Нежный яд. Тайны

Глава 10

Супруг Элеонор сидел с двумя хорошенькими женщинами. Гостиная опустела, Эйтор, как и положено вышколенному слуге, незаметно стирал последние следы скандального застолья. Валдомиру наконец смог расслабиться и уже без содрогания вспоминал семейный ужин. Он не скрывал своего восхищения перед Клариси за тот достойный урок, который она преподала Режине. И видя смущение адвоката – ей все еще было неловко за свою несдержанность, - Валдомиру всячески старался ободрить и похвалить ее.

- Как бы я хотел, чтобы мои дочери походили на вас и обладали хоть частью ваших достоинств. – Валдомиру на прощание поцеловал Клариси руку.

Клариси подошла к молчаливо стоящей у пальмы Инес и обменялась с ней долгим взглядом.

- Тебе надо отдохнуть, ты подавлена, Инес, - Она откланялась и в сопровождении Эйтора направилась к машине.

Валдомиру подошел к Инес, вгляделся в ее уставшее и бледное лицо, сел подле нее на диван и, взяв руку девушки в свои ладони, тихо сказал:

- Представляю, как тебе было тяжело!

- Этого и следовало ожидать. Твоя семья, дочери – они никогда не мирятся с моим присутствием. – Инес осторожно высвободила руку.

Валдомиру низко наклонил голову и, глядя в пустую рюмку, медленно проговорил:

- Не думай о них, жизнь моя. Этот дом – мой. И я буду делать то, что сочту нужным. – Он поднял глаза на Инес. – Ты можешь побыть со мной?

Инес отрицательно покачала головой.

- Понимаю, ты устала. Я тоже. Мне грустно и одиноко. И потому прошу тебя побыть со мной. Давай поговорим о чем-нибудь, не обязательно о моей семье.

- У меня мало тем для разговора. Я даже не знаю, кто я…

- В последнее время мне тоже трудно понять, кто я.

- В настоящий момент ты – мужчина, которому грустно.

- И мне будет еще грустнее, если ты уйдешь. Прошу тебя, побудь со ной.

- Я останусь, не хочу, чтобы ты грустил, и не хочу, чтобы ты грустил из-за меня. Если б я могла, дарила бы тебе только радость.

Валдомиру поднялся и, блестя глазами, сказал:

- Принесу нам что-нибудь выпить. И не прекословь. У меня есть кое-что особенное. С моей родины.

Их разговор затянулся за полночь. Инес понемногу разговорилась, они вспоминали подробности прошедшего вечера, Валдомиру все так же восхищался Клариси, Инес восхищалась Валдомиру. Постепенно разговор переключился на прошлое, и Валдомиру погрузился в события давних дней, когда он и Элеонор были молоды, дочки – малы, когда все они горячо любили друг друга и были бесконечно счастливы. Валдомиру увлекся, рассказывая Инес о своей работе, о том, как спешил домой, где девочки с разбегу вешались ему на шею и он боялся упасть вместе с ними… Он говорил и говорил, словно пытался раскрыть непостижимую для него тайну – как любовь превратилась в ненависть, нежность – в злобу, понимание – в презрение…

Валдомиру остановился, лишь когда увидел погрустневшее лицо своей собеседницы. Он наполнил маленькую рюмку и протянул ее Инес:

- Выпей, это чудесная водка из Пернамбуку. Лучше не бывает.

Инес осторожно сделала глоток и отодвинула рюмку.

- Она хорошая, но я к ней не привыкла.

- Слово «привыкла» тебе сейчас не подходит. Но скоро тобой займутся врачи, и может быть, тебе удастся что-нибудь вспомнить про себя и про свои привычки. Давай поиграем. – Валдомиру хитро улыбнулся и расправил плечи. – Предположим, память потерял я. Можешь ты сказать, глядя на меня, что я сын или внук английского посла? Или архитектор? Или дизайнер?

- Нет-нет, все не то. – Инес засмеялась и подошла к Валдомиру. Было видно, что игра увлекла ее.

