок и стала набирать номер.

— Рая! Я только что говорила с Машей! Они с Мотей послезавтра выезжают из Москвы и едут домой! — закричала она в трубку, услышав, что подруга отозвалась.

— С Мотей?

— Ну да, с Матвеем, с внуком, то есть с сыном, ну, Маша с сыном, — от волнения путалась она.

— Все. Успокойся. Я все поняла. Я очень рада! А быстро же он нашел ее! Молодец! Видишь, мои предсказания сбываются даже раньше дня рождения Машки!

— Теперь у нас будет настоящий день рождения! — радовалась Наталья Николаевна, не обращая никакого внимания на упоминание о Максиме. — Рая, как мне заказать такси до Новокузнецка и обратно? Я не хочу ехать поездом или автобусом!

— У тебя на радостях что-то с головой? Какое такси? А Глумов? Он же редко какой день не бывает по своим делам в Новокузнецке, он и отвезет тебя! И попробуй только сказать о неудобствах! Я тогда не приду смотреть на твоего внука!

— Рая! Как ты можешь такое говорить?! Ужас какой!

— А на тебя сейчас только шоковая терапия может подействовать!

— Не знаю, как шоковая, но что-то успокоительное мне на эти дни точно нужно.

Почти трое суток, проведенные в поезде, промелькнули как один миг. В купе Моте было попросту тесно, и если он не спал и не ел, то Маша вышагивала с ним по коридору, идя сзади и держа его за подтяжки, чтобы занимать меньше места в недостаточно широком проходе. Если Мотя успокаивался и засыпал, она засыпала рядом с ним. В постоянных заботах о сыне Маша совсем забыла о волнении, у нее не было на это ни сил, ни времени.

— Мотя, завтра утром ты увидишь свою бабушку, — рассказывала она сонному сынишке, мечтая хоть немного поспать.

Разбудила ее суета соседей по купе, крики проводника.

«Мама! — молнией вспыхнула мысль в просыпающемся сознании. — Она уже на вокзале!»

Тревога, страх, вина тут же собрались где-то внутри холодным комочком. Но чувство облегчения от того, что неопределенность, боязнь за сына, униженность существования скоро останутся позади, растопило этот холодок.

— Маша, все уже вышли! Я так волновалась! — услышала Маша голос матери и, подняв глаза от сонного сына, которому ей никак не удавалось надеть курточку, увидела ее саму, стоящую в дверном проеме.

Наталья Николаевна бросилась к ним, раскрыв объятия. Маша только успела поставить ребенка на стол, на котором он сидел. Одной рукой она придерживала сына, а другой обняла мать.

— Мама, прости меня! Я была не права, — прошептала она.

— Машенька, это ты прости меня, это я была не права!

Они плакали, от этих слез становилось легче на душе, от этих слез светлели их лица.

— Привет, девчонки! — услышали они веселый мужской голос. — И мальчишки — тоже, — добавил, рассмеявшись, Алексей Иванович Глумов. — Давайте быстренько десантироваться!

— Здравствуйте, Алексей… — начала Маша.

— Ты опять?! Ты забыла, что Алексей Иванович был у тебя на уроке истории в седьмом классе, а потом он стал просто…

— Привет, дядь Леша! — рассмеялась Маша.

— Так-то лучше! — улыбнулся он. — Маша, бери малыша, а мы — вещи и бегом на выход! Ты заметила, Наташ, как хорошо отпускать детей из дома: они обязательно возвращаются с довеском. Наш Антон вернулся с женой, твоя Машка — с сыном. Все в дом, все в дом! Так и богатеем! — смеялся по дороге Алексей Иванович. — Устраивайтесь удобнее. Маша, возьми подушку и плед, пусть малыш на заднем сиденье рядышком с тобой еще поспит. Он, по-моему, так еще и не проснулся, — распоряжался он у машины.

— Маша, положи Мотю слева, так мне будет удобнее смотреть на него, — попросила Наталья Николаевна.

Маша улыбнулась и выполнила просьбу матери.

— Дядь Леш, а чем вы еще богатеете, джинсы дают приличный доход? — Маша обвела рукой богатый салон машины.

— Нет, Манюня, джинсы у меня были как тоска по бесштанному детству, бедной юности, когда за хорошие джинсы надо было месяц вагоны разгружать. Это был мой старт, когда я ушел из педагогики.

— Довольно удачный старт! — заметила Наталья Николаевна.

— Да, но торговля — это не мое. Подешевле купил — подороже продал! Это же чистой воды спекуляция! Я ушел в настоящий бизнес и занялся производством мебели.

