Я тащусь по улице, проклиная всё на свете: скользкий тротуар, пронизывающий ноябрьский ветер и, конечно же, собственную гениальную идею заказать книжную полку через интернет до ПВЗ. Нет, серьезно, о чем я думала? Едва мы с Глебом вернулись от бабушки, мой мозг, затуманенный злостью на соседа, поддался на уговоры внутреннего шопоголика. «Смотри, какая прелесть! – пищал он, тыча виртуальным пальчиком в экран ноутбука. – Напольная полка! Как раз для твоих книг! А какие пижамки, ты только посмотри? Пусть утрется, гад!» И я купилась. Конечно, тогда я не подумала о том, что эту «прелесть» весом в добрых двадцать кило придется переть на собственном горбу.
Коробка, которую мне вынесли в пункте выдачи, оказалась размером с небольшой саркофаг. Парень-работник посмотрел на меня с таким сочувствием, будто провожал в последний путь. Я же, гордо вскинув подбородок, заявила, что справлюсь сама. Ага, как же! Теперь эта картонная громадина норовит вырваться из онемевших рук при каждом шаге, а я пыхчу, как паровоз, и мысленно перебираю все синонимы к слову «ненависть». И вся эта ненависть адресована одному конкретному человеку.
Глебу.
Этому невыносимому, самоуверенному типу, который считает себя пупом земли. Сам же смотрит на меня свысока, называет «мелкой» и «котенком», а потом, когда ему вздумается, хватает за задницу и делает такие пошлые намеки, что у меня горят не только щеки. Лицемер! Думает, раз взрослый, накачанный спецназовец, ему всё можно? Как бы не так! Я ему еще покажу, где раки зимуют. Вот только сначала дотащу этого картонного монстра до дома.
Каждый шаг – пытка. Ледяной ветер пробирается под куртку, заставляя ежиться. Руки, кажется, уже не мои. Они онемели и превратились в два бесполезных отростка. Коробка предательски выскальзывает, а острый угол больно впивается в бедро. Шиплю сквозь зубы, перехватывая ее поудобнее. В голове одна мысль: «Только не уронить». Если я ее уроню, то сяду прямо здесь и разревусь от бессилия и досады.
И всё из-за него! Ребенок я для него? Со мной только в куклы играть можно? Ну да, конечно! А то, что между нами той ночью случилось, это, видимо, игра в «горячо-холодно» была? У-у-у, рогатый!
Вывел меня из себя окончательно! И вот результат – я пру на себе полку весом с меня, потому что в моей комнате нет места для книг, которые я собираюсь забрать из отцовской квартиры. И новые сексуальные пижамки, которые я заказала вместе с полкой, я тоже пру! Да, назло ему! Пусть видит, что я уже давно не ребенок. Пусть сдохнет от желания, невозможности прикоснуться! Вот так вот!
Наконец-то впереди маячит мой подъезд. И, хвала всем богам, лифт сегодня работает. Иначе я бы точно скончалась на лестничной клетке, обняв эту неповоротливую гробину. Кое-как толкая коробку, я загружаю ее в лифт. Поднимаюсь на свой этаж, вытаскиваю ее в коридор и с последним героическим усилием заталкиваю в квартиру.
Хлопаю дверью, прислоняюсь к ней спиной и медленно сползаю на пол.
Всё.
Я дома.
Миссия выполнена.
Тяжело дыша, смотрю на своего картонного врага, лежащего посреди прихожей. Я победила. Но какой ценой? Ноги гудят, руки отваливаются, а злость на Глеба никуда не делась. Наоборот, кажется, она стала только сильнее.
Где он, кстати? Все еще варварски уничтожает мою курицу?
Прислушиваюсь.
Нет, похоже, уже закрылся в своей спальне.
Гад! Хоть бы спасибо сказал!
Переведя дух, я поднимаюсь с пола, скидываю с себя куртку и обувь и начинаю самую сложную часть операции – транспортировку коробки в свою комнату. Волоком, толкая и пыхтя, я преодолеваю эти несчастные несколько метров. Наконец «саркофаг» на месте. А я валюсь на кровать от усталости, раскинув руки в стороны. Сил нет даже на то, чтобы переодеться.
