Спецназ. Притворись моим

Глава 20

Муж этой стервы стоит, привалившись плечом к стене, и, судя по мутному взгляду, успел накатить еще пару бокалов, пока меня не было.

— Ну что, красавица, — он отлипает от стены и делает шаг ко мне, преграждая путь. — Скучаешь с нашим солдафоном?

— Пропусти, — холодно говорю я.

— Да ладно тебе ломаться, — он ухмыляется, и меня обдает запахом перегара. — Я же вижу, ты — девка огонь. А Никита, он же скучный. Правильный. Не то, что я.

Этот придурок протягивает руку и касается моего лица.

Я шлепаю его по ладони сумочкой, прорычав:

— Руки убрал.

Пытаюсь обойти его стороной.

Его фигура снова вырастет у меня на пути.

— Тебе что, жить без неприятностей скучно стало? — спрашиваю с вызовом.

— Горяча. И на что этот зануда умудряется цеплять таких дерзких баб? — пьяно хмыкает Стас, предпочитая напрочь игнорировать мое недовольство.

— На то, чего у тебя, очевидно, нет.

— Тупые подкаты?

— Достоинство, придурок.

Стас смеется.

— Мне нравится твой острый язычок. Какой он на вкус, Ириска? — называет меня так, как зовет только Никита. Меня словно против шерсти погладили. Я кривлю лицо в отвращении.

— Для тебя я Ирина. Вежливо, упав в колени.

— Без проблем. Уединимся, и я упаду. Тебе понравится. Обещаю, — подмигивает и хватает меня за локоть. — Сначала я перед тобой на колени, потом ты передо мной… — дергает мою руку на себя.

— Отвали! — делаю я рывок, пытаясь вырваться.

Но он держит крепко. Слишком крепко.

Я всего на мгновение теряю контроль над ситуацией и тут же оказываюсь прижата спиной к стене.

— А если нет? — наклоняется к моему лицу, пытаясь поцеловать. — Закричишь? Мне нравится. Заканчивай ломаться, все вы, малолетки, одинаковые. У меня бабки есть. И тачка классная. Поедем, покатаю…

Вжимается все ближе и ближе своей щупленькой тушей в мое тело Стас. А его ладонь уже трогает мою попу. Мое дыхание учащается. Как это отвратительно! По спине проходит холодок.

Я делаю глубокий вдох.

В голове вспыхивает красная лампочка.

Никакой паники. Только действие, Агапова!

Я вспоминаю уроки самообороны, которые когда-то смотрела в интернете, и пару приемов, которые показывал Сава.

Ну и, конечно, природную женскую хитрость.

Замираю на секунду, делая вид, что сдаюсь. Мой оппонент расслабляется. Ухмыляется победно и целится своими губами в мои губы.

И ровно в этот момент я резко, со всей дури, вскидываю колено. Четко. Прицельно. Прямо в «фаберже» этому недоделанному Казанове.

— У-ы-ы-х… — Стас издает звук, похожий на сдувающуюся резиновую утку, и медленно сползает по стене на пол.

Лицо у него краснеет, глаза вылезают из орбит. Он хватает ртом воздух, как рыба на суше, держась за причинное место.

— Я предупреждала, — холодно бросаю я, поправляя платье. — В задницу себе свои деньги и тачку засунь. Еще раз подойдешь ко мне — кастрирую без наркоза.

Сердце колотится, адреналин бурлит в крови. Вот это я дала! Сама от себя не ожидала.

— Ах ты су… — сипит Стас, пытаясь подняться.

Но тут тень падает на нас обоих. Я поднимаю голову. В начале коридора стоит Никита. Руки в карманах брюк. Его лицо… О, боже. На нем нет ни единой эмоции. Абсолютно каменная маска. Только ледяной ад в глазах.

Он видел. Видел, как этот урод меня лапал. И слышал все те сальные слова, что генерировал его поганый рот.

Никита медленно подходит к нам. Его шаги глухие и тяжелые. Стас, увидев его, пытается что-то прохрипеть, но получается только жалкое мычание. Кажется, кто-то потерял свои яйца.

— Ник, братан…

Сотников даже не смотрит на него. Он смотрит на меня.

— Ты как? — голос тихий, ровный, но от него вибрирует воздух.

— Нормально, — выдыхаю я. — Справилась.

— Вижу, — он кивает на скрюченного Стаса. — Умница моя, — звучит с ноткой гордости.

Он обнимает меня за плечи и целует в макушку. А затем обращает внимание на поднявшегося на ноги товарища.

Сотников делает шаг, пряча руки в карманы.

— Никит, — предупреждающе говорю я, хватая его за рубашку.

— Я же предупреждал тебе, Стас. Не лезь к ней.

