Спецназ. Притворись моим

Эпилог

— Сотников, если мы опоздаем, я тебя придушу! — пыхчу я, пытаясь одновременно накрасить губы, натянуть второй сапог и не уронить пакет с подарками, который предательски выскальзывает из рук. — Ты чего там копаешься?

Никита стоит в дверном проеме ванной, абсолютно спокойный, как скала, и невозмутимо поправляет воротник черной рубашки. На нем, как всегда, всё сидит идеально. Бесит. И восхищает.

— Ириска, мы не на пожар, — его голос, низкий и с этой фирменной хрипотцой, действует на меня как валерьянка на кота. Но я держусь. — До полуночи еще четыре часа. Ехать до Глеба минут сорок, если без пробок. А пробок нет, потому что все нормальные люди уже давно режут салаты.

— Мы не нормальные люди, — парирую я, наконец-то справившись с молнией на сапоге. — И вообще, Аврора мне уже три раза написала. У нее там какой-то «Армагеддон с нарезкой», и если мы не приедем и не спасем ситуацию, она нарежет Раша вместо колбасы в оливье.

Ник усмехается, подходит ко мне и забирает из рук тяжелый пакет.

— Раша не жалко. Но так уж и быть, поехали спасать салат.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я ловко уворачиваюсь.

— Э-э-э, нет! Помада! Даже не думай.

— Жадина, — хмыкает он, но в глазах пляшут веселые искры. — Ладно, ночью отыграюсь.

Мы вываливаемся из квартиры в морозный питерский вечер. Снег валит крупными хлопьями, красиво, конечно, но холодно — жуть. Я плотнее кутаюсь в шубку, пока Никита загружает пакеты в багажник.

Год.

Прошел целый год с того безумного путешествия в Челябинск, где мы притворялись, врали, сбегали, ругались и в итоге влипли друг в друга по самые уши. Кто бы мог подумать? Если бы мне тогда, в поезде, сказали, что через год я буду жить с этим неандертальцем, спать в его футболках и планировать с ним встречу Нового года, я бы рассмеялась этому пророку в лицо. А потом хорошенько побила.

А сейчас… Я смотрю на его широкую спину, на то, как он уверенно смахивает снег с лобового стекла, и внутри разливается тепло. Такое, знаете, уютное, как горячий шоколад.

Мы садимся в машину. В салоне пахнет его парфюмом и немного мандаринами — мы купили целый ящик утром.

— Пристегнись, Ириска, — командует он, заводя мотор.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — фыркаю я, щелкая ремнем.

Всю дорогу я ерзаю на сиденье. Не только потому, что мне не терпится увидеть ребят. Есть еще кое-что. Кое-что очень маленькое, но глобальное, что лежит сейчас в моей сумочке, в маленькой подарочной коробочке, и жжет мне бок похлеще раскаленного утюга.

Я нервничаю. Дико. До дрожи в коленках.

Пару недель назад, когда я увидела эти две полоски, я сначала не поверила. Подумала — брак. Купила еще три теста. Все — полосатые, как жезл гаишника.

Шок. Паника. Радость. И снова паника.

Мы ведь только начали жить «нормально». Я заканчиваю институт, у нас куча планов, мы хотели летом рвануть в отпуск… А тут — здрасьте, приехали.

Я кошусь на Никиту. Он сосредоточен на дороге, одной рукой держит руль, другая лежит на моем колене. Его большой палец успокаивающе поглаживает мою ногу. Он ничего не подозревает. Абсолютно. Для него это просто очередной Новый год в компании друзей.

— Ты чего такая тихая? — вдруг спрашивает он, не поворачивая головы. — Обычно ты болтаешь без умолку, как радио, у которого сломалась кнопка «выкл».

Я вздрагиваю.

— Я? Тихая? Просто… песню слушаю. Нравится.

— Ага, — кивает он. — «Jingle Bells» в рок-обработке. Очень глубокая композиция. Прям за душу берет.

