Сезон любви на Дельфиньем озере

19. ДИАГНОСТИКА ПО ВИКЕ РОЙТМАН

Стояла уже поздняя ночь, когда все мы, промокшие и озябшие, собрались в нашем ангаре. Витюша закипятил чайник, Ника принесла с кухни заварку, и мы, обжигаясь, согревались густым черным чаем — крепость заменяла ему аромат. Никогда еще в маленьком ангаре не собиралось столько народа; люди сидели на перевернутой лодке, чуть не продавили окончательно Витину походную кровать, кое-кто устроился и на полу. Кроме членов нашей исследовательской группы и начальства в тесное помещение набились все те, кто принимал участие в спасательной операции, то есть почти все мужчины биостанции, кроме тех, кого по разным причинам не было на территории.

Катер хоть и удалось спустить на воду, но было безумием надеяться, что это чему-то поможет.

Счастье еще, что отважные спасатели не перевернулись, не разбились и живыми вернулись на берег, а дно катера лишь слегка поцарапалось о камни, что само по себе было чудом. Но другого чуда не произошло — Лялю поглотило море и не собиралось отдавать ее назад. Ничего не увидели и пограничники, включившие прожектора на полную мощь и два часа подряд обшаривавшие их лучами темные бурлящие валы.

Опустошенные разыгравшейся у нас на глазах трагедией, уставшие, вымотанные и морально и физически, мы жаждали объяснений. Говоря «мы», я имею в виду не только себя — большая часть присутствовавших пребывала в состоянии полного недоумения: не зная подоплеки происшедшего, они не могли понять, что заставило Лялю покончить с собой. Но все молчали, ожидая, когда наконец Тахир заговорит.

Но вместо него слово взяла Вика. Зябко кутаясь в шерстяную кофту, она начала с предыстории — рассказала внимательным слушателям о череде преследовавших меня «несчастных случаев». Ее не перебивали, только Гера Котин несколько раз произнес будто бы про себя: «Ну и ну!» Но я не выдержала:

— Не томи душу, Вика! Как ты догадалась, что за всем этим стоит Ляля? И почему ты молчала?

— Не торопись, Таня, теперь уже торопиться некуда. Я подозревала Блинову уже довольно давно, но у меня не было доказательств. Все, что происходило с тобой, можно было истолковать как несчастные случаи, и убийца нигде не оставил никаких следов.

— Но каким образом она привлекла твое внимание? Мне и в голову не приходило, что эта скромница может быть в чем-то замешана…

— Вот именно — скромница. Трудоголичка. Идеальная лаборантка. Скучная собеседница. Именно так мы ее воспринимали — мы, женщины. Я говорила с Эмилией — по ее мнению, более трудолюбивой и толковой сотрудницы у нее не было. Ляля никогда не отказывалась помочь на кухне. Она вообще никогда не отказывалась ни от какой работы. Но разве это не странно — двадцатипятилетняя незамужняя молодая женщина приезжает в экспедицию и работает как проклятая, и при этом мы ничего не знаем о ее личной жизни? Давайте не будем ханжами — в Ашуко люди приезжают не только работать. Они здесь влюбляются и крутят романы, и это естественно, как сама жизнь. Но никто не может сказать, что знает героя Лялиного романа. Хотя ее видели то с одним молодым человеком, то с другим, но, кажется, никто не появлялся с ней на людях дважды…

Вика говорила ровным тоном, как на врачебной конференции. Тусклая лампа раскачивалась под потолком — ветер усиливался, и его порывы проникали в ангар через щели в стенах. В этом мерцающем свете лица присутствовавших приобретали какой-то нездоровый вид — впрочем, может, сказывалась усталость?

Я обратила внимание, что Алекс, который сидел на этот раз далеко от меня на запасном колесе от «газика», при последних словах Вики крепко сжал губы, так, что они побелели.

— Впрочем, давайте сейчас отвлечемся немного от Ляли, а поговорим обо всей ситуации. Несчастные случаи… Но ведь они происходили не только с Татьяной. Еще до ее приезда произошло два серьезных происшествия…

— Да, утонул этот полковник, и странным образом погиб Сергей Чернецов, — вставил Славик.