— Да это была просто шутка! — сипит блондин. — У вас что, совсем нет чувства юмора, ребят? — бегают его испуганные глазенки.

— Шутка? Возможно, твоим женщинам и нравятся такие шутки, когда к ним насильно лезут в трусы, но эта женщина — моя, — спокойно заявляет мой боец, одной рукой хватая Стаса за воротник так, что тому едва ли не на цыпочки приходится встать, чтобы удержаться на ногах.

— Да куда я там лез… Да брось!

— Никита, не н… — начинаю я и затыкаюсь. В пару быстрых движений Сотников разворачивает Стаса и слегка толкает ногой. Тот по инерции делает пару шагов. И, запнувшись, теряет равновесие, позорно утыкаясь лицом в кадку с искусственным фикусом.

— Ой! — прыскаю я, прикрываю рот ладонью, сдерживая смех.

— Полежи, подумай о вечном.

Никита поворачивается ко мне. Берет меня за руку. Его пальцы горячие, надежные.

— Пойдем отсюда, Ириска.

— С удовольствием, — выдыхаю я.

Мы уже собираемся уйти, когда дверь женского туалета распахивается, и оттуда вылетает Вероника. Глаза горят злым торжеством, губы кривятся в оскале.

— Я все про вас знаю!

Мы останавливаемся. Никита смотрит на нее с такой усталостью, будто она — назойливая муха.

— Чего тебе, Ника?

— Я слышала, — она тычет в меня пальцем с длинным красным ногтем. — Я все слышала в туалете! Она говорила по телефону. Нет у вас никаких отношений! Это все фикция! Эта маленькая сучка просто играет роль! — продолжает, захлебываясь ядом. — Нашел себе малолетку, чтобы прикрыться, Сотников? Зачем это все? Просто признай, что все еще любишь меня…

Я чувствую, как кровь отливает от лица. Она подслушала. Вот же стер… лядь!

Я сжимаю руку Никиты, готовясь к обороне. Но он даже не вздрагивает в ответ на ее заявление. Смотрит на Веронику, как на грязь под ногами.

И тут меня осеняет.

Она сказала «все еще любишь меня»?

Давлюсь вздохом.

Да нет…

Да быть не может!

Смотрю на Сотникова.

— Ты закончила? — его голос тихий, но такой ледяной, что в ресторане, кажется, падает температура.

— Я… что? — теряется от его спокойствия Ника, явно ожидавшая другой реакции на свой монолог.

— Мне плевать, что ты там слышала, Вероника, — чеканит мужчина. — И мне плевать на твое мнение. Ты для меня никто. Досадная ошибка прошлого.

Он делает шаг к ней, и она инстинктивно отшатывается.

— А теперь послушай меня внимательно. Если ты еще раз приблизишься к Ире или откроешь свой поганый рот в ее сторону… я забуду, что я джентльмен. И поверь, тебе это не понравится.

— Ты мне угрожаешь⁈ — взвизгивает дамочка, но в глазах плещется страх.

— Именно.

— Да пошел ты!

— С удовольствием. Главное, подальше от тебя.

Ник разворачивается, обнимает меня за плечи так крепко, что мне становится больно, но эта боль приятная, и уводит меня прочь из этого места.

Мы идем по заснеженной улице. Молчим. Адреналин в крови бурлит, смешиваясь с холодным воздухом. Я все еще чувствую дрожь в руках.

— Прости, — наконец нарушаю я тишину. — Это я виновата. Не надо было болтать в туалете. Просто Аврора позвонила… Я не знала, что эта гадюка там.

— Забей, — бросает Никита. Он достает сигареты, закуривает на ходу. — Давно надо было это закончить.

— Что закончить? Никит, кто они вообще такие? Стас, Вероника… Она вела себя так, будто имеет на тебя права!

— Если она их и имела, то давно уже просрала.

— И что это значит?

Дергаю его за рукав. Он останавливается. Выпускает струю дыма в ночное небо. Смотрит на меня. В свете фонаря его лицо кажется уставшим и каким-то… измученным. Словно за этот вечер он прожил лет десять.

— Вероника была моей невестой, — глухо произносит.

У меня отвисает челюсть.

— Что⁈ Эта… эта⁈

— Ага. Семь лет назад дело шло к свадьбе.

— И что случилось? — шепотом спрашиваю я, уже догадываясь, что ответ мне не понравится.

Никита криво усмехается.

— Классика жанра, Ириска. Банальная, пошлая классика. Я вернулся из командировки раньше времени. На Новый год. Хотел сюрприз сделать. — Он делает глубокую затяжку. — И сделал. Захожу в квартиру, а там… сюрприз для меня. Моя невеста в нашей постели. И не одна.

— Со Стасом? — догадываюсь я.

