Спецназ. Притворись моим

Глава 12

Что может быть хуже ночевки с Сотниковым в одной спальне? Только ночевка в одной, черт бы ее побрал, кровати!

Нет, конечно, я благодарна этому неандертальцу, что он спас меня от жесточайшего факапа. И даже немного (совсем чуть-чуть!) рада, что Никита здесь. Несмотря на то, что он ужасная заноза в заднице, конечно! Но еще я внутренне напрягаюсь от его поступка, не зная его мотивов. И теперь боюсь подумать, что Сотников попросит взамен за такую «помощь».

После ужина родители отпускают нас с Никитой «вить гнездышко», еще примерно тысячу два раза произнеси слово «внук» в разных его вариациях. Недовольно, и так, чтобы весь район это слышал, я топаю, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. Прямо по коридору. Бедром толкаю дверь. Замираю на пороге своей комнаты, сложив руки на груди.

Сотников веселой тенью беззаботного клоуна заходит следом. С грохотом приземляет наши сумки и присвистывает, оглядываясь.

— А я думал тут будут розовые обои и постеры с феечками.

— Я, по-твоему, похожа на принцессу?

— Ты права. От тебя скорее можно было ожидать барабанную установку и граффити на стенах.

Я хмыкаю.

Я не была в родном доме с самого поступления в универ, но в этой комнате время словно замерло. Ничего не изменилось. Все ровно так же, как я оставила. Исключение только: застеленная мамой свежим бельем кровать. А так… Все те же бледно-желтые обои на стенах, те же игрушки и статуэтки на полках, фотографии с друзьями на мудборде над письменным столом и…

Черт!

Я срываюсь с места и рывком срываю с дверцы шкафа парочку плакатов с героем фильма «Сумерки». Комкаю, бросая в урну под рабочим столом. Лицо горит аж до самых ушей.

Никита ржет, закрывая за собой дверь.

— Джейкоб с голым торсом, значит? Такие у тебя были влажные мечты, Агапова?

— Ты этого не видел!

— Видел.

— Тогда забудь!

— Такое сложно забыть. Возбуждают мужские кубики на прессе, а?

— Возбуждают. Но еще больше возбуждает в мужчинах знаешь что? Мозги, Сотников. То, чего у тебя нет!

— Своеобразное, конечно, у тебя «спасибо, что спас мою задницу, Никита». Но ничего, я уже привык. А кровать и правда маленькая, — заявляете, усаживая свою задницу и пару раз подпрыгивая, проверяя пружины. — Придется спать обнявшись. Тесно обнявшись. Готова к такому подвигу, Ириска?

— Никаких «обнявшись»! — отрезаю я. — И не думай. Ты спишь на полу, — достаю из шкафа старое одеяло, — а я сплю на кровати. Одна. И единственное, что я буду обнимать — это подушку. Ясно? — кидаю одеяло парню.

— Как белый день, — с ехидной улыбочкой перехватывает его Никита, сваливая на пол у кровати. — Прошу. Твоя постель готова. Осталось только немного разровнять.

— Что? — офигеваю я. — Нет!

— Да. Раз ты говоришь, что здесь тебе будет удобнее, кто я такой, чтобы спорить, — в наглую заваливается на спину и вытягивается на кровати парень, едва-едва помещаясь со своим ростом. — М, кайф!

— Эй, ты, кажется, не так меня понял! — шлепаю наглеца по бедру. — Ты спишь на полу! Слазь немедленно!

— Нет, детка, это ты не поняла. Я и так слишком многим ради тебя жертвую: отпуском, временем, нервными клетками, частотой совести. Отказаться еще и от качественного сна я не готов. Сорян. Так что, либо пол, либо тесные объятия, — разводит руки, улыбаясь. — Выбирай.

— Не буду я спать с тобой!

— Подушка. Одеяло. Пол. Вэлком.

— А как же поступок джентльмена — уступить даме?

— А где ты тут видишь джентльмена?

— Ты просто… просто… ар-р-р! — рычу, сжимая кулаки. — Ну и шут с тобой! — дергано ныряю в сумку, вытаскивая пижаму и сменный комплект белья. — Я первая в душ. И не смей подглядывать, понял⁈

— Напомнить, что это ты вчера ворвалась ко мне голому в баню? Так что если кому и стоит тут переживать за свою честь, так точно не тебе.

Я убиваю его взглядом. Запускаю целую очередь из шаровых молний, испепеляя сто килограмм наглости прямо вместе с матрасом! Жаль, что лишь в своей голове. Эпичная была бы сцена.

