Рябиновое танго

Глава 3

Маша не любила ходить на танцы. Они ей надоели еще в школе, за те шесть лет, что она ходила в танцевальную студию. Конечно, это была не дискотека, а работа до седьмого пота, но дискотека нравилась ей еще меньше. Она не понимала, почему всех охватывает такое возбуждение, если в зале тесно и шумно из-за многолюдья, жарко и душно от разгоряченных и вспотевших тел. Сегодня она шла не на танцы, а на последнюю перед своим отъездом встречу с одноклассниками.

— Рано мы сегодня идем. Никого из наших еще не будет, — ворчала дорогой Женька.

— Фадеева, перестань ныть! Не порть настроение, оно и без тебя уже испорчено, — одернула ее Маша.

Но расстраивалась Женька напрасно.

«Ну надо же, как приятно всех видеть! А кажется, что за десять лет уже до чертиков надоели друг другу, — думала Маша, еще издалека заметив компанию своих одноклассников, собравшихся у клуба.

— Маш, а Красавчик уже за работой, — весело сообщил Витька Перепечин.

Все знали, что гордая Капитанская Дочка снисходительно принимает знаки внимания от Федьки Тенешева, прозванного Красавчиком за его голливудскую улыбку.

— Спасибо, Печа, за информацию! Что бы я без тебя делала?! — съязвила Маша.

У них в классе у всех были клички. И не только в классе. Маша знала, что ее маму за глаза все дети называют Гончаровой. Знала об этом и сама Наталья Николаевна, знала и сокрушалась:

— Вот, выучила на свою голову, теперь пожинаю плоды трудов своих тяжких.

Но дети попали в самую точку: отец Натальи Николаевны был филологом и назвал свою дочь в честь жены Пушкина.

Долго клички не было только у самой Маши. Но когда изучали «Капитанскую дочку», кличка появилась и у нее. Оказалось, что Маша — полная тезка героини Пушкина — Миронова Мария Ивановна. Когда класс это обнаружил, то долго не мог успокоиться. И с той поры у первой красавицы и первой ученицы школы появилась кличка; не очень удобная и звучная, состоящая из двух слов, но она приклеилась к Маше намертво.

Маша понимала, что превалирует в ее кличке слово «дочка», что такой способ отмщения нашли в общем-то жестокие дети за то, что ее мама работает в школе. Маша считала, что они несправедливы, что она все может и без мамы, но ни с кем не спорила и на кличку отзывалась. Наталья Николаевна, узнав о том, какое Маша получила конспиративное прозвище, рассмеялась:

— Дочь, благодаря твоему деду мы с тобой на всю жизнь с Пушкиным связаны.

Узнав, кто куда поступил, кто и что завалил, обсудив с одноклассниками планы на ближайшее будущее, Маша с Женькой пошли в клуб. Первым, кого они увидели, войдя в зал, был улыбающийся во все свои тридцать два зуба Красавчик. Он махнул им рукой:

— Привет, Капитанская Дочка!

— А мне?! — возмутилась Женька.

— И тебе, Жека, привет! — рассмеялся он.

Максим со своего места смотрел на них, но ни ярко накрашенная блондинка, ни диджей его не заинтересовали. Из всей троицы он сразу выделил высокую шатенку и смотрел только на нее. Ее блестящие темные волосы рассыпались по плечам; темные же, почти черные глаза были широко распахнуты; на полных губах играла чуть заметная улыбка. Как завороженный Макс смотрел на то, с каким изяществом она поворачивает голову, поднимает руку, показывая диджею какие-то бусы, висевшие у нее на шее.

— Кого из них он назвал какой-то дочкой? — словно издалека услышал Макс голос Андрея. — Я, пожалуй, займусь блондинкой, вторая для меня высоковата.

«О вкусах не спорят», — мысленно ответил он другу, а сам не мог оторвать взгляда от незнакомки.