— Не совсем так, хотя смерть полковника на какое-то время очень меня запутала. Но потом я пришла к выводу, что она не имеет никакого отношения к нашему делу. Это произошло в самом поселке, никто с биостанции даже не был знаком с погибшим. Очевидно, это был настоящий несчастный случай… Ну понимаете, в истинном смысле слова…

— То есть ты хочешь сказать, Вика, — пришел ей на помощь Тахир, — что все остальные несчастные случаи вовсе таковыми не были?

— Именно это я и хочу сказать. И кроме «несчастного случая» с Сергеем, которого, как я убеждена, убила Ляля, было еще одно происшествие, о котором под влиянием трагической гибели Чернецова все позабыли — за несколько дней до этого его девушка Лиза попала под камнепад и повредила себе локоть. Таким образом, все жертвы так называемых «несчастных случаев» были так или иначе связаны между собой — через погибшего Сережу.

Мне стало стыдно оттого, что я вслух высказывала свои оказавшиеся абсолютно беспочвенными подозрения, и я была благодарна Вике за то, что она об этом умолчала. Значит, бедная Лиза — такая же жертва, как и я?

— После гибели Сергея, — продолжала Виктория, — кто-то пытается убить его бывшую жену. Пытается не один раз, а целых три, но все три попытки неудачны, хотя, надо прямо сказать, Татьяна каждый раз оказывается на волосок от гибели, и спасает ее только чудо. Мы подозревали, что ее хотят убить, но если бы она умерла в День рыбака, то никто не обратил бы внимания на ссадину на затылке — пошла купаться в нетрезвом виде и утонула, ну а царапины и синяки — кто бы стал их считать? Если бы Таню убило булыжником на берегу, то это тем более истолковали бы как естественное явление — камнепады тут нередки, вот и с Лизой такое же несчастье чуть не произошло… И, наконец, испорченный акваланг — не настолько он был испорчен, чтобы вызвать мысль о намеренной диверсии — в конце концов, не легочник [15] же был у него перерезан и баллоны были наполнены не выхлопными газами… Нет, всего лишь подкручены винты, и если бы Таня погибла, то все свалили бы на халатность Вити.

Витя поежился на своем колченогом табурете и бросился себя защищать:

— Но я бы никогда не пропустил такой явный дефект, как поврежденный легочник. И как, скажите на милость, забить баллоны ядовитым газом при помощи электрического компрессора? Был случай на Белом море, когда мастера-ломастеры что-то перемудрили с бензиновым компрессором, перепутали вход и выход и забили баллоны смесью угарного газа со всякой дрянью… Подводник, сделав несколько вдохов, тут же потерял сознание. Но в таком случае мы бы сразу вытащили Таню за страховочный фал. И если бы Ася и не вытолкала Таню наверх, то я все равно успел бы нырнуть за ней…

— Виктор, тебя сейчас никто ни в чем не обвиняет, наоборот, то, что говорит Вика, окончательно снимает с тебя всякие подозрения, — перебил его Тахир. — Но инструкцию вы все-таки нарушили, оставив хоть на несколько минут ее одну в море…

— Буек на страховочном фале был! — упрямо гнул свое Витя, но его уже никто не слушал.

— Итак, все три происшествия с Татьяной создавали полную иллюзию несчастного случая, — снова заговорила Вика, — а не покушения на убийство, чем они на самом деле являлись. Но столько совпадений подряд не бывает! И меня после случая с упавшим с обрыва камнем, который один к одному повторял ситуацию с Лизой, вдруг осенило: и в смерти Сергея, и в покушении на Лизу, и в покушениях на Татьяну действует одна и та же рука; почерк убийцы выдавало то, что он пытался замаскировать свои злодеяния под несчастный случай.

