Сложности

Глава 22 The Ride of Life

Хиксон

В тот вечер Хикс припарковался у дома, который когда-то называл своим, и поднялся по дорожке.

Он смотрел на свое старое крыльцо, размышляя, что ему надо купить какую-нибудь мебель, чтобы поставить ее на крыльцо для Греты.

Может несколько садовых кресел.

Он стоял у двери, подняв руку, чтобы позвонить в звонок, когда дверь открылась.

Хоуп стояла на пороге, собранная так, будто они и правда собирались в «Джемисонс», но без красивого платья. Вместо него на ней были брюки и красивый топ, а не как обычно — джинсы и свитер. Она использовала только тушь и румяна, и быстро собрала волосы, как делали в дни, когда носила Мэми и работала на отца.

Черт.

По крайней мере, у нее были босые ноги.

Она подошла к наружной двери, и Хикс посторонился, когда она открыла ее, поприветствовав:

— Хиксон.

Он захлопнул дверь и ответил:

— Хоуп.

Она развернулась и вошла. Хиксон последовал за ней, размышляя, что забыл посчитать, когда был последний раз в своем старом доме. Она потребовала, чтобы он забрал все вещи, которые захочет, и после того, как они несколько недель ходили вокруг да около, он так и поступил.

Это произошло четыре, может пять месяцев назад.

Но все выглядело по-прежнему. Она ничего не изменила. Дом был также абсолютно чист, как ей всегда нравилось, опрятен, как будто там не жили дети, и красиво украшен, как нравилось им обоим.

Согласно их соглашению о разводе, он оставил ей дом и мебель, а поскольку она зарабатывала достаточно, ему не надо было платить алименты. Поскольку она зарабатывала деньги на работе, которую никогда не потеряет, адвокат Хикса советовал ему оспорить соглашение, поскольку она получила все, а он ушел со старым письменным столом, который подарил ему отец в колледже для его квартиры. А еще взял несколько коробок с хламом, который имел значение, но не представлял ценности.

Он не стал бороться. У нее не было денег, и ей бы пришлось обратиться к отцу, продать дом, или залезть в накопительные счета, состояние которых было неплохим. Поскольку они оба старались, чтобы состояние счета было именно таким, а она уже отдала Хиксу его долю.

Но, несмотря на это, все, что она ему даст, будет направлено на будущее детей, так что смысла в этом не было. Все, что они накопили, лежало на счете, к которому никто из них не мог прикоснуться, разве только для того, чтобы сделать что-то для детей.

Взамен она отказалась от права претендовать на его пенсию или пенсионные счета.

Он не хотел развода и считал, что это вполне приемлемая сделка. А теперь он был рад. Ему не пришлось доводить ситуацию до крайности, чтобы получить от нее деньги. Что, несомненно, поставило бы под угрозу его отношения с ее семьей, которая для него кое-что значила. Но даже если бы это не было так, ему нужно было сохранить все для детей.

Их дом остался нетронутым, и дети могли продолжать жить в нем, по крайней мере, эта часть их жизни осталась неизменной.

А ему не приходилось каждый день встречаться с тем, что вызывало воспоминания о ней или об их жизни.

Чистый лист.

Все хорошо.

Она повернулась в его сторону, и он остановился в трех шагах от нее.

— Ты хотела поговорить, — начал он сам, поскольку Хоуп разговор не начала. — Я здесь.

— Хочешь пива? — спросила она.

— Нет, — ответил он.

— Бурбон? — предложила она.

— Нет, Хоуп, — проговорил он.

— Может, ты хотя бы присядешь? — попросила она, начиная проявлять нетерпение или нервозность, он не смог определить, что именно.

Это он мог, поэтому прошел к одному из двух диванов, стоящих перпендикулярно к камину лицом друг к другу и опустился в угол.

В камине, как он заметил, горел огонь.

И вокруг были зажжены свечи.

«Господи».

Оставалось только включить музыку, и в такой обстановке, с таким макияжем и нарядом, Хоуп даже не надо было ничего говорить, он прекрасно понимал, какой итог она хотела видеть.

Он не стал устраиваться удобней. А сел ближе к краю, уперевшись локтями в колени, свесив руки между ними, и смотрел на Хоуп, усевшуюся напротив него.