- А вот теперь я посмотрю на тебя. Ты вполне могла быть студенткой, но мне кажется, что ты не только училась, но и работала: ты не избалованное дитя.

- А может, я циркачка? Ты сам говорил, что я появилась, а потом пропала. Я – ассистентка фокусника, например. – Инес понравилась ее идея.

- Нет, вряд ли. У тебя серьезный вид, может быть, ты работала учительницей?

Инес замахала руками:

- Нет! Только не учительница. Ты прямо как мой брат, он постоянно надо мной подтрунивает… – Она растерянно замолчала и отвернулась к окну.

- У тебя есть брат?

- Брат? Не знаю? Ничего не знаю. Воспоминание вдруг мелькнуло и опять исчезло. – Девушка вернулась к столу и выпила содержимое рюмки. – Ужасное ощущение. Казалось, вот-вот блеснет свет, но опять темнота беспросветная.

- Успокойся, успокойся. Придут врачи, и ты обязательно все вспомнишь и поправишься.

- Но тогда мне придется отсюда уехать. – Инес обняла Валдомиру.

- Но никто не мешает нам оставаться друзьями. – Валдомиру с трудом оторвался от Инес. – Тебе, пожалуй, лучше идти спать. Уже поздно.

Инес вышла из дома и направилась к себе во флигель. У входа в гараж ее встретила Режина. Инес попыталась было ее обойти, но Режина загородила ей дверь. Все, что ей так хотелось сказать за ужином, Режина высказала здесь, на залитой лунным светом дорожке, постаравшись вложить в свои слова как можно больше презрения и ненависти. Инес спокойно выслушала ее и с улыбкой поблагодарила. Режина не смогла скрыть своего изумления – за что ее благодарить?

- Твое презрение подстегивает меня, я хочу как можно быстрее все вспомнить и бежать отсюда, чтобы никогда больше не видеть тебя. А пока я иду спать. Пища была сегодня слишком тяжелой. – Инес легко обошла соперницу и поднялась наверх.

Режина направилась к гаражу, завела машину и поехала в город. Ей было безумно любопытно заглянуть в ту табачную лавку, где ее мужу показывают незабываемее фильмы.

Алвару торопился домой. Славу Богу, в позднее время дорога была свободна. Он подъехал к городку «Мармореала» и торопливо протянул свой пропуск на въезде. Он очень спешил и не заметил старенький «опель-пикап», всю дорогу ехавший за ним. Седовласый хозяин «опеля» дождался, когда перед «фольксвагеном» Алвару поднимется шлагбаум, достал огрызок карандаша и записал на клочке номер удалявшейся машины.

Фигейра неслышно открыл дверь, зажег свет и, увидев пустую комнату, порадовался, что жена не играет в свою любимую игру под названием «Темная комната». Он уже взялся за поручни лестницы, ведущей в спальню, как из столовой вышла Режина. По ее немигающим прищуренным глазам, по скрещенным на груди рукам Алвару понял: все, чего он так боялся случилось. Она надвигалась на него с неотвратимостью смерча, и он судорожно, из последних сил, пытался сообразить, как сохранить свою рушащуюся жизнь.

- Я унизилась до того, что пошла за тобой в лавку. Я унизилась до того, что стала расспрашивать там о собственном муже. Тебе сказать, что я узнала? Ты не был там ни сегодня, ни вчера, никогда! Эта вонючая лавка была твоим алиби. Но ты знаешь меня и мой характер: я не из тех женщин, которые терпят подобные вещи. У тебя есть два варианта, на выбор. Или ты мне скажешь правду… Правду! То есть расскажешь, где ты был все это время. Или развернешься, откроешь дверь и исчезнешь. Навсегда! Из этого дома! Из моей жизни!

Он пытался отшутиться, успокоить ее, пытался перевести разговор на другую тему, но Режина не давала ему произнести и фразы, она перебивала его, гнев и возмущение душили ее.

- Ты – предатель, трус. Ты живешь за счет моей семьи и изменяешь мне! Пошел вон. Не уйдешь по-хорошему, я выставлю тебя палкой, взашей.

