Спецназ. Притворись моим

Глава 4 Никита

«Нам бы только ночь простоять, да день продержаться»…

В нашем случае — две ночи.

И в первую мы нет-нет да периодически собачимся.

Она мне слово.

Я ей два.

Дальше по накатанной. Пока у обоих нелестные эпитеты не иссякнут. Только тогда на перезарядку своих боевых «саркастических» уходим. До тех пор, пока кого-нибудь из нас снова не закусит. Короче, первая ночь в поезде выходит веселой.

Еще компания молодежи за стенкой шумная едет: ржут, орут, бухают — всё по стандарту. И проводницы по коридору шастают, шурша баллонами с белой краской и мишурой, украшают вагон к приближающимся праздникам. Отвык я от такой какофонии звуков.

В итоге засыпаю только в районе трех.

А ровно в восемь утра уже открываю глаза, упершись взглядом в верхнюю полку. Выдрессированный за много лет на подъемы организм не разделяет отпуск и трудовые будни. Ему по херу, что мы еще можем спать и спать. Ничего не могу с этим поделать.

Потягиваюсь, растираю ладонями лицо. Я едва помещаюсь на короткой кровати. Поворачиваю голову. В утреннем полумраке разглядываю спящую Агапову. Хорошенькая, растрёпанная. Ладошки под щеку подложила. Губы едва заметно улыбаются. Темные длинные реснички подрагивают.

Хмыкаю.

Ну прямо ангел во плоти!

Что ж у тебя характер-то такой… непримиримый? Нормальная же девчонка. Если по факту. Без напыления.

Следующий час гоняю по черепушке мысли, как бильярдный шар по столу, и ворочаюсь, пытаясь или заснуть, или хотя бы найти сносное положение для своего тела, чтобы оно перестало затекать. Всеми силами стараюсь не будить «лихо».

В начале десятого сдаюсь.

Поднимаюсь. Мышью вытаскиваю из сумки полотенце, хватаю щетку, пасту и гребу в уборную. Тут приходится отстоять очередь из трех человек. И это была бы скука смертная, если бы прямо за мной не встала симпатичная студентка филфака. Четвертый курс, ноги от ушей, взгляд откровенно заигрывающий и инициативность — всё, как я люблю.

За легким флиртом и непринужденной болтовней полчаса в очереди пролетают как пять минут. Бонусом — номерок телефона, по которому я, вероятней всего, никогда не позвоню. И вот я, умытый, довольный, подпитавшийся женской энергетикой, — возвращаюсь в купе.

Принцесса Ириска дрыхнет без задних ног. Ей не мешает ни легкий шум железной дороги, ни болтовня в коридоре, ни яркий солнечный свет. Спит так крепко и сладко, что аж завидно становится.

Так дело не пойдет!

Я не сплю, и ты не спишь, принцесса.

Выдергиваю из тонкой первой подушки торчащее перышко и присаживаюсь на корточки рядом с девчонкой. По губам ползет гаденькая улыбка. Никитка, тридцать пять годиков. Заношу перо над лицом Агаповой и легонько щекочу кончик носика.

Морщится.

Прохожусь по линии подбородка.

Отмахивается.

Я отдергиваю руку, едва не попав под удар. Выжидаю пару секунд.

Моя попутчица снова затихает, продолжая посапывать.

Касаюсь кончиком перышка ее приоткрытых губ. Очерчиваю полноватую нижнюю и V-образный уголок верхней. Щекочу ямочки на щеках и спускаюсь ниже. Касаюсь шеи.

Дыхание принцессы учащается.

Мое, что странно, тоже.

Она поджимает губы.

А я залипаю на них взглядом. Всё-таки, если исключить все вводные, страшно хочется их засосать. По-взрослому, крепко, с полной самоотдачей. Чтобы дыхание перехватило и легкие сжались без воздуха!

Неосознанно поддаюсь вперед, возможно, чуть больше, чем нужно, нависая над Агаповой. И именно в этот момент эта коза распахивает свои ясные, как небо за окном, глаза. Распахивает и… испуганно дергает головой, врезая мне лбом по носу.

— … лять, Агапова, опять! — выругиваюсь я. — М-м, — оседаю задницей на пол. — Ты че творишь-то, буйная? — ругаюсь, ощупывая нос.

Целый вроде.

Тогда что это был за хруст?

По ходу, мое достоинство треснуло к чертовой матери.

— А ты че лезешь к моему лицу своей мордой? — шипит коза, выпутываясь из одеяла.

— Разбудить тебя хотел, че! — ворчу, поднимаясь на ноги.

— Каким это образом?