Ныряю за дверь в смежную крохотную уборную. Уже почти закрываюсь, но тут вспоминаю о бесцеремонности гостя и просовываю нос в щель, грозно буркнув:

— И не вздумай шариться в моих вещах!

— А что, тебе есть что прятать? Личный дневник с признаниями в любви юному волчонку? Или записочки «Джейкоб плюс Ира равно сердечко»?

Поджимаю губы.

Не ведись на его провокации, идиотка! Он же специально тебя дергает, как мальчишка за косички, а ты и реагируешь! Будь выше этого.

— Я тебя предупредила! Иначе во, — провожу большим пальцем по шее и закрываю дверь под рокочущий хохот парня.

Откидываюсь затылком на деревянное полотно, к груди прижимая пижаму. Господи, это будут о-о-очень долгие три дня!

Как вообще возможно играть в любовь с парнем, который раздражает каждую клеточку, каждый рецептор, каждое нервное окончание в твоем теле? Как? Миссия невыполнима! Даже старина Том бы с ней не справился!

Хотя мама с папой, похоже, поверили в нашу «любовь»…

Конечно поверили, дурында! Этот гад очаровал их своей харизмой. Он просто обаятельный засранец! Все эти его улыбочки, взгляды, шуточки и смехуечки. Глаза красивые, взгляд глубокий, губы чувственные и мышцы рельефные…

О-о-о, окстись!

Брось каку!

Еще не хватало самой в эти фальшивые чувства поверить!

Злая на себя, родителей, Никиту и ситуацию, в которую завернула моя жизнь в целом, шлепаю в душ. Издевательски не спеша мою голову и чищу зубы. С медлительностью черепахи расчесываю влажные волосы и натираю тело ароматными лосьончиками. Все лишь бы оттянуть время и помучить «не джентльмена», оккупировавшего мою кровать.

Когда приходит момент одеваться в пижаму, чертыхаюсь. К чему-чему, а к ночевке с Сотниковым меня жизнь точно не готовила! И пижама моя для его глаз совсем не предназначена. А моя любовь к красивому белью сыграла со мной же злую шутку.

Поднимаю черный кружевной укороченный топ на бретельках и вздыхаю. Он прозрачный. Откровенный до неприличия. А шорты? Это не шорты, а шелковые трусы!

Может, обмотаться полотенцем, выйти и найти в шкафу какую-нибудь старую приличную футболку?

С другой стороны, с чего бы это! Пусть смотрит, пускает слюни и страдает, что такое великолепие и не его!

Точно. Он меня задирает словесно, а я дам ему физическую ответочку, ударив по мужскому!

Воодушевившись замыслом, облачаюсь в новый пижамный костюмчик. Кручусь перед зеркалом: сидит шикарно. Попка в этих шортах — орех, и грудь подтянутая, как конфетка в красивой обертке. Волосы взбиваю на макушке, придав объема. Губы чуть-чуть кусаю, чтобы кровь прилила.

Красотка!

Посылаю своему отражению воздушный поцелуй и поступью царицы выплываю из уборной в спальню. Но все мои надежды «ударить по мужскому» идут крахом.

Сотников спит. Отвернувшись лицом к окну, сложив руки на голой груди, сладко посапывает на моей кровати.

Ну пипец…

Я что, реально сплю на полу?

Цокаю.

Измельчал нынче мужик!

Надувшись, расстилаю старое одеяло на полу и накидываю на него махровый плед. Стаскиваю с кровати одну из подушек. Выглядит мое спальное место ужасно убого. Особенно на фоне толстого, удобного, ортопедического матраса, на котором безмятежно дрыхнет один наглый «жених».

И так обидно в этот момент становится!

Так злость обуревает!

Так отомстить за себя — маленькую, хрупкую, невинную — хочется!

Что я подскакиваю к кровати и, не рассчитав силы, пихаю Сотникова в спину. Он, не ожидав во сне такой подставы, взмахивает руками, пытаясь зацепиться за воздух. Выругивается и с грохотом валится на пол, сшибая своей тушей компьютерный стул, откатившейся и врезавшийся в противоположную стену.

Дыщь!

Бам!

Ш-ш-ш!

— Агапова, твою… поварешку!

Упс!

Я мышкой ныряю на свое спальное место и до самого подбородка натягиваю покрывало. Зажмуриваюсь. Ожидаю, что вот-вот меня настигнет буря ругательств под предводительством приложившегося головой о пол Сотникова, но…

Тишина.

Звенящая.

Пугающая.