В слезах и крике Режина не заметила, как Фигейра схватился за сердце, согнулся и стал медленно оседать.

Его слова: «Мне плохо» потонули в ее вопле: «А ну втавай, меня тошнит от твоего кривлянья». Она подошла и стряхнула его, пытаясь поднять с пола, но он снова повалился навзничь и через силу повторил: «Мне очень плохо». Режина с силой ударила его кулаком в грудь:

- За дуру меня принимаешь?! Я тебе не идиотка по имени Мария-Антония. Я – Режина, если ты забыл. – Она еще и еще наносила ему удары в грудь.

Он молил ее вызвать доктора, а она, рыдая, выкрикивала оскорбления и снова била и била его в грудь. Лишь когда он замолк, она отошла в сторону и стала вытирать слезы…

По лестнице в розовом халатике спускалась сонная Пати. Она подошла к лежащему на полу отцу, взяла его руку и попыталась нащупать пульс. Потом подняла на мать испуганные глазенки и закричала:

- Мамочка, что с папой? Он весь синий. Мамочка! Помоги папе! Он сейчас умрет! Папочка!

Это пронзительное «Папочка!» отрезвило Режину. Она наклонилась над мужем и позвала его. Он не подавал признаков жизни. Режина бросилась к телефону и срочно вызвала доктора Денилсона. Через полчаса Алвару отвезли в больницу с острым гипертоническим кризом. Из больницы Режина позвонила матери и предупредила, что заедет к ней. Было три часа ночи.

- Доброе утро, Эйтор! Доброе утро, Зезе! Завтрак готов? – Валдомиру вошел в кухню в разгар спора по поводу отсутствующей с вечера Элиети, загулявшей со своим Клаудинором. Эйтор попытался было извиниться за опоздание – подавать завтрак было обязанностью Элиети. Но Валдомиру прервал сбивчивый рассказ слуги и попросил накрыть завтрак на двоих в комнате у Инес.

- И не забудь положить на поднос все, о чем мы вчера говорили.

Сделав распоряжение на кухне, Валдомиру вышел на улицу и застал там внуков, отправляющихся под присмотром Алсести в школу. Рафаэл, едва завидя деда, пулей подлетел к нему и кинулся на шею с поцелуями. Валдомиру, не спуская его с рук, позвал Пати:

- Ну а ты, малышка, не поцелуешь меня?

- Почему ты обращаешься со мной как с ребенком? – капризно сказала юная дама и чмокнула Валдомиру в щеку.

Старый Алсести тоже захотел получить такой знак внимания, но Пати ему отказала:

- Старых целовать не интересно!

Валдомиру всплеснул руками:

- Вот нахалка! Послушай, дона Мария-Патрисия-Берганти Серкейра-и-Фигейра, если твоя безумная мать и дала тебе такое нескончаемое имя, это еще не повод воображать себя принцессой…

Валдомиру проводил внуков, перекинулся с Алсести несколькими фразами о предстоящей выписке Фигейры из больницы и отправился в гостевую комнату.

Он постучал и, услышав: «Войдите», распахнул дверь – Инес натягивала на себя халатик. Она смутилась:

- Я думала, Элиети принесла завтрак.

- А если бы знала, что это я, не пустила бы? – улыбнулся Валдомиру.

- Просто я только встала, не умывалась, не причесывалась… Еще ведь очень рано? – Инес прикрыла разобранную постель покрывалом и отправилась в душ.

В дверь снова постучали. Вошел Эйтор с плетеным подносом, Валдомиру указал слуге на круглый стол в нише у окна.

Инес и Валдомиру сели напротив друг друга.

- Решил позавтракать вместе с тобой, не возражаешь? – Валдомиру подмигнул девушке.

- Ну что ты! Я рада. Ты можешь приходить и завтракать со мной, когда захочешь!

Валдомиру рассмеялся:

- Приятно слышать. Мне действительно захотелось позавтракать с тобой, но у моего визита есть и другая причина. Ты не забыла, сегодня придут врачи.