— Ну точно не как принц спящую красавицу. Я не принц, да и ты…

— Еще одно слово, Сотников, и клянусь, я тебе врежу! — воинственно тычет пальцем в мою грудь. Волосы в беспорядке, щеки румяные, глаза бешеные. Не девушка — фурия.

— Уже врезала. С добрым утром.

— Рядом с тобой утро добрым быть не может.

— Это смотря в каких обстоятельствах мы вместе проснемся.

— Ой, цыц! — изображает знак «заткнись» Агапова. — Две минуты тебя вижу, а голова уже раскалывается! — отворачивается, заправляя постель. — Лучше дай зарядку для телефона, — бросает как бы мимоходом.

— А обещание жениться тебе не дать?

Она зубы стискивает и рычит в мою сторону.

Я выдергиваю провод из розетки со своей стороны и кидаю на ее кровать.

— В качестве спасибо подойдут пирожки. Я с капустой, если что, люблю. Два.

Ира строит гримасу, сгребает вещи и топает умываться.

Хмыкаю, провожая ее задницу в черных леггинсах взглядом.

Вот вам и доброе утро.

Завтракать моя богатая попутчица чешет опять в вагон-ресторан. А я в купе, по-старинке: вонючая лапша быстрого приготовления, черный чай в граненом стакане и молочное печенье со вкусом прямиком из СССР.

После снова утыкаемся каждый в свой гаджет. Я продолжаю залипать на посредственном детективе. Агапова, усердно кусая губы, что-то печатает в своем телефоне. Я лишь слышу «клацанье» виртуальных кнопок и ее невнятный бубнеж себе под нос.

Реально объявление она там, что ли, фигачит?

Баба без тормозов!

Время от времени перекидываюсь сообщениями со своими друзьями. Читаю и пишу, как только сеть «пробивается». Глеб сегодня развел в нашем чатике на троих стенания по поводу того, что Аврора его вечером в театр тащит. На оперу. Потому что батя ее — генерал Виленский — оперу любит. А перед батей будущему зятю надо выслужиться. Раш в печали — его девушка Анита ему снова пинка под зад дала. Потому что «ты никогда меня не слушаешь» и «мог бы хоть раз проявить уважение к моему мнению».

Я читаю и веселюсь.

Я — один. Я — свободен и счастлив. Никто не ебет мне мозги, не выдвигает своих условий и не покушается на мой покой. Мне комфортно самому с собой.

Нет, разумеется, когда-то — лет семь назад, если быть точнее — я тоже мечтал о семье. Дом — полная чаша. Жена — надежный тыл. Дети — папина и мамина гордость. Но не случилось. Не срослось. Отголоски боли от предательства бывшей до сих пор периодически докатываются и накрывают. И абсолютно каждый раз ты подсознательно снова ждешь ножа в спину. Ждешь, что в любой момент любого дня ты вернешься из командировки на день раньше и увидишь, как твой товарищ трахает твою невесту в твоей кровати. Как в тупом анекдоте, честное слово. Неприятно.

Чего ей не хватало тогда? До сих пор не пойму. Я ведь любил. До отупения просто!

И шут его знает, сколько раз за эти семь лет я снова пытался с кем-нибудь сойтись. Голову потерять, проникнуться, увязнуть настолько, чтобы дышать без нее было невозможно. Чтобы кости ломало и душу рвало — потому что к ней надо. Чтобы каждого звонка и сообщения ждал — как весточку с фронта. Не получается у меня так больше. Перегорел, перерос, переболел. А может, сломала, кто знает? И если еще лет в тридцать мне хотелось эмоций, страсти и свою под боком, рядышком, то теперь я остыл ко всему семейному и общему. Теперь мне ближе к душе «свое»: своя кровать, своя квартира, свое личное пространство и свое время, которое не надо ни с кем делить. Матери моей, конечно, такой расклад не нравится. Она все еще ждет внуков. Но против себя не попрешь.

— Ты сейчас будешь ржать, — слышу бурчание и выныриваю из своих мыслей.

Оглядываюсь на «соседку», стопнув сериал.

— Ты это мне? Мы снова разговариваем? Вау.

— Не будь придурком, Сотников! Ты можешь мне помочь?

— Я уже сказал, что на роль жениха не гожусь…

— Да я не про это! — фыркает, усаживаясь перед столом по-турецки. — Глянь, а? — просит, пододвигая ко мне свой телефон. — Насколько адекватно звучит по шкале от одного до десяти?