Я выжидаю десять секунд и открываю один глаз. Бури Никиты нет. Открываю второй и прислушиваюсь. Почему я не слышу, как он дышит? Он же дышит, да?

— Эй… — шепчу. — Пс-с-с! Ники-и-ит?

Ответа нет.

Тут становится страшно.

Он там живой вообще?

Господи, а если нет? Если ударился так сильно, что отрубился? Или еще чего похуже — шею свернул? О-о-о, Агапова, а если ты убила спецназовца⁈

Черт, черт, черт! Когда же ты научишься сначала думать, а потом делать, идиотка⁈

Я стремительно подскакиваю на ноги и выпутываюсь из покрывала. Ползком переползаю через кровать и свисаю с края. Взвизгиваю от неожиданности, когда две огромные лапы хватают меня за плечи и стягивают с матраса.

— Стой! Ай! Падаю-ю-ю!

Пол слишком быстро приближается к моему носу. Я зажмуриваюсь, приготовившись что-нибудь себе сломать. Но мое падение резко прекращается. Ладони упираются в мужскую грудь. А сердце падает куда-то в пятки.

Открываю глаза.

Прямо перед ними насмешливые Сотниковские. Его лицо так близко, что я чувствую жар, исходящий от его губ, и прикосновение кончика его носа к моему. Его грудная клетка тяжело вздымается, поднимая и опуская меня в такт мужскому дыханию. И он… улыбается. Издевательски весело улыбается!

Я сглатываю нервно, выдыхая:

— Ты дурак⁈ А если бы я что-нибудь себе сломала? — хлопаю парня по груди. — Ты об этом подумал⁈

— А ты, когда толкала меня с кровати, об этом подумала?

— Никуда я тебя не толкала, ты сам упал! Наверное, настолько притягательный, что даже пол не устоял!

— Даже пол уже пал, а ты все сопротивляешься, Агапова, — ржет Сотников.

— Не смешно! Пусти меня! — выворачиваюсь из его объятий, неуклюже подскакивая на ноги. — Дубина! — бурчу зло.

— Классная пижамка, — парирует Никита весело. — Никакого простора для фантазии, все как на духу.

Охаю, прикрывая почти голую грудь руками.

— Иди ты… — начинаю и затыкаюсь, когда в дверь раздается осторожный стук и мамино приглушенное:

— Дети, у вас там все хорошо?

— Да, мама! — кричу я.

— Внуков делаем, Любовь Павловна! — мурчит котом Сотников.

— Ой, все, не мешаю! Удаляюсь!

Удовлетворенная ответом мама уходит.

Никита ловко подскакивает на ноги.

— Я в душ, — щелкает меня по кончику носа, проходя мимо.

Я хлопаю его по руке.

Никита не теряется и заезжает мне ладонью по попе.

Я, резко крутанувшись, целюсь ногой ему по заднице. Но этот резвый негодяй, хохоча, отскакивает и прячется в уборной.

— Трус!

Топнув ногой, вырубаю в комнате свет и возвращаюсь на свое убогое спальное место. Твердо. Холодно. Колюче. Ворочаюсь, пытаясь найти более-менее терпимую позу, после которой что-нибудь из моих частей тела не отвалится. Устав ерзать, укутываюсь в плед, как в кокон, и закрываю глаза. Старательно пытаюсь уснуть под тихий шум воды в душе.

Не выходит.

Спустя полчаса вода выключается. Дверь открывается, и выходит Сотников.

Я в игноре. Делаю вид, что сплю. Хотя моя поясница уже начинает поднывать.

Слышу, как жалобно поскрипывает матрас под Никитой. И уже через считанные минуты, кажется, этот негодяй, отхвативший себе место класса «люкс», засыпает.

Класс!

Злая и уставшая еще битый час я борюсь за свои непоколебимые принципы. В третьем часу ночи сдаюсь. К черту все! Я не монашка, да и Сотников не маньяк. Уж как-нибудь потерплю пару ночей в его компании.

Подхватываю свою подушку, покрывало и в наглую забираюсь на кровать. Укладываюсь спиной к спине парня. Слегка елозя попой, толкаю Никиту, освобождая себе чуть больше места, бубня себе под нос:

— Подвинь свою задницу, Сотников!

Устраиваюсь удобненько на краю матраса и с блаженной улыбкой закрываю глаза. Через считанные секунды понимаю, что плед меня ни капли не греет. Подумав, решаю: наглеть, так по всем фронтам! Оборачиваюсь и тяну на себя край одеяла Никиты. Прилично так вытягиваю. Тут же становится тепло. Вот! Вот так-то лучше!