Спецназ по соседству

Глава 2

Дует? У него, видите ли, дует! А у меня сейчас из ушей пар повалит, и я взорвусь к чертовой матери прямо здесь!

Мозг, до этого пребывавший в анабиозе от шока, медленно перезагружается. Так. Незнакомый. Полуголый. Мужик. В моей квартире.

Первая мысль – маньяк. Вторая – вор. Третья, самая безумная – он перепутал квартиры. Хотя какая разница? Он здесь, а его здесь быть не должно!

Телефон, сиротливо лежащий на полу, вдруг оживает, и из него доносится искаженный голос Ирки:

– Рори? Аврора, ты где? Что за мужик?

Я машинально тянусь к нему, но наглец оказывается быстрее. Он лениво наклоняется, и я вижу напрягшуюся широкую спину, каждый мускул которой, кажется, живет своей жизнью. Не сводя с меня насмешливого взгляда, он подхватывает мой мобильный и сбрасывает вызов.

– Ты что себе позволяешь?! – наконец прорывает меня. Голос срывается на какой-то жалкий писк.

– Избавляю себя от лишних свидетелей, – ухмыляется он, небрежно швыряя мой телефон на тумбочку в прихожей. – Не люблю, когда подслушивают.

Эта наглость становится последней каплей. Страх испаряется, уступая место праведному, всепоглощающему гневу. Я сбежала из-под отцовского контроля не для того, чтобы какой-то самодовольный качок разгуливал по моему дому в одном полотенце!

– Какого черта вы делаете в моей квартире?! – визжу я, оглядываясь в поисках оружия. Взгляд падает на швабру, одиноко стоящую в углу. Идеально. Я хватаю ее, выставляя перед собой, как копье. – А ну пошел вон отсюда! Я сейчас полицию вызову!

Он даже бровью не ведет. Просто облокачивается плечом о стену, скрещивает на своей невероятной груди руки и с откровенным весельем наблюдает за моей истерикой.

– О, ну привет, соседка, – тянет он, и в его голосе сквозит неприкрытая издевка. – А я уж думал, не дождусь. Дана Львовна предупреждала, что ты будешь… впечатлительной.

Соседка? Какая, к дьяволу, соседка? У меня затуманивается в голове. Может, я сплю? Может, это все – идиотский сон, вызванный стрессом? Или галлюцинации? От недостатка кислорода после пешей прогулки на пятый этаж с утяжелением?

– Какая еще соседка?! – выпаливаю я. – Это МОЯ квартира! Я за нее заплатила! Я здесь живу! Одна!

Он медленно качает головой, будто разговаривает с умственно отсталой.

– Странно, Львовна сказала, что девочку нашла умную, спокойную, вежливую, опять же. Слушай, а ты точно не ошиблась квартирой? – усмехается полуголый подлец.

– Да ты… да я… – начинаю от злости хватать ртом воздух. – Р-р! Ты мне зубы не заговаривай! – делаю я тычок шваброй в воздухе.

Мужик присвистывает, но инстинктивно делает шаг назад.

– Ты договор вообще читала, буйная?

– Разумеется, читала!

– Через абзац?

– Как положено! И там ни слова не было про полуголого нахала, имеющего право принимать в моей квартире ванную!

– Уверена? Потому что я уверен, что именно такой пункт в нашем договоре есть.

– Нашем? Это только мой договор! Сейчас! – грозно обещаю я. – Сейчас я тебе его покажу!

С грохотом бросаю швабру, та тут же падает, едва не задев меня по ноге. Не обращая на это внимания, я подлетаю к своей сумке, брошенной на кухонный стол, и начинаю лихорадочно в ней рыться. Где же эта чертова папка? Вот она!

Выхватываю мятые листы, сложенные вдвое, и почти бегом возвращаюсь к незнакомому засранцу, который до сих пор стоит у двери в ванную и светит своим отвратительно рельефным торсом. Так светит, что я чувствую, как начинаю слепнуть!

– Вот! Смотри! Договор аренды! На мое имя! – Я тычу ему бумагой почти в нос, но мужчина даже не смотрит. Его взгляд прикован к моему лицу, и в нем столько насмешки, что мне хочется его ударить.

