Хикс
Субботним вечером Хиксон сидел на своем диване, устремив взгляд в телевизор, по которому шел поздний вечерний фильм. Громкость стояла на минимуме, поскольку девочки уже легли спать.
Но мысли его были заняты не фильмом. Уже достаточно долго его занимал беспорядок, буквально поглощающий его жизнь.
Шоу сегодня отправился на свидание с Венди. Уже второе за неделю.
И Хикс не спал, ожидая, что сын вернется к комендантскому часу, который сын оспаривать не стал. Его мальчик никогда не спорил.
Комендантский час по субботам наступал в полночь. И оставалось еще десять минут.
Он ждал и размышлял о том дерьме, что творилось в его жизни. Хикс заметил, что неделя хоть и началась не очень хорошо, но, на удивление, все наладилось. Он ничего не слышал от Хоуп. Но и Грету он не видел (а значит, ему не приходилось бороться с тягой к ней). И ему не нужно было ничего никому разъяснять. И никто не навязывал ему свою точку зрения по какому-либо вопросу. За исключением пастора Келлера, он подошел к Хиксу, когда тот вместе с Донной обедал в «Арлекине».
Пастор заявил прямо:
— Шериф, надеюсь, что скоро увижу вас с Гретой в церкви. Порой Грета забывает о своем долге перед Богом, но это объяснимо. Но я давно не видел тебя, сынок. Господь не одобряет, когда его дети не ценят святости брака, но у него свои пути показать, что нечто правильное происходит из ошибочного. Так что приводи свою новую женщину в дом Отца Всевышнего, чтобы он мог воочию увидеть красоту своего творения.
Келлер не дал возможности Хиксу вставить и слова. Он сказал, что посчитал нужным, и просто ушел.
Хикс не был раздражен ни тем, что сказал пастор, ни тем, что у него хватило наглости подойти к нему и сказать все это в лицо. Его волновал лишь один факт — какой информацией должен располагать настолько религиозный человек как пастор Келлер, чтобы понимать причину не появления Греты в церкви по воскресеньям. А, по мнению Хикса, пастор был еще более религиозен, чем предполагала его профессия.
Это не должно было его волновать, поэтому Хиксон заставил себя забыть об этом и просто радоваться, что не случилось ничего нового, связанного с Гретой. В том числе радовало и то, что новости о встрече с Гретой не дошли до его детей.
Вечер они провели вместе с детьми, осматривая пару домов, но ни один им не понравился. И это был единственное изменение в их рутине.
Это хорошо. Но в остальном все не так. Остальное было дерьмово.
И это не просто заполняло его мысли и отвлекало от просмотра вечернего фильма, это занимало его голову всю неделю. Черт, да весь этот год.
И, очевидно, что все это имело отношение к Хоуп.
На данный момент его занимал лишь тот факт, что с тех пор, как она попросила его уйти, а он пытался докопаться до сути проблемы, делающей ее такой несчастной, Хоуп просто зажмуривалась, потом бросала на него обиженный взгляд и говорила: «Ты знаешь, Хикс».
Но он не знал. Не имел ни малейшего понятия.
Он постоянно ее спрашивал, требовал, угрожал, а потом даже дошел до того, что стал умолять рассказать ее, в чем же дело. Но она так и не сделала этого. Он получал одно и то же: «Ты знаешь, Хикс. Ты знаешь».
И теперь он был не просто зол из-за ее поведения, но еще из-за того, что ей не хватило вежливости и уважения к их совместно прожитым годам, чтобы дать ему прямой ответ, почему она все разрушила.
Его так же беспокоило то, что он, будучи разозленным, не был так уж разъярен. Его раздражение было связано с вежливостью и уважением, а не с любовью и преданностью. Дело не в том, что она разбила ему сердце. А в том, что он просто имел право знать, почему она так поступила.
Еще он старался помнить о Хоуп другое. Это понадобится ему, когда она, в конце концов, придет в себя и станет женщиной, с которой ему придется общаться до конца жизни таким образом, чтобы не причинять неудобства детям.
Например, как она вела себя, когда Шоу получал свои многочисленные царапины, лазая по деревьям, падая с велосипеда, катаясь на скейтборде. Она заботилась о сыне, меняя свою материнскую заботу с воркования и укачивания на ободрение и успокоение по мере взросления мальчика.
И то, как изменились ее отношения с Коринн, когда у дочери начались месячные. Они стали не матерью и дочерью, а дочерью и матерью-подругой-помощницей, ведя тихие разговоры на кухне, смеясь как лучшие подруги.
Он помнил, как она сидела рядом с ним в том маленьком зале, а по ее щекам беззвучно струились слезы, когда Мэми выступила на своем первом танцевальном концерте. Мэми была такой маленькой, а там наверху было столько много девочек, некоторые просто стояли и махали рукой родителям.
Но Хоуп была тронута так глубоко, что все отразилось на ее лице. Гордость (потому что Мэми была из тех немногих, кто пусть плохо, но сумел исполнить танец). Хотя, как он полагал, Хоуп также понимала, что это признак взросления их дочери. И следующий концерт будет другим, как и следующий тоже. Пока Мэми не сможет самостоятельно ездить на занятия танцами, а потом и навстречу взрослой жизни. Так же, как и Хикс, Хоуп хотела этого будущего для своей дочери, но и боялась его.
Он так же задумался над тем, что она никогда не жаловалась на готовку.
