Спецназ по соседству

Глава 3

Мозг плавится. Медленно, тягуче, будто сыр на пицце, которую забыли в микроволновке. Кто-то словно взял огромные наушники, надел их прямо на мою черепную коробку и включил на полную громкость саундтрек к персональному апокалипсису. Тяжелые гитарные риффы вгрызаются в подкорку, барабаны отбивают бешеный ритм прямо по вискам, а чей-то истошный, нечеловеческий вопль, который, видимо, считается вокалом, пытается вырвать мою душу из тела через ушные раковины.

Я резко распахиваю глаза. За окном беспросветная серость, достойная лучшего фильма о конце света. Сквозь щель в шторах сочится хмурый, безрадостный свет осеннего утра. Нащупываю телефон на тумбочке, экран обжигает сетчатку. Семь двадцать.

Семь. Двадцать. Утра!

Твою мать!

Я легла в пять. Поспала чуть больше двух часов. Двух жалких, несчастных часов! После ночи, которую я провела, слушая, как мой сосед устраивает в своей комнате филиал Содома и Гоморры.

Рычание, которое вырывается из моей груди, могло бы напугать стаю голодных волков. Все. Хватит. Предел моего ангельского терпения был достигнут еще вчера, когда этот полуголый Аполлон читал мне лекцию о правилах общежития. Сегодняшний утренний концерт – это уже объявление войны.

Я пулей вылетаю из кровати, на ходу натягивая шорты и футболку. Волосы спутаны, под глазами наверняка залегли огромные тени, но мне плевать. Сейчас я – фурия, богиня мщения, и моя единственная цель – заставить эту адскую шарманку замолчать. Навсегда.

Выскакиваю в коридор. Звук становится еще громче, он идет не из его комнаты, а… из ванной. И сквозь грохот металла я слышу шум воды. То есть это чудовище не просто решило разбудить весь дом, оно еще и наслаждается утренним душем под аккомпанемент группы, явно призывающей сатану.

Внутри меня все закипает. Подлетаю к двери ванной и со всей силы барабаню по ней кулаком. Дерево гулко отзывается, но на фоне музыки мой стук – что слону дробина.

– Эй! Тут занято! – раздается из-за двери его приглушенный, до омерзения спокойный голос.

– Я знаю, что занято! – ору я в ответ, срывая голос. – Выруби свою шарманку! Людям спать надо!

Секундная пауза. Я уже почти верю в чудо, в то, что в нем проснулась совесть. Но вместо тишины музыка просто продолжает звучать с той же наглой, монотонной громкостью. Для кого-то другого она, может, и не показалась бы оглушающей, но для моего невыспавшегося мозга и обостренного слуха – это настоящая пытка. Глухие басы проникают сквозь стену, будто ввинчиваясь мне прямо в виски.

– Ты издеваешься?! – кричу я, и мой голос тонет в очередном гитарном риффе.

Он издевается, точно вам говорю! Нагло, открыто, получая удовольствие от моей беспомощности. Со злости, уже не соображая, что делаю, я со всей дури пинаю дверь ногой.

– Ай! – шиплю сквозь зубы.

Боль простреливает от большого пальца до самого колена. Отличное начало дня: невыспавшаяся, злая и с ушибленным пальцем. Прихрамывая, отскакиваю от двери и в бессильной ярости смотрю на нее. Ноль реакции. Он просто игнорирует меня, продолжая поливаться водой и «наслаждаться» музыкой.

Я стою под дверью еще минут десять, чувствуя, как дергается глаз. Все, хватит. С этим животным нельзя по-человечески. Значит, будем действовать его же методами. Мой коварный план требует немедленных корректировок. В голове рождается идея. Дерзкая, мстительная и совершенно гениальная в своей простоте.

Разворачиваюсь и, хромая, иду в гостиную. Распахиваю настежь огромное окно, впуская в квартиру промозглый питерский ноябрь. Ледяной ветер тут же врывается внутрь, задирая шторы и пробегая по коже колючими мурашками. Отлично. Иду в его комнату – то же самое. Сквозняк гуляет по квартире, как у себя дома. Идеально. И жутко холодно. Ежась, я прошмыгнула в свою комнату, схватила с кровати толстый плед и, вернувшись в коридор, закуталась в него, как в кокон.

Теперь, когда он, распаренный после горячего душа, выйдет в этот ледник, его ждет незабываемый экспириенс. Может, хоть воспаление легких научит его уважать соседей.

С чувством глубокого удовлетворения я возвращаюсь к ванной. Сажусь на пол, прислонившись спиной к стене, обнимаю колени и жду. Я готова ждать сколько угодно. Теперь это дело принципа.

