Спецназ. Притворись моим

Глава 11 Никита

— Соскучилась, Ириска? Прости, вернулся без кофе. Там просто такая огромная очередь, быстрее было бы обратно в Питер сгонять.

Агапова вскидывает на меня свой шокированный взгляд. Смотрит не моргая, съежившись под весом моей руки на своих плечах. Глазеет пытливо так, будто в моих словах пытается найти какое-то второе дно.

Понимаю, сам в ах… ах каком шоке от того, что делаю.

— Ты? — выдыхает шепотом Ира.

— Я. А кто же еще? Или у тебя тут какой-то другой жених поблизости ходит?

Переглядываемся с родителями девчонки. Они посмеиваются. Мать смотрит на меня во все глаза, явно уже «оценив». Отец более сдержанно кивает.

Я натягиваю улыбку и смотрю на свою «суженую». Показываю взглядом: «Не тупи, Агапова!». И Ира, прокашлявшись, наконец-то берет себя в руки, максимально фальшиво улыбаясь:

— Смешно, Сот, — похлопывает ладошкой меня по груди. — Прекрасно знаешь, что нет. Ты у меня один, единственный и неповторимый…

— Лестно слышать. Познакомишь нас с будущими родственниками?

— Боже упаси… — шепотом.

— Что, прости?

— Я говорю: да. Да, познакомлю, конечно! Мам, пап — это Никита. Он мой… э-э… мой…

— Жених, детка, — подсказываю я.

— Да, жених! А это моя мама — Любовь Павловна, и папа — Валерий Семенович.

Я, как истинный льстец, тяну к себе ладонь Любови Павловны и запечатляю легкий поцелуй на тыльной стороне.

— Ах, какой джентльмен! — восхищенно вздыхает «мама».

С Валерием Семеновичем мы обмениваемся крепким, мужским рукопожатием.

— Рука крепкая, натруженная, — хватил «папа». — Не военный, часом?

— В точку, — киваю я, не вдаваясь в подробности.

— Как чудесно! — восхищенно прикладывает ладонь к сердцу «мама».

— Отрадно знать, что в коем-то веке дочь в дом нормального, крепкого парня привела, а не какого-нибудь слюнтяя, продающего телефоны в салоне связи, — ворчит беззлобно «папа». — Никиту — одобряю!

Я вопросительно изгибаю бровь, бросая взгляд на Агапову.

Ее щеки покрываются пунцовыми пятнами смущения.

— Это было в старших классах школы, — комментирует она. — И Максим просто подрабатывал летом, пап!

— И тем летом, и потом каждое лето. Он там уже третий год работает.

— Каждая работа имеет право на существование! Не всем дано с автоматами бегать и погоны носить.

Валерий Семенович отмахивается, бескомпромиссно заявляя:

— Если мужик не служил, то он и не мужик вовсе.

И тут я понимаю, что, походу, Агапов бывший военный. Только у них такой непримиримый взгляд на подобные вещи. И что тема эта в семье поднималась уже не раз. От этого и жениха дочери ищут родители, подгоняя под свои «стандарты».

— Давайте не будем ругаться! — применительно вступает в диалог Любовь Павловна. — Валера, ты дочь два года не видел. Порадуйся. Нотации потом будешь читать. Успеется.

— Я рад! И дочери, и достойному кандидату в зятья — рад!

— Аха, вижу я твою радость. Так, давайте в машину, дети! Вы, наверное, очень устали с дороги. Отмоем вас, накормим и спать уложим. Завтра важный, длинный день. Валер, ну что ты стоишь? Возьми у дочери сумку! — командует Любовь Павловна и, подхватив Иру за локоть, увлекает за собой, о чем-то тихо стрекача.

Агапова, прежде чем сделать пару шагов вслед за матерью, бросает на меня короткий умоляющий взгляд. Как бы вопрошающий: «Не бросай меня с ними, Сотников!».

Я хмыкаю и даю ей понять: «Куда я теперь денусь с этого крючка». Подсекли меня основательно.

Забираю свою сумку, вешаю на плечо, и подхватываю баул с вещами девчонки из рук Валерия Семеновича. Чешу вслед за семейством Агаповых в сторону парковки. Весело так чешу. Как преступник на эшафот.

Я в своей жизни с родителями знакомился лишь дважды. И первый раз не считается, это было далеко-далеко в наивные школьные годы, когда Агаповой еще в проекте не было. А вот второй… Второй был по любви и по-серьезке, но все пошло по звезде. Итог тех отношений оказался печальный. Больше я не планировал ввязываться в подобную историю.

Но ввязался.

Но оно как-то само.

Импульсивно.

Чувствую, я еще не раз пожалею, что согласился вписаться в эту авантюру. Но отступать поздно. И не в моих правилах. Да и, честно говоря, тот опущенный и убитый вид, что был у принцессы, когда на вокзале появились ее родители, добил. Жалко дурынду эту стало. Завралась по самые уши.

Только почему приключения на нижние девяносто находит она, а разгребаю я?