Заинтригованный, занимаю сидячее положение и откладываю планшет, хватая гаджет девчонки. Пробегаю глазами по заметке. Прячу смех за кашлем в кулак. Декламирую с интонацией:

— «Срочно требуется жених! Возраст от двадцати до тридцати лет»… Вау, я даже по возрасту не подхожу. Лестно. «Парень без вредных привычек и приятной наружности»… Ты бы еще написала «желательно не урод», Агапова. «Обязательно наличие чувства юмора и интеллекта»… А последнее тебе зачем? Главное, чтобы батины шутки понимал, а не цитировал Шекспира. «Приветствуются актерские навыки. Оплата договорная. Работа без интима»… — на последнем срываюсь и начинаю хохотать.

Ира психует и выхватывает из моих пальцев свой телефон:

— Никакого сочувствия к чужому горю. Я поняла, Сотников. Хотя чего я ожидала от солдафона.

— А чему мне сочувствовать? Тому, что ты по-крупному завралась перед предками и теперь барахтаешься, не зная, как выпутаться?

— Можно подумать, ты никогда родителям не врал!

— Нет.

— Ой, нимб не натирает?

— Нет. И я серьезно. Я вообще ко всякому виду вранья отношусь остро негативно.

— Даже к тому, что во благо? — с вызовом.

— Все это херня — ваша ложь во благо. По итогу одной из сторон обязательно будет больно. Поэтому ты с этими играми заканчивай и признайся предкам, что нет никакого жениха. Мой тебе братский совет. Тем более ты еще совсем соплячка, Ириска. Молоко, вон, еще на губах не обсохло.

— Эй! Вот только не вздумай разговаривать со мной как с ребенком! Я взрослая девушка. Никаких уничижительных сюсюканий. Понял?

— Посюсюкаешь с тобой. Я к тому, что у тебя вся жизнь впереди. Для себя сначала поживи, взрослая девушка. Не обязательно в двадцать выскакивать замуж.

— Аха. Ты это матери моей объясни. У нее то Ленкины, то Инкины, то Валькины, то еще бог знает каких подружек дочери: «женихов себе находят богатых и перспективных», — ломает голос Агапова. — И она каждый раз звонит мне и начинает вот с этой «мамской претензией» выговаривать. Да заворачивает так, будто я хуже всех их! А я терпеть не могу, когда меня недооценивают! — распаляется девушка.

Я смотрю на нее и улыбаюсь. Весь пафосный лоск с принцессы слетел. Передо мной сейчас сидит простая, живая девчонка со своими очаровательными тараканами. И такая Ира мне нравится в разы больше. Такой, вероятно, ее видят все — девушка моего друга и мой двоюродный братец, друзья по универу и еще куча людей, которых Агапова умеет к себе расположить. Со мной вот только маску носит. Всегда.

— Чего? — фыркает она.

— Ничего, — качаю я головой.

— Так что с объявлением? Совсем ужасно?

— Если хочешь зацепить какого-нибудь маньяка, то в самый раз. В целом, не советую.

Ира откидывается затылком назад, упираясь в стену.

— Это фиаско, братан, — выдыхает.

Я посмеиваюсь и возвращаюсь к своему сериалу.

Нет, пособничать ей в этом «деле» я не буду.

Мои принципы железобетонные.

В три часа дня наш поезд делает очередную короткую остановку. Небольшой пригородный вокзал, состоящий только из одноэтажного здания, комнаты ожидания и перрона. Местность — глушь пропащая. Вокруг только снег, тайга и парочка населенных пунктов в паре километров от ж/д.

— Сколько мы тут стоим? — спрашивает Ира, высовывая нос в коридор.

— Стоянка десять минут, — голосом проводницы.

— А вы не в курсе, здесь есть поблизости магазин?

— Вряд ли, но на перроне иногда местные торгуют домашними соленьями и выпечкой.

— И пирожки у них есть? С капустой?

— Есть. Думаю, и с капустой тоже.

Мысленно улыбаюсь, физически не подаю виду.

Принцесса ныряет обратно в купе и сдергивает с крючка свою куртку. Переобувается в зимние ботинки и хватает в руки телефон.

— Куда собралась? — Мажу по ней взглядом исподлобья.

— Напомни, с каких это пор я должна тебе отчитываться? — задумчиво щурится. — М-м, кажется, ни с каких.

— Остановка короткая. Опоздаешь на поезд, тебя сожрут волки.

— Ха-ха. Боюсь-боюсь! Я ушла.

Я снова утыкаюсь взглядом в экран и стараюсь абстрагироваться. Напоминаю себе, что мне до звезды: куда она пошла, как надолго, когда вернется и вернется ли вообще. Пле-вать!

Должно быть.

