Спецназ. Притворись моим

Глава 14 Никита

Любое вранье всегда имеет последствия. Чаще всего негативные. Это железобетонный жизненный принцип. И он только что догнал и меня. Я смотрю на разодетую матушку, на лице которой шок вперемешку с радостью от встречи, и… чувствую себя загнанной в угол мышью.

В городе живет больше миллиона человек, и какова была вероятность, что на юбилее бати Агаповой, среди пятидесяти приглашенных гостей, окажется моя мать? Категорически мала. Это как прыгнуть с километровой высоты, целясь ниткой в ушко иголки.

Но я, блять, меткий. Я попал!

Засада.

— Никита, — повторяет мам, расплываясь в робкой улыбке, — вот это сюрприз!

— Привет, мам, — сиплю я просевшим от неожиданности голосом.

Тут же отвешиваю себе ментальный поджопник и крепко обнимаю матушку за плечи свободной рукой. Крепко. Потому что вообще-то скучал. И в Челябу к ней ехал. А никак не к семейству Агаповых свататься.

— Потрясающе выглядишь, мамуль! Собственно, как и всегда.

— Ах, льстец мой! — отмахивается ма. — Но ты с темы-то не соскакивай! Ты как? Откуда? А главное, здесь с кем? — переводит взгляд на Иру, все еще прижатую ко мне за талию второй рукой.

Что ж, вдох-выдох и ныряем?

— Я из Питера. Вчера приехал. С… кхм, мам, знакомься, это Ира — моя невеста и дочка Валерия Семеновича и Любови Павловны. Ириска, это моя мама — Светлана Александровна. Прошу любить и жаловать.

— Невеста? — охает матушка.

Три, два, один…

— Невеста! Как чудесно! Наконец-то! Здравствуйте, Ирина!

Пока мама щедро отвешивает Агаповой комплименты, оказавшись в явном восторге от новости, я стискиваю челюсти и мысленно вою. Вы это тоже чувствуете? Как удавка на моей шее только что сжалась плотнее.

Ира смотрит на мою мать с некоторой опаской и откровенно робеет. Улыбается, конечно. На комплименты отвечает. На вопросы «отстреливается». Но перманентно поглядывает в мою сторону, как бы ища поддержки.

Да, играть роль фиктивной невесты не перед своими предками — то еще удовольствие, детка. Рад, что ты это на своей шкурке прочувствовала. Если бы не твои враки, мы бы сейчас здесь не стояли как два клоуна на арене цирка.

Но что уж? Сам придурок — сам повелся.

— Ты почему мне даже не сообщил, что приехал? — журит матушка. — Оболтус мой!

Ириска хихикает.

Я легонько щипаю ее за жопу, чтобы не добивала и так «лежачего».

— Сюрпризом появиться у тебя хотел, — оправдываюсь. — Завтра. Не знал же, что вот так… получится. Кстати, а ты тут как оказалась? Не припомню, чтобы в нашей семье звучала фамилия Агаповых. Давно вы знакомы?

— Пару лет назад нас с Любой Марина познакомила. Теперь вот время от времени собираемся «девочками», кости «мальчикам» помыть, — хитро прищуривается мать. — Да детей, вылетевших из гнезд, обсудить.

— Марина Викторовна? — спрашивает Ира. — Мама Совы? Савы, то есть…

— Она самая. Марина говорила, что вы с моим племянником друзья не разлей вода.

— Есть такое. Еще со школы дружим, — улыбается Ириска, — любимый ботаник.

Я хмыкаю.

К нам подходят родители Иры.

— Что интересного рассказывают, молодежь? — хмыкает Валерий.

— Да мы тут выяснили, что скоро с вами породнимся, — смеется моя матушка. — Никита — мой сын. Помнишь, про которого я тебе рассказывала, Люб?

— Ой, правда? Это тот, что в Питере служит? Точно-точно… Вот как здорово все складывается, а! — радости Любови Павловны нет предела.

Мы с Ириской переглядываемся. Кажется, она наконец-то тоже ощутила давление удавки под названием «ложь» на свою тонкую шею.

— А с Никитой-то вы как… — не может не спросить матушка. — Где познакомились? Когда?

— Эм, случайно… — говорит Ира.

— Через друзей, — говорю я.

— Так случайно или через друзей? — подозрительно щурится мама «невесты».

— Одно другому не мешает. Познакомились у моего сослуживца Глеба, встретились в одной компании. Ира — подруга его новой девушки Авроры. Все просто.