Ему показалось, что эта девушка с гордой осанкой, благородной красотой, чарующей грацией заблудилась и по ошибке перепутала время и место своего появления. Он вдруг совершенно отчетливо увидел ее в длинном бальном платье с открытыми плечами в огромном танцевальном зале, где звучит музыка Штрауса, кружатся в вальсе элегантные пары, искрится в бокалах шампанское.

И тут Максим наяву услышал музыку. Это был, конечно, не Штраус, это была музыка Аркадия Укупника и чудный голос Ирины Понаровской с его своеобразной хрипотцой. Или из-за этого голоса, или из-за несовместимости гламурной певицы и этого скромного зала, но Максиму вдруг показалось, что и эти видения, мелькнувшие перед ним, и эта песня о рябиновых бусах просто не могли не случиться в его жизни, они словно спланированы кем-то, предопределены судьбой. Почти не осознавая, что он делает, он встал и направился в сторону незнакомки.

Маша почти не слушала, о чем говорят Женька и Красавчик, она уже слушала звучащую песню. Голос певицы завораживал. На шее висели те самые бусы, о которых она пела, и источали еле слышный горьковатый, травянистый аромат. Это стечение обстоятельств показалось Маше необычным, тревожным. Тревога заставила ее осмотреться. Его она заметила сразу и сразу поняла, что он идет к ней.

Их глаза встретились. Его взгляд показался Маше высокомерным, холодным, даже немного циничным. Он подошел к ней совсем близко, и Маша поняла, что во всем виноват цвет его глаз. Они были серо-стальными и от этого казались холодными. Он не сказал еще ни слова, но именно по его глазам Маша поняла, что он приглашает ее на танец. Они одновременно протянули друг другу руки. И их руки, словно по старой давней привычке, в ту же секунду, как только встретились, уже были готовы к танцу.

Маша ничего не понимала, она слышала музыку и видела его глаза. Как загипнотизированная она повторяла структурные элементы танго: делала шаги, повороты, сандвичи. Он импровизировал, обладая вполне приличными знаниями словаря движений танго, она шла за ним, за ним и за музыкой. Было в их танце что-то фантастическое. Они танцевали одни во всем зале, и к ним были прикованы взоры всех присутствующих. Но они этого не замечали. Когда смолкла музыка, руки их просто разъединились. Маша направилась к Женьке, а незнакомец пошел рядом, провожая ее. Едва дойдя с ней до ее подруги, он тут же развернулся и пошел обратно.

— Макс, что это было? — услышал он удивленный голос Андрея.

— Если бы я знал, — вздохнул Максим, усаживаясь рядом с другом.

Он нашел глазами незнакомку и смотрел только на нее. И не было на ней никакого длинного платья, а была короткая джинсовая юбка, откровенно показывающая ее красивые длинные ноги, короткая майка-топ и маленькая джинсовая курточка. Между юбкой и майкой виднелась узкая полоска загорелого тела.

«Не сказочная, а вполне земная девчонка. Как мне могло привидеться такое? Что это было за наваждение?» — задумавшись, размышлял Максим.

Первое минутное очарование прошло, будто закончилось действие гипноза, но и после этого Максим ясно видел, как красива его партнерша. Ему вдруг страстно захотелось, чтобы она была рядом, захотелось обнимать ее, касаться ладонями этой загорелой полоски тела.

«Это у тебя явно от дорожного переутомления. Ты ведь, старик, видывал и не такое, а тут тебя растрогала полоска голого тела», — критиковал себя Макс.

— Обалдеть! Вы танцевали, как на репетиции. Такого танго стены этого зала никогда не видели! Ты с ним уже танцевала? Ты его знаешь? Маш, ты слышишь меня? — засыпала ее вопросами Женька.

Но Маша ничего не могла ей ответить, она сама ничего не понимала. Не понимала, почему ей хочется смотреть в глаза незнакомца, чувствовать, как его горячая сухая рука сжимает ее руку, чувствовать силу его рук и идти за ним. Раньше во время танца она никогда ничего подобного не испытывала. К своему партнеру в танцевальной студии она давно привыкла, а танцевать с одноклассниками из-за их потных липких рук и неумения пользоваться дезодорантом не любила. Поэтому чувства, охватившие ее сейчас, были новы и непонятны. Маша глазами нашла незнакомца в зале и не стесняясь смотрела на него.