Устроившись, она подогнула под себя ноги, словно они собирались проболтать всю ночь, а Хикс пытался побороть свое напряжение.

— Я рада, что ты наконец-то согласился поговорить со мной, — мягко проговорила она.

— Я согласился, и мы как раз этим занимаемся, но не хочу, чтобы это длилось долго. Дети дома, у них новый телевизор и…

Она перебила его.

— Шоу может приглядеть за девочками, и он же может настроить телевизор.

Хикс продолжил, будто она ничего не говорила.

— С ними Грета.

Лицо Хоуп стало обиженным, и она посмотрела на огонь.

— Хоуп, я здесь. Ты хотела поговорить, говори, — поторопил он.

Она тяжело вздохнула и снова посмотрела на него, в ее глазах блестели слезы.

«Господи».

— Дело было не в кольце, — тихо сказала она.

— Хорошо.

Она пристально посмотрела на него, прежде чем спросить.

— Ты не хочешь знать, в чем была причина?

Его брови сошлись.

— Мы будем играть в эти игры? Я для этого пришел?

— Конечно, нет, — быстро ответила она.

— Значит, давай закончим, Хоуп. Будь со мной откровенна и скажи то, что должна.

Она снова пристально посмотрела на него, затем слегка приподняла подбородок и заявила:

— Готовка.

Его брови так и не вернулись на место, когда он спросил:

— Что?

— Готовка.

— Хоуп, — прорычал он, передвигаясь на край дивана.

— Ты позволил мне готовить, Хиксон.

Он застыл на месте.

— Ты ожидал этого, — заявила Хоуп.

— Ты хочешь сказать, что развелась со мной не потому, что я не согласился тебе купить кольцо за двадцать пять тысяч долларов, а потому что тебе приходилось готовить?

— Ты ожидал этого.

— Я не люблю готовить, и, Хоуп, ты знаешь, что у меня это плохо получается.

— Потому что ты никогда не пытался научиться.

— Ты права, потому что я никогда не хотел учиться.

— Поэтому это было на мне.

«Ради Бога».

— В этом нет никакого смысла, — пробормотал он, начиная подниматься, но застыл на месте, когда Хоуп заговорила.

— Дело в готовке. И в уборке. Ты позволял мне делать и большую часть этого тоже.

У него не было и шанса что-то ответить, когда она продолжила.

— Ты пылесосил, Хикс, но я просила тебя делать это чаще, чем раз в неделю, а ты говорил мне, что этого не требуется. Мейнард прожил у нас тринадцать лет, он безумно линял по всему дому, а у нас еще и трое детей. Полы надо было пылесосить чаще, чем раз в неделю.

Их собака Мейнард умерла три года назад. И он только сейчас слышит это все?

— Я не вижу смысла в этом, — проинформировал он ее.

— Я всегда вытирала пыль, а ты никогда этого не делал.

— Хоуп, это чушь собачья.

— Хорошо. Может ты и сделал это пару раз, но Хикс, — она вскинула руку, — мы были женаты девятнадцать лет.

— Восемнадцать, поскольку ты выгнала меня, — поправил ее он.

— Будто это что-то меняет, — проговорила она.

— Но ты сама высказываешь мне, что я не пылесосил и не вытирал пыль, а тебе приходилось готовить одной, — проворчал он в ответ.

— Ты не понимаешь, а я думала, что ты поймешь, и это было больно, Хиксон. И ты даже не представляешь насколько больно, когда тебя не понимают.

— Не понимают, что? — переспросил он.

— Всего этого. — На этот раз она вытянула обе руки, причем сделала это, широко расставив руки, указывая на свой безупречный дом. — Я содержала этот дом в порядке. Готовила. Убирала. Мыла посуду, даже готовя сама. Я забирала Мэми с танцев и практически всегда возила их по делам, пока Шоу не получил права.

— Твой рабочий график более гибкий, чем мой, но не это главное. Ты была моей женой и их матерью, Хоуп, — напомнил ей Хикс.

— Я была и остаюсь. И считаю, что ты мог бы оценить это.

Эти слова заставили его замолчать.