— Не язви, Сотников. Я просто настраиваюсь на праздник.

— Волнуешься? — бросает на меня быстрый взгляд. — Из-за подарка?

У меня сердце пропускает удар. Он что, экстрасенс?

— В смысле?

— Ну, ты всю неделю какая-то дерганая. Прячешься по углам, шепчешься по телефону. Я уж грешным делом подумал, ты мне любовника в подарок готовишь.

Я выдыхаю. Шутник, блин.

— Размечтался. Хотя, если он готов готовить для тебя вместо меня — заворачивайте, беру! С твоим жором я скоро оформлю прописку возле духовки.

— Это да, меня прокормить — проще убить, — соглашается он, сворачивая во двор дома, где снимают квартиру Глеб и Аврора.

Мы паркуемся, хватаем пакеты и бежим к подъезду. Домофон пиликает, и через секунду мы слышим запыхавшийся голос Авроры:

— Пароль⁈

— Снегурочка с мешком оливье и злой серый волк! — кричу я в динамик.

— Заходите, спасители! Лифт работает, но лучше пешком, растрясете жирок перед ужином!

— Добрая девочка, — бормочет Никита, придерживая дверь.

Мы поднимаемся на лифте (еще чего, пешком с пакетами!), и уже на лестничной площадке слышим шум. Из-за двери квартиры доносится смех, звон посуды и чей-то возмущенный вопль.

Дверь распахивается раньше, чем мы успеваем нажать на звонок.

На пороге стоит Аврора. В блестящем платье, босиком, с растрёпанными волосами и с большой ложкой в руке. Она выглядит как безумная фея кулинарии.

— Наконец-то! — визжит она и кидается мне на шею, чуть не выколов глаз. — Ирка! Я думала, я с ума сойду! Глеб мешается под ногами, Раш сожрал половину нарезки, пока я отвернулась! Это дурдом!

— Привет, подруга! — я обнимаю ее, стараясь не раздавить подарки. — Спокойно, кавалерия прибыла.

— Привет, Аврора, — улыбается Никита, занося пакеты. — Глеб жив?

— Пока да, но он ходит по тонкому льду, — фыркает она, пропуская нас внутрь. — Проходите, раздевайтесь!

В квартире пахнет мандаринами, запеченной уткой и хвоей. В центре гостиной стоит огромная елка, украшенная так стильно, что хоть сейчас в журнал. Гирлянды мигают, создавая уют.

Из кухни выходит Глеб. В фартуке поверх футболки, с ножом в руке. Вид у него такой серьезный, но глаза смеются.

— О, подкрепление, — басит он. — Здорова, Сот. Ириска, привет. Выглядишь отпадно.

— Спасибо, Сав, — я чмокаю его в щеку. — Ты тоже ничего, фартук тебе к лицу. Подчеркивает мужественность.

— Издевайся-издевайся, — хмыкает он, пожимая руку Никите. — Проходите в зал, там Раш оккупировал диван и страдает.

— Чем страдает? — уточняет Никита, стягивая ботинки.

— Одиночеством и отсутствием совести, — доносится голос Марка из гостиной.

Мы раздеваемся и проходим в комнату. Марк вальяжно раскинулся на диване, подкидывая и ловя мандаринку. Выглядит он действительно немного помятым жизнью, но довольным.

— Привет, семейные! — салютует он нам мандарином. — Как жизнь молодая? Дети, ипотека, кризис среднего возраста?

— Заткнись, Раш, — беззлобно бросает Никита, плюхаясь в кресло и вытягивая свои длинные ноги.

— Нет, ну а что? — не унимается Марк. — Вы двое выглядите такими… бесяче-счастливыми. Аж скулы сводит. Сияете, как начищенные монеты. Прямо фу.

— Завидуй молча, — парирую я, усаживаясь на подлокотник кресла рядом с Никитой. Он тут же по-хозяйски кладет руку мне на талию.