— А это чем навеяно? — улыбнулась Маша.

— А тоже, как ни странно, детскими воспоминаниями. Отец у меня работал с деревом, делал приличную по тем временам мебель. Мне всегда нравилось ему помогать, с той поры запах свежей стружки для меня — лучший запах в море ароматов!

Меняя темы беседы, они ни о чем не спрашивали Машу, она тоже ничего не рассказывала о себе. Наталье Николаевне и Маше хотелось о многом поговорить, но присутствие постороннего человека, пусть даже очень близкого, сдерживало их. Лишь однажды за всю дорогу в ответ на замечание Алексея Ивановича о том, что ни шум мотора, ни их громкий разговор не могут разбудить Мотю, Маша сама упомянула о своей жизни:

— А он привык к шуму, он спал за шкафом, а я в это время строчила на швейной машинке, да и жили мы в достаточно многолюдном месте.

После этих ее слов приподнялись плечи Алексея Ивановича, вздрогнула и посмотрела на внука полными слез глазами Наталья Николаевна, а сама Маша занялась проснувшимся сыном. В машине состоялось знакомство бабушки и внука. Малыш совсем не стеснялся новых для него людей, что-то весело лопотал на своем языке. У тех, кто был рядом с ним, слушал его, наблюдал за ним, светлели лица. С такими лицами они и подъехали к дому.

С чувством легкой тревоги входила Маша в родную квартиру. Она с трудом узнала свою комнату из-за обилия игрушек и стоящей в углу детской кроватки. Вначале это привело ее в некоторое замешательство, но видя, как весело осваивает новое пространство сын, она улыбнулась.

Наталья Николаевна кормила завтраком дочь и внука, не отрывая от них глаз, любовалась ими.

— Никогда не думала, что завтракать в обществе внука так приятно! — смеялась она, открывая в себе новые чувства и привыкая к ним.

Разговор, которого так ждала Наталья Николаевна и которого немного побаивалась Маша, состоялся в Машиной комнате, куда их привел Мотя. Наталья Николаевна села на диван, а Маша — прямо на ковер. Так за игрой с сыном, усаживая в машинку клоуна, строя домик для щенка и башню из кубиков, Маша поведала матери о своей жизни без нее, о своей жизни с сыном.

— Доченька моя, все, что мы пережили с тобой за эти два года, — это наша жизнь, — с чувством облегчения вздохнула Наталья Николаевна. — Осознанные ошибки — трудный опыт, а такой опыт самый ценный. Я очень рада, что все трудности у нас позади! Как бы я хотела познакомиться с Рогнедой Игоревной и лично сказать ей спасибо за тебя и внука! С ужасом думаю, что бы было, если бы она не встретилась на твоем пути. Значит, ты счастливая, доченька! А с тобой и я! А счастье наше уже засыпает на ковре, клади его в кроватку, — светло улыбнулась она.

Уложив Мотю, они почти буднично занялись приготовлением праздничного обеда, на который были приглашены Глумовы.

Максим был очень огорчен тем, что почти удачно начавшийся поиск, остановился. Он периодически звонил в детские сады, в которые не смог дозвониться в первый раз, но и эти попытки были безрезультатными. Тупиковость ситуации вызывала раздражение, а найти Машу стало навязчивой идеей. С его состоянием души гармонировала даже погода: сыростью, ветрами и прохладой лето стало напоминать осень.

Неожиданный звонок соседок Маши по общежитию внес сумятицу в установившуюся гармонию: на улице было пасмурно, а в душе Максима посветлело от появившейся там надежды на то, что не все еще потеряно.

— Максим, это Лиза. Помните, вы приходили к нам в общежитие и искали Машу?

— Конечно, — коротко бросил Максим, не желая говорить о том, что только об этом он сейчас и помнит.

— Мы тут с Томой были на свадьбе. Девчонка из нашей группы выходила замуж. А на свадьбе работал фотограф. Ну, знаете, это такой атрибут любой свадьбы, — продолжила она, а Максим закипал от нетерпения. — И мы, глядя на него, вспомнили, что у Мироновой был мэн, он работал фотографом, — наконец-то она сказала то, в чем было некое рациональное зерно, и Максим насторожился, словно охотничья собака, почуявшая дичь. — У него есть свой фотосалон, который называется «Альфа», это не потому, что он первый, как он нам объяснил, а от его фамилии. Он нам даже визитку оставлял, но она где-то затерялась, а фамилию мы не вспомнили… не то Альфаров, не то Альфанов, но зовут его Игорь, это точно.