Она знала, что Хикс ненавидит готовить. Ей нравилось делать это время от времени, но чаще всего готовка была просто обязанностью.
Хикс (а потом и Шоу) никогда не позволяли ей выносить мусор. И он сам занимался их машинами, газоном и чинил то, что поломалось. Но он знал, что это не компенсирует того, что каждый вечер она проводила на кухне. Даже когда она начала работать на своего отца на полставки при переходе Мэми во второй класс. Она готовила сама, даже когда перешла на полную ставку при зачислении Мэми в среднюю школу.
Но она никогда не жаловалась.
А еще рождественские утра. Хоуп открывала свои подарки в самом конце. Не для того, чтобы привлечь все внимание на себя, а потому что была увлечена наблюдением за тем, как ее семья наслаждается получением своих подарков. Она изо всех сил старалась создать для них всех большой праздник и забывала — близкие люди тоже хотят, чтобы она знала, что и сама любима.
Хоуп была очень близка со своей матерью. И ей как-то удавалось оставаться маленькой девочкой для своего отца, не будучи при этом тошнотворно неприятной. Она подшучивала над старшими братьями, но первая приходила на помощь при необходимости.
Такой была его жена.
Такой была женщина, которую он любил.
Такова была ее роль в жизни, которую они вместе прожили.
Но сейчас он не знал ее.
Он должен был держаться за свои воспоминания, чтобы его детям не пришлось переживать неловкие моменты на выпускных, свадьбах, семейных встречах. Но он не был уверен, что справится с этим, если Хоуп продолжит творить свои глупости.
И уже дело было не в том, что она сделала с ним и с их семьей по неизвестным ему причинам. Дело было в том, что она без сомнений втянула во все Грету.
«Я — такая дура», — сказала ему Грета.
Как не касалась Хиксона причина пропуска Гретой церковных служб, так ему и не надо было понимать, что за изменения с ней произошли в подсобке Лу. И неважно насколько сильно его это беспокоило.
Он уже забрал ее, отвез домой, переспал с ней и ушел, даже не потрудившись пройти в ванную, чтобы снять презерватив, который она же и дала ему.
Он был не таким. И она была тоже не такой.
Ей не нужно было все это дерьмо. А у него не было права лезть в ее дела. Но черт возьми, на своем диване с детьми под одной крышей, пытаясь уснуть, он думал об ее рте на нем. Думал о ее руках. Об ощущении ее волос. О горячем, тугом тепле, сомкнувшимся вокруг него, когда он скользнул внутрь. Вспоминал звуки, которые она издавала. Выражение ее прекрасного лица, и как ее глаза смотрела прямо ему в душу, пока он двигался в ней.
Он думал обо всем этом и возбуждался.
На своем диване. Под одной крышей с детьми.
И не проходило ни дня, когда бы он не думал о Грете. И думал он о ней не единожды, не несколько раз, а десятки раз.
Как же сильно ему хотелось рассмеяться, когда она была настолько забавной в своей суматохе. Как она общалась с ним, просто смотря на него. Как жаль, что ситуация не была другой и он не мог позвать ее на свидание, на котором можно было бы спросить ее о ней самой. Где можно было смеяться, когда она становилась забавной, и заставлять ее улыбаться вновь и вновь. И сказать, как много для него значил ее прощальный удар: «Она — настоящая дура».
Хоуп выкинула его. Их семью. Их жизнь. Он принял тот удар, хотя и думал в тот момент, что никогда не оправится, поскольку удар пришелся в самое сердце. С абсолютной точностью.
Но это так же ударило по его мужскому достоинству.
«Она — настоящая дура».
И вот, подобно чудотворцу, он восстановился.
Хикс был опытным детективом и любящим мужем. И он месяцами перебирал в памяти все, что было связано с Хоуп, пытаясь понять, где все пошло не так. Не было никаких улик, никакого следа, по которому можно было пройти, ни одной чертовой вещи.
«Она — настоящая дура». За этим исключением. Поскольку это была единственная зацепка, хоть какой-то малюсенький намек.
У них была хорошая жизнь. И Хоуп, не борясь, откинула все в сторону. Не пытаясь найти способ исправить все то, что, на ее взгляд, пошло не так.
Как дура. Может он и сам был дураком. Именно Грета заставила Хикса так себя почувствовать. Он был крайне зол, он не понимал, что больше не терзался по этому поводу. И даже более того — он начал чувствовать, что ему больше нет дела.
На этой мысли открылась входная дверь, и вошел Шоу.
— Привет, пап, — тихо поприветствовал он.
— Привет, сын. Свидание удалось? — спросил Хикс.
— Да, — ответил Шоу, входя и останавливаясь около журнального столика. — Девочки спят?
— Да.
— Хочешь, я помогу тебе разобрать диван?
— Нет.
Хикс смотрел, как в свете телевизора, единственного источника освещения в комнате, голова сына повернулся сначала в сторону телевизора, потом в сторону отца.
— Ты смотришь «Полицейский и Бандит»? — спросил Шоу.
— Твоя сестра напомнила мне, что я давно не смотрел его, — усмехнулся Хикс.
Шоу усмехнулся в ответ.
— Тебе стоит использовать свое второе имя как шериф Бьюфорд Ти Правосудие. Ты мог бы бы стать шерифом Хиксон Ти Дрейк.
— Звучит неплохо, да? — пошутил Хикс.
Шоу засмеялся, кивая:
— Хорошо, что твое второе имя Тимоти, а не Уильям. Шериф Хиксон У Дрейк звучало бы глупо.