На этом месте Виктория, чихнув, ненадолго замолчала и сделала несколько глотков из своей кружки; чья-то рука почтительно подлила ей еще горячего чаю. Никто не осмеливался нарушить паузу, хотя у всех на лицах было написано множество вопросов. Мне в голову вдруг пришла дурацкая мысль: как будто мы все собрались в кабинете у Ниро Вулфа[16], чтобы выслушать разоблачительную речь великого детектива, и почтительно молчим, выжидая, пока он соберется с мыслями; только миниатюрная Вика никак не походила ни по своим габаритам, ни по другим параметрам на знаменитого любителя орхидей, да и орхидеи у нас в Союзе никто не разводит…

Слегка охрипшим голосом, то и дело сморкаясь, простывшая детективша продолжала:

— С самого начала мы все трое, Таня, Ника и я, недоумевали: кому могла помешать Татьяна? Теперь вопрос встал иначе: кто мог желать смерти Сергею Чернецову, Лизе Вороновой и Татьяне Чернецовой, или, другими словами, Сергею, его девушке и его бывшей жене? Как видите, дело предстает уже совсем в другом ракурсе.

С самого начала мы с девочками пробовали очертить круг тех, кто имел возможность покушаться на жизнь Тани, и выяснить, были ли у них хоть какие-то мотивы для столь отчаянного поступка, как убийство. Возможности, надо сказать, были у очень многих, но видимых мотивов ни у кого из этих людей не было. Хоть Татьяна и моя подруга, я первая признаю, что она бывает очень высокомерна, и потому многие ее не любят. Но человек не убивает другого человека только потому, что испытывает к этому другому неприязнь. Это нонсенс. С другой стороны, никак не могла я поверить и в версию Ванды, связанную с потусторонними силами, — что это дух Сергея зовет Таню к себе. Но не мог же дух еще тогда живого Сергея вызвать камнепад, в который попала Лиза! И тогда кто-то из девочек произнес это слово — бредовые мотивы! У сумасшедших своя логика и свои мотивы, и надо искать психически ненормального убийцу.

Нам, нормальным, здоровым людям, не понять логику душевнобольного. Мы любим и ревнуем, страдаем и мучаемся, но любовь и ревность при больной психике приобретают уродливые формы. Так как все три жертвы были связаны между собой узами эмоционального свойства, то мне показалось, что разгадку надо искать именно здесь.

Но кто же мог быть этим маньяком? Татьяна с ходу отказалась даже рассматривать возможность того, что убийцей мог быть кто-то из ее старых знакомых и людей, ей лично симпатичных.

Я не спорила с ней, а сразу согласилась. Я много лет знаю практически всех сотрудников дельфинария; среди них, как и повсюду, есть чудаки — может быть, чудаков даже больше, чем в других местах, — но я не видела среди них сумасшедших, которые могли бы представлять опасность. Я все-таки неплохой диагност, не первый год в психиатрии. Единственный человек среди научных сотрудников, которого я могла бы заподозрить в чем-либо подобном, — это Анатолий Макин; вы все знаете, как он относится и к людям, и к животным, но его в этом сезоне, по счастью, на биостанции нет. Значит, надо было искать среди чужих. И тут я стала подозревать Лялю…

— Почему именно ее? — не выдержал Гера Котин.

— Наверное, перебрав все возможные варианты, я все равно бы вышла на нее, но тут мне помогли два эпизода. Во-первых, как-то раз я случайно подслушала разговор молоденьких ребят; студент Вадим походя заметил, что у Ляли холодные ноги. Я пристала к нему с расспросами, он смутился и в конце концов пояснил, что среди мужиков о ней ходят слухи, будто бы в постели с ней неприятно и у нее холодные ноги, но он за это не ручается, потому что сам от ее авансов постарался отвертеться. Тогда я пошла к Гере Котину; уж если кто-то и разбирается в женщинах, то именно он.

— Гран мерси за комплимент, — отозвался Гера и покраснел; видно было, что он предпочел бы прослыть знатоком в других обстоятельствах.