Минут через пятнадцать, которые кажутся вечностью, музыка в ванной наконец стихает. Еще через пять дверь со скрипом открывается, и на пороге появляется он. Снова в одном полотенце, небрежно обмотанном вокруг бедер. Мокрые темные волосы в беспорядке, на широкой груди и плечах блестят капли воды. И смотрит на меня сверху вниз с откровенной, неприкрытой насмешкой.

Ледяной сквозняк пробегает по его коже морозными иголками, но, кажется, совсем его не смущает. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Черт бы его побрал!

– Наслаждаешься утренней свежестью, котенок? – спрашивает он хриплым голосом, легко перешагивая через мои вытянутые ноги, будто я нелепое препятствие, мусор на его пути. – Впрочем, правильно, холод способствует сохранению упругости кожи. Морщин меньше будет.

– Мне двадцать, придурок! У меня нет морщин!

– Правда? А я думал, это чудодейственный ботокс и кровь девственниц.

Я молча провожаю его убийственным взглядом. Козел! Так и хочется вцепиться в это полотенце и сдернуть его к чертям. Накинуть на его мощную шею и душить, душить, душить! Но я сдерживаюсь. Сосед скрывается в своей комнате, и я слышу, как щелкает замок.

Поднимаюсь с холодного пола, ощущая, как затекло все тело. Закрываю окна, но воздух в квартире еще долго остается стылым и неуютным. Война войной, а замерзать самой в мои планы не входит.

Весь следующий час я собираюсь в институт как в тумане. Тело ломит от недосыпа, голова гудит. В зеркале на меня смотрит бледный зомби с красными глазами и клоком волос на голове. Кое-как приведя себя в подобие человека, я выхожу из квартиры, молясь всем богам, чтобы не столкнуться с соседом снова.

В деканате я, не раздумывая, пишу заявление о переводе на заочное отделение. Девушка-секретарь удивленно поднимает на меня брови – одна из лучших студенток потока добровольно уходит с очного? Но я непробиваема. Это решение созрело давно, а вчерашний день стал последней каплей. Я больше не хочу зависеть от отца. Ни от его денег, ни от его контроля. Я справлюсь сама. Найду работу, буду платить за эту чертову комнату и учебу. Докажу. И ему, и себе.

После обеда возвращаюсь домой. С замиранием сердца открываю дверь, но квартира пуста. Тишина. Блаженная, оглушительная тишина. Кажется, мой мучитель куда-то свалил. Наверное, на свою работу – людей пытать или что он там делает.

Внезапно чувствую дикий голод. Вчерашний стресс и сегодняшний недосып требуют немедленной компенсации. И я решаю сделать то, что всегда успокаивает мои нервы – готовить. А готовить я буду не что-нибудь, а борщ. Густой, наваристый, настоящий, как был у мамы.

Я раскладываю продукты, включаю на телефоне свой любимый плейлист – тихий, спокойный инди-рок, полная противоположность утреннему металлическому аду. И погружаюсь в процесс. Шинкую капусту, натираю свеклу, обжариваю лук с морковкой… Ароматы смешиваются, наполняя кухню уютом. Я чувствую, как напряжение медленно отпускает.

Через полтора часа передо мной стоит целая кастрюля рубинового, дымящегося совершенства. Я наливаю себе полную тарелку, добавляю ложку сметаны и, устроившись за столом, с наслаждением ем. Доев, я тщательно вымыла за собой посуду. Все должно быть идеально. Это ведь и моя кухня тоже.

Закончив с делами, я иду к себе. Плюхаюсь на кровать, беря в руки телефон, и передо мной открывается жестокий мир поиска работы. «SMM-менеджер в ритуальное агентство», «Копирайтер для онлайн-магазина интим-товаров», «Оператор колл-центра по продаже чудо-пылесосов». От таких перспектив хочется выть. Я пролистываю страницу за страницей, отправляю резюме на более-менее приличные вакансии, но с каждым кликом веки тяжелеют. За окнами окончательно темнеет, и мои глаза начинают слипаться, строчки плывут перед глазами. В какой-то момент я просто отключаюсь; пальцы разжимаются, и телефон безвольно падает на одеяло…

На следующее утро, напевая под нос какую-то веселую мелодию, я в предвкушении шлепаю на кухню. Сейчас сделаю себе кофе, пару бутербродов, и утро будет идеальным. Подойдя к холодильнику, я распахиваю дверцу и… застываю. Моя кастрюля, которую я вчера предусмотрительно убрала на верхнюю полку в холодильник, стоит совсем не там, где я ее оставила. Сердце тревожно екает. Дрожащей рукой тянусь к ней, поднимаю крышку.

