Тайная помощница для ректора-орка (СИ)

Глава 34. Практикум

Передо мной — разобранный кинетический стабилизатор, десятки блестящих шестерёнок, требующих точной сборки.

Делаю глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться на тактильных ощущениях: холодный металл, гладкие грани...

— Линд, слышал, ректор тебя на износ гоняет. Ты же по индивидуальному плану. Что здесь делаешь? Сбежала?

Ко мне подкатывают двое из группы Габриэля. Я щёлкаю последнюю шестерёнку на место с лёгким усилием.

— Ага, соскучилась по вашим скучным лекциям. Здесь хоть адреналин есть, — отзываюсь я, не отрывая взгляда от механизма.

Они смеются, но не уходят. Чувствуя их любопытные взгляды, я перехожу к следующему этапу — синтезу катализатора для балансировки. Аккуратно смешиваю компоненты в пробирке, когда эти двое подходят поближе.

— Линд, у тебя тут один реактив недоочищен. Подвинься, поправлю.

Я поднимаю пробирку на свет, играя переливами жидкости:

— Спасибо за заботу, но мой ректор научил меня проверять всё десять раз. И людей — в первую очередь.

— Как ты вообще выдерживаешь его? — качает головой первый, наблюдая, как я чётко дозирую следующую порцию.

— А я не выдерживаю, — огрызаюсь я с улыбкой, ставя пробирку в держатель. — Я наслаждаюсь. Вы бы видели, как он читает нотации о технике безопасности. Это же поэма в десяти томах!

Общий смех привлекает внимание других. Атмосфера в мастерской раскованная — преподаватель задерживается, и все пользуются моментом.

Я возвращаюсь к стабилизатору, проверяю люфт ротора.

Вдруг сзади раздаётся бархатный голос:

— Позволь.

Это Лоренц, тот самый красавец-аристократ с нашего курса. Он мягко отодвигает меня в сторону, его пальцы касаются моей талии, и берёт инструмент.

— Вот здесь нужно так, — он демонстрирует корректировку, и его движение действительно технически безупречно.

Я фыркаю, вырывая инструмент обратно:

— Ты ничего не понимаешь! Угол должен быть...

И в этот момент я понимаю, что вокруг — неестественная тишина.

Смех, шутки, звон металла — всё оборвалось разом. Я медленно поднимаю глаза от стабилизатора.

В дверях, заполняя собой весь проём, стоит Дорхар.

Его взгляд, тяжёлый и обжигающе холодный, скользит по Лоренцу, чья рука всё ещё лежит у меня на талии, а затем приковывается ко мне. К моему лицу, с которого ещё не успела сойти улыбка.

Воздух вырывается из моих лёгких с тихим, неслышным стоном. Я замираю, чувствуя, как ледяная волна накатывает на меня от макушки до пят. Вспыхнувшая радость, что Дорхар вернулся, растворяется от его пугающего вида, вызывающего озноб.

Его лицо — каменная маска. Но по едва заметному напряжению в скулах, по той абсолютной, мёртвенной тишине, что исходит от него, я понимаю: ректор в абсолютном, испепеляющим бешенстве.

Лоренц уже попятился, испарился буквально от меня, хотя вообще-то далеко не из пугливых.

Ректор больше он не смотрит на меня. Его взгляд, холодный и всевидящий, скользит по замершим студентам, по незавершенным механизмам, по инструментам, застывшим в руках.

Он делает три неспешных шага к преподавательскому столу. Стук его каблуков по каменному полу, да шипение и бульканье реакций на столах — единственные звуки в оглушительной тишине.

— Остановить все процессы. Немедленно, — его голос не громкий, но он режет воздух, как лезвие. — Все магические и технологические операции. Зафиксировать текущее состояние.

Десятки рук замирают, откладывают инструменты. Гул механизмов стихает один за другим. Мастерская погружается в гробовую тишину.

— Пока вы здесь упражнялись в остроумии и позволяли себе разболтанность в отсутствии преподавателя, — пугающе ледяным тоном говорит ректор, — в соседнем учебном корпусе произошел инцидент, грозящий жизням и здоровью находящихся там.

У меня леденеет кровь. Нет. Не может быть.

— Неконтролируемый всплеск магического поля, — продолжает он, и его золотистые глаза, наконец, останавливаются на мне, и в них нет ни капли тепла, только сталь. — Самопроизвольная левитация, неконтролируемые трансформации материи. Хаос. Причина — кустарный, собранный в нарушение всех правил безопасности, маногенератор.

Все взгляды впиваются в меня. Я чувствую, как горит лицо, а ладони становятся ледяными.

Мы же его выключили! Я сама щелкнула рубильник! И никто кроме меня не мог его включить, я вытащила из него ключевые детали, вот они у меня, в карманах.

— Устройство, — голос ректора звучит зловеще тихо, — которое я лично, неоднократно, называл костылем для лентяев. И которое было собрано под чьим-то руководством.

Ректор не спускает с меня глаз. Я не могу пошевелиться, не могу дышать. Он знает. Он все знает.

— Я предупреждал, — говорит он, и в этих двух словах слышится вся тяжесть его разочарования и гнева. — Всех. И особенно тебя, Линд. Особенно тебя.

Он делает паузу, после которой следующие слова звучат смертным приговором.

— Линд. Ко мне в кабинет. Немедленно.

Ректор поворачивается и выходит.

Я медленно, на ватных ногах, делаю первый шаг. Потом второй. Прохожу между столами, и до меня доносятся приглушенные, полные ужаса шепотки:

— Бедная Кьяра...

— Она же выключала!

— Теперь точно отчислит...

— Хорошо, если только отчислит, а не сдаст властям…

Они шепчутся и шепчутся. Каждое слово — новый удар. Но я иду, гордо подняв голову.

А что мне ещё делать? Я привыкла за свои действия отвечать и не уклоняться от ответственности. Сделала же. Придётся отвечать.

.