— Сынок, глупость началась бы в тот момент, как я назвал бы себя шериф Хиксон Ти Дрейк.
Шоу вновь рассмеялся и прошел мимо журнального столика.
— Идешь спать? — спросил Хикс.
— Да, — ответил Шоу.
— Молодец. Хорошенько выспись. Увидимся утром.
— Ленивое воскресенье, — пробормотал Шоу.
Хикс оторвал взгляд от сына и усмехнулся, глядя на телевизор.
— Пап?
Хикс оглянулся на сына, стоявшего в глубине гостиной, затем повернулся к нему всем телом.
— Да, сын.
— Я здесь.
— Вижу, Шоу, — брови его сошлись в удивлении.
— Я имею в виду, что я дома. Ничего не случится, но если девочкам что-то понадобится, я дома, если хочешь пойти к ней.
Хикс почувствовал жжение в груди.
— Что, прости? — выдавил он.
Шоу сделал шаг вперед к отцу.
— Венди с мамой ходят к ней в салон. Ее мама от кого-то узнала, а Вэнди услышала, как мама говорит с подругой об этом. Не думаю, что девочки знают, но Венди сказала мне на всякий случай, вдруг кто-то что-то мне ляпнет.
«Вот черт».
— Шоу…
И он успел сказать только это, когда его сын торопливо заговорил:
— Пап, Венди говорит, что она очень крутая. Забавная и такая же старая как ты, но не старая-старая. Она носит очень крутую одежду, и Венди говорит, что многие девчонки в школе пытаются подражать ей. Но ее одежда не того рода, когда ты стараешься выглядеть супер круто. Не так, будто она старая, но не понимает этого и старается быть молодой.
— Она не старая, — тихо проговорил Хикс.
— Знаю, я имею в виду, что она старше, как и ты, — быстро исправился Шоу.
Что ж, видимо, его интрижка с Гретой все-таки дошла до одного из его детей. Досадно. Но, слава Богу, слухи дошли до старшего, до сына. И все равно он не собирался вести этот разговор с Шоу.
Поэтому Хикс просто покачал головой.
— Шоу, не думаю, что нам стоит…
— Я прошел мимо салона. Стоял на противоположной улице, чтобы она не видела меня. Посмотрел на нее сам. Пап, она и правда, очень красивая. — Сын помолчал, затем прошептал: — Даже красивее мамы.
Это заставило Хикса подняться, и он медленно подошел к сыну, встал рядом и положил руку ему на плечо.
— Я знаю, что ты сердишься на маму…
— Дело не в этом.
— Вероятно, все-таки в этом.
— Я просто… просто… — Шоу не смог закончить мысль.
— Ты что, приятель? — тихо спросил Хикс.
— Я просто… мне нравится Венди. Она тоже классная. Но я думаю… в общем мне нравится, какой я рядом с ней.
О да. Он должен был еще раз взглянуть на эту Венди.
— А ты… Я — это ты, — продолжил Шоу.
— Ты — это я, — заявил Хикс, не совсем понимая, в чем суть.
— Тебе лучше, если рядом женщина, о которой ты можешь заботиться.
Хикс глубоко вздохнул и убрал руку с плеча Шоу.
— Это как, ну, как… как… — Шоу продолжил. — Ты будто немного потерян, не имея этого.
Да. Именно так он себя ощущал.
Он не был таким парнем, который, сделав свои дела, быстренько вышел и уехал.
Но он так же не был тем мужчиной, кто строил жизнь с семьей и женой, постоянно задаваясь вопросом, будет ли трава зеленее с другой женщиной в другой жизни. И он так же не был мужчиной, который заставлял свою женщину заботиться о нем, выполняя все его потребности.
Он никогда не был таким. Он был тем, кем учил быть его отец. Мужчиной, смысл существования которого заключался в заботе о своей женщине и своей семье.
Он потерял половину этого и не знал, как быть мужчиной, у которого этой половины нет. Он просто ненавидел то, что его мальчик все заметил.
— Сынок…
— Пап, отец Венди болен.
— Черт, — прошептал Хикс.
— Она не хочет, чтобы кто-нибудь знал. Он собирается попробовать кое-какое лечение. Они не знают, как все пройдет, но предполагают, что успешно. Но она не говорит об этом. Ни с кем. Ни с кем из своих подружек. Но говорит со мной. И мне нравится это.
— Так и должно быть, Шоу. Это говорит о глубине ее доверия к тебе. И тебе придется заботиться об этом, сынок. Возможно, это самое важное, что тебе когда-либо приходилось делать.
— Я знаю.
После того как сын высказался Хикс почувствовал, как напрягся Шоу.
— Мне не следовало рассказывать тебе? — спросил он обеспокоенно.
— Не беспокойся. Это между мной и тобой, так оно и будет.
— Хорошо, — прошептал Шоу. Затем проговорил: — Я знаю, что она поет в «Капле Росы» и хочу сказать — ты должен пойти туда.
— Нет, я не пойду, — Хикс подавил вздох.
— Тебе все же стоит.
— Нет.
— Отлично, ты должен. Не думай, что таким образом защищаешь нас или нечто подобное. Мы все понимаем. — Он поднял плечи, а затем опустил, но сделал это ниже чем обычно. — Теперь будет так.
Хиксу не понравилось, как опустились плечи сына.