Инес помрачнела, и это не укрылось от внимательных глаз Валдомиру.

- Не бойся и не волнуйся. Их будет двое – невропатолог и психиатр, они будут задавать тебе вопросы. – Валдомиру погладил ее по руке. – Только я не смогу присутствовать, у меня назначена очень важная встреча. Но, надеюсь, я успею тебя представить.

- Ты так обо мне заботишься. – Голос Инес дрогнул.

- Да плохо я о тебе забочусь. Сижу, болтаю, как трещотка в день карнавала, а ты умираешь с голоду. – Валдомиру убрал с подноса салфетку. По комнате пополз аппетитный запах вкусно приготовленной пищи. – Смотри, что я для нас приготовил: это настоящая кукурузная каша на кокосовом молоке. Пища богов!

- До чего же вкусный хлеб! Дома есть хлеб меня не заставишь, а здесь оторваться не могу. – Марсия уплетала за обе щеки под ласковым взглядом Жениньи. – Не люблю завтракать одна, а папа с утра куда-то делся.

- Ешь, деточка, ешь. – Женинья разрезала булочку, намазала ее маслом и джемом. – Этот хлеб пекут в кафе у сеньора Гату. Знаешь, там, на углу. Лучший хлеб на свете. Я всегда говорю Фортунату, если мы когда-нибудь уедем из Ларанжерайса, все равно я сюда за хлебом каждое утро приезжать буду!

Они еще поболтали немного, Марсия по секрету рассказала подруге о домашних новостях: о ссоре отца с Режиной, о скандале за ужином. Женинья то и дело охала, воспринимая такую жизнь, как катастрофу. Они с Фортунату, прожив вместе более тридцати лет, по-прежнему были без ума друг от друга.

Посмотрев на часы, Марсия заторопилась – в офисе накопилось много дел! Они расцеловались с Жениньей, и девушка, спустившись на второй этаж, остановилась у знакомой двери. Дверь снова была открыта, в проеме стоял сеньор Кловис и настоятельно просил Элизеу заполнить въездную карточку жильца – ее требовал Фортунату, возглавлявший комитет жильцов. Элизеу взял бланк и ушел на балкон заполнять его.

- Я увидела открытую дверь и подумала, что ты не будешь против, если я… без домофона. – Марсия вошла в квартиру и растерялась: везде, куда падал ее взгляд, она видела свои портреты.

Юноша выскочил с балкона:

- Не обращай внимания на беспорядок. Я сейчас уберу мусор, будет все чисто. – Элизеу начал торопливо собирать рисунки.

Наконец он перестал суетиться, сел на маленькую скамеечку в углу и замолчал.

- Зачем тебе столько моих портретов?

- Дурацкий вопрос, я же художник, мне нужно кого-то рисовать.

- Это не честный ответ! – Марсия направилась к двери.

- Марсия, - умоляюще заговорил Элизеу, - постой. Я все объясню. Мне нужно было начать новую серию, а модели не было. Вдруг появляешься ты. Вот я и решил… Это мог быть и другой человек… Я даже думал написать сеньора Кловиса…

Сеньор Кловис, все еще стоявший на пороге в ожидании карточки, согласно закивал головой.

- И вот тут, по всей комнате, валялись бы портреты сеньора Кловиса? – Все дружно рассмеялись, представив себе привратника в графическом виде. Марсия села на стул. – Первый раз со мной такое. Меня никто никогда не рисовал. А тут столько моих портретов. Очень странное ощущение, как будто ты взял часть меня без моего разрешения.

Волнение еще не оставило Марсию. Она пыталась скрыть его и без умолку тараторила, рассказывая Элизеу об индейцах, которые, страшась потерять душу, запрещают себя фотографировать.

- Я думал, ты сделаешь какое-нибудь замечание, попросишь что-нибудь подправить – нос или ухо. А если ты считаешь, что я ворую твою душу, - на, забери их. – Элизеу всучил рисунки Марсии.

- Ладно, не сердись. Но я все равно хочу знать, зачем тебе столько моих портретов? Только не рассказывай, что, если бы не я, ты бы рисовал сеньора Кловиса.

