Спецназ по соседству

Глава 21 (Глеб)

– Ее надо оттуда забрать, Сот, – рычу я, догоняя Никитоса у нашего микроавтобуса. – Нельзя ее здесь оставлять!

– Ты ебанулся? – смотрит на меня как на больного командир. – Выдыхай.

– Дай мне две минуты. Я зайду за ней, выведу и вернусь.

– И как ты себе это представляешь? Ты зайдешь туда по форме и? Что дальше? Думаешь, она прям-таки послушно взяла и пошла за тобой? А если нет? Вынесешь девчонку силой?

– Если понадобится – вынесу.

– Это гребаное превышение служебных полномочий, мужик! – пытается вразумить меня Ник. – А если кто-то решит, что ты ее похитил? Ты хочешь проблем с начальством? Ладно ты, я уже понял, отпиленный. Мою задницу не подставляй!

Разумно и по фактам. Но меня кроет. Я с трудом контролирую себя и свои эмоции. Еще как только увидел эти жуткие трусы (гордо именуемые некоторыми женщинами шортами) на фото – меня как «двести двадцать» шарахнуло! Взорвало от понимания, что сейчас она такая горячая и полуголая попрется куда-то «с друзьями» и я ни черта не могу с этим сделать. Тупо не имею права. Бессилие разлагает мозг.

За последние два часа я написал Авроре с десяток сообщений и столько же раз набирал. Игнорит, зараза. Ни на одно не ответила! А когда в клубе ее увидел, еле сдержался. Порыв – молча закинуть ее на плечо и выволочь из этой дыры – оказался просто невыносимым. И даже морозный ноябрьский воздух моего пыла не остудил.

Я стягиваю маску на лоб и отвожу Сотникова в сторону.

– Ее надо забрать, – твердо стою на своем.

– Уйми свои гормоны, чувак.

– Она дочь генерала, блять! – давлю на единственный имеющийся у меня рычаг.

– И? Что дальше? – друг непрошибаем. – У нас половина страны: матери, бабушки, сестры, дочери генералов. И что теперь? Всем им запретить свободу действий? Дома закрыть?

– Ты сам знаешь, что этот клуб имеет не самую хорошую славу, Сот. Мы в эту богадельню стабильно раз в месяц выезжаем с обысками. Ты хочешь, чтобы эта дурочка в какую-нибудь историю вляпалась?

– Я хочу, чтобы ты перестал думать членом и врубил мозги! Сегодня мы обшарили весь клуб. Чисто. Ничего нет. Дай девчонке отдохнуть! Всё, садись в тачку. Мы уезжаем, – командует Ник, открывая дверь рядом с водилой.

– Хера-с два я уеду без нее, – скрежещу я зубами.

Парни с нашего отряда уже все загрузились в микрик и с любопытством наблюдают за нашей с Сотой перепалкой. Зная этих придурков, уверен, половина из них уже успела сделать на нас ставки.

– Савицкий, не заставляй меня тебе приказывать! – теряя терпение, рычит Ник. – Загружай свою задницу в машину, и возвращаемся на базу.

– А что, если нет?

– Тогда ты рапорт об увольнении на стол Виленского выложишь быстрее, чем успеешь рассказать о похождениях его дочурки. Потому что наши тебе так напихают за неподчинение, что сесть не сможешь. В машину, живо!

По лицу друга понимаю – он не шутит. И «входить в мое положение» не намерен. Так же понимаю, что этот олень по всем пунктам прав. У меня нет никаких полномочий выводить из клуба Аврору. И никакого права переть против приказа командира отряда. Но, мать твою, кто бы знал, как сильно мне в этот момент хочется дать Сотникову в рожу! Я на мгновение даже решаю, что срать мне на выслугу лет, увольнение с выговором и целый ворох болезненных последствий такой опрометчивости.

На мгновение.

Кулак сжимаю.

Но тут слышу уже на порядок спокойней брошенное Ником:

– Ну давай, Савицкий, подумаем. Ну, сломаешь ты мне нос. Ну, отправишь ты меня на больничный на пару недель. А себе ты жизнь сломаешь, идиот! Из-за какой-то откровенной тупости. Если тебя так сильно парит, что твоя коза здесь, подключим знакомых оперов. Заберут ее. Упакуют. В отделение привезут и под замок посадят до самого утра. Сам лично ее оттуда заберешь. Но вот этого, – кивает на мой кулак Ник, – лучше не делать.

Мы, схлестнувшись взглядами, замолкаем. Стоя посреди пустой, погруженной в темноту улицы, меряемся рогами, как два барана.

Я первый отвожу глаза, признавая свое поражение. На душе так дерьмово, что словами не описать. Понимаю, что моя ревность уже переходит все допустимые границы, но ничего не могу с собой поделать. С недавних пор я до усрачки боюсь Аврору потерять. Черт!