Но он не мог вылечить это. Это была одна из многих ран, вылечить которые способно только время. Поэтому он должен был сосредоточиться на том, что еще было на уме у его мальчика.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не проявляю к тебе неуважение, но мне бы не хотелось делиться со своим сыном подробностями того, что произошло между мной и Гретой, — сказал Хикс. — Но думаю, твои мысли на счет того, что произошло, неверны.
— Хорошо.
— Поэтому перестань думать об этом.
— Отлично.
То, как Шоу ответил ему, заставило нечто неприятное скользнут по его позвоночнику. Поэтому он спросил:
— Что?
— Ничего, — пробормотал Шоу, явно собираясь повернуться обратно к коридору.
— Шоу, помнишь, что мы честны друг с другом? — настаивал Хикс.
Шоу остановился и посмотрел на отца.
— Ты подцепил ее, — заявил сын.
— И вновь, сын, я не собираюсь обсуждать…
— И это все? — спросил Шоу, прервав отца.
— Прости? — отреагировал Хикс.
— Значит ты… что? Познакомился с красоткой, получил желаемое, затем выбросил ее?
Жжение вернулось в его грудь.
— Шоу, — прорычал он, думая, что его тон должен о многом сказать. Но оказался не прав.
— Значит, с Коринн, Мэми, когда она станет достаточно взрослой… И с мамой, когда она вновь начнет встречаться, нормально, что какой-то парень подцепит их, а затем просто отошьет?
— Мы взрослые люди, и мне жаль, Шоу, но ты говоришь о том, чего не понимаешь.
— Все так говорят. Но потом все говорят, что все необходимые знания о жизни ты получаешь в старших классах. Я понимаю. Здесь все так концентрированно. Все эти группки и несправедливые учителя, которые творят всякое дерьмо, и ты вынужден мириться с этим. Проигрывать футбольные игры и учиться, как жить с этим, расставаться с девушками или быть брошенным и начинать беспокоиться о своем будущем. И я почти прошел через все это, и думаешь, я ничего не понимаю?
В его словах был смысл.
— Все куда сложней, — проинформировал сына Хикс.
— Люди так говорят, когда стараются не замечать, насколько все просто.
«Черт. Он прав и здесь».
— Грета понимает, как обстоят дела, — сказал он сыну.
— Правда?
Хикс застыл.
— Боже, пап, ты же шериф, — тихо сказал Шоу. — Ты как президент округа Маккук или что-то в этом роде. Люди, они… — он помедлил, а затем выдавил: — Знают о тебе. О нас. Они обращают внимание и делали бы это, даже не будь ты шерифом. А она? Ты просто… — он быстро покачал головой. — Что-то произошло между вами, а ты просто выкинул ее? Люди думают, что ты вроде бога. И ты — мужчина, а мужчинам такое сходит с рук. Но она? Она занимается волосами. Она милая и круто одевается, но она парикмахерша. Это нехорошо, что в таких вещах у парней есть преимущество, но для девушек все не так. Это несправедливо, но реальность такова. Волосы Венди великолепны, поэтому я знаю, что она хороша в своем деле. И все равно люди будут думать, что она просто парикмахерша, а мама — та, кто есть, благодаря дедушке, бабушке, дяде Куку и Риду, и тебе. А ты шериф. И они будут думать, что тебе лучше быть с мамой. Они так же будут думать, что ты переспал с ней и потом просто пошел дальше, значит она никто. Просто делает прически.
— Не думаю, что было бы лучше или правильней по отношению к Грете, если бы я заставил ее или всех остальных думать, что произошло не то, что было на самом деле, — объяснил Хикс.
— Ладно, итак… сходи, послушай, как она поет. Тебе необязательно везти ее домой и спать с ней. Просто будь ее другом. Все поймут, что вы друзья, и просто успокоятся. Не будут думать, что она не только парикмахерша, но еще и доступная, чтобы другие парни могли обращаться с ней так же.
Хикс медленно втянул воздух через нос и так же медленно выдохнул, размышляя, чем он был более обеспокоен: разговором, который вел со своим сыном, или тем фактом, что его сын каким-то образом стал настолько умным, что немного страшно.
— Ты должен позаботиться о ней, пап. Я знаю, что это совершенно несправедливо, но девочки в школе, которые согласны… — он вновь помедлил, а затем пробормотал: — Надеюсь, мама наставит Коринн на путь истинный, чтобы она… Это не красиво.
— Если услышишь, что другие мальчики говорят гадости о девушках, ты должен пресечь это, — приказал Хикс.
И он сам поговорит со своей дочкой, несмотря на то, что хотел этого еще меньше, чем данного разговора. И он был рад быть где угодно, а не здесь, беседуя на подобную тему с Шоу.
— Конечно, пап.
А его сын пользовался уважением. Хикс был рад этому, но не удивлялся данному факту. Но чему его сейчас учил Хикс своим примером? Вот черт.
— Я поеду. Выпью с ней в перерыве. А потом сразу вернусь, Шоу.
— Хорошо или ты мог бы остаться. Я здесь. Все будет хорошо, если ты хоть раз захочешь выйти и сделать что-то для себя. У меня все под контролем.
— Тебе повезло, что ты такой хороший парень, — пробормотал Хикс. — Если бы ты был другим, я бы, наверное, больше переживал за твою оценку по географии.
— Быть умным — это не только суметь назвать каждую страну, когда видишь флаг команды на открытии Олимпийских игр, — бодро ответил Шоу.