Выслушав Лизу, Максим от всей души поблагодарил ее. Он и в самом деле был искренне признателен соседкам-двойняшкам, не отягощающим свою память подробностями из жизни человека, с которым они прожили почти год в непосредственной близости, но которые все же не совсем потеряны для общества, раз вспомнили о том, что этого человека ищут, и захотели помочь в поисках. Он был благодарен даже той девчонке, которая выходила замуж, несмотря на стойкую непогоду.

Его насторожило то, что рядом с Машей неожиданно обозначился мужчина.

«А вдруг она вышла замуж? Но почему не пригласила на свадьбу своих подружек? А может, никакие они и не подружки?» — мысленно дискутировал Максим сам с собой.

Но желание найти Машу, с честью дойти до заветной цели было сильнее сомнений, и Максим незамедлительно приступил к дальнейшему поиску.

Имея на руках такие факты, он без труда нашел адрес фотосалона. Обладая новыми сведениями, понял, что не может думать о работе. Отец, к которому Максим зашел отпроситься, увидел, что потухшие было глаза сына вновь сияют, без лишних разговоров взял его неотложную работу на себя. В спешке переписав адрес из справочника в свою записную книжку, Максим почти бегом направился к своей машине. Особо не задумываясь, поехал в сторону Ленинградского шоссе, действуя скорее по старой памяти, в которой была еще свежа его поездка в Химки. Нервничая, стоял в пробках, несколько раз доставал карту и нашел Никольский тупик почти под вечер. Никольский тупик был, но никакого фотосалона в доме, номер которого он списал из справочника, не было. В панике Максим стал набирать номер телефона отца.

— Пап, ты еще на работе?

— Да, Макс, потому что работы у тебя тут выше крыши!

— Прости, пап, я отслужу! Я так понял, что ты в моем кабинете. Посмотри, пожалуйста, тот раскрытый справочник, что лежит у телефона, и найди адрес фотосалона «Альфа». Нашел? Читай!

— Никольский переулок…

— Что? Переулок? Это точно?

— Точно, а ты где?

— Пап, я в тупике!

— В смысле, в безвыходном положении?

— Надеюсь, что нет. Это всего лишь Никольский тупик.

— Это где? Рядом с Никольской улицей?

— Нет, это рядом с Химкинским водохранилищем, а рядом с Никольской и будет Никольский переулок! — радостно сообщил Максим, разглядывая карту. — Никольскую и я знаю!

Максим не был коренным москвичом, поэтому в отличие от них слабо ориентировался в одноименных переулках, улицах, тупиках и проездах, во множестве имеющихся в столице. В центр он добрался уже с наступлением темноты и очень волновался, что салон будет закрыт! Неоновая вывеска с названием и свет в окнах обрадовали его. Войдя в салон, Максим увидел черноволосого парня, который убирал камеры и разговаривал с некой юной особой и женщиной средних лет:

— На сегодня все! Разоблачайся, дорогая! Лариса, а тебя подвезти?

Довольно симпатичная голубоглазая шатенка ответила ему отказом, сказав, что ей надо заскочить еще на фирму, а девушка ушла в другую комнату.

— Простите, пожалуйста, — громко произнес Максим, видя, что на него никто не обращает внимания и каждый из присутствующих в салоне продолжает заниматься своим делом. — Можно мне увидеть Игоря?

— Я и есть Игорь! — откликнулся брюнет.

Поздоровавшись, Максим рассказал о цели своего визита.

— Машу?! Ты ищешь Машу?! — воскликнул фотограф и стал бесцеремонно рассматривать Максима. — Значит, ты все же существуешь?! Ты есть на самом деле?! — зло выкрикнул он. — Ты Максим?!

— Я Максим, но я ничего не понимаю. — Максим недоуменно смотрел на молодого человека, лицо которого перекосила гримаса злобы, отметив про себя, что они с ним одногодки.

— А тебе и не надо ничего понимать! Тебе надо понять только то, что ты козел! — кричал он, брызгая слюной.

— Что? Я бы…

— Да! Ты самый настоящий козел, потому что таких девчонок, как Маша, не бросают! И я ничего тебе о ней не расскажу! Все! Проваливай! Проваливай, пока я не выкинул тебя!

Максим понял, что этот агрессивно настроенный фотограф и в самом деле ничего не скажет ему и в своей злобе способен на многое, от досады махнул рукой и вышел из салона. Он медленно брел к стоянке, думая о том, что и Никольский переулок опять оказался тупиком, когда услышал, что его кто-то зовет.