– Ты сама-то посмотри, умница. Внимательно. Особенно пункт один, точка три, – спокойно произносит он.

Я хмурюсь, не понимая, к чему он клонит. Опускаю взгляд на бумагу, пробегаю глазами по строчкам… и застываю.

Пункт один, точка три: «Арендатору предоставляется в пользование изолированная жилая комната номер два, а также места общего пользования (кухня, санузел, коридор) на условиях совместного проживания с другим арендатором».

Комната. Номер. Два.

Совместного. Проживания.

Кровь медленно отхлынула от лица, уступая место ледяному ужасу. В ушах зашумело. Я вспоминаю свой восторженный треп по телефону с Иркой… «Двухкомнатная, представляешь! Цена – просто подарок!».

Подарок. Троянский конь, а не подарок! С огромным, полуголым, наглым сюрпризом внутри.

– Ты облажалась, детка, – его голос звучит насмешливо. – Нужно было внимательнее слушать, когда хозяйка говорила про «вторую комнату для второго жильца», а не хлопать ресницами и радоваться, как ребенок конфете.

Он неодобрительно качает головой и проходит мимо меня на кухню так близко, что меня обдает волной тепла от его тела и запахом мужского геля для душа – что-то терпкое, с нотками цитруса.

Я замираю, вжавшись в стену, чтобы не коснуться его. Это просто как-то сюр! Мужчина движется с ленивой грацией, абсолютно уверенный в себе и в своем праве здесь находиться. Полотенце на его бедрах качнулось, на мгновение приоткрыв линию загорелой кожи. Я невольно сглатываю и тут же злюсь на себя за эту предательскую реакцию. Он открывает холодильник и достает бутылку воды. Со щелчком откручивает крышку. Жадно пьет, запрокинув голову. Я, завороженная, слежу за тем, как ходит его кадык, как напрягаются мышцы на мощной шее. Одна капля срывается с его губ и медленно скользит вниз: по шее, к ключице, где и пропадает. И от этого простого зрелища у меня почему-то пересыхает во рту. Ну почему он такой горячий?!

– Значит так, мелкая, – вытирает губы тыльной стороной ладони мой, к сожалению, похоже, сосед и ставит бутылку на стол. – Правила нашего общежития простые. Ванная по утрам с семи до восьми моя. На кухне за собой убираешь сразу, срач я не терплю. А также никаких волос в сливе ванной и гор ваших бабских пузырьков на всевозможных горизонтальных поверхностях. По ночам не шуметь – мне нужно высыпаться. И да, я иногда привожу девушек, так что если услышишь стоны из моей комнаты – не пугайся, это не привидения и бежать спасать меня не нужно. А то знаю я вас таких… сердобольных.

Он смотрит на меня в упор. Я стою с этим идиотским договором в руке, не в силах вымолвить ни слова. Унижение. Вот что я чувствую. Жгучее, всепоглощающее унижение. Я сбежала от диктатуры отца, чтобы попасть в казарму к этому…

Как его, кстати, зовут?

– Что-то неясно? – требовательно спрашивает объект мужского рода без имени и одежды.

Я мотаю головой. Все мне ясно. Ясно, что я дура! Наивная, доверчивая дура, которая попала в самую идиотскую ситуацию в своей жизни!

Мужчина удовлетворенно кивает, разворачивается и направляется в ту самую комнату, что рядом с моей, в которую я не смогла попасть. Сейчас дверь туда приоткрыта. Видимо, это и есть звериное логово.

Я остаюсь одна посреди разгрома в прихожей и руин своей мечты о свободе. Хочется сесть на пол и разреветься. Но я не могу. Не при нем. Я слышу, как он закрывает за собой дверь.

Стиснув зубы, скидываю куртку и начинаю убираться. Собираю апельсины, вытираю лужу остатками своего достоинства. Затем, не разбирая, заталкиваю пакеты с продуктами в свою комнату и захлопываю дверь, поворачивая ключ в замке.

Я прислоняюсь спиной к холодной двери и медленно сползаю на пол. Тишина. Только сейчас я осознаю весь масштаб катастрофы. Что мне делать? Звонить хозяйке? Устраивать скандал? А смысл? В договоре все четко прописано. Я сама его подписала.

