Тайная помощница для ректора-орка (СИ)

Глава 4. Причины

Я торопливо, дрожащими руками, натягиваю на всё ещё чуть влажное тело платье.

Пальцы плохо слушаются, шнуровка корсета никак не поддаётся.

Мысли путаются, возвращаясь к рассказам о том, как ректор Дорхар Ирд умеет назначать наказания.

Ректор Дорхар Ирд никогда не кричал. Не унижал.

Он заставлял учиться. До седьмого пота. До полного изнеможения.

Студента, подсунувшего экзаменатору артефакт с чужой клеймовкой, ректор Ирд запер на неделю в архиве с первоисточниками. Поручил вручную составить каталог всех известных подделок за последние пятьдесят лет.

Говорили, парень потом с лёгкостью сдал самый сложный экзамен по экспертизе.

Двух старшекурсников, устроивших драку в теплице с ядовитыми мандрагорами и повредивших систему климат-контроля, ректор Ирд заставил вдвоём, молча, сутками чинить сложнейший механизм.

Они выучили его устройство так, что потом оба получили лестные предложения от мастеров-климатологов.

А того, кто украл чертежи у однокурсника… Ректор заставил его публично, перед всем курсом, защищать не только свой украденный проект, но и детально разобрать ещё три альтернативных решения, которые он сам же и должен был придумать за одну ночь.

Ректор Ирд не ломал. Он переплавлял. Делал лучше. Сильнее. Но процесс этой переплавки был ужасен.

Что же он сделает со мной?..

Застегнув последнюю пряжку, я с глубоким вздохом выхожу из душевой.

Воздух пахнет озоном и горелой магией.

Ректор стоит спиной ко мне у того самого злополучного аппарата.

Его мощная фигура, теперь в шёлковой рубашке, освещена холодным синим светом от многочисленных циферблатов и экранов на стенах мастерской.

Он молча изучает хаос, который я здесь устроила.

Латунные трубы, всё ещё дымящиеся, заклиненный рычаг, колба с мутным остатком жидкости на дне.

Я делаю несколько шагов, стараясь дышать тише.

Возбуждение, угасшее было от страха и холодной воды, снова просыпается внутри от его близости.

Я замечаю, как напряжены его широкие плечи под дорогой тканью, как сжаты кулаки.

До меня отчётливо доходит, что он тоже возбуждён. Сдерживает себя. От этой мысли становится жарко.

— Объясни последовательность, — приказывает он, наконец поворачиваясь ко мне и устремив на меня ледяной взгляд золотистых глаз, сейчас тёмных, почти янтарных. — Детально. С чего начала.

От одного взгляда на ректора, мне очевидно: приказ нужно выполнять немедленно. Без вариантов. Я уже попалась. Надеюсь, чистосердечное признание мне поможет. Хотя ох вряд ли…

И всё же я заставляю себя говорить, запинаясь, объясняя выбор компонентов, расчёты скорости.

Мой голос звучит чужим. Но всё же мне удаётся связно выдать последовательность реакций.

Выслушав, ректор начинает говорить. Я слушаю, сама слежу за его руками — большими, с длинными пальцами, — которые водят по схеме установки, указывая на узлы.

— Ошибка здесь, — он тычет пальцем в место соединения двух латунных труб. — Ты не учла резонансную частоту конденсатора. При такой концентрации эмориума вибрация смещает фазу. Здесь, — его палец перемещается к заклинившему рычагу, — ты должна была предвидеть обратную отдачу. Недостаточное демпфирование. Из-за этого дозатор выходит из строя, и компонент льётся бесконтрольно.

Он говорит чётко, безжалостно, разбирая мой труд на винтики.

С каждым его словом, с каждым точным замечанием, моё возбуждение растёт.

Он так умен. Так невыносимо компетентен.

Он видит всё.

Я ловлю каждый его взгляд, каждое движение губ, и мне хочется… мне хочется совсем другого.

— В итоге, — заключает он, и в его голосе впервые звучит сталь, — ты не только нарушаешь правила академии. Ты проявляешь непростительную халатность. Из-за твоих ошибок…

— Я всё сделала правильно! — вдруг вырывается у меня, от отчаяния, от накопленного напряжения. — Расчёты верные! Компоненты…

— Подойди, — он перебивает меня, и в его интонации нет места возражениям.

Я робко делаю ещё шаг. Он не двигается, заставляя меня подойти к самому столу, к сияющему массиву приборов.