«Его можно назвать холеным, красивым, — думала она. — Правильные черты лица, волевой подбородок, высокий лоб, полные губы и открытый дерзкий взгляд. А с таким, пожалуй, можно и пасть».

Так как они смотрели друг на друга, то их взгляды встретились просто потому, что не могли не встретиться.

«Как на узкой горной тропинке, где свернуть попросту некуда. Надо либо обнявшись разминуться, либо прыгать в пропасть», — подумала Маша и заметила, что незнакомец встает.

Внутри у нее похолодело, сердце, словно пугливая маленькая рыбка, нырнуло куда-то в глубину. Маша поняла, что незнакомец идет к ней. От возникшего волнения она совсем не слышала музыки.

— Можно вас? — услышала она его тихий голос.

Как во сне она сняла зачем-то свою куртку и без слов отдала ее Женьке, которая, выпучив глаза, смотрела на нее. Потом она положила свою руку в протянутую ей руку незнакомца.

Макс, уставший бороться со своим желанием, вывел ее на середину зала и положил свои руки на загорелую полоску, неожиданно ставшую для него такой заманчивой и притягательной. Они почти не двигались, хотя движения других танцующих были явно ритмическими. Но они этого не видели, не слышали они и звучащей во всю громкость музыки. Они видели только глаза друг друга. Она кожей ощущала на своей талии его горячие руки.

«Что это? Шелк? Бархат? Но это не кожа», — анализировал свои ощущения он.

Музыка закончилась, а они все еще стояли посередине зала. Наконец Маша услышала, что ее зовет Женька. Она кричала, махала рукой, а потом той же рукой покрутила у виска. Маша сняла свои руки с плеч незнакомца и опустила глаза.

— Мы можем немного погулять? — услышала она.

Маша опять ничего не сказала, только кивнула, забрала свою куртку у подруги и пошла к выходу. Максим пошел за ней. Они опять оказались в центре внимания: все взирали на них с любопытством, и только взгляд Красавчика был грустным.

Макс вышел вслед за ней из клуба и, оказавшись на тротуаре, пошел рядом. Только теперь он заметил, что девушка лишь немного ниже его. Они молчали, не зная о чем говорить, но неудобства от этого не испытывали.

— Может, познакомимся? — предложил Макс, когда понял, что молчание несколько затянулось.

— А зачем? — спросила она и посмотрела ему в глаза.

Это были ее первые слова, и Максим впервые услышал ее голос.

— Ну не знаю, — стушевался он, — ну, например, чтобы разговаривать.

— Хорошо, — согласилась она, — меня все зовут Капитанской Дочкой.

— Потому что папа капитан? — улыбнулся он.

— Нет, потому что мама учитель литературы, — без тени улыбки на лице Маша сказала правду.

— А меня все зовут Максом.

Маша только кивнула, не сказав даже привычных слов, которые говорят при знакомстве.

«Чего я хочу? Куда я иду? — спрашивала она себя. — «Ты сама не знаешь, чего хочешь», — вспомнились ей слова Юльки. — Ничего не хочу знать! Я просто иду, и все!» — мысленно ответила Маша и себе, и Юльке.

— У вас здесь красиво! — обводя взглядом окрестности, заметил Максим.

— Природа — да, а так — все довольно убого, почти первобытно.

— Тяжело здесь жить?

— А где человеку жить легко?

— Только в раю. Покажите мне что-нибудь интересное, — попросил он.

— Интересно в горах, в скалах, в пещерах. Красиво у нас весной, когда в горах цветут огоньки, кандыки, саранки. Скоро настанет ночь, можно смотреть на звезды. Еще можно увидеть остатки августовского звездопада, который называют Персеидами. Недавно за час можно было загадать сотню желаний. Метеоры падали так часто и густо, что казалось, будто ночное небо продырявилось и через образовавшиеся дырки сыплет и сыплет звездная пыль и всякий звездный мусор. Это на самом деле очень красиво! Говорят, у нас другое небо.