Лежу так минут десять, глядя в потолок и восстанавливая дыхание.
Так, полку я доставила.
Теперь ее нужно собрать.
С энтузиазмом сажусь на кровати и осматриваю коробку. Где-то здесь должен быть разрез. Нахожу, подцепляю ногтем и с треском разрываю картон. Внутри, в пенопластовом плену, лежат детали моей будущей книжной обители. Достаю инструкцию, пару пакетиков с болтами и шурупами и… застываю.
Вот я балда!
Шуруповерт. Или хотя бы отвертка. У меня же нет ничего из этого! Я в своей взрослой и самостоятельной жизни еще не успела обзавестись ящиком с инструментами. Черт!
Разочарованно вздыхаю. Сборка, похоже, откладывается. Ну и ладно, зато у меня есть кое-что для поднятия настроения. Мой взгляд падает на рюкзачок, который я небрежно бросила у кровати, когда втащила коробку. Точно! Мои обновки!
Злость на Глеба и досада от собственной непредусмотрительности уходят на второй план, уступая место девичьему любопытству. Я подхожу к рюкзаку, расстегиваю молнию и достаю оттуда мягкий шуршащий пакет.
С нетерпением разрываю. Мой заказ пришел. И это не одна пижамка, а целый арсенал соблазнения. Первым достаю комплект из алого шелка – дерзкий, почти кричащий. Слишком прямолинейно. Откладываю в сторону. Следующий – нежно-розовый, с милыми рюшами. Мило, но сегодня мне нужно другое оружие. И, наконец, третий. Тот самый. Тонкий, струящийся шелк цвета ночного неба. Коротенький топ на тонких бретельках и крошечные шортики, отделанные по краю черным кружевом. Я прикладываю его к себе. Ткань прохладная и нежная, как прикосновение ветерка. Бинго! Это именно то, что нужно.
Не раздумывая, я стягиваю с себя джинсы и свитер и натягиваю темно-синий комплект. Подхожу к зеркалу. И замираю. Оттуда на меня смотрит незнакомая девушка. Не та Аврора, которую все привыкли видеть, – студентка в футболках оверсайз. А другая. Взрослая, уверенная в себе, сексуальная. Темно-синий шелк выгодно оттеняет светлую кожу, кружево игриво подчеркивает изгибы. Тонкие бретельки открывают плечи, а короткие шортики делают ноги бесконечно длинными.
На моем лице медленно расползается злорадная улыбка. В голове рождается план. Раз уж мне все равно нужна отвертка, почему бы не попросить ее у соседа, прямо вот так? Пусть видит, кого он назвал ребенком! Пусть подавится своими словами! Пусть поймет, что он упустил!
Сердце начинает колотиться быстрее от предвкушения. Немного страшно, да. Но азарт и жажда мести сильнее. Я взбиваю волосы, придавая им легкую небрежность, закусываю губу, чтобы она стала ярче, и, сделав глубокий вдох, выхожу из комнаты.
Коридор кажется бесконечным, хотя до его комнаты всего-то шагов пять, не больше. Ноги становятся ватными, а сердце выбивает бешеный ритм под ребрами. Каждый удар отдавался в ушах оглушительным «ту-дум, ту-дум». Я судорожно сглатываю, чувствуя, как пересохло во рту.
Это похоже на прыжок с парашютом без страховки. Безумно, безрассудно и до дрожи в коленках волнующе. Воздух, казалось, стал плотным и вязким, я с трудом продиралась сквозь него, а в голове набатом бьется одна-единственная мысль: «Не смей трусить, Виленская! Ты сама это затеяла!».
Дверь в комнату Глеба, как всегда, закрыта. Я останавливаюсь перед ней, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Не от страха, нет. От предвкушения. Словно я стою на пороге клетки с тигром, собираясь дернуть его за усы. Рука сама поднимается, но замирает в сантиметре от дерева. Из-за двери донесся приглушенный звук работающего телевизора – кажется, какой-то боевик, судя по выстрелам и взрывам.
Я делаю еще один глубокий вдох, собирая всю волю в кулак, и стучу. Три коротких, отчетливых удара костяшками пальцев. Телевизор за дверью стихает. Слышатся тяжелые шаги. Сердце ухает куда-то в пятки, а потом взмывает вверх, застревая в горле. Поздно отступать.
