Глава 27. Чувствительность

Тишина закрытого отдела библиотеки нарушается только шелестом пергамента под моими пальцами и ровным гулом какого-то древнего механизма, спрятанного в стенах.

Я полностью погружена в схемы антидота, выводя изящные символы на разложенных листах.

Вдруг резкий, громкий звук заставляет меня вздрогнуть.

Вот ведь! Чуть не испортила чертёж!

Оглядываюсь. И закусываю губу.

Это Дорхар с силой захлопнул массивный фолиант перед собой.

Всматриваюсь в его лицо. Обычно бесстрастное, оно сейчас искажено досадой и сдерживаемой яростью.

Не замечая моего взгляда, Дорхар откидывается на спинку стула и проводит ладонью по лицу. У меня аж сердце сжимается, столько в этом жесте усталости.

Только вот я уже знаю ректора Дорхара Ирда. Это явно короткая передышка. Сейчас посидит так и снова встанет, продолжая пробивать невидимую стену своими большими кулаками.

— Я… могу помочь? — всё же решаюсь осторожно спросить я. — Над чем вы работаете? Если это не тайна, конечно.

Его золотистые глаза, тёмные в тусклом свете, пристально изучают меня.

Я даже дыхание затаиваю. Всей кожей чувствую: решает, насколько я заслуживаю его доверие.

— Надо подумать ещё. Сообразить, что я ещё не пробовал, — его ровный спокойный голос звучит совершенно безэмоционально. — Стандартные методы атрибуции не работают. Нестандартные тоже. Есть, конечно, ещё эффективные методы, но в некоторые сферы я предпочёл бы не залезать.

Я молчу. Просто жду, чувствуя его тяжёлый, оценивающий взгляд.

Проходит несколько секунд, прежде чем он коротко кивает самому себе и делает мне жест подойти.

— Твой свежий взгляд может помочь, Кьяра. Посмотри. Мне нужно идентифицировать создателя этого, — он указывает на разложенный перед ним чертёж.

Перевожу дыхание, чувствуя растекающееся внутри тепло от того, что он мне всё же доверяет.

Я подхожу ближе, заглядываю в чертёж. Это схема сложного механизма, состоящего из множества латунных шестерёнок, пружинок и резонаторов. Линии изящные, точные, выведенные с уверенностью мастера.

— Официально он числится работой безвестного ремесленника, — продолжает Дорхар, его голос снова обретает привычную сталь. — Но стиль кричит о руке гения. Высокого класса. Я просматриваю каталоги работ и патентов всех известных инженеров за последние сто лет из этого отдела, пытаясь найти совпадения.

Я смотрю на эти изящные линии, на безупречную геометрию, и вдруг меня осеняет. Это ведь не просто чернила на бумаге! За ними стоит реальный объект, в котором осталась память о том, кто его создал.

— Мы можем воспользоваться моим даром, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Если бы у меня был физический объект, я могла бы попытаться услышать в металле следы его создателя. У каждого мастера свой почерк. Как он держал резец, с каким давлением обрабатывал заготовку. Я могу узнать, какие эмоции он испытывал в момент творения… Металл всё помнит.

Дорхар замирает. Его взгляд становится настолько пристальным, что мне кажется, он сейчас прожжёт меня насквозь.

Продолжая смотреть на меня, он открывает потайной отдел своего кожаного портфеля, достаёт небольшой, но невероятно сложный механизм и аккуратно кладёт его на стол передо мной.

Латунь поблёскивает в свете магических светильников. Это сердцевина того самого устройства с чертежа — сплетение тончайших шестерёнок, осей и пружин. Работа невероятной, ювелирной точности.

— Посмотри его, — произносит Дорхар тихо.

Мои пальцы слегка дрожат, когда я беру механизм. Он холодный и гладкий, тяжёлый для своего размера.

Я придвигаю стул, сажусь, устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза.

Глубокий вдох. Выдох. Я отсекаю всё: гул библиотеки, тяжёлый взгляд ректора, собственное нервное напряжение.

Сосредотачиваюсь на латуни под пальцами.

Сначала чувствую лишь смутное ощущение от материала, его возраста, его нейтральной сущности. Затем я погружаюсь глубже, позволяя своему дару растечься по металлу, искать в нём память.

— Я чувствую… уверенность, — шепчу я, едва осознавая, что говорю вслух. — Такую твёрдую, незыблемую уверенность в каждом движении. Терпение. Много терпения. Такой точностью мог обладать только кто-то с огромным опытом, знающий цену времени…

Слова приходят сами, рождаясь из образов и ощущений. Я хмурюсь, пытаясь уловить что-то неуловимое, едва заметное, спрятанное под слоями мастерства.

— Но есть ещё что-то… — продолжаю я, и голос мой становится тише. — Страх? Нет… не страх. Скорбь. Глубокая, застарелая скорбь. И… гнев. Сдержанный, холодный, как ледяная жила. Он вложил это в металл.

Я открываю глаза, чувствуя лёгкую дрожь в кончиках пальцев.

— Дорхар. Прошу прощения, всё же это слабая идея. Ведь я не могу увидеть самого мастера. Только эмоции, вложенные в работу. Этого будет недостаточно для идентификации.

Я неосознанно сжимаюсь, ожидая увидеть разочарование на его лице. И удивляюсь тому, как в золотистых глазах Дорхара загорается знакомый мне огонь: азарт охотника, напавшего на след.

— Эмоционального отпечатка для доказательств в суде недостаточно, — соглашается он, вставая. — Но нет, идея не слабая, Кьяра. Она даёт направление.

Его движения снова полны энергии.

Дорхар проходит между стеллажами к одному из шкафов из тёмного дерева, открывает его и достаёт компактное устройство.

Оно сделано из тёмного полированного дерева и матовой латуни, а в его сердцевине пульсируют несколько мелких кристаллов, отливающих синевой. Напоминает и научный прибор, и древний музыкальный инструмент.

— Это резонансный усилитель, — поясняет Дорхар. — Он может усиливать и визуализировать тонкие эмпатические сигналы, которые улавливают такие, как ты. Но для этого его нужно точно откалибровать под конкретного оператора. Без калибровки получится лишь хаотичный шум.

Он ставит устройство на стол между нами. Кристаллы издают едва слышное, вибрирующее гудение, отзываясь в костях.

— Я буду настраивать аппарат, — продолжает Дорхар, его взгляд тяжёлый и непроницаемый. — А ты будешь эталоном. Будешь описывать всё, что почувствуешь. Каждый оттенок.

Я киваю, горло внезапно пересыхает от неясного волнения. Он указывает на две латунные пластины по бокам прибора.

— Руки сюда. Постарайся расслабиться.

Я кладу ладони на прохладные, отполированные до зеркального блеска пластины.

В этот момент Дорхар обходит стол и встает сзади меня. Его высокое, мощное тело оказывается так близко, что я чувствую исходящее от него тепло через ткань платья.

Он наклоняется надо мной, его руки протягиваются вперед, чтобы дотянуться до регуляторов на панели прибора.

Я оказываюсь в ловушке, зажатая между ним и столом. Его дыхание ровное и глубокое, оно тревожит волоски у моего виска, и по коже от этого бегут мурашки.

— Начинаю с низких частот, — предупреждает он хрипловатым голосом.

Загрузка...