— Покажи ваше небо, — попросил Макс, не заметив, что перешел на ты.

— Хорошо…

Она не знала, как к нему обращаться — на вы или на ты, поэтому в разговоре опускала эти местоимения. Они шли по улице, которая медленно поднималась в гору, Макс ощущал этот подъем даже физически.

— Это моя школа. — Она показала рукой на большое кирпичное двухэтажное здание. — А через дорогу — интернат.

— Интернат? — удивился Максим.

— Да, в нем живут дети из маленьких таежных поселков, где нет десятилеток.

Они прошли здание интерната и повернули направо. Дорожка петляла по редкому лесочку, растущему у подножия горы.

— Ну вот мы и пришли. Здесь я готовилась к экзаменам. — Маша обвела взглядом местность, словно вспоминая эти недавние события.

Поляна, на которой они стояли, одним краем упиралась в скалу, возле которой росло несколько берез.

— Там среди камней удобно сидеть и смотреть на звезды, — добавила она.

— А отсюда звезд не видно? — Максим посмотрел в небо.

Ему эта поляна с березами нравилась. Он подошел к одной из березок и сел возле нее, спиной прислонясь к стволу. Затем Максим снял свою куртку и положил рядом с собой, как бы приглашая девушку сесть рядом. Маша зачем-то оглянулась, поправила юбку и села рядом с ним.

— Красиво! — опять сказал он. — И ты красивая. Ты это знаешь?

— Нет, я знаю, что я умная, — как бы с сожалением вздохнула она.

— Почему? — удивился Макс.

— Все говорят об этом уже восемнадцать лет.

«Я старше ее почти на семь лет, а кажется, что мы одногодки», — подумал он.

Они замолчали. Шелестели листвой березы, прокричала какая-то птица. В воздухе пахло травами.

— Почему не слышно птиц, мы ведь почти в лесу? — удивился Макс.

— Птицы, как и люди, с ума сходят весной и в начале лета. Тогда они поют что есть мочи, будто соревнуясь в том, кто кого перепоет, перелюбит.

— А люди «с ума сходят» только весной? — Макса рассмешило ее сравнение.

— Не только, но по статистике — больше, чем в другое время года, своего опыта у меня пока нет. Ну вот, теперь будет красота. — Маша решила сменить тему. — Это называется закат, — с иронией сообщила она и посмотрела на уходящее за гору солнце.

Но она зря иронизировала, потому что такого заката Максиму видеть не доводилось.

Огромный красный шар исчезал за горой, словно прятался за ней. Вот только что они видели его половину, а уже осталась маленькая шапочка на вершине горы, которая тоже вскоре пропала.

— Такое солнце было нарисовано в книжке Чуковского, — улыбнулся Максим.

«Улыбка у него просто обалденная! — заметила про себя Маша, засмотревшись на него. — Мама бы сейчас сделала мне замечание по поводу просторечия. — Вспомнив о матери, Маша вспомнила вечернюю ссору с ней и чем она завершилась. — Я всю жизнь должна анализировать свои слова и свои поступки! Надоело!» — мысленно продолжила она начатый с матерью спор.

— Можно, я тебя поцелую? — очаровательно улыбнувшись, неожиданно спросил он.

Маша смотрела на его губы, видела его улыбку, которая гипнотизировала ее. Она смотрела в его улыбающиеся глаза удивленно и немного испуганно. Макс уже подумал, что она откажет ему, но Маша неожиданно даже для себя кивнула, разрешая. У Максима в этот миг перехватило дыхание, а сердце напомнило о себе громким стуком.

«Никогда я не боялся поцеловать девчонку. Я себя не узнаю. Наверное, это горный воздух виноват», — думал он, завороженно глядя на ее губы.