— Как скажешь, — пробормотал Хикс, чувствуя, как подрагивают губы. — Иди спать.
Шоу, очевидно испытывая облегчение, что разговор окончен, отдал честь и повернулся в сторону коридора.
Не успел сын дойти до своей комнаты, как раздался его тихий голос:
— Повеселись, пап.
Но Хикс отправлялся в «Каплю Росы» не для веселья. Он ехал, потому что в словах сына был резон, была права и Грета, говоря, что Хоуп вышла на тропу войны. Он просто должен был сделать некое заявление на большую аудиторию, нежели подсобка в салоне Лу.
Она не была легкодоступной женщиной. Она не была открыта для игр и домыслов.
Она не просто получила его член, но и его уважение. Конечно, он не собирался дружить с ней. Прошло достаточно времени, но он прекрасно помнил свою реакцию на нее и, уже попробовав ее, знал, что хочет большего. И ему потребуется не больше секунды, чтобы попытаться найти способы затащить ее обратно в постель.
Но людям не надо этого знать.
Они просто должны знать, что Хикс считает ее такой, какая она есть. Красивая, веселая женщина, которая чертовски здорово поет и может сделать так, что джинсы превратятся в веяние моды.
— Иди спать, — сказал он сыну, который замешкался в дверях.
— Спокойной ночи, пап, — ответил Шоу.
— Спокойной ночи, сын, — проговорил Хикс.
Дверь в комнату закрылась за Шоу.
Хикс повернулся и уперся плечом в стену. Затем оттолкнулся и прошел по коридору в свою комнату, надеясь переодеться и не разбудить своих девочек.
***
Зайдя в «Каплю Росы», Хикс не стал занимать столик, как поступил в прошлый раз. Он выбрал место в центре бара.
Его было видно и там, но когда он будет говорить с Гретой, не будет интимности одного из тех маленьких столиков с их затемненными лампами. Эта интимность не будет неверно истолкована другими. И самой Гретой.
Он заметил, что пока шел к бару, к нему были приковано пристальное внимание. Но именно за этим он пришел сюда, поэтому не беспокоился.
Он был рад, что у Греты явно был перерыв, поскольку на заднем плане играл тихий джаз, а сцена пустовала. Это дало ему некоторое время, чтобы продолжить свои попытки собраться, когда придет время их разговора.
Заняв место у бара, он взглянул на миску с теплыми орешками, которую бармен поставил перед ним, и заказал пива, осматриваясь.
Была ночь субботы, все столики заняты, как кабинки и почти все барные стулья, несколько человек разговаривали стоя, но возле бара никто не ждал напитков. Это объяснялось тем, что Джемини Джонс нанимал достаточно официанток, чтобы его посетители могли расслабиться на своих местах и не беспокоиться, когда получат свои следующие напитки.
Он так же заметил то, что заметил и много лет назад, когда был здесь с Хоуп.
В округе Маккус было не так уж много мест и случаев, которые заставили бы жителей отказаться от ношения джинсов. Церковь, свадьбы, выпускные вечера, юбилеи. «Стейк-хаус Джеймсона» в Дэнсборо. И «Капля Росы».
Поэтому он, как и большинство мужчин в клубе, был одет в хорошие брюки и нарядную рубашку. На остальных мужчинах были костюмы. Таким образом ты проявлял уважение к клубу. Официального дресс-кода не было. Но никто не проявил бы такого неуважения к клубу или Джемини Джонсу, появившись здесь в таком виде, который вызвал бы неодобрение.
— Шериф.
Он повернул голову и увидел самого Джонса, который стоял рядом с ним, смотря на бармена.
— Джемини, я не при исполнении, но даже если бы находился здесь по работе, жители чаще всего называют меня Хикс.
Джемини перевел взгляд на Хикса и улыбнулся ему белоснежной улыбкой.
— Тогда… Хикс.
Хиксу не надо было вводить Джемини в курс дела. Пусть Хикс и не посещал его клуб на постоянной основе, Джемини не был чужим в городе или в городских делах. Он посещал заседания городского совета. Его дети учились в школе. Он был вовлечен в жизнь города.
Джемини был невысокого роста, его волосы были очень коротко подстрижены, а над верхней тонкой губой красовались аккуратные тонкие усы. И хотя его рост не превышал метра семидесяти, его телосложение было коренастым, с широкими плечами, крепкими ногами. Очертания его живота виднелись, но это не указывало на то, что мужчина был не в форме.
Впрочем, рост и строение тела не имели значения. Только не с Джемини.
С Джемини уже одно его присутствие имело значение.
И это относилось не только к клубу — место, которое он унаследовал от матери, та в свою очередь от своего отца и так далее. Место, в котором он вырос, было им самим, каждый его дюйм.
И так было везде, куда бы он ни шел.
Вы не могли бы сказать точно, что в нем было такого, и Хикс понял, что в таких вещах не стоит и пытаться. Он был тем, кем был для «Капли Росы», для города и округа. И это не подвергали сомнению, поскольку дело было не в физической силе, а в силе класса и интеллекта.
— Она в подсобке, оттачивает мастерство, — сказал ему Джемини, и Хикс сдержал вздох по поводу его комментария и того, что он знал о причинах появления Хикса.
— Хотел бы переговорить с ней, — ответил Хикс.
Джемини осмотрел свой клуб, покачивая головой, и обратился к Хиксу.