А она почти пустая. На дне сиротливо плещется пара половников супа.

В голове на секунду становится пусто. Может, я сплю? Может, это галлюцинация, вызванная остатками вчерашнего стресса? Я закрываю и снова открываю глаза. Нет, картина все та же. Борща нет.

Медленно закрываю дверцу холодильника. И вижу его. Маленький белый листочек, прилепленный магнитом. Дрожащими руками срываю его. Кривой мужской почерк, всего три слова.

«Спасибо, было вкусно. Г.»

Во мне все закипает в ту же секунду. Кровь приливает к лицу. Ярость, которую я испытываю в этот момент, не сравнима ни с чем.

Это не просто злость. Это цунами. Это извержение Везувия.

Этот… этот варвар! Этот пещерный человек! Он сожрал. Весь. Мой. Борщ! Кастрюлю борща, которую я сварила на несколько дней!

Не помню, как долетаю до его двери. Кулаки сами начинают колотить по дереву с такой силой, что, кажется, я сейчас пробью в нем дыру.

– Эй! Ты! А ну открой!

Дверь распахивается так резко, что я едва успеваю отскочить. На пороге стоит мужчина. Заспанный, взъерошенный, в одних боксерах, которые сидят на нем так, что лучше бы он снова был в полотенце. Трет глаза и смотрит на меня мутным взглядом.

– Ты сожрал мой борщ! – визжу я, тыча пальцем в его наглую грудь.

Он зевает, прикрывая рот ладонью, и лениво смотрит на меня.

– Не «эй», а Глеб. Запомни, котенок, – его голос хриплый ото сна. – И не сожрал, а продегустировал. Ты вкусно готовишь, мелкая.

– Я могла неделю это есть! – во мне все клокочет, эмоции переполняют. Еще чуть-чуть, и я точно за себя не отвечаю. Прибью скотину!

– Не могла, – он лениво облокачивается на дверной косяк, и его взгляд становится насмешливым. – Он бы испортился. Я спас тебя от пищевого отравления. Можешь не благодарить.

И он захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Я стою в коридоре, глядя на закрытую дверь, хватая ртом воздух, и чувствую себя полной идиоткой. Он опять победил. Легко, играючи, даже не проснувшись толком.

Возвращаюсь на кухню, срываю с холодильника его издевательскую записку, комкаю и швыряю в мусорное ведро. Все. Хватит. Разговоры с ним бесполезны. Он понимает только язык силы. Или… язык правил. Только на этот раз правила буду устанавливать я.

Топаю в свою комнату, хватаю лист бумаги со стола, ручку и начинаю писать. Эмоции хлещут через край, превращаясь в строчки на бумаге.

«ПРАВИЛА СОВМЕСТНОГО ВЫЖИВАНИЯ В КВАРТИРЕ»

МУЗЫКА: Прослушивание музыки в наушниках – приветствуется. Прослушивание музыки через колонки с 23:00 до 10:00 – карается всеми видами бытовых диверсий.

ВАННАЯ: Утренние концерты в душе запрещены. График посещения ванной комнаты будет составлен и вывешен дополнительно. Нарушение графика равносильно объявлению войны.

ЕДА: Моя еда – это МОЯ еда. Поедание чужой еды без разрешения приравнивается к воровству в особо крупных размерах (особенно борща!). Наказание – смерть.

ГОСТИ: Ночные гости женского пола, издающие громкие звуки, должны быть обеспечены кляпами. В противном случае, я оставляю за собой право включать сигнализацию или вызывать экзорциста.

ЧИСТОТА: Разбрасывать свои полотенца и прочие части туалета по квартире запрещено. Грязная посуда в раковине дольше часа – повод для вызова санэпидемстанции.

Перечитываю список. Выглядит внушительно. Почти как декларация независимости. С чувством выполненного долга подхожу к холодильнику и с силой пришпиливаю свой манифест несколькими магнитами. Вот так. Теперь это официальный документ. Территория размечена.

Я поворачиваюсь, чтобы с победным видом удалиться в свою комнату, и застываю на месте.

Дверь его комнаты открыта. Он стоит, прислонившись к косяку, скрестив руки на своей мощной груди. На нем уже джинсы и серая футболка, обтягивающая рельефные мышцы. И он смотрит. Смотрит на меня. На его губах играет ленивая, издевательская ухмылка.

– Развлекаешься, котенок?