Максим обнял ее, приблизил свое лицо к лицу девушки. Секунду их губы просто касались друг друга, словно знакомились. Затем Макс поцеловал ее, и она, тихонько охнув, ответила на его поцелуй.

«Это какое-то волшебство. Ее губы — это чудо! Кажется, если я сейчас оторвусь от них, я непременно умру, потому что прервется моя связь с жизнью», — думал Максим.

Не прекращая поцелуя, он нежно и бережно положил ее на спину. Она не закрывала стыдливо глаз, и именно в этих темных широко открытых глазах Макс увидел первые звезды. Он не мог остановиться, никогда прежде поцелуи не будили в нем столько чувств: нежность переполняла его, от волнения кружилась голова, истома разливалась по всему телу.

Маша ни с чем не могла сравнить его поцелуи. Ей казалось, что сердце ее перестало биться, тело перешло в аморфное состояние, а душа легким облачком парит где-то рядом. Чтобы убедиться в том, что она еще вполне материальна, Маша провела рукой по своему бедру и поймала себя на мысли, которая билась в ее мозгу частым-частым пульсом: «По-моему, я в шаге от падения. И мне совсем не хочется останавливать этот процесс. В конце концов, я ведь этого хотела».

Максим наконец смог оторваться от ее губ и лег рядом с ней на спину. Теперь они оба смотрели в звездное небо.

— А небо здесь и правда ближе, а звезды — больше и ярче, — заметил он тихо, будто боясь нарушить установившуюся между ними какую-то космическую связь.

— Я никогда не вру, — так же тихо ответила она.

Словно награждая за честность, Максим снова стал целовать ее. Осмелев, он положил свою руку ей на грудь. От неожиданности Маша еще шире раскрыла глаза, но ничего не сказала.

— Да? — шепотом спросил он, передвинув свою ладонь на ее голый живот.

— Да! — прозвучало в ответ вполне твердо.

— Ты…

— Пожалуйста, ничего не говори, не надо…

Макс опять целовал ее до изнеможения, потери памяти и связи с реальностью. Из-за облака выглянула луна, ее сказочный туманно-желтый свет осветлил густую темноту ночи на их поляне. Максим отчетливо видел лицо девушки, ее глаза. Они звали, манили, затягивали в свою загадочную звездную глубину. И все так и произошло, свершилось по каким-то космическим законам, среди звезд, в невесомости. Макс услышал ее негромкий, какой-то внутренний стон.

— Боже! Только не это! Нет! — почти в ужасе прошептал он.

— Да! — снова услышал он.

И ее волшебные губы прижались к его губам.

— Ты — чудо, но я совсем ничего не понимаю, — шептал он.

— И не надо, Макс. — Она впервые назвала его по имени. При звуках собственного имени он вздрогнул. Все происходящее было в высшей степени нереальным. Казалось, что все это происходит во сне и вовсе не с ним, а с кем-то другим. А тот, другой, кого она назвала по имени, не может носить его имя.

— Разве такое возможно? — удивляясь, спрашивал он.

— Наверное, — сомневаясь, отвечала она.

«Ну вот, мама, я низко пала в твоих глазах, — думала Маша, — а вот про свои глаза я еще не решила».

«Если бы кто-то сказал, что со мной может случиться такое, я бы не только ему не поверил, но еще бы пустил в ход кулаки», — подумал Максим, а вслух сказал:

— Знаешь, я не хочу уходить, не хочу расставаться. Давай побудем здесь хотя бы еще немного.

— Мы скоро замерзнем, хотя можно разжечь костер, — соглашаясь, предложила она.

— Костер?

— Да, мы ведь в лесу. Хорошо бы, если бы у… — она на секунду запнулась, но тут же продолжила: — у тебя были спички.

— У меня есть зажигалка.

— Ты куришь? — не зная зачем, спросила она.

— Нет, но вот если ты достанешь сигарету, я поднесу тебе зажигалку.

— Я не достану сигарету, потому что тоже не курю.

