Домой со смены я возвращаюсь выжатый как лимон. Сутки на ногах, пара выездов, отработка нормативов в зале – и вот я уже не бравый спецназовец, а уставший мужик, мечтающий только об одном: рухнуть на кровать и провалиться в небытие.
Ключ в замке поворачивается привычно легко. Захожу в прихожую. Тишина. Гробовая. Кроссовок Авроры нет, куртки тоже. Значит, свалила. И куда ее, спрашивается, понесло с самого утра? Хотя догадаться нетрудно.
Прохожу на кухню, надеясь найти хоть что-то съедобное. Взгляд цепляется за холодильник. На нем, среди ее дурацких розовых стикеров, сиротливо прилеплен мой. Усмехаюсь. Последствий соседка, видимо, пока не захотела. А вот ЧС…
Я ведь не просто так ей номер оставил. Знал же, куда Аврора намылилась. В «Элитный спа-салон La Fleur», твою мать. Я это название еще пару недель назад у оперов слышал. Обычный притон под прикрытием. Не бордель в прямом смысле слова, но эротический массаж с «дополнительными услугами» там практикуют. Место, где богатые дяденьки могут расслабиться, не боясь огласки. И куда точно не стоит соваться наивной двадцатилетней девочке в поисках первой работы.
Я ей намекал. Говорил, что место так себе. Но эта упертая коза, естественно, меня не послушала. Ну и черт с ней. Пусть учится на своих ошибках. Шишки – лучший учитель. Иногда полезно разок окунуться в дерьмо, чтобы потом ценить чистый воздух.
Вспоминаю, как Рори радовалась позавчера, когда я собирал ей эту дурацкую полку. Как в порыве эмоций обняла меня со спины. Крепко, доверчиво, мило. И от этого воспоминания внутри неприятно колет чувство вины. Язык не повернулся тогда сказать ей всю правду в лицо, испортить этот момент. Решил, пусть сама.
Разочарованно вздыхаю. Жрать хочется дико, а готовить нет ни сил, ни желания. Распахиваю холодильник. Пусто. То есть не совсем. Полки заставлены ее контейнерами, кастрюльками и баночками, обклеенными розовыми бумажками с гордой надписью «МОЕ». А моего там – только початая пачка старого кетчупа и одинокий сморщенный лимон.
– Ну и хрен с тобой, жадина, – бормочу я и, захлопнув дверцу, бреду в свою комнату.
Падаю на кровать прямо в одежде и отключаюсь.
Просыпаюсь от настойчивой вибрации телефона. Он надрывается на тумбочке уже, кажется, целую вечность. Разлепляю глаза. За окном – серый, безрадостный полдень. На экране высвечивается «Неизвестный номер». Сбрасываю вызов. Спать хочется больше, чем разговаривать с непонятно кем. Но телефон не унимается. Снова и снова.
– Да твою мать! – рычу я, принимая вызов. – Алло!
– Глеб? – раздается в трубке тихий, срывающийся шепот. – Глеб, это я, Аврора…
Я моментально сажусь на кровати. Сон как рукой сняло. Кровь стынет в жилах от одного только тона ее голоса.
– Что случилось? – спрашиваю резко, уже вскакивая с кровати.
– Забери меня, пожалуйста… – ее голос дрожит, она всхлипывает. – Я… я в туалете заперлась. Мне страшно. Не знала, кому еще позвонить…
– Адрес! – требую я, хотя и так знаю, куда ехать.
Пульс бьет в висках. Холодный, липкий страх прошивает насквозь. Не за себя. За нее. Это ощущение – чужое, дикое, оно скручивает внутренности в тугой узел. И следом, вытесняя все, поднимается ярость. Если хоть одна сволочь ее пальцем тронула…
Она всхлипывает и называет адрес «спа-салона».
– Жди. Никуда не выходи. Я буду через пятнадцать минут.
Я не спрашиваю, что произошло. Сейчас не до этого. Разберемся на месте. Хватаю ключи, куртку и вылетаю из квартиры.
Всю дорогу до этого гребаного салона я давлю на газ, матерясь сквозь зубы. И на нее, дуру упрямую, и на себя, идиота, что не остановил. В голове прокручиваются самые хреновые сценарии. Что, если ее кто-то обидел? Тронул? Запер? Если с ней что-то случилось, я этот салон по кирпичику разнесу, твою мать!
Я паркуюсь, вылетаю из машины и набираю ее номер.