— Но нет, ты ожидал этого, и когда получил деньги от своего дяди Джека, я попросила это кольцо, потому что думала, что ты захочешь подарить его мне. Я думала, ты захочешь показать мне, что любишь, ценишь то, что я сделала для тебя, для семьи, но ты просто посмеялся надо мной.

— Хоуп.

— И это больно.

— Я вижу, — тихо сказал он, наблюдая.

Она сделала глубокий вдох, и, посмотрев на огонь, выдохнула.

— И кольцо стоило не всех денег, что оставил тебе дядя. Даже не половины. Но это неважно, потому что дело было не в этом, — прошептала она, глядя в огонь.

— Значит, ты не хотела кольцо, — заметил он.

Ее взгляд вернулся к нему.

— Конечно, я хотела кольцо. Оно было красивым. Но на самом деле я хотела того, что означал бы этот подарок.

— Тогда почему ты не сказала мне?

Она слегка наклонилась в его сторону.

— Потому что ты и сам должен был знать.

Хорошо, в ее словах был смысл, и она донесла свою точку зрения.

Но его это разозлило.

— А когда я неоднократно говорил тебе, что не знаю, в чем дело, почему ты не объяснила?

— Потому что ты сам должен был догадаться.

— Ты смеешься? — прошептал он.

— Нет, — отрезала она.

Да, теперь он разозлился.

— Ты ни разу не подстригала газон, Хоуп.

— Хиксон, тебе не нужно было подстригать газон каждый вечер.

— Ты ни разу не выносила мусор, ни разу, мать твою, за весь наш брак.

— И ты тоже не обязан был выносить мусор каждый вечер, — ответила она.

— Ты никогда не возила свою машину на замену масла. Это делал я.

— И что? — спросила она. — Это происходит как часто, раз в три месяца?

— Ты также не вставала с детьми каждое утро. Это делал я.

— Хикс…

— А как насчет того, чтобы очищать дорожки, Хоуп? — надавил он.

— Опять же это происходило на каждый день, — ответила она.

— Перейдем к мелочам, хочешь поговорить о покупке продуктов? Кто этим занимался?

— Мы оба, Хикс. Но признаю, ты брал детей и делал это чаще всего, но только потому, что покупал им всякую ерунду, а мне это не нравилось.

— Значит, мы оба делали что-то, чтобы заботиться об этом доме, о нашей жизни и о нашей семье, — заметил он.

— Да, но…

— И я не просил ничего стоимостью двадцать пять тысяч долларов, потому что это была моя работа, как твоего мужа, так и их отца. Я просто делал необходимое, и какая-то часть меня любила это делать, потому что я заботился о тех, кого любил.

Теперь она закрыла рот.

— Я не настолько люблю чистоту как ты и знаю это, поскольку ты почти два десятилетия доставала меня из-за этого, но все так и было. Я не вижу смысла пылесосить каждую собачью волосинку и выметать каждую пылинку, потому что я жил в доме с женой, тремя детьми и собакой. И мне действительно нравилось, что вокруг меня царит такой семейный беспорядок.

Хоуп продолжала молчать. Но не Хикс.

— Ты хотела, чтобы было именно так, и я не возражал против того, чтобы повесить пиджак на крючок у двери, чтобы ты не видела, как он валяется на диване. Я не возражал повесить полотенце так, как любила ты, потому что я не был против. Но я никогда не посчитаю достаточным основанием для истерики или развода тот факт, что мне не нравилось делать вещи ничего не значащие для меня, но важные для тебя. И раз уж мы так откровенны, ты так и не позволила нам завести собаку, потому что они, твою мать, отстой, Хоуп. Дети были в ужасе, когда мы потеряли Мейнарда, они хотели завести еще одного питомца, я тоже хотел, а ты не позволила, оправдывая это тем, что шерсть — это настоящая заноза в заднице. Так что, честно говоря, Хоуп, иногда мне до чертиков надоедало, что ты была такой чертовски аккуратной. А когда мы не были таким же, еще и раздражалась по этому поводу. И уж точно меня раздражало то, какой ты была, когда мы все хотели завести еще одну собаку.

— Ты никогда ничего не говорил, — тихо сказала она.

«Она серьезно?»

— Теперь ты определенно шутишь, — процедил он.

До нее дошло, что она только что сказала, и как это было ужасно, поэтому она попыталась отступить.