— Максим? Я правильно поняла? — К нему подошла та самая женщина из салона, которую фотограф называл Ларисой. — Я хочу извиниться за Игоря. Не знаю, что на него нашло, я его таким никогда не видела. Скорее всего вы задели его больное место. Мы немного работали втроем, после Маша и Игорь остались друзьями, — женщина замолчала, собираясь с мыслями, — вернее, оставались друзьями до некоторого времени, — поправилась она. — Потом Маша отказалась снова возобновить с нами работу, но отказала и Игорю. В последнее время он ничего о ней не говорит и, по-моему, не встречается с ней. Вы проводите меня до метро, пожалуйста, а то я очень спешу.

— А вы не знаете, где живет Маша, — с надеждой в голосе спросил Максим, подстраиваясь под ее быстрый шаг.

— Я знаю, что еще недавно она жила в детском саду.

— В детском саду?! — удивляясь, повторил за ней Максим.

— Да, я и сама сначала удивилась, но в жизни и такое бывает, оказывается.

— А где находится этот детский сад?

— Адреса я, к сожалению, не знаю, Игорь вез меня туда на машине; но помню, что это самое начало МКАД, а рядом, прямо через овраг, уже Реутов.

Поблагодарив добросердечную женщину, Максим вернулся к машине. Много непонятного и удивительного принес ему этот вечер.

«Откуда он знает мое имя? Почему он говорит, что я бросил Машу? Почему он так зол на меня? — Вопросы в голове Максима следовали один за другим, словно выстраивались в очередь. — Второй раз всплывает этот овраг, но сейчас он определяет ту самую окраину Москвы, искать которую я не захотел в самом начале моих поисков. Слава Богу, отпадает и надуманное мной замужество Маши. Соединив все имеющиеся у меня факты: адреса частных детских садов, начало МКАД, город Реутов поблизости, я, пожалуй, приду к какому-нибудь результату. Отрицательный результат — тоже результат, но не будем о грустном…»

Тряхнув головой, словно прогоняя грустные мысли, Максим наконец-то заметил, что все еще сидит в машине в центре города. Ему отчаянно захотелось прямо сейчас отправиться к началу МКАД и во что бы то ни стало найти этот загадочный детский сад, который по непонятным причинам стал домом для девушки. Только заведя мотор и автоматически включив фары, Максим понял, что в городе уже вовсю хозяйничает ночь, а это является довольно веской причиной для временного прекращения поисков.

Уже из дома он позвонил родителям. Рассказав о событиях сегодняшнего дня, предупредил, что с утра на работе не появится. Во сне он стоял перед портретом Маши, который висел в ее школе, и, прося прощения за то, что бросил ее, плакал горючими слезами. Несмотря на то что он плакал, просыпаться Максиму не хотелось, даже когда прозвенел школьный звонок и со всех сторон его окружили дети. Он хотел видеть Машу, хотя бы ее фотографию. Наяву школьный звонок был звонком будильника, но Максим этого так и не понял, спутав сон с явью, он элементарно проспал.

Злясь на себя и свою безалаберность, детский сад он нашел около десяти утра. Оставив машину в непосредственной близости от нужного ему объекта, Максим зашел на его территорию. Улыбнулся, услышав смех и крики детей. На детской площадке, оборудованной несколькими мини-аттракционами, Максим увидел небольшую группу детей и двух женщин.

— Молодой человек, — окликнула его одна из них, — мы можем вам помочь?

— Да, я хотел бы поговорить с заведующей или директором, не знаю, как теперь это называется, — сказал Максим.

Мелькнувшая было мысль расспросить этих женщин о Маше показалась ему несуразной.

— Если вы по поводу ребенка, то вы пришли вовремя, потому что Рогнеда Игоревна только сегодня после небольшого отпуска вышла на работу. Я провожу вас, пойдемте.

Максим не стал говорить ей о причине своего прихода, а просто пошел рядом. Зайдя в помещение, на несколько секунд остановился, ему показалось, что он вернулся в свое детство: запахи, звуки, обстановка — все было похоже. Увидев, что женщина, оглянувшись, ждет его, Максим поспешил присоединиться к ней. Поднявшись на второй этаж, они подошли к директорскому кабинету.

— Рогнеда Игоревна, я к вам папочку привела, — постучав, сообщила женщина в приоткрытую дверь.

От такого представления Максим несколько растерялся и недоуменно смотрел на директора.