– Выходи. Я у входа.
Дверь салона распахивается, и оттуда пулей вылетает котенок. Бледная, с красными от слез глазами, в своей дурацкой куртке. Она видит меня и, не сбавляя скорости, бросается ко мне. Врезается так, что у меня на мгновение сбивается дыхание. Запускает ледяные ладони под мою расстегнутую куртку, крепко цепляясь за меня, и утыкается лицом мне в грудь, сотрясаясь от рыданий.
Я инстинктивно обнимаю в ответ. Крепко. Прижимаю к себе это маленькое, дрожащее тельце. Чувствую, как ее слезы пропитывают мою футболку. Осторожно запускаю пальцы в ее мягкие, пахнущие чем-то сладким волосы. Глaжу по затылку, пытаясь унять ее дрожь.
– Тише, – пытаюсь я успокоить девчонку, мой голос звучит хрипло. – Все хорошо. Я здесь. Что случилось?
Но она только сильнее вжимается в меня, мотая головой.
– Аврора! – поддавливаю интонациями.
– Там… там… – лепечет она, задыхаясь. – Она ему… А он… Я видела! Это не салон, Глеб! Это бордель! – почти выкрикивает девчонка.
Я закатываю глаза. С прибытием на землю, детка!
Однако облегчение затапливает с головой. Жива. Не тронули. Просто испугалась.
Веду ее к машине, открываю пассажирскую дверь. Аврора послушно садится, продолжая всхлипывать. Сам устраиваюсь за руль и поворачиваюсь к девушке. Она сидит, вжавшись в кресло, и смотрит в одну точку невидящим взглядом. Пальцы сжаты в кулаки так, что костяшки побелели. Вся такая потерянная, растрёпанная и шокированная. Как будто вообще впервые в жизни узнала, что бывает секс за деньги. Увы, но такого дерьма достаточно. Сколько раз мы с отрядом выезжали на точки, где откровенно занимались проституцией – не сосчитать уже. Здесь хоть это дело под «спа-салон» качественно так загримировали.
– Эй, котенок, – я осторожно касаюсь костяшкой указательного пальца ее носика.
Она вздрагивает и поднимает на меня глаза.
– Прекращай слезы лить. Ну, с кем не бывает?
– Со всеми, Глеб! Со всеми, кроме меня!
– Глупости. Забудь. Найдешь себе нормальную работу.
– Я такая идиотка, – шепчет, и ее подбородок снова начинает дрожать. – Так радовалась, когда меня взяли… Думала, всё, теперь я самостоятельная, не буду от отца зависеть, сама себе на жизнь заработаю… Так гордилась собой! Еще и на должность хорошую – администратором. Первый день стажировки. Всё так прилично сначала было! – смотрит на меня честными глазами. – Мне утром провели экскурсию, всё показали, рассказали. Потом я сидела за стойкой, отвечала на звонки…
– И в какой момент что-то пошло не так?
– Ближе к обеду. Мне в туалет захотелось, – шмыг носом. – Иду по коридору, а дверь в один из кабинетов приоткрыта. Оттуда музыка какая-то странная… Ну я из любопытства и заглянула. Мне интересно стало, что это за массажи с такими дурацкими названиями, типа «ветка сакуры»! А там… – она всхлипывает, зажмуриваясь, – там девушка клиенту… – Аврора сбивчиво, глотая слова, выплескивает на меня свой ужас.
Я слушаю молча, только желваки на скулах ходят. Наивная дурочка. «Ветка сакуры», блин.
– Я так испугалась, – шепчет, – вдруг меня сейчас похитят и в какое-нибудь сексуальное рабство продадут! Паспорт отберут, деньги, телефон…
– Всё, тихо. Проехали, – говорю я твердо. – Сейчас домой поедем, и ты забудешь об этом, как о страшном сне. Поняла?
– Вдруг у них там это вообще «на поток» поставлено, Глеб? Так дурочек вроде меня и заманивают! – намечается новый заход на истерику у Авроры.
– Не думаю, что это так. Скорее всего, это действительно просто интим-салон, оказывающий определенные виды услуг, – пробегаю глазами по крыльцу без вывески.
– Такие бывают?
– И не такие бывают. Ты удивишься, как много в этой жизни дерьма, котенок.
– Ужасно! И с этим ничего нельзя сделать?