— Так вот, от Геры я узнала, что Ляля — странная женщина в сексуальном плане и он предпочел бы с ней не связываться; она бросается на мужчину так, как будто хочет его съесть; «несытая» — вот какое слово он употребил. Она не заигрывает с возможным партнером, не кокетничает с ним, а сразу требует от него заключительного действия. Более того, ведет она себя при этом так агрессивно и неприкрыто-бесстыдно, что мужчина хочет одного — сбежать от нее подальше и как можно быстрее. Ведь это правда, Гера?

Гера вместо ответа только пожал плечами, потом, подумав, добавил:

— К тому же кожа у нее пахнет как-то отталкивающе. Я еле унес от нее ноги.

— Это было уже кое-что. Мне пришли на память некоторые факты, на которые я раньше не обращала внимание. Например, то, что в День рыбака Ляля предложила всем раздеться догола во время ночного купания — это как-то не согласовывалось с ее привычным обликом скромницы. Или то, как Витя чувствовал себя не в своей тарелке, когда она заглядывала в ангар, — мы-то с Таней решили, что ему не хочется общаться с Любой, которую накануне уронил в колючие кусты, но на самом деле ты ведь боялся Ляли, правда, Витя?

Бедный Витя! Может быть, он в эти минуты с ностальгией вспоминал те самые тяжкие года армейской службы, о которых так старался забыть! Побагровев как маков цвет, он утвердительно кивнул головой.

— Ну так она чуть тебе не отомстила: если бы фокус с аквалангом ей удался, на тебе бы по гроб жизни висело подозрение в убийстве по преступной халатности. Короче говоря, я узнала о скрытой стороне жизни Ляли, о которой раньше не имела представления: она готова была лечь с каждым, кто носил брюки, но мужчины были от этого не в восторге, и никто из них не хотел второй раз повторить этот опыт…

Тут ее прервал Тахир:

— Вика, может быть, не стоит на этом так акцентировать внимание? — Рахманова никак нельзя было назвать ханжой, он был полнокровным мужчиной, но, как человек старой закалки, предпочитавший делать, а не рассуждать, он при подобных разговорах чувствовал себя неудобно; он тоже покраснел и с укором смотрел на Вику — по его мнению, о таких вещах говорить вообще неприлично, и тем более женщине.

Я медленно обвела глазами всех присутствовавших; это было поучительное зрелище. Румянец на щеках Витюши был ярче, чем у Геры Котина; физиономия Володи Ромашова выражала только любопытство — Ляля явно до него не добралась.

Максим выглядел бесстрастным, а у Димы Черкасова на лице играла высокомерная улыбка — уж он-то никогда бы не снизошел до какой-то невзрачной хладноногой лаборантки, даже если она сама вешалась бы ему на шею. Вадим, который каким-то образом затесался в наши ряды, видно, немного побаивался Тахира и старался слиться со стеной; мордочка его была сама невинность. Славик, незаметно для других, но не для меня, сжимая под столом руку Ники, с чисто научной любознательностью наблюдал за реакцией окружающих. Феликс Кустов производил впечатление человека, очень сильно обиженного, — он был известен своим чересчур прямолинейным и резким характером, и никто ему ничего не рассказывал, опасаясь, что он предпримет какие-нибудь действия, которые приведут к непредсказуемым результатам (я, например, скрывала от него мой роман с Алексом — во избежание недоразумений). У Ванды было такое выражение лица, будто ее вот-вот вырвет, но больше всего меня поразил Алекс — казалось, он вот-вот упадет в обморок, настолько он побледнел.

— Извините, Тахир, но это было необходимо. Итак, теперь я знала, что Ляля сексуально озабочена и ведет себя с мужчинами по меньшей мере неадекватно. И был еще один эпизод, который привлек мое внимание: когда мы после освящения новых бассейнов играли в интеллектуальную игру, предложенную Вадимом, Ляля проявила недюжинные способности и предлагала совершенно неожиданные решения.

В частности, меня заинтересовала одна из ее ассоциаций — она сказала, что шампанское выливается из бутылки с музыкальным звуком, как вода из шланга, когда наполняется бассейн!

— Ну и о чем это говорит? — вмешался Вадик. — Только о том, что у нее творческое мышление!