- Скажу, только сначала заполню эту карточку, нельзя заставлять сеньора Кловиса столько ждать!

Элизеу быстро заполнил бланк и пошел отдать его привратнику.

Через открытую дверь до Марсии доносился голос Кловиса, который уговаривал Элизеу не закрывать дверь квартиры. Девушка слышала смех Элизеу – он никак не мог взять в толк смысл такой странной просьбы. Но вернувшись, дверь все-таки не закрыл.

- Я так поняла, сеньор Кловис заботится о моей репутации? – рассмеялась Марсия.

- Ты бы слышала, каким тоном он просил меня не закрывать дверь, впрочем, я и не собирался ее закрывать.

- Вот и правильно, как только ты мне объяснишь, зачем тебе мои портреты, я сразу уйду. Начинай!

Элизеу оглянулся на девушку, выражение ее лица было удивительным – радость, чуть приподнявшая уголки ее пухлых губ, смешивалась с ожиданием, застывшим в огромных серых глазах. Она стояла перед незашторенным окном, и солнечные лучи плавно огибали ее фигурку, блуждали в распущенных волосах и создавали вокруг нее сияющий ореол. Перед художником стояла сама юность – трепетная, чистая и нежная.

- Не двигайся, не меняй выражение лица, стой на месте. – Элизеу схватил лист бумаги и карандаш.

Марсия исполнила его просьбу, но через полчаса выражение ее лица стало беспокойным:

- Элизеу мне пора!

- Молчи, я рисую губы.

- Но я опаздываю! – Марсия взглянула на рисунок. – Элизеу, это же прекрасно!

Художник недовольно откинул портрет и заходил по комнате, расправляя уставшие руки:

- Неплохой портрет, но все равно я вижу тебя по-другому. Представь, что ты пытаешься достать с дерева манго. Берешь лестницу, лезешь, карабкаешься, вот он, плод, совсем рядом, и вдруг – бах! Вместо манго в руке пучок травы! Я испытываю то же ощущение. Мне казалось, что сейчас все получится, я поймаю твою душу. – Он отбросил портрет. – Но я опять что-то упустил – твоей души здесь нет!

Марсия подошла к нему совсем близко, заглянула в глаза и ласково сказала:

- Не огорчайся, я вернусь в любой другой день! И ты снова попробуешь. Согласен?

- А сегодня? Сегодня вечером сможешь? Приходи! Прошу! Если бы ты знала, как для меня важно, чтобы твоя душа осталась на моем рисунке.

- Я приду!

Марсия выбежала на улицу и буквально налетела на Элеонор. За спиной матери маячил испуганный Кловис и жестами умолял девушку не проболтаться. Марсия кивнула ему и обратилась с объяснениями к матери.

- Это все Женинья и ее булочки, мамуля! Я так опаздываю, что страшно подумать, какой папа устроит скандал! – Марсия уже почти вышла из дома, как вдруг сообразила, что Элеонор не на шутку встревожена. – Мама, а что случилось, почему ты здесь?

Все это время Элеонор судорожно пыталась найти ответ на этот вопрос. И ничего не могла придумать. Она начала что-то быстро говорить про своего шофера, про поиск стоянки для машины, про уйму дел в галерее… Но Марсия смотрела на нее с недоверием:

- Ты хочешь убедить меня, что оказалась здесь случайно? Но ты так волнуешься, так много говоришь, что меня разбирает любопытство. Мамуля, мне кажется, у тебя есть тайна в кооперативе «Бежи-Баия»!

Открылась входная дверь, и на пороге возник Уалбер Коэлью. Маг и прорицатель, в умопомрачительном лиловом костюме, увешанный побрякушками, как рождественская елка, с восторгом припал к руке Элеонор:

- Божественная императрица! Дона Элеонор Берганти де Серкейра! В моем жилище! – Уалбер распахнул дверь – Прошу вас, сеньора, я всегда готов дать вам совет. Ведь я не ошибаюсь, вы пришли ко мне за советом?