— Смотри, — он указывает на один из датчиков, стрелка которого замерла в красной зоне. — Видишь? Показания давления в системе охлаждения. При твоём наборе компонентов и заявленной скорости синтеза, они должны быть здесь. — Он проводит пальцем по зелёному сектору.

Я расширяю глаза, а ректор продолжает с холодной безжалостностью:

— Ты не учла экзотермическую реакцию эмориума с кристаллической решёткой. Она дала скачок температуры, пар перегрелся. Это и вызвало тот самый пар. Непредвиденную, опасную реакцию. Из-за невнимательности.

— Но я всё рассчитала верно! — выпаливаю я, отчаянно защищая свою работу. — Я знала про возможный перегрев! Дозировка катализатора даже ниже требуемой, я специально занизила её на три процента!

Ректор смотрит на меня, его лицо остаётся непроницаемым, но взгляд тяжёлый, обжигающий.

— Ты добавляла стабилизатор «Ксилан»? — спрашивает он, и его голос звучит чуть глубже, с лёгкой, едва уловимой хрипотцой.

— Да! Конечно!

— И какой степени очистки? Шестую?

— Пятую. Самую высокую из доступных в центральной лавке.

Его взгляд на мгновение скользит вниз, по моему платью, прилипшему к ещё влажной коже, и тут же возвращается к моим глазам.

От этого мимолётного касания его взгляда, по моей спине пробегают мурашки, а между ног предательски теплеет. Впрочем, там уж давно всё мокро, даже пульсировать начало.

— Для такой концентрации эмориума нужна минимум шестая степень, — спокойно поясняет он, — иначе воздействие катализатора с каждым тиком растёт по экспоненте. Лучше восьмая.

— Даже третьей степени было бы достаточно, — возражаю я, чувствуя, как жар поднимается к щекам. — Я взяла пятую, чтобы подстраховаться.

Мне горячо не только от возмущения. Я вижу, как напрягается ткань его штанов в паху, там огромный, твердый бугор.

Но лицо ректора при этом остаётся абсолютно бесстрастным. А у меня самой предательски промокают трусики.

— Вон в том шкафу, — он показывает головой в сторону глухой стены с матовыми дверцами, не отрывая от меня взгляда, — лежит «Ксилан» восьмой степени. Моя личная заготовка. Я думал, ты воспользовалась им.

— Я не воровка! — возмущаюсь я. — Я пришла со своими компонентами, купленными законно. Мне было нужно только оборудование. Я бы сделала и всё убрала.

— Мы пока опустим причины, толкнувшего тебя на твой странный эксперимент, — лицо ректора становится мрачным. — Но ты, Кьяра Линд, похоже не понимаешь причин, из-за которых мастерская закрыта.

Он делает паузу, и воздух снова наэлектризовывается.

— Если бы я не остановил процесс, через пятнадцать секунд произошёл бы взрыв. Мощность достаточная, чтобы сравнять эту мастерскую с землёй. А заодно и парочку соседних зданий академии. Из-за неверного стабилизатора и вызванного им цепного распада.

У меня перехватывает дыхание. Весь мой пыл, всё возмущение мгновенно улетучиваются, сменяются леденящим ужасом. Я едва не убила множество людей...

— Ты поняла меня, Кьяра Линд? — с нажимом спрашивает ректо.

— Да, — севшим голосом отвечаю я. — Я поняла. Спасибо вам. Огромное спасибо, ректор Ирд.

Он медленно кивает, и что-то в его взгляде меняется. Стальная строгость сменяется сложным, тяжёлым выражением.

Ректор делает шаг ко мне, затем ещё один. Теперь он стоит так близко, что я чувствую исходящее от него тепло.

— Теперь о другом, — его голос становится тихим, низким, проникающим в самое сердце. — Дым эмориума от реакции с кристаллами памяти. Ты знаешь, на что он воздействует?

Я молча качаю головой, не в силах оторвать от него взгляд.

— На гормональную систему. На самые глубинные, животные инстинкты. Он не просто возбуждает. Он создаёт связь. Эмоциональную. Физическую. Между теми, кто подвергся его воздействию. Связь не будет статичной. Только усиливаться.

Я сглатываю, пытаясь осмыслить его слова. Связь. Которая будет усиливаться…

— А... а можно это как-то остановить? — выдыхаю я, отчаянно надеясь, что он знает ответ.

.