– Ну, это примерно то же самое, что бороться с ветряными мельницами. Закроешь один – на его месте появятся два. Но, если тебя это успокоит, я доложу куда следует.
– Хорошо, – тихо выдыхает она. – С-спасибо, – словно растеряв весь запал, опускает плечи.
Смотрю на нее и понимаю: ехать домой – плохая идея. Нет, так не пойдет. Девчонке нужна срочная перезагрузка. Выбить клин клином. Заместить увиденный мрак чем-то жизнеутверждающим. В голове мелькает совершенно дикая, абсурдная мысль. Шум, яркие огни, тупая, бессмысленная активность… Это может сработать. Рискованно, но попробовать стоит. Нужно ее как-то отвлечь. Привести в чувство.
– Пристегнись, – командую я, заводя движок.
Пока мы едем, Аврора немного успокаивается.
– Куда мы? – тихо спрашивает она, глядя в окно.
– В магазин заедем ненадолго, – неопределенно бросаю я. – Надо кое-что купить.
Я паркуюсь у ближайшего торгового центра. Внутри нас оглушает привычный шум, гам и яркий свет. Аврора с любопытством вертит головой. Я, не говоря ни слова, тащу ее вглубь этого потребительского рая, к источнику самых громких и раздражающих звуков – в зал игровых автоматов.
– Ты серьезно? – она смотрит на меня круглыми от удивления глазами.
– Более чем, – ухмыляюсь я. – Лучшее средство от стресса – игры.
– И что, ты тоже будешь играть?
– Почему нет?
Я покупаю на кассе приличное количество игровых жетонов. Мы сдаем вещи в гардероб и останавливаемся у автомата с зомби-апокалипсисом. Я вставляю жетон, беру в руки пластиковый автомат.
– Будешь стрелять?
Соседка неуверенно качает головой.
– Давай, котенок. Выпусти пар. Надери этим зомби задницу! – подмигиваю, протягивая ей второй автомат.
Эта идея, кажется, приходится Авроре по вкусу. Когда она забирает из моих рук второе игрушечное оружие, в ее глазах загорается знакомый мстительный огонек.
– Ой, не стреляет… А нет! Стреляет. Вау! Ого… Ладно… Так…
Первые несколько минут котенок мажет, паля в молоко. Но потом, войдя в азарт, начинает отстреливать зомбакам головы с такой яростью, будто они лично украли у нее последнюю печеньку. Я стою рядом и откровенно ржу, наблюдая, как эта маленькая фурия вымещает свою злость на пиксельных монстрах.
После мы играем в аэрохоккей, где она с разгромным счетом уделывает меня, визжа от восторга после каждого забитого гола. По итогу целого периода смешно пританцовывая, дрыгает бедрами.
– Кто тут богиня аэрохоккея? Ну? Ну? Не слышу-у-у!
– Ну, на богиню я бы пока не замахивался. Ты выиграла только первый период, а их тут три.
– Правда? Так это не проблема! Я уделаю тебя во всех!
– Поспорим, все три не вывезешь?
– На что? Стой! Дай подумаю! М-м, если я выигрываю, то ты записываешь меня в своем телефоне как «Богиня Аврора». Как тебе?
– О-хо-хо, – качаю я головой. – А если выигрываю я?
– Такой вариант мы не рассматриваем.
Я смеюсь, но вписываюсь в этот совершенно глупый спор. И что вы думаете? Эта коза уделывает меня три раза по десять минут подряд! Продул вчистую – сдаю ей свой телефон, чтобы с этой минуты она в моей телефонной книжке превратилась в «Богиню Аврору». Писец, да и только!
Затем я пытаюсь вытащить для нее из автомата плюшевого енота, но эта адская машина с клешней, кажется, запрограммирована на провал.
– Он жульничает! – возмущаюсь я после пятой неудачной попытки.
– Да ладно тебе, Глеб, – смеется Аврора, толкая меня в плечо. – Неужели бравый спецназовец не может победить какую-то железяку?
Ее смех и подколка действуют, как красная тряпка на быка. Это уже дело принципа. Я хмурюсь, вставляю еще один жетон. Просчитываю траекторию, ловлю момент. Джойстик в моих руках движется четко и выверено. Клешня опускается, хватает енота и медленно тащит к цели. Мы с Авророй задерживаем дыхание. Секунда, и игрушка падает в отсек. Бау!
– Для меня нет невыполнимых задач, детка, – с ухмылкой протягиваю Рори енота.