— Она вернется на сцену через несколько минут. — Он вновь посмотрел на Хикса. — Я передам ей твои слова на следующем перерыве.
— Спасибо, — пробормотал Хикс.
— Всегда нравится, когда клиенты возвращаются, но особенно рад видеть тебя здесь, — заметил Джемини. — По городу ходят слухи. — Джемини пожал плечами. — Начиналось все достаточно хорошо, потом не случилось ничего такого, во что надо было вгрызаться, но дальше все пошло наперекосяк.
Джемини дал ему понять, что Грета ему не просто нравится, но он приглядывает за ней. И Хикс не был удивлен.
А если учесть, что тот поделился и другой информацией — слухами о том, как развиваются их отношения, которые до Хикса не доходили, одна вещь стала очевидна. Последовать совету семнадцатилетнего парня было хорошей идеей.
— На этой неделе дети со мной, — пробормотал Хикс.
— Угу, — буркнул в ответ Джемини.
Хикс чуть наклонился на стуле, чтобы посмотреть на мужчину ближе, и это привлекло внимание Джемини.
— Ты даешь понять, что она — твое дело, и я понимаю это. Но со всем уважением к тебе, с тем самым, что ты, очевидно, оказываешь Грете, просто хочу сказать, что мы связаны. Она — хорошая женщина. Но мы не двинемся дальше, и она понимает почему. Я здесь как друг и потому что мне нравится слушать ее пение.
Джемини не разрывал зрительного контакта, когда повторил:
— Угу.
— Это — все, что я могу дать тебе, мужик, — негромко сказал Хикс.
Джемини склонил голову набок, но сказал одно:
— Я передам ей, что ты здесь.
С этими словами он скользнул прочь, растворяясь в своем клубе с той легкостью, которая дана только при рождении, и уверенностью, которую никто не смог бы сымитировать, как бы ни старался.
Бармен подал пиво, и Хикс сделал глоток, наблюдая, как выходит пианист. Но когда она появилась спустя минуту, ему пришлось втянуть в себя воздух.
На ней было другое платье. В этот раз блестящее темно-красное атласное, которое складками собиралось на талии и бедрах. Низкий глубокий вырез открывал декольте, руки были обнажены, подол обрезан выше колен.
Ее волосы были убраны назад в огромный пучок локонов на затылке, но вокруг лица ниспадало несколько густых прядей, концы некоторых касались ключиц.
В ушах виднелись большие серьги со стразами, спускающиеся вниз, на запястье блестели несколько браслетов. Ноги были обуты в сандалии на шпильках с крупными стразами и ремешками, охватывающими лодыжки и проходящими по пальцам.
И ее прекрасное лицо было накрашено так же, как в прошлую субботу.
Ярко и дерзко.
«Черт. Вот черт».
Она была великолепна.
Настолько великолепна, что он даже не сразу заметил, что Грета нервно осматривает столики перед сценой, в то же время даже на каблуках грациозно, но очень быстро, двигаясь к пианисту. При ее появлении раздались негромкие уважительные аплодисменты.
Она наклонилась к пианисту и что-то сказала. Он покачал головой. Она положила ладонь на его руку и продолжила говорить. Он продолжал качать головой, произнеся несколько слов, а затем обвел взглядом толпу.
Хикс заметил, что глаза пианиста немного задержались на нем, затем он перевел взгляд на Грету и быстро что-то проговорил.
Она застыла и побледнела, затем отвернулась и также напряженно пошла к микрофону, установленному за роялем в центре сцены.
— Привет, всем, — сказала она, и последующие аплодисменты стали громче. — Спасибо, что вы с нами. Пришло время дать вам еще немного.
Она едва закончила говорить, как зазвучало пианино, и аплодисменты мгновенно затихли.
И не потому, что она их более не заслуживала. Потому, что все были рады ее возвращению и хотели тишины, что в полной мере прочувствовать то, что она собиралась им дать.
И тогда она подарила им песню Рианы «Останься». И Хикс понял, почему она завела разговор с пианистом (прим. Припев звучит следующим образом: «Не совсем уверена, как реагировать на это, но что-то в твоих движениях заставляет меня чувствовать, что я не смогу без тебя. Это чувство меня захватывает, и я хочу, чтобы ты остался»).
Она не захотела исполнять эту песню. Песню он слышал вскользь, но слова, звучавшие из уст Греты, и пианиста, когда тот потянулся к микрофону над клавишами, когда пришло время подпевать, Хиксон слышал отчетливо.
И он так же знал, что они означают, поскольку она не хотела их исполнять. И каждое слово билось в него, когда он наблюдал, как Грета стоит перед клубом и теряет себя в песне. Ее глаза были закрыты, ее тело не двигается ни на дюйм, а пальцы некрепко обвиваются вокруг стойки микрофона. Только губы ее двигались, изливая всю тоску на зрителей.
На него.
Черт. Бл*дь.
Она закончила песню, улыбаясь, но не глядя в сторону бара, видимо, догадалась, что Хикс находится именно там. Пока посетители выказывали свое одобрение, остальная часть группы — барабанщик и двое парней с гитарами поднялась на сцену, и заняли свои места рядом с ней.
Когда группа была готова, она сразу же перешла к песне Норы Джонс «Пойдем со мной». Хикс слышал ее, она ему нравилась, и Грета спела ее прекрасно. Но по большей части в то время, что она пела эту песню и все последующие, он потягивал пиво и погружался в свои мысли, чтобы собраться. Чтобы быть в норме к тому моменту, как она подойдет к нему в этом платье, в этих туфлях, со своими волосами и лицом, да и после исполнения первой песни.