— Не только. У нее не просто творческое мышление, у нее особое мышление, особая логика. Само по себе это еще ни о чем не говорит. Но эта ее фраза вызвала у меня свою ассоциацию: мне пришла на память одна цитата из классической книги по психиатрии. Там говорится о том, что человек психически здоровый не усматривает никакой связи между бензином и музыкой, а больной шизофренией выдает следующую ассоциацию: бензин выливается из канистры с мелодичным журчанием!

— То есть ты хочешь сказать, что у Ляли шизофрения? — переспросил Володя Ромашов; он смотрел на Вику широко раскрытыми глазами. Я понимала его состояние: внезапно он оказался свидетелем и почти участником запутаннейшей истории с убийствами, самоубийством, сексом и сумасшествием — и не верил своим ушам. Я, как ни странно, оказалась почти в таком же положении; у меня было подозрение, что даже Славик и Дима Черкасов знают больше меня.

Как ни была я благодарна подругам за свое спасение, в этом моем чувстве было бы больше жара, если бы они заранее рассказали мне о своих подозрениях.

— Я была уже почти в этом уверена, когда первый раз ездила в Абрау, чтобы позвонить коллегам. Это было очень непросто — добыть нужные нам сведения. Такая конфиденциальная информация доступна только психиатрам и правоохранительным органам. Но мои друзья выяснили все, что надо, и подтвердили мой диагноз… Окончательный ответ пришел только сегодня утром.

Тут я не выдержала:

— Ты все это знала — и молчала!

— Нет, Таня, я не молчала, а действовала. Я поделилась своими подозрениями с Тахиром и Максимом, и за Лялей приглядывали — так, на всякий случай. И еще — мы ее спровоцировали на сегодняшнее нападение. Максим объявил ей, что по служебной необходимости пришлось обменять ее билет на более ранний срок, и она должна уехать с базы сегодня же вечером — то есть теперь уже вчера — и улететь ночным рейсом. И она заметалась. Славик наблюдал, как она с ножом спряталась в кустах возле твоей пятихатки, но не решилась туда войти за тобой; и только когда ты сама отправилась в логово зверя, она за тобой последовала…

— Так, значит, вы поймали ее на живца…

— К сожалению, не поймали, а упустили… Пойми, ведь Ляля была социально опасна: кто знает, что бы она стала делать в Москве.

Может быть, решила бы довершить начатое здесь. Но зачем строить праздные предположения, этого все равно не будет…

Вика замолкла, и на некоторое время все затихли, вспоминая печальный Лялин конец. Мне показалось, что в полумраке промелькнула какая-то тень — может, это была грешная душа несчастной Ляли, покидающая землю? Потом Вика заговорила снова, ее простуженный голос звучал печально и тихо:

— Ляля была очень и очень больна. У нее была шизофрения. Брали ее в экспедицию по рекомендации ее шефа из Института биохимии, у которого она проработала последние пять лет. Что он знал о ней? Только то, что она великая труженица и все эти годы безуспешно пыталась поступить в медицинский. О другой стороне ее жизни я узнала из истории болезни — спасибо коллегам. Она находилась под наблюдением психиатров с 14 лет. Уже в подростковом возрасте ее поведение порою угрожало ее близким — она превратила жизнь своей семьи в ад. Еще раньше, в детстве, она возненавидела своего младшего брата, ревновала к нему родителей, чуть не выбросила младенца в окно… Когда Ляля подросла, то отношения в семье настолько накалились, что мать с младшим сыном переехала жить к бабушке, а дочка осталась с отцом. Впрочем, меня больше всего заинтересовал один эпизод из ее биографии — в двадцать лет она была насильственно госпитализирована при участии милиции.

Она в течение нескольких месяцев преследовала своего соседа по лестничной площадке, красивого юношу — студента театрального института. Ляля не давала ему прохода, ходила на все его спектакли, поджидала у дверей, так что он вынужден был сбегать от нее по черной лестнице — благо она была в их доме. А потом состояние ее обострилось, и она ворвалась к нему в квартиру голая… Не буду дальше цитировать заявление молодого человека, скажу только, что после этого ей поставили еще один диагноз — синдром нимфоманической фригидности…

При этих словах среди слушателей началось шевеление; под кем-то скрипнула табуретка, слегка оживившийся Витюша недоуменно хмыкнул, а «знаток женщин» Гера Котин подал реплику:

— Что-что? Даже я о таком никогда не слыхал!