— Чему завидовать? — фыркает Раш, запихивая дольку мандарина в рот. — Тому, что вы теперь не можете спокойно сгонять в бар, не отпросившись у своей второй половинки? Или тому, что вам приходится подстраиваться друг под друга? Не-е-ет, ребята. Свобода — это дар богов.

— Вставай давай, дар богов, помоги стол накрыть, — замечает Глеб, входя в комнату с подносом закусок.

— Эксплуатация! — вопит Марк, но все же поднимается.

Следующий час проходит в приятной суете. Мы накрываем на стол, Аврора бегает туда-сюда, поправляя салфетки и переставляя тарелки с места на место. Глеб ходит за ней следом и все возвращает обратно.

— Котенок, не суетись, — ловит он ее за руку, когда она в третий раз пытается переставить салатницу с крабовым салатом. — Все идеально. Сядь, выдохни.

— Но утка! Глеб, утка! Она там не сгорела?

— Я проверил минуту назад. Она золотистая и прекрасная. Почти как ты.

Аврора краснеет и наконец-то успокаивается, прижимаясь к плечу своего мужа. Я смотрю на них и улыбаюсь. Они такие милые. И такие счастливые.

Мой взгляд падает на мою сумку, оставленную на комоде. Там, внутри, лежит маленькая коробочка с бантом.

«Господи, Ира, только не облажайся», — думаю я, чувствуя, как снова начинает сосать под ложечкой.

Мы рассаживаемся за стол. Телевизор работает фоном, там крутят «Иронию судьбы», и Женя Лукашин в сотый раз пытается понять, где он находится.

— Ну что, провожаем Старый год? — предлагает Глеб, беря в руки бутылку шампанского. — Год был… насыщенным.

— Не то слово, — бормочет Раш, подставляя свой бокал. — Надеюсь, следующий будет поспокойнее.

Глеб разливает игристое по бокалам. Золотистая жидкость пенится и искрится. Он подходит ко мне.

— Ириска?

Я замираю. Вот он, первый момент истины. Обычно я никогда не отказываюсь от бокала хорошего шампанского в праздник. Никита знает это лучше всех.

— Мне сока, пожалуйста, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. — Апельсинового.

За столом повисает секундная тишина. Раш перестает жевать оливье и смотрит на меня с прищуром.

— Сока? — переспрашивает Никита, поворачиваясь ко мне. Его брови удивленно ползут вверх. — Ты же любишь это шампанское. Мы специально его искали.

— Да, просто… — Я машу рукой, стараясь выглядеть беспечной. — Голова что-то побаливает с утра. Не хочу мешать с таблеткой. Да и вообще, решила устроить себе детокс-вечер. Начну новую жизнь с трезвости!

— Ого, — хмыкает Марк. — Мир точно сошел с ума. Может, ты еще и в монастырь собралась?

— Не дождешься, Раш, — огрызаюсь я, хватая графин с соком и наливая себе полный стакан. — Просто хочу запомнить этот вечер во всех деталях.

Никита все еще смотрит на меня внимательно, изучающе. Я чувствую его взгляд кожей. Он знает меня как облупленную, но ничего не говорит, только пожимает плечами и наливает себе немного виски.

— Ну, хозяин — барин, — говорит Глеб, поднимая бокал. — Давайте, за то, чтобы все дерьмо осталось в прошлом году!

— И чтобы в новом у нас было меньше геморроя и больше денег! — добавляет Раш.

Мы чокаемся. Звон стекла, смех, разговоры. Я делаю большой глоток сока, чувствуя, как кислинка щекочет язык.

Фух. Пронесло. Пока.

Вечер идет своим чередом. Мы едим, шутим, вспоминаем дурацкие истории из прошлого. Раш травит байки. Никита сидит рядом, его рука лежит на спинке моего стула, периодически поглаживая мое плечо.