— Я… я имела в виду…

Хикс оборвал ее.

— Ты имела в виду именно то, что сказала. Я слышал, что ты сказала о кольце и о том, чтобы оно значило для тебя. И в этом действительно был смысл четырнадцать месяцев назад. Но не теперь. У тебя было предостаточно времени, чтобы перестать пытаться заставить меня плясать под твою дудку. Хотя я даже не слышал, что за пластинка играет. И мне неловко от того, что мы сейчас сидим и обсуждаем все это, но поверь, мне действительно жаль, что я смеялся, когда ты попросила это кольцо. Моя реакция была неправильной и бесчувственной. Но Хоуп, ты сразу же потеряла стремление общаться со мной, не поделившись, чем именно я причинил тебе боль, и твоя реакция на мое поведение была настолько неадекватной, что была настоящим безумием. А теперь полагаю, ты понимаешь, как это, когда тот, на кого тебе не наплевать, разбирается с проблемой, не делясь ей с тобой. Увеличь это во сто крат, чтобы все это привело к распаду брака, а ты лишь можешь бессильно наблюдать, как все это обрушивается на твоих детей, и может быть, поймешь, к чему я клоню.

Хикс наблюдал, как она сглатывает. Выдержав ее взгляд, как, впрочем, сделала и она сама, он уже собирался положить конец этой пустой трате времени, когда она снова заговорила.

— И куда это все нас приведет?

— Прости? — спросил он.

— Что мы будем делать теперь?

Он почувствовал, что напрягается.

Но прежде чем успел сообразить, что ответить, она поднялась на ноги и бросилась к нему. Опустившись перед ним на колени, она схватила его руку и крепко сжала в своих ладонях.

— Прости меня, — прошептала она. — Мне так жаль. Я знала, что поступаю неправильно в адвокатской конторе, когда мы подписывали те бумаги, но все зашло так далеко, что я не знала, как остановиться. А потом ты не захотел со мной разговаривать, и я не могла сказать тебе, как мне жаль. Я не могла объяснить, в каком состоянии нахожусь. Я не могла начать налаживать отношения между нами. А потом ты нашел ее и…

— Прекрати.

Она замолчала.

Хикс отдернул свою руку.

Как только он начал это делать, ее глаза опустились на его руку, и Хоуп не отвела взгляда, даже когда ее руки опустились по бокам.

— Между нами все закончено, Хоуп.

Ее взгляд метнулся к нему.

— Нет, не закончено.

— Между нами все кончено.

— Ты любишь меня.

— Я любил. Но больше нет.

На ее глаза навернулись слезы, и она опустилась на колени, прижавшись животом к его ноге и положив руку ему на грудь.

— Ты любишь. Любишь меня. Ты точно любишь меня, Хикс, как будешь любить всегда.

— Господи, Хоуп, — он втянул воздух и закончил: — Прости, но нет. Я больше тебя не люблю.

— Это неправда.

Он обхватил пальцами ее запястье, отстранился, отпустил ее и встал с дивана.

Хоуп опустилась на колени и посмотрела на него.

— Я хочу найти с тобой общий язык ради детей, — проговорил он ей. — Я хочу, чтобы ты перестала поступать таким образом, который причиняет им боль. Я хочу помочь восстановить твои отношения с Шоу, чтобы он проводил время и с тобой, пока оно еще есть у нас, прежде чем он уйдет жить своей жизнью. Но между нами все кончено. Назад дороги нет.

— Нам было хорошо вместе, — напомнила она ему.

— Было, но теперь все кончено, — напомнил он ей.

— Нам было не просто хорошо, милый. Нам было отлично. Мы были счастливы. Сейчас мы говорим о… о… — она яростно тряхнула головой и выдавила: — О всяком. О плохом. Но у нас не было все плохо. Было хорошо. Мы много смеялись. Я заставляла тебя много смеяться. Я должна была слышать тебя, когда мы потеряли Мейнарда, и должна была поделиться тем, что чувствовала, но все это… все то, о чем мы говорим… Теперь я вижу, что это ничего не значит.

— Ты права, Хоуп, и мне очень жаль, но теперь все позади, и обратного пути нет, — проговорил он так мягко, как только мог.