Когда она закончила выступление, то прозвучал ее сладкий голос, обратившийся сквозь аплодисменты к зрителям:
— Спасибо. Я сделаю небольшой перерыв и вернусь.
Аплодисменты стали еще громче, когда она улыбнулась и приподняла руку в легком жесте благодарности и прощания, а затем ушла со сцены.
После того как она исчезла Хикс заказал еще одно пиво. Оно не сделает его пьяным, но дело было не в этом. В его положении он должен быть примером. И обычно это не требовало усилий. Но сейчас ему просто было необходимо еще одно пиво.
Она вышла сквозь темные шторы, висевшие над дверью в левой части комнаты. Ее взгляд ненадолго задержался на нем, и она медленно направилась к бару. Кто-то остановил ее, коснувшись плеча, сказал пару слов и наклонился, чтобы выслушать ответ.
Наконец она освободилась о своих поклонников и сделала последние шаги к нему.
— Привет, Хиксон, — тихо сказала она, слегка наклонив подбородок и смотря на него из-под ресниц.
Это длилось недолго, но было эффективно, хотя она явно не собиралась так влиять на него. Хикс понял это по нервозности, которую она не могла скрыть, и по тому, как было напряжено ее тело. Она взглянула на бармена.
— Понял тебя, Грета, — проговорил бармен.
Она, наконец, полностью посмотрела на него, стоя рядом. Хиксон повернул свой стул, чтобы быть лицом к ней и негромко проговорил:
— Привет, Грета.
Она украдкой осмотрелась, заметив пустой стул слева от него, а следующий за ним был занят мужчиной. Но Хикс знал, хотя мужчина и сидел спиной к нему, лицом он был обращен к своей спутнице.
Ее внимание вновь вернулась к Хиксу, когда она шагнула ближе.
В этот раз духи были другими. Более глубокими. Страстными.
«Проклятье».
— Э… это не совсем дымовой сигнал, дорогой, — пробормотала она.
Хикс не смог сдержать улыбку.
Ее глаза опустились на его губы, затем она тут же отвела глаза.
— Да, — согласился он.
Она вежливо улыбнулась куда-то за него, и даже это перевернуло все в нем. Затем она протянула руку туда же, и это тоже ударило по нему. В руке Греты оказался высокий тонкий бокал с газированной водой со льдом и изогнутой темно-синей соломинкой. Затем перевела на него взгляд.
— Итак, что ты здесь делаешь? — спросила она, положив соломинку между губ, накрашенных красной помадой, и глотнула.
«Прийти сюда точно было правильным решением».
Но ее нахождение рядом с ним, с соломинкой между этими красными губами, просто убивало его.
— Познакомился с женщиной, которая поет здесь. Она талантлива. Вот я и решил сходить на шоу.
— Угу, — пробормотала она, смотря прямо в глаза.
Он наклонился ближе и увидел, как Грета напряглась.
«Точно. Просто убийственно».
— Может, как-нибудь в другой раз я более подробно опишу тебе всю ситуацию. Но у меня был повод для размышлений. И я подумал, что, пусть все и не станет тем, чем могло бы стать, но это не значит, что я не могу насладиться твоим пением. Это так же не значит, что между нами не может быть ничего хорошего. Ты умная. Забавная. Ни у кого не может быть слишком много друзей, ведь есть и нормальный тип друзей. Так что нет причин, почему у нас не может быть этого, даже если и не может быть другого.
Это заставило ее удивиться, и насколько он узнал Грету, она не стала скрывать своей реакции.
— Ты хочешь быть моим другом?
Это заставило Хикса замереть.
Черт, он не подумал о том, как это прозвучит.
— Я не имел в виду… — быстро начал он.
Но остановил себя, когда Грета откинула голову назад и рассмеялась.
Господи, даже это прозвучало как песня.
Она вновь посмотрела на него, продолжая смеяться, и проговорила:
— Ну и насмешил ты меня.
Он почувствовал, как его губы облегченно дрогнули, затем ответил:
— Я заметил.
— Было бы неплохо иметь в друзьях окружного шерифа.
Он усмехнулся и шутливо предупредил:
— Друг не просит друга уничтожить штрафы за превышение скорости.
Она вновь рассмеялась, но Хикс стал серьезным.
— Хоуп доставляла тебе неприятности?
Она тоже стала серьезной.
— Нет. — С этими словами она опустилась на стул рядом с ним и положила на барную стойку руку с бокалом, обхватив его пальцами.
В этот раз ее ногти были накрашены в золотой цвет. Но пальцы на ногах были покрыты красным лаком. Он повернулся на стуле к ней.
— А тебе? — спросила она.
— Пока нет.
— Она…? — на ее лице появилось обеспокоенное выражение.
Она больше ничего не сказала, но Хикс подтолкнул ее:
— Она — что?
— Не мое дело, — пробормотала Грета в свой бокал.
Он снова наклонился к ней и тихо проговорил:
— Друзья, конечно, не просят за штрафы, но задают вопросы, если им не наплевать.
Грета подняла на него глаза.
— Она втягивает ваших детей в эти разборки?
Он отклонился назад и покачал головой.
— Нет. Пока нет и, надеюсь, никогда это не сделает. Если она так поступит, то девочек придется венчать в церкви размером с футбольный стадион, чтобы она была достаточно далеко от меня на передней скамье.