Мысль о чуде спасения пронеслась в голове Элеонор, она с трудом скрыла блаженную улыбку и подошла к Марсии:

- Понимаешь, доченька, предсказания – это такая деликатная тема. Я пришла к Уалберу не случайно: у меня появились некоторые сомнения по поводу Инес.

- Столько таинственности из-за Уалбера, не понимаю… – Марсия чмокнула Элеонор в щеку. – Пока, мамуля!

Элеонор помахала ей вслед, но ее рукой уже завладел Уалбер и повел в квартиру на четвертом этаже.

- Эти дни полны для меня счастливыми мгновениями и добрыми делами, - возвышенно заговорил Уалбер. – Вчера я освободил сестру Марину из заточения, сегодня утром устроил ее, прибегнув к помощи магических сил и брата Ивана, в «Мармореал»… И вот теперь вы, королева, посетили мою скромную обитель. Мы должны воспользоваться благоволением звезд…

Элеонор пятилась к двери, робко предлагая перенести сеанс на следующий раз. Но Уалбер был неумолим.

- Дона Элеонор, я чувствую, как ледяной ветер окутывает ваши ноги, вокруг вас сгусток непонятной энергии. Какой? Мне надо, чтобы вы прошли в мой эзотерический уголок, где духи помогут нам узнать все самое сокровенное.

Элеонор – настоящая женщина, уступила любопытству и села за стол, где Уалбер разложил свои магические предметы. Он зажег свечу и стал напряженно смотреть в хрустальный кристалл – истинный проводник истинного знания. Вдруг он схватился за голову, заломил руки и обратился к священным раковинам. Потом тяжело вздохнул и весь обмяк.

- Дона Элеонор, в вашей жизни появился мужчина, молодой и красивый.

Элеонор засмеялась натуженным смехом, который не на шутку обидел мага:

- Вы насмехаетесь надо мной, над моей верой, над моими убеждениями, но я ничего не придумал. Мне был голос свыше – в вашей жизни появился молодой мужчина, который вам необходим!

Элеонор поднялась и протянула Уалберу деньги.

Оскорбленный недоверием, маг отодвинул от себя руку с деньгами:

- Сегодня я не возьму ваших денег, дона Элеонор, ваши деньг мне не нужны!

Элеонор закрыла за собой дверь, спустилась на второй этаж и позвонила в дверь знакомой квартиры.

Услышав звонок и голос своей благодетельницы, Элизеу кинулся собирать портреты Марсии. Их место тут же заняли портреты Элеонор.

Увиденное поразило женщину, потрясло! Предсказания Уалбера и наставления Наны уже не казались ей пустыми вымыслами. Она не выпускала из рук свой портрет и не сводила с Элизеу влюбленного взгляда. Юноша был тронут ее восторженным отзывом о его работах. Она вновь и вновь говорила о его блестящем будущем, а он вновь и вновь благодарил ее за это будущее, принимая его как ее подарок – ведь именно Элеонор дала ему возможность работать, жить, любить. Последнее слово заставило Элеонор опустить глаза, опустил их и Элизеу, словно боялся, что в них отразиться его сероглазая тайна.

Переполненная чувствами Элеонор забыла о цели своего визита, но понемногу восторг утих, и она вспомнила, что хотела повезти Элизеу в картинную галерею, где начинали работать художественные курсы. Элеонор предложила сначала заехать в музей, а потом пообедать в ресторане. Молодой человек с радостью согласился, но с одним условием – вернуться домой засветло: его ждала неотложная работа.

Впервые в жизни Валдомиру покинул офис в разгар рабочего дня. Он ничего не мог с собой поделать: перед глазами, застилая отчеты, сводки, контракты, стояла Инес. Он целый день мучился, что оставил ее наедине с врачами, с их безжалостными вопросами, которые напугают и взволнуют ее. Он видел ее бездонные черные глаза, переполненные тревогой и печалью. У него защемило сердце. Никогда ничего похожего он не испытывал ни к одной женщине. Рядом с ней, такой хрупкой и беззащитной, он чувствовал себя моложе, решительнее, смелее. Ему хотелось защитить ее. От кого? Он не знал ее врагов, но ощущал себя ее единственным защитником.