— Проходите, — приветливо пригласила она, — сколько лет ребенку, у вас мальчик или девочка?

— Нет, простите, — смутился Максим, — я по другому вопросу.

— Я вас слушаю. — Приветливость в глазах женщины сменилась удивлением.

— Я ищу Машу Миронову. Вы не поможете мне? Она все еще работает у вас? Я знаю, что она работала у вас, и не только…

— Вы ищете Машеньку?! — К удивлению в ее голосе добавилась тревога.

— Да, я объясню… Дело в том, что… меня попросила об этом Наталья Николаевна…

— Ах вот как! Вы меня, признаться, напугали, я подумала, что с Машенькой что-нибудь случилось, — с облегчением вздохнула Рогнеда Игоревна. — Но дело в том, что они уехали.

— Как «уехали»? Куда?

— Они уехали домой, то есть к Наталье Николаевне.

— Они?

— Да, Маша с Мотей уехали около двух недель назад. А когда вы видели Наталью Николаевну?

Максим почти физически ощутил, как перед его носом захлопнулась дверь, в которую только что ушла Маша, а он оказался не в тупике, а в конечной точке своего маршрута. Глубокое разочарование, появившееся у него на лице, не осталось незамеченным Рогнедой Игоревной, которая очень внимательно, изучающее смотрела на Максима и ждала ответа.

— А, да, — очнулся Максим, — я виделся с Натальей Николаевной шестого июня.

— В день рождения Моти? — удивилась Рогнеда Игоревна.

— Маша вышла замуж?

— Молодой человек, я не уполномочена что-либо и кому-либо рассказывать о Маше, — строго сказала она и замолчала, продолжая изучать Максима, — но то, что у Маши есть сын, знают все. Мотя, то есть Матвей, — сын Маши.

— Сын?! — Удивленно и потерянно смотрел Максим на сидевшую перед ним красивую женщину и не верил своим ушам.

«О сыне я слышу впервые. Почему о нем ничего не сказала Наталья Николаевна, даже Игорь, наконец? Есть сын, значит, возможно, есть и муж? Отказала же она по какой-то причине Игорю?» — уйдя в себя, думал он.

— А что вас так удивило? — вернул его к действительности голос Рогнеды Игоревны. — Маша — замечательная мать!

— Нет-нет, ничего, спасибо вам большое, — поблагодарил Максим, боясь показаться навязчивым, — похоже, я, как всегда, опоздал! — разочарованно улыбнулся он и направился к двери.

— Максим, подождите, я могу показать вам последние фотографии Маши с сыном, — остановила его Рогнеда Игоревна. Она открыла ящик стола, за которым сидела, и достала из него две фотографии. — Вот, возьмите!

Максим взял их и принялся внимательно рассматривать. На первой фотографии Маша стояла на коленях рядом с малышом перед небольшим столиком, на котором стоял торт с одной свечкой. Судя по их надутым щекам, ее-то они и пытались задуть. На заднем плане виднелись какие-то люди, ажурная стена беседки. На второй фотографии, где Маша с мальчиком сидела в шезлонге, мальчик весело улыбался, а улыбка Маши была грустной.

— Спасибо. — Рассмотрев фотографии, Максим протянул их Рогнеде Игоревне.

— А вы можете оставить их себе, у меня есть еще! — улыбнулась она и как бы в доказательство своих слов приоткрыла ящик стола.

Еще раз поблагодарив, Макс вышел из кабинета. Словно в полусне он шел по коридорам, которые теперь не навевали воспоминаний детства, а напоминали запутанные проходы лабиринта. Максим вышел на улицу и, сев на первую попавшуюся на глаза скамейку, стал снова рассматривать фотографии.

«Я все время иду по твоим следам, но все время их теряю. Я узнаю о тебе все больше, а моя уверенность в целесообразности моих поисков становится все меньше. Что же мне делать?» — в мыслях обращался он к Маше.

То же самое, оставшись одна в кабинете, делала и Рогнеда Игоревна, только она говорила вслух:

— Машенька, ты прости меня, пожалуйста. Я вмешиваюсь в твою личную жизнь, но очень уж тоскливыми и потерянными были его глаза, когда он узнал, что вы уехали. Его глаза — это глаза нашего Моти. По ним я и узнала, что передо мной его отец. Я назвала его Максимом, а он даже не обратил на это внимания, видно, в расстройстве забыл, что не представился. А как странно получилось, что Лилия Викторовна назвала его папочкой! Сама не знаю зачем, я дала ему ваши фотографии…