Девчонка смотрит то на игрушку, то на меня, и на ее лице появляется такая искренняя, детская радость, что я невольно засматриваюсь.
– Спасибо! – пищит, крепко прижимая подарок к груди.
Я смотрю на дурацкого енота, потом на ее сияющее, все еще немного опухшее от слез, но уже счастливое лицо, и не могу сдержать улыбки. Чувствую, что именно в это мгновение между нами что-то неумолимо меняется…
Чтобы окончательно выбить из нее дурь, я тащу Аврору на батуты. Сначала она упирается и говорит, что это для детей. Но стоит ей пару раз подпрыгнуть, как малышка забывает обо всем на свете. Скачет, хохочет, пытается делать какие-то нелепые сальто. Я стою внизу, засунув руки в карманы, и просто смотрю. На нее. Смотрю, как развеваются ее светлые длинные волосы, как блестят от восторга зеленые глаза. И ловлю себя на мысли, что мне нравится. Нравится видеть ее такой – живой, настоящей, беззащитной и сильной одновременно. Нравится ее непосредственность и наивность. Нравится, что даже в своих нелепых попытках соблазнения – она остается собой. Той самой Авророй, что подливает мне краску в шампунь.
Улыбаюсь своим мыслям, как идиот. Счастливый, размечавшийся идиот!
Домой мы возвращаемся поздно вечером. Уставшие, умотавшиеся, наигравшиеся, но довольные. За окнами красиво переливались огни витрин и встречных тачек. В ночном небе кружит мокрый снег. Я сосредоточенно и неторопливо веду машину, Аврора спит, прислонившись головой к стеклу, обнимая своего плюшевого енота.
Паркуюсь во дворе, глушу мотор, но не тороплюсь ее будить. Просто сижу и смотрю на нее в полумраке салона. Такая умиротворенная и ранимая, что хочется ее спрятать от всего этого гребаного жестокого мира. Прядь светлых волос упала на ее щеку, и мне дико, до зуда в пальцах, хочется ее поправить. Рука сама тянется. Но я в последний момент останавливаюсь. Какого черта, Савицкий? Совсем уже рехнулся?
Несколько минут я просто сижу в тишине, слушая ее ровное дыхание. Но вечно это продолжаться не может.
– Эй, котенок, – негромко зову я, легонько толкая ее в плечо. – Приехали.
Аврора недовольно мычит, но глаза все же разлепляет. Сонно оглядывается, хлопая длинными ресницами.
– Уже? – сипло спрашивает она.
– Уже, – подтверждаю я. – Выгружаемся.
Мы выходим из машины в звенящей тишине. Аврора все еще выглядит немного сонной и растерянной, крепко прижимая к себе дурацкого плюшевого енота. Я молча забираю у нее рюкзак, когда она пытается открыть дверь подъезда.
– Я сама, – пытается она возразить, но голос звучит неуверенно.
– Иди уже, – усмехаюсь я и осторожно высвобождаю плюшевого зверя из ее хватки. – Я понесу твой трофей.
Соседка смотрит на меня, и в уголках ее губ прячется улыбка. Спорить не решается. Молча плетется за мной в лифт, и всю дорогу до пятого этажа мы едем, пялясь на свои отражения в тусклом зеркале кабины. Она выглядит уставшей, но кажется довольной. Я же похож на мужика, который только что отпахал двое суток без сна. В принципе, так оно и есть.
В квартире я сразу бреду в душ. Горячая вода – единственное, что может вернуть меня к жизни. Стою под тугими струями, уперевшись руками в холодный кафель, и позволяю воде смыть с меня остатки тяжелого дня. В голове – каша. Образы сменяют друг друга с космической скоростью: заплаканное лицо котенка у салона, ее восторженный визг в игровых автоматах, развевающиеся на батуте светлые волосы и, наконец, ее безмятежное лицо в машине. Этот маленький зеленоглазый монстр умудрился за день выпотрошить меня эмоционально так, как не удавалось ни одной бабе за всю мою жизнь! И что самое хреновое – мне это, кажется, нравится.
Выхожу из ванной, обмотав полотенце вокруг бедер. В квартире витает умопомрачительный запах жареной картошки. Желудок сводит голодным спазмом. На кухне, спиной ко мне, у плиты стоит Аврора.