Смутивший всех вопрос сформулировал Славик:

— Честно говоря, я думал, что нимфомания и фригидность — две вещи абсолютно противоположные и никак не совместимые…

— Как ни странно, это именно так и звучит: нимфоманическая фригидность. Несчастная жертва такого сексуального отклонения все время испытывает навязчивую потребность в сексе, доходящую до исступления именно потому, что ни один половой акт не завершается у нее оргазмом и после него она еще больше сексуально неудовлетворена и возбуждена, чем прежде.

Так вот, этим-то и страдала Ляля — конечно, все это шло от ее шизофрении. В тот раз Ляля провела в психушке много месяцев, но больше туда не попадала. То ли обострений у нее больше не было, то ли она научилась очень хорошо маскировать свою ненормальность — для некоторых форм шизофрении такая диссимуляция бредо… то есть, извиняюсь, многие шизофреники очень хорошо скрывают от окружающих свою болезнь.

— Да, что-что, а уж это у нее хорошо получалось, никто даже и предположить такого не мог, — заметил Максим все с тем же бесстрастным видом.

— Да, — продолжала Виктория, — здесь она себя вела до поры до времени тихо как мышь — затаилась. О том, что она была влюблена в Сергея, я догадалась после того, как Никита как-то обмолвился, что раньше Ляля гораздо чаще бывала на озере, а ведь она на биостанции с конца мая. Весь июнь она часто посещала демонстрационный дельфинарий, а потом перестала туда ходить — не было уже стимула. Насколько я поняла из телефонного разговора с коллегой, Сергей относился к тому же типу мужчин, что и тот молодой сосед, что сдал ее в милицию, — стройный брюнет среднего роста, к тому же он тоже был артистом.

Мы все хорошо знали привычки Сергея — была ли у него какая-нибудь постоянная привязанность или нет, он никогда не мог отказать восхищенным поклонницам, добивавшимся его внимания. В случае с Лялей это было его роковой ошибкой: переспав с ней (наверняка всего один раз, она обладала потрясающей способностью отпугивать мужчин), он подписал себе смертный приговор.

Я представляю себе ход событий так: когда Сергей оттолкнул Лялю, та воспылала ненавистью к Лизе и решила ее убрать. Может, какие-то голоса (мы никогда не узнаем, слышала ли она их или нет) ей подсказывали, что тогда Сергей снова вернется к ней. С первой попытки ей это не удалось, но тут появилась ты, Таня, и спутала ей все карты. Увидев, как Сергей целует тебя на виду у всего лагеря, она последовала за ним на Дельфинье озеро. Дальше я могу только строить предположения. Очевидно, они еще выпили — судя по содержанию алкоголя в крови у Чернецова, он пил и после того, как проводил Татьяну до биостанции. Не знаю, задумала ли она убийство заранее. Я думаю, что она вызвала его на объяснения и он высказал ей все, что о ней думал, после чего его судьба была предрешена. А может, она все заранее рассчитала и хитростью заманила его к сивучам. Не сомневайтесь, сумасшедшие очень хитрые…

— Его нетрудно было заманить к сивучам, я сама его чуть раньше еле-еле от них оттащила, — заметила я.

— Тем более. Криминалисты говорят, что убийцы вообще склонны к стереотипным приемам, это определяет их почерк, а Ляля особенно часто повторяла свои действия. Я предполагаю, что она ударила Сергея сзади по голове и, когда он потерял сознание, столкнула его в воду, то есть сделала то, что ей потом не удалось довести до конца с Таней в День рыбака. В отличие от Татьяны к Сергею на помощь никто не пришел, и он утонул, захлебнувшись, — легкие его были заполнены водой, так ведь?