Замок щелкает. Дверь распахивается.
На пороге стоит Глеб. В одних серых спортивных штанах, висящих так низко на бедрах, что видна V-образная линия мышц, уходящая под резинку. Обнаженный торс, широкие плечи, рельефная грудь…
Я невольно сглатываю, скользя взглядом по кубикам пресса. Он смотрит на меня сонно и немного раздраженно.
– Чего тебе, коте… – начинает мужчина и осекается, как только его взгляд фокусируется. Так и не заканчивает фразу, сглатывает. Кадык на мощной шее дергается. Я слежу за этим движением, и у меня пересыхает во рту.
Он медленно, очень медленно скользит по мне глазами. Сверху вниз. От взъерошенных волос к голым плечам, по тонким бретелькам топа, задерживаясь на выпирающих сквозь тонкий шелк сосках, дальше – по полоске живота, и совсем нагло – на кружевной кромке шортиков. Я чувствую этот взгляд физически, будто Глеб не просто смотрит, а проводит по коже горячими пальцами.
Внутри все скручивается в тугой узел из страха и дикого, пьянящего азарта. Я победила. Первый раунд – точно за мной!
– Не помешала? – выдыхаю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более невинно и беззаботно, даже чуть скучающим. – У тебя случайно не найдется шуруповерт? Или отвертка?
Сосед не отвечает. Просто смотрит. И в этом взгляде – целый ураган. Удивление, злость, недоумение и… желание. Такое неприкрытое, животное, что у меня по спине бежит холодок.
Я вижу, как желваки ходят на его скулах. Он явно приходит в себя, пытается взять под контроль вырвавшиеся на свободу эмоции.
– Есть, – наконец выдавливает он, и голос звучит глухо, как из бочки. – Сейчас принесу.
Глеб делает шаг назад, в свою комнату, но дверь не закрывает. Я остаюсь стоять в коридоре, чувствуя, как дрожат коленки. Но отступать сейчас – значит проиграть. А я настроена на победу. Поэтому, когда он возвращается с инструментом в руке, я делаю шаг ему навстречу и, заглядывая в потемневшие глаза, решаю сыграть на его нервах по-крупному.
– Спасибо, – выдыхаю я, специально понижая голос до интимного шепота. – Кстати, как тебе моя новая пижамка? Достаточно возбуждает?
Его ноздри раздуваются. Взгляд снова проходится по мне, но на этот раз быстрее, злее, голоднее. На губах появляется его фирменная, наглая ухмылка.
– Возбуждает, котенок, – рокочет он, делая шаг ко мне и сокращая расстояние до минимума. – Но знаешь, где бы она смотрелась еще лучше?
Я чувствую жар его тела, улавливаю терпкий мужской запах. Сердце ухает куда-то в пятки.
– Где? – пищу я, понимая, что попала в собственную ловушку.
– На полу у моей кровати.
От такой наглости у меня перехватывает дыхание. Воображение рисует вариации, благодаря которым я могла бы оказаться на его кровати без этой пижамы. И меня бросает в жар. На пару коротких мгновений я теряюсь. Но быстро беру себя в руки. Я не была бы дочерью генерала Виленского, если бы позволила какому-то самоуверенному спецназовцу так легко сбить меня с толку! Я делаю глубокий вдох, возвращаю на лицо самую милую улыбку и наношу ответный удар.
– Отлично, – щебечу я. – Значит, Вадику точно понравится.
Улыбка сползает с его лица моментально. Глаза превращаются в две ледяные щелки. Он смотрит на меня так, что по спине пробегает холодок. Я вижу, как сжимается его челюсть.
– Что ты сказала?
– Говорю, Вадику понравится. Это мой одногруппник, помнишь? Он мне сегодня с учебой помогал. Такой милый, – я специально тяну последнее слово, наблюдая за реакцией Глеба. – У меня, кстати, еще нижнее белье новое пришло, – добиваю я его, – но, думаю, на тебе его тестировать не стоит. Ты и так уже бешеный.