— Мне плевать на готовку, Хикс. Дело не в этом. — Она развела руками. — То есть, это не так. Дело в значении…

— Я понял, Хоуп. Это ничего не меняет.

Она наклонилась в его сторону.

— Меняет.

— Ты должна была сказать мне. Я причинил тебе боль, ты чувствовала, что я воспринимаю тебя как должное, поэтому я должен был знать.

Она многозначительно и быстро кивнула.

— Я должна была. И сейчас знаю это. Я должна была поговорить с тобой. И с этого момента, именно так и буду поступать, Хиксон. Я обещаю тебе.

— Хоуп, ты все сломала. Нас уже не исправить. Все кончено.

— Нет.

— Прости, — мягко повторил он. — Именно так.

Ее глаза наполнились слезами, когда она напомнила ему:

— Мы обещали друг другу вечность.

— А потом ты подала на развод.

Она прижала ладонь к груди.

— Это не только на мне. Ты тоже сыграл свою роль.

— Может и так, но потом все закончилось и не осталось ничего, кроме наших детей.

— Это неправда. Ты обещал всегда быть со мной, поэтому, если что-то поломалось, у тебя есть запчасти для починки.

— Хоуп…

Она бросилась к нему, обхватив его за шею, и прижалась к нему:

— Я люблю тебя, Хикс. Ты единственный мужчина, которого я когда-либо любила, и я никогда не полюблю другого, потому что и не должна.

Хикс снова обхватил пальцами ее запястье, на этот раз оба, и держа их руки перед собой, опустил в них свое лицо.

— Я пытался все исправить, — тихо напомнил он ей.

— Я должна была позволить тебе, но теперь…

— Ты не позволила, — сказал он ей. — И сейчас все кончено. Уже нечего чинить.

— Мы можем все вернуть, — умоляла она. По ее лицу текли слезы.

Взяв ее за запястья, Хикс осторожно поднял ее на ноги, держа ее перед собой и не сводя с нее глаз.

— Я знаю, что тебе больно. И это не делает меня счастливым. Я знаю, чего ты хочешь, и так долго жил, желая дать тебе желаемое, что даже сейчас мне трудно сказать, что ты не можешь этого получить. Но ты сделала, что сделала, а потом повела себя так, как повела, и это ужасно, должен тебе напомнить. Но еще хуже то, как поступила ты, чтобы оказаться здесь сейчас. Хоуп, мне не нравится говорить это тебе, но я не испытываю ответных чувств. Я пошел дальше и не вернусь назад. Именно ты распорядилась нашими жизнями. Именно ты играла в игры и творила то дерьмо. И я просто не люблю тебя больше, и этого не произойдет вновь.

— Она, — прошипела Хоуп.

— Да, Грета. И еще ты, Хоуп. Ты позволила умереть чувствам, и теперь они мертвы. И если ты не можешь этого понять, мне очень жаль. Это чистая правда.

Она выдернула свои руки, отошла на несколько шагов, подняла руку и провела ей по щеке, чтобы вытереть слезы, и прошипела:

— И ты ни в чем не виноват.

— Вероятно, виноват. Но сейчас я пытаюсь сказать, что все это не имеет значения.

Она расправила плечи, откинула волосы назад и фыркнула:

— Верно. Тогда ты можешь убираться из моего дома.

— Ты хотела этого разговора, и я здесь. Мы должны поговорить, чтобы наши дети росли здоровыми и счастливыми, а не убегали и не шли через весь город в семь утра, потому что все происходящее — хреново.

Она открыла рот, и он понял, что сейчас выплеснется наружу.

Но к его удивлению, она закрыла рот и снова посмотрела на огонь. Скрестив руки на груди, Хоуп заявила:

— Я скучаю по своему сыну.

— Я уверен в этом, и мы будем работать над этим.

Хоуп посмотрела на него.

— Я хочу, чтобы эта женщина не оставалась на ночь, когда мои дети с тобой.

— Не поднимай эту тему, — прорычал он.

— Это неправильно.

— Это не твое дело.

Она опустила руки, но уперла их в бедра.

— Это мои дети.

— И мои тоже. И Грета будет в их жизни до конца их жизни, судя по тому, как все развивается. Так что нет причин, чтобы она не присутствовала в их жизни сейчас.