— Бинго, — щелчком отбрасывает окурок. — С моим лучшим другом. Стас был мне как брат. Мы с песочницы вместе. И как я не понял, что он человек — дерьмо, до сих пор удивительно.

Меня накрывает такая волна ярости, что перед глазами темнеет.

Я смотрю на Никиту, на этого сильного, железного мужчину, и понимаю, почему он такой. Почему он не любит Новый год. Почему он не доверяет женщинам. Почему он такой… закрытый. Замкнутый. Привыкший все в своей жизни контролировать.

Его предали. Самые близкие. Те, кому безоговорочно доверял. Растоптали, унизили, плюнули в душу.

И эта тварь еще смела сегодня открывать рот⁈ Смела что-то там вякать про наши отношения⁈

— Вот же стерва! — вырывается у меня. Кулаки сами собой сжимаются. Я резко разворачиваюсь на каблуках и решительно шагаю обратно в сторону ресторана.

— Эй, ты куда намылилась?

— Туда! Я пойду и набью ей морду! Все патлы выдеру! И этому уроду добавлю! Такие, как он, не должны размножаться!

Слышу веселый хохот за спиной.

— Агапова, стоять! — Никита хватает за капюшон пуховика, как нашкодившего котенка.

— Нет! Пусти! Как она могла⁈ Тварь! Да я ее… Я им устрою! Они у меня узнают, как обижать хороших людей!

Я машу руками, пытаясь освободиться.

Никита смеется.

Тихо, хрипло, но искренне.

Он дергает меня к себе и прижимает спиной к своей груди, блокируя руки.

— Успокойся, боец, — шепчет мужчина мне в макушку. — Не надо никуда идти. Не марай руки об это дерьмо.

— Но они же просто… ужасны!

— Плевать. Их карма уже нагнула. Да и ты им уже все показала. И мне… Ты осталась на моей стороне, и мне этого достаточно.

Я замираю в его объятиях. Оглушенная словами Ника. Неужели он мог хоть на секундочку усомниться в том, что я выберу того придурка? Дурак.

Я слышу, как бьется его сердце. Ровно, сильно. Чувствую его тепло, которое проникает сквозь пуховик. Злость уходит, оставляя место щемящей нежности.

Сотников такой сильный. И такой… одинокий был все это время. И мне так хочется стереть эту боль из его прошлого. Заставить его забыть про эту дуру Веронику.

— Никит, — я поворачиваюсь к нему лицом, не выбираясь из кольца его рук.

— М?

Он смотрит на меня сверху вниз. Его взгляд полон теплоты.

— Я знаю хороший способ поднять настроение, — говорю, глядя на его губы.

— Да? — приподнимает он бровь, улыбаясь уголком рта. — И какой же? Мордобой мы уже пробовали.

— Есть кое-что получше…

Встаю на цыпочки, обхватываю его шею руками и тянусь к нему. Вижу, как его взгляд темнеет, становясь тягучим.

Я просто беру и целую его. Нежно, но настойчиво. Вкладывая в этот поцелуй все, что накопилось: сочувствие, восхищение, злость на его бывших, благодарность за спасение и… то самое, в чем я боялась признаться даже себе.

Никита замирает на долю секунды, а потом отвечает. Жадно. Страстно. Его руки сжимают мою талию, приподнимая меня над землей.

Мы целуемся посреди заснеженной улицы, под светом фонаря, и мне плевать на мороз, на прохожих, на весь мир. Есть только он. Его губы, его вкус, его сила.

Внутри все взрывается фейерверком, покруче того, что был у папы на юбилее.

Сотников отрывается от меня, тяжело дыша. Мы смотрим друг другу в глаза. Воздух между нами искрит.

— Агапова, — хрипит Никита. — Ты понимаешь, что делаешь?

— Понимаю, — шепчу я. — Лечу твою душевную травму.

Он усмехается.

— Терапия, значит?

— Точно. Интенсивная.

Он смотрит на меня, и в его глазах загорается огонь. Такой, который способен растопить многовековые ледники. И от которого уже тает одна возбужденная девушка в его объятиях.

— К твоим родителям мы сейчас точно не поедем, Агапова.

— Почему это? — притворно удивляюсь я, хотя сердце радостно скачет.

— Потому что я не смогу вести себя прилично. А вести себя неприлично, когда в соседней комнате спит твой папа — не смогу тем более!

Я смеюсь. Никита снова целует меня, коротко, но так, что у меня подгибаются колени. Отстранившись, я уточняю:

— Так это значит «да»? Ты готов продолжить прописанную мною терапию? Прямо сейчас…

— Боюсь, док, проблема гораздо серьезней, и мне понадобится целый комплекс процедур.

— Что ж, мы что-нибудь придумаем!