Я забираю из его ослабевших пальцев шуруповерт, стараясь случайно не коснуться мужчины. Разворачиваюсь и, чувствуя на своей спине его прожигающий взгляд, иду к себе в комнату. Дверь, конечно же, не закрываю. Пусть видит. Пусть бесится! Ха-ха!
Я вваливаюсь в свою комнату и только тогда позволяю себе выдохнуть. Сердце колотится, как сумасшедшее, грозя проломить грудную клетку. Ладони вспотели. Но на лице – улыбка победителя. Я сделала это! Я видела его глаза, когда упомянула Вадика. Видела, как в них на секунду полыхнула ревность. Ледяная, злая, собственническая.
А потом… Он, кажется, понял. Понял, что я играю. И в его взгляде промелькнуло что-то новое. Не просто желание, а… азарт. Одобрение. Словно он говорил: «А ты не так проста, котенок. Что ж, тем интереснее».
Эта мысль пьянит похлеще любого шампанского.
Так, ладно, Виленская, хватит витать в облаках. Война войной, а полку собирать кто будет?
Я с энтузиазмом подхожу к картонному саркофагу, который все еще занимает половину моей комнаты. Разрываю остатки скотча и начинаю вытаскивать детали. Разложив все это богатство на полу, беру в руки главный трофей – тяжелый, внушительный шуруповерт Глеба. Соединяю две доски, как показано в инструкции, вставляю в паз болт, приставляю к нему шуруповерт. Нажимаю на кнопку.
Ничего.
Жму сильнее.
Тишина. Только тихий щелчок.
– Да что с тобой не так, жужжащая тварь? – бормочу я, тряся инструмент, словно пытаясь выбить из него все внутренности.
Может, он сломался? Или сел аккумулятор?
Я снова и снова жму на кнопку, меняя угол, силу нажатия. Результат нулевой. Мой боевой пыл начинает стремительно угасать, сменяясь глухим раздражением. Ну вот как так? В самый ответственный момент!
Проходит минут двадцать. Я сижу на полу в окружении деревянных деталей. Все мои грандиозные планы по демонстрации независимости разбиваются о какой-то дурацкий шуруповерт.
– Проблемы, котенок?
Я вздрагиваю от его низкого голоса. Оглядываюсь. Глеб стоит, прислонившись к моему дверному косяку, со стаканом воды в руке. На нем все те же серые спортивные штаны, висящие на бедрах так преступно низко. Он смотрит на меня с откровенной насмешкой, и я готова поклясться, что он не за водой ходил! Он пришел насладиться моим провалом.
– Никаких проблем! – цежу я. – Не видишь, я занята?
– Вижу, – хмыкает этот индюк, делая глоток. Его кадык дергается, и я невольно сглатываю. – Увлекательное зрелище. Ты шуруповерт так доломаешь. Его с предохранителя снять надо, гений инженерной мысли.
Он лениво подходит, забирает у меня из рук инструмент и одним движением большого пальца щелкает маленьким переключателем у кнопки. Снова нажимает.
Шуруповерт оживает, завибрировав у него в руке, как разъярённый шмель. Я смотрю на него во все глаза, чувствуя, как щеки заливает краска стыда. Предохранитель. Конечно.
– Дай сюда, горе-мастер, – он не спрашивает, а просто забирает у меня болт и приставляет инструмент к доске. – Смотри и учись.
Глеб опускается на пол рядом со мной, и его близость мгновенно вышибает весь воздух из лёгких. Я наблюдаю, как под его сильными руками бесформенные доски превращаются в единую конструкцию. Мышцы на его предплечьях напрягаются при каждом движении. Он сосредоточен, серьёзен, и в этой сосредоточенности есть что-то завораживающее.
Я пытаюсь не пялиться, но это выше моих сил. Мой взгляд скользит по мужской широкой спине, по линии плеч, по мощной шее… Именно в этот момент мой телефон, лежащий на кровати, издает короткую трель. СМС. Я нехотя отрываюсь от созерцания и тянусь за ним. Неизвестный номер.
«Аврора, добрый день. Это Зоя Аркадьевна, спа-салон «La Fleur». Мы готовы предложить вам стажировку. Ждем вас послезавтра в десять утра».