На ее лице отразился шок.

Она опомнилась и, заикаясь, проговорила:

— Ты со… со… собираешься… ты собираешься жениться на ней?

— Не знаю. Но понимаю, что если бы ты на секунду задумалась об этом, то поняла бы, что рядом с ними не было бы женщины, к которой я не испытываю чувств. Ты так же знаешь, что можешь доверять мне в том, что я буду правильно поступать с нашими детьми. Так что нам не нужно вести разговор на эту тему не только потому, что это не твое дело, но и потому, что я — хороший отец, который любит своих детей. И ты не должна оскорблять меня своими словами.

Она скрестила руки на груди в защитном жесте и заявила:

— Ты должен знать, что это причиняет мне боль, Хиксон.

— Могу себе представить, Хоуп, — пробормотал он. — Но все так, как есть. И тебе придется с этим свыкнуться.

Она посмотрела на огонь и заявила.

— Я думаю, тебе лучше уйти.

— Хоуп, тебе нужно прекратить говорить гадости при Мэми.

Она снова повернулась и посмотрела на него, но он продолжил, прежде чем она успела что-то сказать.

— Ты можешь злиться на меня. Можешь ненавидеть меня. Можешь ненавидеть Грету. Можешь поступать, как считаешь нужным, можешь говорить, что пожелаешь — это твое право. Но только не при нашей дочери.

— Я уверена, что Грета рассказала тебе о нашем утреннем разговоре, — прошипела она.

— Да, она позвонила мне, когда пришла на работу, — ответил он ей. — Но вы взрослые женщины, и я не могу контролировать тебя, поэтому и не могу защитить ее от тебя. Хочу ли я, чтобы ты так никогда больше не поступала? Да, черт возьми. Могу ли я остановить тебя? К сожалению, нет. Можем ли мы смириться с твоим дерьмом и жить дальше? К счастью, да.

— С моим дерьмом, — пробормотала она, скривив губы.

Хикс вздохнул и спросил:

— Мэми?

— Поскольку обе девочки влюблены в нее из-за ее прически и дурацких каблуков, не говоря о том, что она покупает их любовь дурацкими сертификатами, чтобы сделать их комнату в вашем доме красивой, я не буду с этим связываться, — выдала Хоуп.

— Спасибо, — пробормотал он.

— Но было бы неплохо, если ты бы перекинулся парой слов с Шоу.

— Именно так я и сделаю.

— И я прекращу обсуждать по телефону в своем доме, что думаю о твоей новой шлюхе, когда рядом дети.

— Вот видишь, — прошептал Хикс, держа себя под контролем. И Хоуп явно не пропустила это, судя по тому, как побелело ее лицо. — Ты только что переступила черту, которую, тебе лучше никогда, бл*дь, снова не переступать.

— Я…

Он сделал один шаг к ней, встав в ее пространстве, и опустив голову так, что они оказались нос к носу.

— Никогда больше не говори о ней в таком тоне, Хоуп. Никогда. Никогда, черт возьми. — Он откинул голову назад и прорычал: — Теперь, когда мы поговорили, у тебя есть выбор. Ты вытаскиваешь голову из задницы и ведешь себя нормально или же нет. Я не могу сказать, что будет, если ты этого не сделаешь. И если будет так, то мне придется с этим разбираться. Но сейчас у нас есть восемь месяцев с Шоу, два года с Коринн и пять лет с Мэми. Пять лет, чтобы сделать наших детей счастливыми, научить их тому, что они должны знать, чтобы жить своей жизнью, бороться с миром и быть достойными людьми. Если я должен буду сделать все сам, я это сделаю. Но было бы неплохо, если бы ты мне помогла.

Она мотнула головой, будто он дал ей пощечину, но Хикс уже закончил.

И он ясно дал это ей понять, обойдя ее стороной и выходя из дома.

***

Он был уже в гараже, заглушал «Бронко», когда она позвонила ему.

Он втянул в себя воздух, схватил телефон, вылез из грузовика, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, после чего поднес телефон к уху и поприветствовал:

— Если последует очередная гадость, я вешаю трубку, пока дочери вновь не окажутся у тебя.

— Мне не следовало так говорить о ней, — заявила Хоуп.

Хикс замолчал.