– Садись в машину, дружище, – хлопает меня по плечу Никита.

Сажусь. Дергано, раздраженно, швыряя снятый с башки шлем. Парни присвистывают, кто-то посмеивается, кто-то даже рискует ляпнуть «вот это тебя накрыло, чувак». Я молчу. Я просто, мать твою, затыкаюсь! Иначе рискую сорваться и устроить потасовку. Меня так жестко не ломало со времен старших классов школы. За столько лет службы я привык мыслить здраво и держать свои «хочу» под амбарными замками. Но не сейчас. Не с этой девчонкой. С ней я превращаюсь в неконтролируемого зверя! Потому что знаю, что не моя. И бешусь. Но ни хера не меняю. А должен бы. Уже давно. Сам придурок. Сам виноват.

– Возвращаемся на базу, – кивает Ник и закрывает дверь автобуса. Занимает место на переднем пассажирском сидении, отдавая приказ нашему водителю выдвигаться.

Я стягиваю с головы балаклаву и снимаю с плеча автомат. Раш, сидящий напротив, сочувственно вскидывает кулак в жесте «крепись». Я лишь мажу по нему взглядом, отворачиваясь к окну.

И, проклятье, лучше бы я этого не делал! Именно в этот момент к клубу подгребает трое высоких спортивных парней. Дружбаны о чем-то переговариваются и ржут. Едва успевают притормозить рядом с вышибалами на фейс-контроле, как двери в эту богадельню распахиваются, и на улицу выскакивают… девчонки. Мой мозг узнает эти ноги в коротких шортах и ботинках на высокой подошве за доли секунды.

– Тормози! – резко дернувшись вперед, хлопаю водилу по плечу. Тачка со скрежетом шипов встает на обледенелом асфальте.

– Савицкий, какого хера ты опять творишь? – выругивается Ник.

Я его выпад игнорирую, впившись взглядом в разворачивающуюся у клуба картинку. Аврора со своей подружкой выходят навстречу этой троице парней. Обе – в минус десять – без курток. Дурынды! Обе с улыбками до ушей. Компания максимально по-свойски здоровается. Я сжимаю кулаки, скрепя кожаными перчатками.

Аврора вежливо, едва касаясь, приобнимает двоих парней, а вот при встрече с третьим мой котенок кокетливо отводит прядь волос за ухо и позволяет этому придурку в темно-зеленой парке прижать ее к себе под бок. Совсем не по-дружески! Она смотрит на него снизу вверх как-то уж больно наивно и доверчиво, с такой улыбкой, что за нее и душу дьяволу можно продать. У меня за грудиной взрываются петарды. Гением быть не надо, чтобы понять – ей симпатичен этот перец. И сейчас он наклоняется и касается своими губашлепками нежного ушка моей девчонки. Она смущенно хихикает. У меня внутри все горит и плавится от безумной, первобытной, слепой ревности!

Из моего рта вылетает заковыристое ругательство. Я едва удерживаю свою задницу на месте, продолжая делать вид, что не слышу веселый гогот и улюлюканье мужиков. Но на моменте, когда трое парней вместе с девчонками заходят в клуб, я ломаюсь окончательно. Я забиваю на всё и вскакиваю с места, со всей дури откатывая дверь. Планирую выскочить, догнать и забрать ее отсюда к чертям собачьим! И лишь в последний момент слышу обреченно брошенное Сотой:

– Форму сними, придурок, а потом шлепай куда тебе вздумается.

Я с армейской скоростью снимаю броник и черную куртку с нашивками отряда. Кидаю Рашу. Остаюсь в тонкой черной футболке. Не чувствуя холода, перебегаю две полосы дороги, широким шагом топая ко входу в заведение.

Уже на подходе оглядываюсь на звук сопровождающих меня шагов. Никитос чешет за мной следом. Тоже в одной футболке и штанах, избавившись от всех опознавательных знаков. Если сильно не анализировать, то никто и не поймет, что мы из тех, кто десять минут назад обысками кошмарил посетителей.

– Ты-то куда прешь? – бросаю недружелюбно. – И без тебя справлюсь.

– На стреме постою, пока ты морды этим трем качкам бить будешь.

Скептически смотрю на друга.

Он хмыкает весело, по-пацански.

– А как же «напихать за неподчинение», товарищ командир? Не ты ли тут недавно распылялся?

– О, это обязательно. Только на базу вернемся, как в армии, отправлю драить сортир до тех пор, пока из него пить нельзя будет, майор. А пока я добрый, давай, действуй. Спасай свою принцессу. Я прикрою. Как всегда, – тянет руку друг.

– Принято, – ухмыляюсь я, пожимая его ладонь.