— Да, — мрачно подтвердил Тахир. — То, что мы сочли несчастным случаем, оказалось убийством из ревности…

— Я бы так не сказала… Скорее не из ревности, а по бредовым мотивам. Кстати, такое убийство, если убийца признается невменяемым, квалифицируется как несчастный случай. Трудно в случае Ляли говорить о любви или ревности — ее чувства были извращены, она одержима была своей любовью, которую мы, психиатры, называем патологической. Видно, ее соседу еще повезло… Но я отвлеклась.

Итак, Ляля убила Сергея — и вместо того чтобы на этом успокоиться, собирается убивать дальше. Но теперь уже не Лизу, а тебя, Таня. Очевидно, она в своем бреду посчитала именно тебя виновной в том, что Сергей не ответил на ее чувство. Возможно, она слышала голоса, которые приказывали ей тебя убить.

Может быть, у нее были еще какие-то соображения, не менее бредовые. — И тут она в упор посмотрела на Алекса, который, не дрогнув ни единым мускулом, упорно сверлил взглядом противоположную стенку. — Впрочем, мы никогда теперь не узнаем содержания ее бреда. А факты состоят в том, что она с истинно маниакальным упорством преследовала Татьяну и чуть не добилась своего. И при этом она себя ни разу не выдала! Но, наконец, начальство вызывает ее к себе, ее чуть ли не насильно высылают с биостанции, очевидно, что-то уже заподозрили… Она вынуждена спешить, ей некогда заметать следы, и она берет в руки нож…

— Кстати, насчет ножа — откуда он у нее? — поинтересовалась я.

— Без сомнения, она его украла у Сергея, так же, как она украла у тебя маникюрный набор с его миниатюрной копией. Нож — это фаллический символ, и обладание им должно было иметь для нее особое значение… Кстати, именно из-за него она чуть не прокололась. У нас ведь было еще одно маленькое происшествие: кто-то засветил Алексовы пленки, которые хранились в общем холодильнике, и пропали результаты эксперимента. Насколько я помню, это было на следующий день после того, как он нас всех фотографировал в пятихатках, в том числе Любу в ее домике. Где те пленки, Алекс?

— В фотолаборатории! — Алекс вскочил со своего колеса и хотел уже бежать, но его остановил Тахир, резонно заметивший, что сейчас уже поздно, а проявить эти пленки можно и завтра. Алекс нехотя опустился на свое место.

— Как вы уже поняли, на одном из этих кадров должен проявиться этот самый Сергеев нож с инкрустированной перламутром ручкой — его невозможно спутать ни с каким другим. Ляля боялась, что это ее выдаст, и постаралась засветить пленки, не зная, что это были совсем другие фотоматериалы. Впрочем, завтра мы узнаем, так ли это.

— Водолазный нож как ритуальное орудие убийства — это нечто новенькое, — пробормотал себе под нос Феликс. Кроме своих рыб он увлекался еще и древней историей, и я была уверена, что он сейчас в уме подбирает аналогии среди каких-нибудь языческих культов.

— Что ж, не могу сказать, что все кончилось хорошо, но, по крайней мере, хорошо уже то, что все кончилось, хотя и не для нас с Максимом и, боюсь, для биостанции тоже, — заметил Тахир. Я его понимала: я видела, чего ему стоило улаживание разных формальностей после смерти Сергея.

— А на какое число у нее был билет? — вдруг спросила Ника. — Кажется, у меня появилась идея.

— На первый утренний рейс сегодня — в 4.38, - ответил Максим.

— Так, может быть, Ляля пропала без вести уже после того, как покинула территорию биостанции?

Ее командировка кончилась, и никто не должен отвечать за то, что она делала или не делала вчера вечером, даже если ей пришло в голову искупаться в шторм, — предложила Лисина.

Никто, казалось, не отреагировал на ее слова, но я видела, что и Максим, и Тахир задумались.

— И все-таки мне жаль Лялю, — вдруг высказался Ромашов.

— И мне, — присоединился к нему Феликс.

Ох уж эти мягкосердечные, добренькие мужчины! А меня им не жалко, с горечью подумала я, и Сережу — тоже.