«Боже! О какой ерунде мы говорим! — думал Макс. — Произошло нечто невероятное, а мы говорим о сигаретах и спичках!»

— Ты умеешь разжигать костер? — поинтересовался он.

— О, я все умею! — с сожалением вздохнула она. — Для этого нужно просто встать, найти немного веток и поджечь их.

Вставая и поправляя одежду, она неловко задела рукой бусы. Тонкая нить, на которую они были нанизаны, порвалась, но сырые ягоды не соскользнули с нее.

— Ну вот! — вздохнула Маша. — Я порвала бусы.

— Бусы?

— Это не жемчуг и не кораллы, это обыкновенная рябина. Вот, — она протянула ему ягодку, а другую положила себе в рот, — попробуй.

— Горькая…

— Она еще не совсем спелая.

Они пошли собирать ветки, а бусы остались сиротливо лежать на куртке Максима. Скоро у одной из березок горел небольшой костер. Максим поднял бусы и куртку, накинул ее себе на плечи и сел на траву недалеко от костра.

— Садись ко мне на колени, — предложил он Маше.

Бусы, которые он держал в кулаке, мешали ему, поэтому он машинально положил их в карман куртки. Когда Маша села к нему на колени, он крепко обнял ее, прижал к себе, стараясь в своей куртке спрятать их двоих.

— А вот так мы не замерзнем? — шепнул он ей на ушко.

— Так мы не замерзнем, — согласилась она.

Он снова нашел ее губы. Теперь поцелуй был другой.

— От рябины твои губы горчат, — прошептал он.

— Горький поцелуй… — прошептала она.

«Горечь в том, что, не успев встретиться, мы скоро расстанемся, расстанемся, чтобы никогда не встретиться», — думала она, касаясь своей щекой его немного колючей щеки, вдыхая его запах.

«Так бы и сидел здесь всю жизнь. Почему так трудно с ней расстаться? Я знаю ее всего несколько часов, а кажется, что знаю всю жизнь», — думал он, прижимая ее к себе и слыша, как стучит ее сердце.

— А вон и обещанный звездопад, — заметил Макс и показал рукой на падающую звезду.

— Быстро загадай желание! — оживилась Маша.

«У меня есть одно желание: я хочу снова встретиться с тобой», — подумал он, следя взглядом за падающей звездой, а вслух спросил:

— Ты веришь, что звезда исполнит желание?

Задавая этот наивный вопрос, он с улыбкой смотрел ей в глаза.

— Конечно, если желание большое и искреннее, — ответила она вполне серьезно, — это же космос, а не какой-то там Дед Мороз, — пояснила она, посмотрев в начинающее светлеть небо. — Светает. Давай тушить костер.

— А как? У нас же нет воды.

— Ты не знаешь, как мужики в тайге тушат костер? — рассмеялась она. — Я отойду, а ты туши.

Маша отошла на край поляны, где начиналась тропинка, ведущая в поселок. Вскоре они медленно пошли по ней рядом. Они шли рядом, и оба понимали, что идут навстречу разлуке. Она уже незримо стояла между ними и не позволяла им даже взяться за руки.

— Если я завтра не улечу, мы встретимся? — спросил он, страшась этой неопределенности.

— Нет, завтра уеду я. Прощай, Макс! — посмотрев ему в глаза, она грустно улыбнулась.

И от этой ее улыбки, и от ее слов у Макса к горлу подступил комок, поэтому его последнее слово далось ему с трудом:

— Прощай!

Чтобы избежать других слов, Маша ускорила шаг и быстро свернула в свой переулок. Она уходила не оглядываясь. Минуту посмотрев ей вслед, Макс медленно пошел вниз по улице. Он шел неуверенно, будто заснув на той сказочной лесной поляне, он до сих пор еще не проснулся. Таким фантастическим и немыслимым было все произошедшее с ним. В гостинице Макс без сил рухнул на свою кровать.

«“Что это было?” — всплыли у него в подсознании слова Андрюхи. — Фата-моргана!» — ответил он себе.