Дорога до семейного гнезда Ириски занимает почти час. Оказывается, у четы Агаповых свой дом в пригороде. В уютном, новеньком поселке. Больше известном в кругу местных как место проживания «элиты».

По пути из разговоров я узнаю, что Валерий Семенович действительно имел отношение «к структурам» в прошлом. Дослужился до полковника МЧС и ушел на заслуженную пенсию. А Любовь Павловна до сих пор подрабатывает детским педиатром в частной клинике. А еще она жуть как жаждет нянчить внуков. Желательно быстрее. Еще лучше, если «прям вчера»!

Тут я хмыкаю.

Они с моей матерью в этом желании сходятся.

Только неувязочка — отношения у их детей фиктивные.

— А твои родители, Никита, где живут? — интересуется женщина.

— Отец ушел из семьи, когда мне было пять. Больше тридцати лет его в глаза не видел. Понятия не имею, где он и как. А мать живет здесь, в Челябинске. Я местный.

— Да ты что! — охает Любовь Павловна. — Как замечательно! — оборачивается с переднего сидения, ее глаза загораются. — Так, может быть, ты ее пригласишь завтра в ресторан, на юбилей Валеры?

— Эм… — зависаю я.

— Не думаю, что это удобно! — приходит мне на помощь Ира.

— Почему это? — хмурится ее мать.

— Мам, ну потому что завтра будет слишком много чужих людей! А первое знакомство родителей оно все-таки должно быть такое… ну, типа, камерное…

— Тет-а-тет, желательно, — подсказываю я.

— Точно, — кивает девчонка.

Любовь Павловна переводит свой задумчивый взгляд с меня на дочь.

— Ладно. Вы правы. Но настаиваю на том, чтобы нам познакомиться, пока вы в городе.

— Непременно.

— Обязательно.

Поддакиваем с Ирой и переглядываемся. Что ж, по-моему, мы неплохо научились раскладывать вранье на две головы.

Дом у семьи Агаповых — двухэтажный коттедж с просторной прилегающей территорией, заботливо облагороженной руками хозяйки. Даже зимой, когда вокруг сплошные сугробы, видно, как рьяно об этом месте заботятся. Прямо у крыльца стоит небольшая живая ель с накинутой на ветки разноцветной гирляндой. С другой стороны — светящийся олень с красным шарфиком на шее. Под снежным покровом чуть поодаль стоит каркас качели и заметенная снегом беседка, в которой, готов поспорить, летние вечера получаются особенно уютными.

Внутри дома все тоже продумано до деталей. Первый этаж — просторная гостиная и кухня. Второй — спальни: родительская и дочери. Везде минимум мебели, максимум света. И атмосфера праздника. Куда же без нее? На небольшом камине висят рождественские носки: три — по одному для каждого члена семьи Агаповых. В углу пышная живая пихта, благоухающая на весь дом. Перила лестницы, ведущей на второй этаж, обвиты еловыми ветками с шариками. А на большой диван накиданы в хаотичном порядке подушки с зимними принтами. Все это — яркие всполохи в выдержанно бежевых тонах. Красиво и со вкусом. Мне нравится.

Я себе тоже дом хочу. Большой, уютный, с банькой на территории. Только на одного это слишком много пространства. А семью заводить не хочу. Вот такой замкнутый круг.

— Располагайся и чувствуй себя как дома, сынок, — похлопывает меня по спине Валерий Семенович. — У нас и банька есть. Может, затопить?

— Не стоит беспокойства, — отказываюсь я.

— Время уже позднее, завтра вставать рано, — говорит Любовь Павловна. — Мойте руки и за стол! Сейчас быстро поужинаем, в душ и по кроватям.

Не имея наглости ослушаться приказа хозяйки дома, мы втроем по очереди моем руки и усаживаемся за длинный овальный стол в кухне. Любовь Павловна суетится, бегая между холодильником и плитой. Разогревает домашние голубцы и толченку. Я уже от одного только вида готов захлебнуться слюной, сосредоточив все свое внимание на голодном желудке. Поэтому не сразу догоняю смысл слов, произнесенных женщиной:

— Вам с Никитой мы приготовили твою бывшую комнату, дочурка.

Зато когда понимаю, ловлю шокированный взгляд больших глаз этой самой «дочурки». В них прямо-таки паника вселенского масштаба. Агапова словно резко растеряла весь запал дерзости. Смотрит на меня и гримасу корчит. Как невинный цветочек, ей-богу! Если бы не знал, какой острый у нее язык, подумал бы, что эта леди способна грохнуться в обморок при виде голого мужского торса.

Забавно. Меня эта новость и реакция принцессы не пугает, а лишь веселит. И, смекнув, что помогать выворачиваться из этой ситуации я не буду, Ира начинает свой вялый протест, говоря:

— Но ведь у меня в комнате только одно спальное место, мам.

— Ну да. Кровать.

— Небольшая.

— Ничего. Поближе друг к другу прижметесь, теплее будет!

— Я тут подумала, может, мы Никиту положим в гостиной?

— С чего это? Диван очень неудобный. Я твоему отцу уже давно говорю, что пора его менять.