И я на секунду подвисаю в дверях. Потому что вместо привычной футболки на ней… какая-то новая пижамка. Нежно-розовая, шелковая, похожая на ту синюю. Комплект из крошечных шортиков, которые едва прикрывают ее задницу и открывают вид на бесконечные ноги, и тонкой майки на бретельках. Когда она тянется за солью, ткань натягивается на груди.
В горле мгновенно пересыхает.
Черт. Мелкая провокаторша.
Я резко разворачиваюсь и молча прохожу в свою комнату, чтобы не пялиться, как последний извращенец. Хлопаю дверью и падаю на кровать.
Лежу, впечатавшись лицом в подушку, и пытаюсь отключиться. Но хрен там плавал! Умопомрачительный запах жареной картошки просачивается даже сквозь закрытую дверь, нагло щекочет ноздри и врубает в желудке режим голодного урчания.
Дьявол, как же я жрать хочу.
На смене перехватил утром пару бутербродов с чаем, потом весь день мотались по городу, и вот результат – я готов впихнуть в себя целого мамонта. А эта мелкая жадина, сто процентов, опять зажмет свою стряпню. Наклеит свои идиотские розовые стикеры и будет до последнего защищать свои контейнеры, как дракон – сокровища.
Беру телефон, пытаюсь отвлечься, полистать ленту. Но перед глазами – не фотки полуголых баб, а задница соседки в этих шелковых шортиках. Такая круглая, упругая. Так и просится, чтобы по ней хорошенько шлепнули. А потом…
Трясу головой, отгоняя наваждение.
Запах жареной картошки становится еще гуще, еще невыносимее. Всё. Сдаюсь. Терпеть это выше моих сил. Я не могу находиться с этим ароматом в одной квартире и не иметь возможности сожрать ее стряпню. Подскакиваю с кровати, натягиваю первое, что выпадает из шкафа – черную футболку и джинсы. Куплю себе шаурму. Огромную, жирную, чтобы аж по бороде текло. И съем назло котенку прямо на кухне.
Рывком распахиваю дверь своей комнаты, готовый вылететь из квартиры, и нос к носу сталкиваюсь с ней.
Аврора стоит, подняв руку для стука, и испуганно хлопает своими огромными зелеными глазищами. На ней все та же шелковая пижамка, от вида которой у меня в штанах снова становится тесно.
– Э-э-э… – растерянно моргает она, опуская руку. – А я… я как раз хотела тебя позвать… ужинать.
Я молчу. Просто смотрю на нее и пытаюсь переварить информацию. Позвать. Ужинать. Меня. Эта мелкая заноза, которая еще вчера готова была отравить меня за съеденный кусок пиццы, приготовила мне ужин?
Мир точно сошел с ума.
– Испугалась, что я опять твою еду без спроса стащу? – хмыкаю я.
– Просто… ты выглядел уставшим, – она опускает взгляд, и я вижу, как ее щеки заливает легкий румянец. – И, наверное, голодный. Подумала, что… В общем, будешь?
Я смотрю на ее раскрасневшееся лицо и понимаю, что моя оборона трещит по швам.
– Буду, – выдыхаю я. – С огромным удовольствием! – говорю и иду за ней.
На кухне Рори ставит передо мной тарелку с огромной порцией. Сверху – пара соленых огурчиков. Я сажусь за стол и с подозрением оглядываю щедрый ужин.
– Ешь, не отравлено, – усмехается Аврора, садясь напротив. – Я сегодня добрая.
Я беру вилку. Первый кусок отправляется в рот, и я на секунду закрываю глаза от удовольствия. Божественно.
– Спасибо, – неожиданно для самого себя говорю я. – Вкусно.
– Всегда пожалуйста, – она чуть смущенно пожимает плечами и тоже принимается за еду.
Мы ужинаем молча. Вернее, молчит она, а я работаю челюстями с такой скоростью, что, кажется, сейчас проглочу вилку. Черт возьми, как же вкусно! Картошка идеально прожарена, мясо тает во рту. Эта девчонка – кулинарный гений. Или ведьма. Третьего не дано.
Я то и дело кошусь на соседку. Она сидит, забавно поджав под себя одну ногу, и с аппетитом уплетает картошку. Без макияжа, с растрепанными волосами, в этой своей розовой пижаме она выглядит до смешного домашней и… милой. Блин.
– Так и будешь на меня пялиться? – не поднимая глаз, спрашивает она.
– А есть на что, – нагло ухмыляюсь я. – Пижамка зачетная. Специально для меня надела?