— Я понимаю вас, — тихо сказала Вика. — Но подумайте, что бы ее ждало, если бы ее успели спасти: этапирование в Москву, долгие месяцы в Институте Сербского — и это еще не самое страшное. Там хоть условия приличные. А потом — спецпсихушка, принудительное лечение… Для многих это хуже, чем тюрьма, тем более что срок пребывания не ограничен. Нет, я не уверена, что тот выход, который она выбрала, хуже; по крайней мере, она умерла свободной.

Но тут вдруг снова заговорил самый младший член нашей компании, и в голосе Вадима звучало неподдельное восхищение:

— Если бы не Вика, то оплакивать нам пришлось бы Татьяну, которая мне лично гораздо симпатичнее, нежели убийца. Я всегда думал, что всякие там Шерлоки Холмсы и прочие пинкертоны — исключительно плод воображения досужих сочинителей.

А тут настоящий детектив среди нас, замаскированный под повариху.

Настроение в ангаре переменилось — очевидно, людям несвойственно долго находиться в подавленном состоянии, я не раз замечала, как даже на поминках гости вдруг начинают улыбаться и даже смеяться, а потом, поймав себя на этом, срочно корчат постную физиономию. Так произошло и тут: вдруг до всех дошло, что Вика, которую все знают как облупленную лет десять, чуть ли не гений. Конечно, поварихи на биостанции всегда относились к интеллектуальной элите, но такого от нее никто не ожидал. Даже Тахир вынужден был признать, что Вика молодец, притом совершенно искренне.

Смущенная посыпавшимися на нее отовсюду комплиментами, Вика зарделась, так что ее щеки сравнялись цветом с давно покрасневшим носиком, опустила взор долу и заявила:

— Если хотите знать, у меня хорошая тренировка: я каждый день на работе ставлю диагнозы своим пациентам. Это примерно то же, что вести детективное расследование, но есть разница: это куда менее благодарное занятие.

Искоса наблюдая за Димой Черкасовым, я заметила, что он приосанился, и на лице его появилась самодовольная улыбка — улыбка собственника. Как же, так приятно обладать тем, чем все восхищаются, хотя бы временно! Властным жестом он положил руку ей на плечо и сказал:

— Вам не кажется, господа офицеры, что скоро рассвет, и пора по домам?

Это было немножко нагло — в данной ситуации такое предложение было прерогативой Тахира или Максима, но все действительно очень устали, и я сама мечтала о постели. Поэтому, пообещав Тахиру держать язык за зубами, народ начал расходиться; разбуженный Тошка громко залаял. Мы, хозяева ангара, выходили последними; Ванда лично проверила, как Витюша запирает замок, хотя в этом вроде бы уже не было никакой необходимости. Распрощавшись с Вандой, мы втроем продолжали свой путь в пятихатки; я все гадала, когда Витя додумается нас потерять, но он упорно шел рядом. Я уже решила, что мы так и разойдемся по своим домикам, но уже у самого моего порога Алекс остановился. Витя оглянулся, посветил фонариком прямо ему в лицо, и видно, что-то на нем прочел, потому что, не прощаясь, пошел дальше.

— Татьяна, я хочу тебе объяснить… — сказал Алекс, взяв меня за руку.

— Не надо ничего объяснять, ради Бога, — прервала его я.

— Нет, ты должна понять… Это было еще до того, как мы с тобой познакомились…

— Алекс, я ничего не хочу знать! Не надо портить то чудесное, что у нас есть! Мы ничего друг другу не должны, и это как раз самое главное.

— Но я не виноват…

— Не сомневаюсь в этом. Ляля для меня — просто воплощение зла; я не психиатр, как Вика, и поэтому не могу простить ее, как больную и не отвечающую за свои действия. Но ее больше нет, и пусть она больше не портит нам жизнь. Ты скоро уезжаешь, и я не хочу, чтобы она стояла между нами.

И в те два с половиной дня и две ночи, что у нас с ним оставались, призрак Ляли между нами не стоял.