Мне хорошо. Спокойно. Но этот секрет внутри меня разрастается, заполняя все мысли. Я то и дело поглядываю на часы. Половина двенадцатого. Скоро.

— Никит, передай мне грибочки, пожалуйста, — прошу я, чтобы хоть как-то отвлечься.

Он подает мне салатницу, наклоняется близко к моему уху и шепчет:

— Точно все нормально? Ты какая-то бледная.

— Все супер, — вру я, улыбаясь ему самой лучезарной улыбкой. — Просто устала немного. Конец года, сессия была, вся эта суета…

— После праздников рванем куда-нибудь, — обещает он, целуя меня в висок. — Отдохнешь. Выспишься.

«Ага, выспишься тут», — думаю я с нервным смешком. — «Ближайшие пару лет слово „сон“ можно будет забыть».

Время, как назло, начинает лететь с бешеной скоростью. Вот уже на экране появляется Президент на фоне Кремля. Мы все затихаем, наполняя бокалы по новой.

— Пять минут! — объявляет Аврора, вскакивая с места. — Желания! Все придумали желания?

— Я хочу новую машину, — заявляет Раш. — И больше никогда не влюбляться.

— Дурак ты, Марк, — беззлобно говорит Глеб, обнимая Аврору за талию. — Главное — это семья.

Аврора сияет, глядя на него влюбленными глазами.

Я смотрю на Никиту. Он стоит, держа бокал, и смотрит на экран телевизора. Серьезный, сосредоточенный. О чем он думает? Чего хочет?

Куранты начинают бить.

Бам! Бам! Бам!

Мы все хором считаем удары.

— Десять! Одиннадцать! Двенадцать!

— Ура-а-а-а! С Новым годом!

Звон бокалов, крики, радостный смех. За окном начинают грохотать фейерверки, подсвечивая небо разноцветными вспышками.

— С Новым годом, любимая, — Никита притягивает меня к себе и крепко целует.

Его губы теплые, мягкие, со вкусом виски. Я отвечаю на поцелуй, вкладывая в него всю свою нежность, весь страх и всю надежду.

— С Новым годом, люблю тебя!

Все начинают суетиться, доставать пакеты и коробки. Глеб дарит Авроре какие-то безумно красивые сережки, она визжит от восторга. Раш получает от ребят новый крутой телефон.

Никита отстраняется от меня, его лицо становится непривычно серьезным. Даже немного напряженным.

— Ириска… — его голос звучит хрипло, ниже обычного.

Никита достает небольшую коробочку. Картонную, криво перевязанную синей ленточкой. Видимо, сам упаковывал. Это так мило, что у меня щиплет в глазах.

— У меня тоже есть для тебя подарок, — говорю я, и мой голос предательски дрожит. Рука сама тянется к сумочке, пальцы нащупывают нужное, и я вытаскиваю свою. Тоже картонную, белую с красным бантом.

Мы стоим друг напротив друга.

Вокруг шумят друзья, играет музыка, мигает елка. Но для нас все исчезает. Есть только мы вдвоем в этом маленьком пузыре напряжения и любви.

Никита протягивает мне свою коробку.

Я протягиваю ему свою.

Мы не смотрим на подарки. Мы смотрим друг другу в глаза. В его взгляде — вопрос и надежда. В моем — страх и решимость.

Ладно. Фух. Просто скажи это, Ира!

И тут, словно сговорившись, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, мы одновременно делаем шаг навстречу и произносим:

— Выходи за меня, Агапова, — выдыхает Никита.

— Сотников, тебе придется на мне жениться, — выпаливаю я в ту же секунду.

Фразы сталкиваются в воздухе, смешиваются, повисают в звенящей тишине.

Секунда.

Две.

До нас доходит смысл сказанного. Глаза Никиты расширяются. Мой рот приоткрывается в немом «о».

На фоне слышится странный хриплый звук — это Раш, который решил именно в этот момент выпить и подавился.

— Кхе-кхе… Ч-что⁈ — сипит он, стуча себя по груди.