– Мечтай, – закатывает глаза Аврора, но я вижу, как ее щеки розовеют. – Я ее для себя надела. Мне в ней удобно. И вообще, это не твое дело.
– Все, что происходит в этой квартире, – мое дело, – отрезаю я, отправляя в рот очередной кусок. – Особенно когда это что-то так соблазнительно выглядит и мешает мне думать.
– Тогда не думай, – парирует она. – Тебе не очень идет.
Я смеюсь. Эта коза неисправима. Но сегодня ее язвительность не злит, а скорее забавляет.
Расправляюсь с тарелкой за рекордные пять минут. Отодвигаю ее и с тоской смотрю на сковородку, где еще осталась добрая половина ужина.
– Что? – замечает мой взгляд Аврора.
– Котенок, – начинаю я самым жалобным голосом, на который только способен. – Ты сегодня такая добрая… А я такой голодный. И не наелся совсем. А у тебя так вкусно, просто звездец как вкусно! – Я делаю самые несчастные глаза в мире.
Она смотрит на меня секунду, две, а потом ее губы дрожат в улыбке. Фыркает, качает головой, но встает и берет мою тарелку.
– Ладно, – бормочет, накладывая мне щедрую порцию добавки. – Ешь, пока дают.
Я уплетаю вторую порцию с не меньшим энтузиазмом.
После ужина чувствую себя человеком. Сытым, довольным и на удивление умиротворенным. Аврора начинает убирать со стола, прячет продукты в холодильник.
Я молча встаю, собираю грязную посуду и иду к раковине.
– Эй, ты что делаешь? – удивляется соседка.
– Посуду мою, – пожимаю плечами, включая воду. – Ты меня накормила, я помогу убраться. Всё честно.
Девушка ничего не отвечает, просто стоит рядом, наблюдая, как я намыливаю тарелки. Чувствую жар ее тела. Ощущаю тонкий, сладкий аромат ее духов или геля для душа. И у меня снова сносит крышу. Я стараюсь дышать ровнее, сосредоточившись на монотонной работе. Но ее близость плавит мозг.
Когда с посудой покончено, мы расходимся по своим комнатам. Замираем у дверей, как два идиота. Неловкая пауза затягивается.
– Спокойной ночи, Глеб, – наконец произносит Рори тихо.
– И тебе, котенок, – отвечаю я.
Она улыбается и уже тянется к ручке своей двери, но что-то внутри меня щелкает, видимо, какой-то дурацкий тумблер, который я сам не контролирую.
Не думая, делаю шаг вперед, сокращая ничтожное расстояние между нами. Аврора замирает, ее улыбка медленно тает, сменяясь удивлением. Она вскидывает на меня свои огромные зеленые глаза, и в их глубине я вижу не страх, а растерянность.
Поднимаю руку, но не для того, чтобы грубо схватить, как привык. Пальцы сами собой ложатся на ее щеку. Кожа под моей ладонью – нежный, горячий бархат. Большим пальцем я машинально провожу по ее скуле, и она вздрагивает, прикрывая глаза.
Черт возьми, Савицкий, что ты творишь?
Но остановиться уже не могу. Да и не хочу.
Наклоняюсь медленно, давая ей тысячу шансов отстраниться, оттолкнуть меня, врезать по наглой роже. Но котенок стоит неподвижно, лишь ресницы трепещут на щеках.
И я целую ее.
Не впиваюсь, не сминаю, не требую. А просто касаюсь ее сладких губ своими. Осторожно, почти невесомо. Девчонка тихо, судорожно выдыхает мне в рот, и этот звук сносит последнюю дамбу моего самоконтроля.
Я углубляю поцелуй, но все так же – нежно, деликатно, исследуя, а не завоевывая. Она неуверенно отвечает, приоткрывает губы, и я чувствую ее теплое дыхание. Никакой ярости. Никакой дикой страсти, сжигающей дотла. Только звенящая, оглушающая нежность, от которой подкашиваются колени. И это пугает…
Отстраняюсь так же медленно, не разрывая зрительного контакта. Рори смотрит на меня широко распахнутыми глазами, ее губы слегка припухли и влажно блестят. В ее взгляде нет страсти, только немой, оглушенный вопрос. Тот же самый вопрос, который сейчас грохочет у меня в голове.
Не находя на него ответа, я молча разворачиваюсь и захожу к себе в комнату, плотно прикрыв дверь.
Что это, черт возьми, сейчас было?