— Как тесен мир! — выносит вердикт юбиляр. — Ну ладно, что мы здесь столпились, семья? Все гости пришли, давайте за стол! — подгоняет Валерий.

Мы с Агаповой переглядываемся, мысленно передавая друг другу сокровенное «пронесло». И снова натягиваем на свои лица дружелюбные улыбки, предвкушая с этими нарочито довольными мордами ближайшие… много часов застолья.

Организация праздника юбиляра на высоте. Обстановка изысканная. Ведущий активный. Конкурсы небанальные. И диджей, явно работающий на целевую аудиторию этого вечера. За столом звучат искренние пожелания в адрес Валерия Семеновича от друзей, родных и коллег. Алкоголь льется рекой. Тосты один забойней другого. В общем, все идет ровно и весело.

Постепенно обстановка расслабляет. И мы с Ирой уже начинаем улыбаться чуточку искренней и смеяться над шутками матерей про скорое появление внуков чуточку громче. Даем женщинам возможность помечтать. В какой-то момент даже с грустинкой думаю: как сильно мама Люба и мама Света расстроятся, когда мы с Ириской сообщим им о своем расставании.

Хорошая из нас вышла бы пара…

Да.

Но нет.

Категоричное нет. Я в отношения предпочитаю больше не ввязываться. Мне хватило одного ножа в спину. Тем более в отношения с такими женщинами, как Агапова. Яркими, дерзкими, смелыми и молодыми. Таким по головам шагать, как в детском центре по батутам прыгать — весело и задорно.

Смотрю на нее весь вечер украдкой. Как смеется. Как улыбается. Как щечки горят и губы соблазнительно двигаются, когда шампанское пьет. Платье это дух вышибающее, облепившее ее изгибы. Вся такая живая, энергичная, притягательная и манящая. Красивая — мало сказано. Эффектная — вот оно. Агапова была эффектной всегда — даже в нашу первую встречу, когда на прощание она украдкой показала мне «фак». Дерзкая львица! Которая при ближайшем рассмотрении нежная кошечка, обожающая, когда ее «гладят за ушками».

Мой типаж.

Но отношения?

Увольте.

Да и пятнадцать лет разницы. Куда оно? Я через пятнадцать лет уже буду дедом старым, а у нее самый расцвет. Ей приключений захочется. Страсти, эмоций, огня. А из меня в полтинник что? Только песок совочком выгребать. Утрирую, конечно, но возраст пальцем не стереть — это факт.

В середине вечера наступает момент, когда юбиляра выходят поздравлять его самые близкие: жена и дочь. Ира волнуется так сильно, что перед тем, как выйти из-за стола, нервно сжимает мою ладонь. Словно забывшись. Словно жених я вполне реальный.

Но волнуется малышка зря. Они с Любовью Павловной произносят трогательные слова об отце и муже, приправляя все это парочкой коротких историй из прошлого, что к концу их речи гости плывут от умиления. А когда на большом экране организаторы запускают видеоряд из снимков разных годов жизни Валерия Семеновича — женская часть публики начинает рыдать, мужская делает вид, что крепится, пряча эмоции за неловким кашлем.

Я плохо помню своего отца. Он бросил мою мать, едва мне исполнилось два года. Но если бы он у меня был, я бы хотел, чтобы наша семья была хотя бы на сотую долю похожа на чету Агаповых. И если бы когда-нибудь, чисто в теории, у меня появилась своя семья и я стал бы «батей» — ничего бы не желал больше, чем иметь такой крепкий и надежный тыл.

Но это все лирика, навеянная семейным праздником. Через пару дней мы вернемся в реальность, где у меня одинокая пустая хата, тяжелая работа и случайные встречи для здоровья. А у Иры: горячие однокурсники, клубы, тусовки, пары, ленты и вся жизнь на поиски принца.

— Какая хорошая семья, — слышу матушкин шепот рядом. — И Ирочка замечательная девочка.

— Так кто же спорит, — соглашаюсь я тоже шепотом. — Вредная немного, со своими загонами, но девушка мечты.

— Твоей?

— Что?

— Твоей мечты?

— Мам, ну а как ты думаешь, раз мы… — хмыкаю и оглядываюсь, затыкаясь. Натыкаюсь на мамин серьезный взгляд. Пронизывающий и словно под черепушку заглядывающий. Туда, где все по полочкам разложено.