Секунда. Две.
Я перечитываю сообщение, не веря своим глазам. А потом из моей груди вырывается победный визг.
– ДА! ДА! ДА! МЕНЯ ВЗЯЛИ!
Я вскакиваю на ноги, забыв обо всем на свете. О Глебе, о полке, о нашей войне. Есть только я и эта маленькая, но такая огромная победа! Я подпрыгиваю на месте, как сумасшедшая, кружусь, размахивая телефоном.
– Я НАШЛА РАБОТУ! СЛЫШИШЬ?! РАБОТУ!
Эмоции захлестывают меня с головой. В порыве радости я, не думая, бросаюсь к единственному человеку в комнате.
Глеб все еще сидит на полу, но краем глаза наблюдает за мной со странным выражением на лице. И я, подлетев к нему со спины, обвиваю его шею руками, крепко обнимая и прижимаясь щекой к его затылку.
Он замирает. Мгновенно. Его тело каменеет, а шуруповерт в руке замолкает. Я чувствую, как напрягаются мышцы его спины подо мной, как он резко втягивает воздух.
И только тут до меня доходит, что я сделала…
Воздух в комнате из веселого и праздничного становится густым, наэлектризованным. Я медленно, очень медленно ослабляю хватку, собираясь отстраниться, извиниться, превратить все в шутку.
Но Глеб не дает.
Он кладет свою ладонь поверх моих сцепленных на его груди рук, не позволяя мне убрать их. А потом медленно поворачивает голову. Наши лица оказываются в паре сантиметров друг от друга.
Глаза мужчины темнеют, превратившись в два черных омута. Насмешка исчезает без следа. Остается только что-то, от чего у меня вмиг перехватывает дыхание.
– Еще раз так сделаешь, котенок, – его голос хриплый, низкий, вибрирующий у меня где-то внутри, – и я за последствия не отвечаю.
Я испуганно отдергиваю руки и отскакиваю назад, как от огня. Не говоря больше ни слова, он заканчивает собирать полку. Каждое его движение отточенное, резкое. Когда последний болт вкручен, он молча отдает мне шуруповерт, разворачивается и выходит из комнаты.
Я остаюсь одна, глядя на свою новую, идеально собранную полку и чувствуя, как до сих пор полыхают щеки.
Какой-то странный вышел день…
А ночь превращается в пытку. Я ложусь в кровать, но сон не идет. Ворочаюсь с боку на бок, простыни кажутся раскаленными, а подушка – каменной. Перед глазами снова и снова встает его лицо. Эти потемневшие глаза, жесткая линия челюсти…
«…я за последствия не отвечаю».
Что Глеб имел в виду? Что бы он сделал, если бы я не отстранилась? Мысль об этом заставляет кровь то стынуть в жилах от страха, то вспыхивать от какого-то запретного, неправильного предвкушения. Я сама затеяла эту игру, сама спровоцировала хищника. И хищник ответил.
Я закрываю глаза, но чувствую фантомное тепло его тела там, где я прижалась к его спине. Чувствую его запах, который, кажется, въелся в воздух моей комнаты. Я провела поединок и, кажется, проиграла вчистую. Ох, кажется, этот мужчина сводит меня с ума.
Я просыпаюсь разбитая, словно всю ночь не спала, а разгружала вагоны. Голова тяжелая. Первым делом прислушиваюсь. В квартире тихо. На цыпочках, боясь спугнуть тишину, я выхожу из комнаты. Дверь Глеба закрыта. Я осторожно тяну за ручку. Пусто. Его кровать идеально заправлена, словно на ней и не спали.
Разочарование бьет под дых. Ушел на работу, даже не попрощавшись. А чего ты ждала, Виленская? Что он придет и разбудит тебя жарким поцелуем? Три раза «ха»!
Злая на саму себя, я иду на кухню за кофе. И замираю.
На дверце холодильника, прилепленный магнитом, висит маленький белый стикер. Записка. Уверенный почерк Савицкого, который я уже успела запомнить. Под рядом цифр, составляющих номер телефона, всего одна фраза, от которой у меня по спине бегут мурашки.
«Котенок, это мой номер. На случай ЧС. Или… если захочется последствий, звони».