Хоуп, к сожалению, тоже, поэтому Хиксу пришлось самому прервать тишину.

— Хоуп, уже поздно, и я хочу…

— Я все испортила, не так ли?

Хикс вновь замолчал.

Но в этот раз, не замолчала Хоуп.

— Я ничего не буду говорить при Мэми, и я знаю, что Коринн расстроена из-за тебя, так что я посижу с ней и… и я не знаю. Поделюсь с ней кое-чем.

— Пусть это будут правильные мысли, Хоуп, — приказал он.

— Так и будет, Хиксон.

Он вновь вдохнул.

— Дело было не в кольце, — прошептала она. — Просто… думала, ты лучше меня знаешь.

— За восемнадцать лет я не узнал о тебе ничего такого, чего бы ты не рассказала или не показала мне, Хоуп. Брак — это не игра в угадай-ку. Чтобы брак был крепким, необходимо постоянное общение. При всем при этом, я бы, наверное, никогда не купил тебе это кольцо. Я бы хотел, чтобы оно у тебя было, но с учетом того, с чем мы столкнулись в финансовом плане, это было невозможно. Но если бы я знал, через что ты проходишь, я бы сделал нечто большое, если бы ты нуждалась в этом. Или бы совершал маленькие поступки каждый день, чтобы ты понимала, как много значишь для меня.

— Я знаю. — Она все еще шептала.

— Мы должны уладить все ради наших детей.

— Я знаю и это.

— Мне нужно, чтобы в этом плане ты была со мной, Хоуп.

— Я с тобой, Хикс.

«Господи, неужели это конец?»

— Мне действительно хотелось бы верить в это, — сказал он ей.

— Ты больше не называешь меня деткой.

Он посмотрел на свои ботинки.

— Или персик, — тихо продолжила она, в каждом слове слышалась боль.

Он ничего не ответил.

Заговорила вновь Хоуп.

— Я тоже так делала.

— Нам надо двигаться дальше, — мягко сказал он.

— Мэми говорит, что она делает тебя счастливым.

Он посмотрел на стену гаража.

— Давай не будем, Хоуп.

— Я просто… это займет некоторое время… — она сделала паузу на несколько мгновений, после чего закончила: — Мне очень больно, и потребуется много времени, чтобы смириться с тем, что я все испортила.

— Возможно, все пройдет быстрей, если мы сможем работать вместе над тем, чтобы наши дети были в порядке.

— Да.

— Я поработаю с Шоу на этой неделе, посмотрим, согласится ли он вернуться с девочками на следующей неделе, — пообещал он. — Нет, сейчас я не буду давить на него, но примусь за него, если все затянется.

— Я ценю это, Хикс.

— Хорошо. Наконец у нас получилось нормально поговорить.

— Да.

Он оттолкнулся от своего грузовика, проговорив:

— До скорого, Хоуп.

— Хиксон?

Он не хотел этого говорить. Он слышал это в ее голосе.

Но перемирие длилось около двух секунд, и он должен был сказать это.

— Да?

— Я люблю тебя.

— Хоуп…

— Просто знай. Знай, что я всегда буду любить тебя, и мне всегда будет очень, очень жаль, что я все испортила, ты даже не можешь… ты… — он услышал, как она втягивает воздух, после чего продолжает: — Ты — самый лучший мужчина, которого я когда-либо встречала. Ты фантастический отец. А я… Я сделала это с нами. Я потеряла тебя. И ты не представляешь, как мне жаль.

Он не знал, что ответить на это, и его ответ был очень неубедительным, но был все, что он смог придумать:

— Хорошо.

— Ладно, я… может увидимся на игре Коринн?

— Я буду там.

— Хорошо, Хиксон. Передай привет детям от мамы.

— Передам, Хоуп. До встречи.

— Хорошо, до встречи, Хикс.

Он повесил трубку.

И уставился на свой телефон.

Он подошел к стене и нажал на кнопку открывания гаражных ворот, чтобы они опустились, прошел через дверь в прихожую и направился по лестнице в подвал.

На полпути замешкался, услышав крик Греты:

— Черт возьми, Коринн! Ты нашла его! Слева от тебя! Вот оно. Да! Теперь очистите периметр!

Он был практически уверен, что слышит звук стука, который означал бы «дай пять».