Но так не получается. Внутри зудит дерьмовое предчувствие. Райончик ведь реально дикий. Отморозков тут выше крыши. А принцесса проблемная. Вляпаться в неприятность ей — как нехер делать.

Проклиная Агапову за ее активность, поднимаю свою задницу с места и хватаю свою парку. Запрыгиваю в зимние берцы, засовываю телефон в карман и тоже выхожу из вагона на перрон.

Просто покурить.

А не чтобы за ней проследить.

Делать мне больше нехер, кроме как задницу ее караулить!

Стреляю у прохожего сигарету. Мне подкуривают. Затягиваюсь. Оглядываюсь. «Интерьер», как и везде в глубинке, — обшарпанные стены, покоцанные лавочки, разрисованные мамкиными художниками столбы. Людей здесь немного: выходят единицы и садятся столько же. Иру найти проблем не составляет. Вон она, стоит у какой-то бабки в ватном тулупе. Пирожки покупает. Надеюсь, не с «котиками».

Всё с ней нормально. Далеко не ушлепала.

Выпускаю струю дыма в морозный воздух.

Снова обхватываю сигарету губами.

Едва успокаиваю своего тревожного внутреннего зверя, как случается подспудно ожидаемая мною херня.

К Агаповой со спины подбегает какой-то мелкий шкет, и в тот момент, когда она достает из своего розового кошелька бумажную купюру, сопляк этот кошелек у нее подрезает. Выхватывает и тикает со всех ног, петляя между прохожих.

— Эй!!! А ну отдай! Держите его!

С воплями и пакетом пирожков бросается в погоню Ира.

Я матюкаюсь. Бросаю сигарету, тушу ботинком, и двигаю в том направлении, куда умчались эти двое. Залетаю в здание вокзала. В последний момент улавливаю мелькнувшую голубую куртку девчонки. Бегу за ней. Не рассчитав свои габариты, чуть не сношу с ног мужика. Пинаю чью-то сумку. Бросаю извинения и влетаю плечом в двери центрального входа.

Вываливаюсь на улицу. Едва успеваю затормозить, по касательной все-таки влетая грудью в спину Агаповой. Она, потеряв равновесие, охает и летит вперед. Я хватаю ее за капюшон, удерживая в вертикальном положении.

— Убежал! — впивается пальцами в волосы и с отчаянием оглядывается по сторонам Ира. — Я не видела, куда… С моим кошельком! А там деньги, карты, там… всё, Никит!

— Твою мать, Ириска. Ты без приключений вообще никак⁈

— Да чего я-то⁈ Это он! Схватил!

Осматриваюсь. Мелкого воришку нигде не видно. И шансов найти его «по-быстрому» никаких. Он местный. Стреляный воробей — знает здесь все входы и выходы. Наверняка уже где-то затихарился. Дело — труба. Перспектив никаких.

— Пошли, — хватаю девчонку под локоть.

— Куда? — упирается, пятками тормозя. — А кошелек! Не пойду!

— Налички там много было?

— Н-нет, тысячи две, но…

— Бабки не вернешь — смирись. Карты сейчас же заблокируешь — ничего страшного. Кошелек новый купишь — не проблема. А вот если мы на поезд опоздаем — кабзда тебе, Агапова. Сам лично постараюсь! Поэтому давай, шагаем в темпе! — буквально волоку девчонку за собой, заталкивая в двери вокзала.

— Да ну как⁈ — возмущается, все еще крутя головой по сторонам. — Так же нельзя, блин! Он что, останется безнаказанным⁈

Законом — останется. Карма хлопнет.

— Да пусти ты меня, Сотников, хватит меня тащить! — вырывается.

— В следующий раз будешь меньше клювом щелкать, — ослабляю хватку.

— Надо заявление написать!

— Кому? Завхозу или, вон, кассиру?

— Здесь должен быть участковый! Или пункт охраны!

— Агапова, ради всего святого, двигай ногами, а то мы сейчас реально ос… — осекаюсь на полуслове.

— Никуда я не…

— Цыц! — шикаю. — Ты это слышишь? Это что…

Прислушиваемся и переглядываемся.

— Поезд, черт! — вопит Ира.

— Бегом, блять! — гаркаю я.

Срываемся с места и на всех парах несемся в сторону перрона. Заплутав, врезаемся в закрытую дверь. Чуть не вышибаем своими локтями стекло. Оно трещит. Ныряем в соседний проход. Выбегаем на улицу.

— Черт, черт, черт!

Состав набрал ход, и всё, что мы успеваем уловить, — это хвост последнего вагона.

Наш поезд ушел.