Понимаю: считала.

Все от и до.

Никогда ей врать не получалось.

Дерьмо.

— Не знаю, зачем вам нужен этот спектакль, Никит, — тихо говорит Светлана Александровна, — но мне грустно.

— От чего именно? От того, что мы всем наврали, или от того, что мы в принципе врем?

— Грустно, что ты даже мысли в свою голову не допускаешь о том, что все это могло бы быть правдой.

— Ой, да брось, — посмеиваюсь тихо, — она мне почти в дочери годится. Странно, на самом деле, что Любовь с Валерием нам так легко поверили. Я думал, раскусят прямо на вокзале…

— Поверили, потому что видят, как ты на дочь их смотришь. С каким отчаянным обожанием, Китенок.

Китенок…

Будто на двадцать лет назад отшвырнуло. В детство сладкое и беззаботное, когда мамкин сорванец Никитка был исключительно Китенком.

Улыбаюсь грустно, головой качая:

— Мне не нужны серьезные отношения. Я тебе об этом уже говорил. Я не хочу семью.

— Хочешь. Но боишься.

— Давай не будем начинать эту тему здесь, на чужом празднике? И, пожалуйста, просто продолжай нам подыгрывать. Ириске это надо.

— Как скажешь, сынок, — вздыхает мама. — Просто хочу тебе напомнить, не все женщины в этом мире — Вероники, — проводит ладонью по моему плечу в мимолетном жесте и отсаживается на свое место, освобождая стул моей невесты.

Видео заканчивается, как и слезливая пауза. Ира с матерью обнимают главу своей семьи и чокаются бокалами.

Я отворачиваюсь и хватаюсь за свой бокал, на дне которого по-прежнему плещется виски. Я его едва пригубил. Не люблю крепкие напитки. Пара банок пива — вот мой предел.

Курить хочется страшно, и когда стул рядом со мной отодвигается, я бросаю не глядя:

— Выйду на свежий воздух, — и подрываюсь с места. — Скоро вернусь.

Выхожу на улицу, не позаботившись тем, чтобы накинуть куртку, и стреляю сигаретку у кого-то из гостей юбиляра. Мне подкуривают, я затягиваюсь.

Мать, сама того не понимая (или понимая?), разбередила старую рану.

Не все женщины в этом мире — Вероники…

Надо же, какая судьба, сука? Один раз обжегся — на всю жизнь шрам.

Выпускаю струю дыма в ночное небо. Вокруг тихо. Другие куряги в ресторан вернулись. Я один. Снег в небе медленно кружится. Машины редкие мимо проносятся. Красота.

С очередной затяжкой слышу за спиной стук каблучков и чувствую, как на мои плечи падает куртка.

Бросаю взгляд через плечо.

Агапова хмыкает, нос свой задирая:

— Простудишься, лечи тебя еще потом.

— Надо же, Агапова, это что, появление заботы?

— Скорее циничного эгоизма. В браке оно ведь как: «в болезни и в здравии», даже в фиктивном и еще пока не оформленном. А мне тебя в болезни иметь не прикольно.

Посмеиваемся.

— Моя мать нас раскусила, — признаюсь и подношу к губам сигарету.

— Ох, черт! Правда? Проклятье-проклятье-проклятье! Дай! — выдергивает у меня сигарету Агапова и сама нервно затягивается.

— Ты охерела? — рычу.

Она глазками хлопает.

Нет?

А вот я да! И от этого охеревания обратно выхватываю орудие медленной смерти из изящных пальчиков, рыкнув:

— Отдай.

Девчонка, однако, успевает надышаться и сейчас закашливается, сипя:

— Раскусила — это плохо. И что теперь? Она моим расскажет, да?

— Нет. Я попросил ее нам подыграть.

— Что сказал?

— Что так надо.

— Спасибо, Никит, — слышу едва ли не стон облегчения. — Я, конечно, и сама вляпалась по уши, и тебя за собой утащила. Но кто же знал, что город миллионник такой маленький!

— Ага. Пожалуйста. И чтобы больше я не видел, как ты куришь, поняла? По губам надаю.

— В смысле⁈ — шипит. — То есть тебе можно, а мне нет⁈

— Можно. Я редко. Я мужик. И спортом занимаюсь много, у меня легкие натренированные. А ты принцесска. А принцесски не курят.

— Иди ты в задницу, Сотников! Никакая я не принцесска!