Съехать? А куда? Деньги отданы за месяц вперед плюс залог. Новых у меня нет. Возвращаться к отцу с поджатым хвостом? Никогда. Это будет означать полное и безоговорочное поражение.

Значит, придется терпеть. Жить здесь, деля ванную, кухню и воздух с этим… чудовищем. Сексуальным, но чудовищем!

Я сижу на полу, обхватив колени руками, и пытаюсь переварить новую реальность. Тело бьет мелкая дрожь, а к горлу подкатывает тошнота. Перед глазами на секунду всплывает лицо отца – строгое, осуждающее, с этой его кривой ухмылкой, которая всегда означает: «Я же говорил». Нет. Я не доставлю ему такого удовольствия. Я выдержу! Я сильная! По крайней мере, я очень хочу в это верить…

Весь оставшийся день я провожу в своей комнате, как заключенная. Сильно быстро моя свобода схлопнулась, словно наткнувшийся на ветку мыльный пузырь. Механически разбираю сумки, раскладываю по полкам свои немногочисленные вещи. Старый плюшевый медведь, пара любимых книг, стопка тетрадей. Все это кажется таким чужим в этих стенах, в этой новой, враждебной жизни. Я не выхожу даже на кухню, боясь столкнуться с ним. Хотя это совершенно алогичный и глупый страх. Но голод не чувствуется, в желудке до сих пор тугой комок из злости и отчаяния. Надо же было так проколоться!

Вечером, когда за окном окончательно темнеет, я, измотанная эмоционально и физически, просто падаю на кровать. Зарываюсь под тонкое одеяло, сворачиваюсь калачиком, мечтая лишь об одном – уснуть и забыться. И, на удивление, засыпаю почти мгновенно.

Тяжелый, без сновидений сон обрывается резко, будто меня выдернули из вязкой темноты за волосы.

Просыпаюсь я посреди ночи от странных звуков. Я лежу неподвижно, пытаясь понять, что не так. Тишина. Но тишина неправильная, звенящая, напряженная. И тут же слух режет протяжный, томный стон. Женский.

Я замираю, вслушиваясь. Сердце ухает куда-то в пятки. Стон повторяется, теперь к нему добавляется низкий, рычащий мужской голос и ритмичный скрип кровати. Звуки доносятся из-за стены. Из его комнаты. Да ну нет!

Щеки вспыхивают огнем. Он что, не шутил? Этот придурок притащил девушку? И они там… прямо сейчас…

От осознания теперь огнем полыхают не только мои щеки, но я вся! Зажимаю уши руками, но это не помогает. Стены в этой квартире, кажется, сделаны из картона. Я слышу все. Каждый вздох, каждый вскрик, каждый шлепок. Это унизительно. Это отвратительно! Это настолько интимно, что мне хочется испариться, провалиться сквозь землю, лишь бы не быть невольной слушательницей.

Я натягиваю подушку на голову, вжимая ее в уши до боли, пытаясь отгородиться от этого звукового порнофильма. Но стоны проникают даже сквозь нее, въедаются в мозг, рисуя картины, которые я совсем не хочу видеть. Ее приглушенные крики, его хриплые, властные команды. Это продолжается, кажется, целую вечность. Бесконечный саундтрек чужого удовольствия и моего личного ада. Заканчивающийся таким протяжным и громким женским «а-а-а», что мои уши сворачиваются в трубочку.

Когда все наконец стихает, я еще долго лежу без сна, глядя в темный потолок невидящими глазами. В ушах стоит звенящая тишина, которая кажется еще более оглушительной, чем недавние звуки. Унижение медленно отступает, уступая место чему-то другому. Холодной ярости. Он сделал это специально. Он знал, что я все услышу! Вот же… придурок!

До самого утра я так и не смогла сомкнуть глаз. Лежала и слушала тишину, которая теперь казалась оглушительной. А когда за окном забрезжил серый, безрадостный рассвет, в моей голове созрел план. Четкий. Дерзкий. Идеальный.

Он думает, что победил? Что я буду сидеть в своей комнате, как испуганная мышка?

Что ж, он очень сильно ошибается. Это была его первая и последняя победа. Война только начинается. И я в ней проигрывать не собираюсь!