Но мы не обращаем на него внимания.

— Что ты сказала? — переспрашивает Никита, не веря своим ушам.

— А ты что сказал? — пищу я.

Мы одновременно опускаем глаза на коробки в наших руках.

Никита дергает за ленточку на моей коробке. Картонная крышка отлетает в сторону. Внутри, на подушке из бумажной стружки, лежат крохотные вязаные пинетки белого цвета и тот самый пластиковый тест с двумя яркими, жирными красными полосками.

Я дрожащими пальцами открываю его коробку. Там, на дне, блестит кольцо. Не вычурное, не огромное, а идеально изящное, с небольшим камнем, именно такое, о каком я мечтала, разглядывая витрины.

Шок.

Тишина такая, что слышно, как тикают часы на стене.

Никита смотрит на пинетки. Потом на тест. Потом снова на пинетки. Его лицо — это непередаваемая гамма эмоций. Непонимание, осознание, снова шок, и, наконец…

Он поднимает на меня глаза. В них больше нет страха. В них плещется такой океан нежности и восторга, что меня накрывает с головой.

— Ты… — он сглатывает, голос его срывается. — Ты серьезно?

— Серьезнее некуда, Сотников, — шепчу я, чувствуя, как губы расползаются в улыбке. — Ты влип. По-крупному.

— Беременна… — он повторяет это слово, словно пробуя его на вкус. — Ириска…

Никита наклоняется и целует меня. И в этом поцелуе нет никакой горечи. Только сладость, обещание и бесконечная, огромная любовь.

— Так, стоп, — произносит Никита, когда отстраняется, хитро щурясь. — Ты сказала «придется жениться». Это шантаж, Агапова?

Я фыркаю.

— Это констатация факта, Сотников. Ты же честный офицер. Обязан жениться на матери своего ребенка.

Мой мужчина усмехается, берет с моей ладони коробочку, которую я все это время судорожно сжимала. Достает кольцо.

— Я собирался это сделать и без ребенка, глупая, — он берет мою левую руку. — Ты же видела.

— Видела, — киваю я.

— Так какой твой ответ? На мое предложение, а не на твой ультиматум.

— Да, — выдыхаю я. — Да, да, да! Конечно, да, дурак!

Он надевает кольцо мне на палец. Оно садится идеально.

— Я люблю тебя, Ириска, — говорит он тихо, так, чтобы слышала только я. — И нашего мелкого тоже люблю. Уже.

Тут нас накрывает волна поздравлений. Аврора визжит и прыгает, обнимая нас обоих сразу. Глеб жмет руку Никите с такой силой, что я боюсь, как бы он ему пальцы не сломал.

— Красавчик, брат! — басит он.

— Ну вы даете, — качает головой Раш. — Вот это я понимаю — двойной удар. Прямо контрольный в голову.

— Завидуй молча, холостяк, — смеется Никита, не выпуская меня из объятий.

— Чему завидовать? Бессонным ночам и грязным подгузникам? — фыркает Марк, но я вижу, что он улыбается. — Хотя… может, и есть чему. Поздравляю, психи. Вы нашли друг друга.

Я прижимаюсь к груди Никиты, слушая, как бешено колотится его сердце. В комнате шумно и весело. Мои друзья смеются, мой мужчина (теперь уже настоящий жених!) счастлив, а внутри меня зарождается новая жизнь.

Год назад я ехала в поезде с человеком, которого хотела придушить. Сегодня я стою в его объятиях, с кольцом на пальце и с нашим будущим под сердцем.

Жизнь — удивительная штука. Никогда не знаешь, где найдешь свое счастье. Может быть, в купе поезда. Может быть, в споре. А может быть, в маленькой картонной коробочке с пинетками под бой курантов.

Кто бы мог подумать, что все закончится вот так, да?

Хотя нет. Это не конец.

Это только начало.

Самое веселое, я чувствую, еще впереди.