— А еще рот с мылом за такие обороты промою. А лучше сразу с хлоркой.

— У, дурак! — бурчит и возвращается в ресторан.

Я выкидываю окурок в урну и шлепаю следом.

В «Империал» во всю танцевальный движняк. Играет забойный хит «Руки Вверх» «Крошка моя», и вся компания отрывается под голос Сергея Жукова, как будто «средний возраст по палате» гораздо ниже пятидесяти годиков. Пенсионеры скачут так, как я в свои двадцать не скакал.

Возвращаюсь к столу. Ира трещит с моей мамой о чем-то девчачьем. Хихикают и шушукаются обе. Сидят с видом профессиональных лицедеев, которых во вранье хер уличишь.

Я сажусь на свое место. Хлопаю залпом всю сотку согретого за два часа на столе виски. Просто потому что захотелось. Просто потому что внутри подкипает.

После пары качовых хитов включается медляк. Что-то из старого, берущего за душу с первых нот так, что я неожиданно для себя хватаю «невесту» за руку и бросаю:

— Потанцуем.

И это не вопрос.

Ира ошарашенно хлопает ресницами.

Я не даю ей опомниться и буквально вытаскиваю на танцпол, с подкруткой сгребая в свои объятия. Одна рука на талии, крепко прижимающая к груди. Вторая обхватывает ее пальчики. А в глазах девчонки удивление и… паника? Да, это определенно она. И чего это мы так разволновались, милая?

— Это просто танец, расслабься, Ириска.

— Я бы с удовольствием, — шепчет напряженно, — но я не умею танцевать медляки!

— Что? — ухмыляюсь я. — Смешная шутка, — подмигиваю и увлекаю в танец, подстраиваясь под ритм песни.

Через пару неуклюжих и неловких движений Агаповой, когда она в третий раз за двадцать секунд наступает мне на ногу, понимаю: не шутка.

— Ты серьезно никогда не танцевала медляк с парнем? — шепотом.

— В клубе танцевала под медленную музыку, — зардевшись, признается. — Но, как ты понимаешь, клубные танцы слегка (совсем) другие!

— Господи, что за детка мне досталась? Всему тебя надо учить. На какие мастер-классы еще меня разведешь? Учти, на те, что «восемнадцать плюс», отдельная повышенная такса.

— Весело тебе?

— Очень.

— Давай уйдем! Я не хочу позориться перед всеми! — дергается в сторону.

— Стоять, — командую, сильнее ее фигурку в своих руках сжимая. — Просто расслабься. Я поведу.

— Никит…

— Доверься мне.

Ира взволнованно выдыхает. В ее глазах настоящий страх провалиться перед десятками глаз. Если бы не мои руки, она бы уже давно бежала, сверкая пятками. И я это понимаю. Поэтому чуть ослабляю свою хватку. Даю ей право выбора и замираю.

Сердце пропускает два удара, прежде чем она кивает. Медленно, внимательно вглядываясь в мое лицо, шепчет:

— Ну, веди.

Ее натянутое как струна тело расслабляется в моих руках. Еще не совсем, но достаточно, чтобы у меня получилось задать нашей паре темп. Чтобы наши тела поймали ритм этого странного танца, в котором мы за пару мгновений стали ближе, чем за все дни, проведенные бок о бок.

«Мы не знаем, что потом, словно связаны дождем…»

Шаг за шагом в глазах девушки появляется все больше уверенности. В себе. Во мне. В нас. Ее губы трогает опьяненная моментом улыбка. А ее личико сияет, когда она понимает, что не все и не всегда в этой жизни нужно контролировать самой.

«Мы вошли в этот замок из дождя. Только двое — ты и я. И так долго были вместе…»

Мы ловим один на двоих ритм. Одно настроение — убаюкивающе лиричное. И, кажется, даже дышим одним воздухом: пропитанным напряжением и ожиданием. Чего? Черт его знает. Медленно, с каждым плавным движением наших тел все больше сближаясь, начинаем и сами верить в свою ложь.

С очередным музыкальным «пиком» я делаю выпад рукой. Ира кружится. Подол ее платья сексуально обвивает стройные ножки. Она смеется и в пару легких шагов снова впархивает в мои раскрытые объятия. Ловлю ее, как заколдованный. Словно звезду, упавшую с неба. Ведет по-страшному. Сумасшествие в башке и сердце какое-то! Но, проклятье, я хочу в нем утонуть…

Прижимаю ее еще ближе.