Грета улыбнулась ему, и ему это понравилось, но ее улыбка сползла с лица.
— Хреново, что тебе приходится думать о таких вещах, — мягко заметила она.
— Да, — согласился он.
— Я не особо хорошо знаю ее, — поделилась Грета. — Но думаю, ты подозреваешь, что разговоров было очень много.
— Да, я в курсе, — пробормотал он.
Она одарила его немного грустной, но понимающей улыбкой, а затем продолжила:
— Но все говорят, что она милая женщина. Развод — это тяжело. Он отнимает силы. Но потом становится лучше.
— Ты знаешь о разводе? — он наклонил голову набок.
Грета подняла свой напиток и поднесла соломинку к губам, немного отпила и поставила на барную стойку, а затем ответила:
— Да.
— А дети? — спросил он.
Грета покачала головой.
— Как долго вы были вместе?
— Девять лет.
Интересно. Он прекрасно понимал, что ей не двадцать два года. Но считал, что она младше Хоуп. Но быть замужем без детей в течении девяти лет?
Он не стал спрашивать. Их «дружба» длилась всего пять минут, и это было не его дело. Поэтому Хикс решил сменить тему.
— Как долго ты поешь?
— Начала с хора в младших классах. Пару лет подряд побеждала в соревнованиях штата в старшей школе. Я знала, что не смогу добиться в этом успеха, но мне нравится пение. Это дополнительный заработок, который не повредит, поэтому иногда выступаю то здесь, то там. Только по пятницам и субботам, когда нет приезжих артистов. — Она вновь улыбнулась ему. — И дополнительный бонус — я могу сделать красивую прическу и надеть нарядное платье даже в полях Небраски. Так что это весело.
— Это понятно, но не согласен с тем, что ты не смогла бы добиться больших высот, — заметил Хикс.
— Неужели наш шериф подрабатывает в популярном звукозаписывающем лейбле? — поддразнила она.
— Нет. Но мои уши знают, что они слышат.
— Это мило, — прошептала Грета, давая понять, что для нее это много значит. Она выпрямилась на стуле, сделала еще один глоток воды и заявила: — Но жизнь сама подсказывает, где ты должен быть и чем тебе стоит заниматься. Однажды после выступления в Денвере один человек сказал мне, что хочет, чтобы я попробовала себя в качестве бэк-вокалистки на одном большом концерте. Но… — она пожала плечами. — Время было неподходящее.
— Для следования за мечтой время всегда подходящее.
При этом она одарила его белоснежной улыбкой, будто осветив пространство вокруг, заставляя его побороть желание моргнуть.
— Я родилась с приятным голосом, отличными волосами и здравым смыслом, — заявила она. — И не подумай, что я хвастаюсь, просто говорю как есть. Обещаю, что если бы могла петь как Селин или Кристина, сейчас бы не сидела с тобой здесь. Я бы игнорировала тебя, проносясь мимо в окружении своих телохранителей в клубе, вместимостью в сто раз больше. Но я просто не могу, Хиксон. И честно говоря, меня все устраивает.
И это действительно было так. И ничто в ней не указывало на обратное. Никакого сомнения в тоне. Никакой жесткости в поведении. Ни тени в глазах.
— Значит, нашему округу повезло, что «Капля Росы» заполучила тебя, — ответил он.
— И это тоже так мило. — Она переместилась на своем стуле и наклонила голову. — Прости, но мне, вероятно, пора возвращаться. Ты останешься?
— Дети у меня, Грета. Возможно, послушаю еще несколько песен, но мне нужно вернуться к ним домой.
— Конечно, — пробормотала она, затем мимолетно коснулась его запястья и прошептала: — Я очень рада, что ты пришел, Хиксон.
— Я тоже, Грета.
Она еще раз ослепительно улыбнулась, затем соскользнула со стула и унеслась прочь с таким же мастерством, что и Джемини. Вот только ее покачивания ниже талии привлекали внимание.
Он решил остаться еще на пару песен, чтобы ситуация стала еще более ясна людям, которые несомненно наблюдали за происходящим, а затем отправиться домой к детям. И, возможно, он приедет в следующую субботу.
Поначалу было нелегко. Затем Грета все облегчила. Может они и смогут быть друзьями.
Так он думал, отводя глаза от ее задницы и смотря ей на затылок, когда она вдруг резко остановилась. То, что он увидел, мгновенно заставило его тело напрячься. Она разговаривала с мужчиной, хотя все ее поза выражала отрешенность. Ее голова повернута в сторону, и он увидел, что ее профиль насторожен. Затем к ней подскочил Джемини, положив ладонь на талию, и что-то сказал мужчине, ведя Грету за дверь.
Даже после того, как Грета скрылась за шторой, мужчина продолжал смотреть ей вслед.
Джемини остановился рядом со шторой, обозначая свое присутствие и явно высказывая свое мнение. Мужчина тут же отошел назад к столику.
Хикс наблюдал за ним и видел, как его взгляд устремился на сцену, на которой не было ни души.
В этот момент Хикс заказал еще пива. И устроился поудобней.
На этот раз внимание Хикса было приковано к человеку за столиком с краю. И когда на сцену вернулась Грета, он обнаружил, что его инстинкты, как обычно, не подвели.
Он был так увлечен Гретой, что не заметил. А вот сейчас обратил внимание.
Поэтому он не ушел, послушав пару песен. Он вообще не ушел.