— Ничего, Никита привыкший! Потерпит. Да, Никит? — пинает меня под столом Агапова.

Я посмеиваюсь, маскируя свое веселье за кашлем в кулак.

— Да-да… Без проблем. Как скажете.

— Вот!

— Глупости не говорите, дети! Оба будете спать на кровати!

— И вам с папой даже не будет… ну… неловко?

— От чего, позволь узнать? — впивается пытливым взглядом в лицо дочери Любовь.

— Ну как? Я… с парнем… до свадьбы… Это вроде как неправильно!

— Неправильно? Мы современные люди двадцать первого века, дочь! — отмахивается Валерий. — Можно подумать, вы в Питере своем спите в разных комнатах. Или вообще разных квартирах! Ха-ха!

Действительно, «ха-ха».

Родители Иры посмеиваются.

Мы тоже старательно делаем вид, что нам смешно.

Ириска сникает окончательно. Зато я преисполняюсь воодушевлением, когда передо мной на столе возникает огромная тарелка с горячим. От разогретой на сковороде на сливочном масле толченки еще вьется дымок. А голубцы пахнут так, что от голодного обморока меня отделяет пара мгновений. Я подхватываю вилку и загребаю еду. Закидываю в рот, едва не замычав от удовольствия.

— Как ты можешь в такой момент есть, Сотников? — бурчит себе под нос Агапова тихо, пока ее отец отвлекается на заваривание для всех чая.

— А какой у нас момент? — не въезжаю я.

— Отчаянный! — яростное шипение. — Нам придется спать в одной кровати!

— Пугающе, согласен. Но я как-нибудь переживу, — хмыкаю.

Ира заряжает мне локотком по ребрам.

— Это божественно вкусно, Любовь Павловна! — говорю я, когда родители Иры усаживаются за стол. — Давно я такой вкусной домашней еды не ел. Все как-то набегом и на полуфабрикатах больше.

— Кушай, кушай, Никитушка! Нам зять нужен сытый, довольный и здоровый!

Ага, чтобы внуков настругал побыстрее, да побольше…

— Давно, говоришь, домашней еды не ел? — спрашивает Валерий. — А что, Ирочка наша тебе не готовит щи-борщи? Помнится, в школе она обожала возиться на кухне. Бывает, приходим с матерью с работы, а у нее все поверхности в муке и на весь дом горелым тестом пахнет.

— Ну, пап!

Мы смеемся. Ира миленько дуется. Смотрит на меня угрожающе, мол: «Только попробуй ляпнуть, что голодаешь». А я-то парень бесстрашный. Пробую. Ляпаю:

— А Ира готовить не любит. Да и ее кулинарные шедевры так далеко и не ушли, от них до сих пор остался только бардак на кухне и стойкий запах гари.

— Ира! — охает мать моей «девушки». — Как так⁈

— Вранье! — вспыхивает она. — Я хорошо готовлю!

— М, правда? Тогда почему мы живем на одних пельменях и магазинных котлетах, детка?

Агапова багровеет от злости, сжимая челюсти. Судя по ее взгляду, это моя последняя ночь, и жизнь свою я закончу бесславно — будучи задушенным посреди ночи. Прямо вот этими тонкими, изящными пальчиками.

— Никита, еще добавки?

— Нет, спасибо, я и так объелся. Теперь, боюсь, слишком тесно придется прижаться, чтобы Ириска влезла со мной на кровать.

— Прижимайтесь-прижимайтесь! Может, внуки быстрее получатся…

Ира давится чаем, закашлявшись.

Я участливо похлопываю ее по спине.

— Осторожно, детка.

— Солнышко, возьми салфетку.

— Мам, ну ты уже совсем не перегибай!

— Где же я, скажи на милость, перегнула?

— Мы точно не будем делать внуков в моей бывшей детской спальне! Да еще и с вами за стенкой!

— Не будем? — поигрываю я бровями. — Жаль. А я уже настроился.

— Сотников! — рычит моя львица. — Не будем! Расстраивайся обратно! Или будешь спать на диване в гостиной!

Родители смеются. Я улыбаюсь. Мне чертовски нравится выражение ее симпатичной мордашки, когда она злится и морщит свой носик, этакий воинственный фыркающий ежик.

— Что ты лыбишься?

— Я говорил, что ты очень милая, когда психуешь, принцесса?

— Именно поэтому ты постоянно выводишь меня из себя? Чтобы полюбоваться?

— Ах, эта бурная молодость! Вы такая милая пара! — вздыхает, мечтательно оперев голову на скрещенные ладони, Любовь Павловна. — И дети у вас будут красивые!

Я смеюсь и буквально слышу внутренний вой Агаповой. Ее мать явно зациклена на продолжении рода в разы сильнее нормы. Особенно если учесть, что ее дочери всего двадцать лет, что по нынешним меркам и не возраст вовсе. Любовь Павловну это не заботит. Не удивлюсь, если из города нас выпустят только после предъявления полосатого теста — своеобразный «выходной билет».