Ее грудь трется о мою с каждым вздохом.

Градус возбуждения в крови уже шкалит.

Пока его не остужает брошенное шепотом Агаповой:

— Я не хочу себе мужа военного.

— Что?

— Ничего. Так. Мысли вслух.

— И чем тебе не угодила наша профессия?

— Опасная. Не хочу всю жизнь переживать, вернется ли любимый человек домой с очередной смены. Говорю же, просто мысли вслух…

— Ну, зато честно.

Немного погодя говорю:

— Ты не переживай, я, если что, вообще на семью не нацелен, детка.

— Зачем ты мне это говоришь? — хмурится.

— Алаверды, — хмыкаю я.

На что Ириска лишь отводит взгляд, глубоко задумавшись.

Песня заканчивается. Мы останавливаемся и, сами того не ожидая, срываем аплодисменты гостей. Оглядываемся по сторонам. Оказывается, мы танцевали одни во всем ресторане. Неожиданно оказавшись в центре внимания. И сейчас кто-то «гениальный» вкидывает в толпу требовательное:

— Горько!

И вот уже все вокруг начинают скандировать, словно мы не на юбилее, а на гребаной свадьбе. Нашей свадьбе.

Ира смотрит на меня, умоляя взглядом что-то сделать.

Я и делаю.

Импульсивно обхватываю ладонями ее щеки и целую. Совсем не горько, а сладко. Так, мать твою, сладко, что уровень глюкозы в крови взлетает выше всяких норм. Целую, потому что, блять, мне хочется. Ее! Себе. Если не в жизни, то в постель точно. И я не знаю, как с этим желанием справиться…

Ира, на доли секунды оторопев, не отвечает. И уже когда я почти готов сдаться и отпустить, ее руки обвивают меня за шею, а губы оживают, целуя в ответ. Двигаются в унисон с моими губами так, как пару минут назад в унисон двигались наши тела в танце. И, черт, я уже забыл, как это крышесносно — целоваться с девушкой, к которой тянет не просто на уровне физики. Определенный вид космоса на земле.

Время для нас перестает существовать. Так же как и крики гостей вокруг. Не знаю, сколько проходит секунд, минут, мгновений, прежде чем в легких заканчивается воздух и мы отстраняемся друг от друга. Встречаемся взглядами, все еще не разжимая объятий.

Секундный ступор.

И нас снова сметает шумом ресторана и дыханием реальности. Морок падает, остается неловкость под улюлюканье десятков голосов.

Ириска натягивает на лицо улыбку. Мне улыбаться как-то не хочется. У меня внутри землетрясение с цунами: от возбуждения трясет, от желания волнами кроет.

— Надо было просто чмокнуть в щечку! — шипит Агапова, пока мы идем обратно к столу.

— Тебе надо было, вот и чмокнула бы, — отбиваю я, отодвигая ей стул.

Девушка фыркает, но ничего не отвечает.

Всего в ресторане мы проводим почти пять беззаботных часов, которые оказываются не такой уж и пыткой, как думалось изначально. К концу вечера юбиляр и гости навеселе. Расходиться никто не хочет, а надо. Жены мужиков по домам разгоняют. Оставшимся же до победного — в начале первого ночи — выпадает честь лицезреть классный салют — подарок гостям вечера от Валерия Семеновича.

Мы всей толпой выгребаем на задний дворик ресторана и вскидываем взгляд в темное небо. Со звучными хлопками его разрезают разноцветные залпы, опадающие искрами вниз. Ночь окрашивается в золотисто-красные тона. Романтично, ничего не скажешь.

Я на мгновение отрываю взгляд от фейерверка и смотрю на слегка подвыпившую Ириску. У нее на лице выражение детского восторга, а на губах блаженная улыбка довольного жизнью человека.

Импульсивно (я сегодня вообще мистер непредсказуемость) тяну руки и притягиваю ее к себе. Спиной к своей груди прижимаю. Обнимаю за плечи. Агапова, словно зачарованная представлением в небе, не сопротивляется. Накрывает своими ладошками мои запястья, лишь на короткое мгновение бросая на меня взгляд. Улыбается. Мягко. Нежно. Без подтекста и издевки. Улыбается так, что я понимаю одну крайне дерьмовую для себя вещь…

Похоже, я начинаю влюбляться.

Но хуже всего то, что я не знаю, как этот процесс остановить.