И поэтому был потрясен до глубины души после всего произошедшего, когда, войдя в подвал с улыбкой на лице, увидел своих троих детей и свою женщину, расположившихся на новом диване, и все они сидели на краю кресел, а Корин и Шоу играли в какую-то военную игра на Xbox.

— Привет, папа! — воскликнула Мэми, посмотрев на него, а затем на новый телевизор.

Значит Шоу сумел настроить телевизор, Xbox и, видимо, ресивер, потому что объемный звук, который также купил Хикс, был точно подключен, поскольку взрывы гранат и трещотки пулеметной очереди закладывали уши.

— Привет, папа, — обратился Шоу к телевизору.

— Привет, папочка, — ответила Коринн, затем высунула язык и ткнула контроллером в телевизор, словно это был не ее модифицированный фальшивый пистолет, а она била им нападавших.

Грета просто смотрела на него.

Или, вернее, изучала его.

— Привет, — обратился он ко всем, но глаза его были устремлены на Грету. Она наклонила голову в сторону, и ее лицо стало мягким.

Эта красивая женщина, кричавшая его дочери, что она хорошо справляется с игрой, а потом смотрящая на него с таким выражением лица, влюбилась в него.

Это было хорошо.

Потому что Хикс был абсолютно не против такого путешествия.

— Ваша мама передает привет, — сказал он детям.

На него уставились все, но у Шоу хватило ума приостановить игру.

— Передает? — спросил он.

— Именно так, — подтвердил Хикс.

Коринн внимательно изучала его, и он решил, что поскольку ее мама еще и ее лучшая подруга, она, вероятно, знает о готовке и уборке. И, скорей всего, именно поэтому он подвергся такому отношению.

Он не знал, что с этим делать, и решил, что ему придется поверить в то, что Хоуп сама что-нибудь предпримет, поэтому просто проводил ее взглядом и сказал:

— Все прошло хорошо, дорогая.

— Мне стоит… позвонить маме? — спросила она.

«Черт, нет».

Хоуп сейчас в настроении делиться с дочерью?

Черт.

— Она всегда рада слышать тебя. А сейчас, наверное, было бы неплохо, если бы ей позвонила ее крошка.

Коринн кивнула, передала свой контроллер Грете и встала.

Как только она вышла из комнаты, Мэми спросила:

— С мамой все в порядке?

Он посмотрел на свою младшую дочку и пересел на диван, сев рядом с ней и прижавшись к ней так, что ей пришлось буквально вжаться в него, пока она не оказалась у него на коленях.

Он прижал ее к себе и проговорил:

— С ней все в порядке. Все наладится.

Он почувствовал, как тонкие ручонки обхватили его, и запомнил это ощущение, когда она спросила:

— Да?

— Да, детка, — пробормотал он.

Она опустила голову ему на плечо.

— Грета, не хотите научиться играть? — спросил Шоу.

— Может тебе стоит сохранить счет Коринн, у нее отлично получалось, — ответила Грета. — Мы можем начать новую игру.

— Хорошая идея, — пробормотал Шоу. Он выглядел раздраженным, словно не знал, что делать и не мог разобраться в своих чувствах.

Хикс не мог помочь с этим.

Время. Именно это нужно им всем. И если Хоуп, наконец, пришла в себя, то все сработает.

Мэми сползла с его коленей, подобралась к Грете и села на колени позади нее. Она нависала над ее плечом и указывала на что-то, в то время как Шоу показывал на контроллер, обучая, как двигать персонажа в игре, стрелять из пистолета.

Мэми продолжала висеть у Греты за плечом, когда Шоу запустил новую игру, и Грета за пять минут настрелялась, все это время истошно хихикая и тыкая контроллером в экран, как это делала Коринн.

— У вас ужасно получается! — радостно завопила Мэми.

— Давай еще раз, Шоу. У меня все получится, — решительно заявила Грета.

— Ваши похороны, — ответил Шоу, но не закончил. — Буквально на видео.

Грета разразилась хохотом, Шоу присоединился к ней, а Мэми рухнула на спину Грете и тоже расхохоталась. Впервые за четырнадцать месяцев Хикс сидел и наблюдал, наслаждаясь таким поворотом жизни.