Валдомиру, постучав, открыл дверь гостевой комнаты. Инес по телефону разыскивала Клариси. Она повесила трубку, подошла к Валдомиру и заглянула ему в глаза.

- У тебя что-то случилось?! Ты же должен быть на работе…

- Случилось! Я должен быть на работе, а я хочу быть здесь, рядом с тобой. Я бы мог тебе соврать, что вернулся узнать мнение врачей. Но я честен перед тобой я вернулся потому, что хочу видеть и чувствовать тебя рядом!

- Вот видишь, я отвлекаю тебя от дел, мешаю тебе.

- Да о чем ты говоришь, Инес! Думать о тебе – наслаждение!

- Я благодарю тебя за эти слова. Ты – добрый, заботливый, я ничем не заслужила такого отношения, и это беспокоит меня.

- Только не говори, что уйдешь…

- Вряд ли я смогу это сделать теперь. Валдомиру, я счастлива, хотя бы потому, что ты думаешь обо мне.

- Ты не можешь представить, как ты мне дорога, и не только дорога…

- Кто же я для тебя, Валдомиру?

- Я…

Дверь с шумом отворилась, и на пороге возникла испуганная Антония. Подбежав к отцу, она стала щупать пульс, пробовать лоб… Валдомиру отодвинул ее от себя:

- Да что это такое! Ты врываешься сюда без стука, начинаешь обращаться со мной, словно с игрушкой. Я нахожусь в собственном доме и требую, чтобы ты и твои сестры…

Антония отпрянула от него:

- Я думала с тобой что-то случилось, ты – дома в такой час! Этого никогда не было! Извини, папа, я не хотела вам мешать. – Антония обиженно повернулась к выходу.

- Подожди. Это все из-за Марии-Режины. Она мечтает наложить лапу на мою жизнь. Подумал, что ты берешь с нее пример!

- Да я попросту перепугалась, папа…

- Мы все выяснили? У меня важный разговор с донной Инес, дай нам поговорить наедине.

- Я не хочу, чтобы ты говорил со мной в таком тоне. У меня кружится голова.

- Извини, извини меня, дочка, я немного нервничаю!

Антония хлопнула дверью. Валдомиру подошел к Инес, собираясь что-то сказать, но замешкался, не зная, как наладить прерванную беседу. Девушка улыбнулась ему:

- Давай я расскажу тебе о встрече с врачами.

Инес подробно рассказала Валдомиру о визите врачей. Они показались ей очень компетентными. Особенно доктор Фернанду, невропатолог. Он много говорил с ней, спрашивал ее фамилию, что она помнит, болит ли у нее голова. Все время просил ее расслабиться, не волноваться. Потом дал ей направления, - Инес принесла и показала их – на компьютерную томографию черепа, эхограмму и полный анализ крови. Она должна будет все это сделать, а с завтрашнего дня ей предстоят встречи с доктором Жоффили, психиатром.

- Ты знаешь, за все время нашего разговора доктор Жоффили не вымолвил и слова. Только смотрел и смотрел на меня. Я беспокоюсь…

- Не волнуйся, все будет хорошо! Я настолько в этом уверен, что готов отпраздновать твое выздоровление заранее. Слушай, поедем куда-нибудь пообедаем.

- Я с удовольствием, но мне должна позвонить Клариси…

Валдомиру протянул Инес мобильный телефон и посоветовал сообщить его номер в адвокатскую контору Клариси.

- Тогда я переоденусь? – Инес вопросительно посмотрела на Валдомиру.

- Не надо, ты мне очень нравишься в этом наряде. – Валдомиру окинул взглядом стройную фигуру Инес. Она действительно была хороша в бледно-розовой тонкой блузке и черной юбке с розовыми, в тон блузке, цветами.

Они спустились в гараж, и Валдомиру подвел ее к новенькому такси, которое он давно уже купил, но еще не опробовал. Они переглянулись, разом вспомнив сакраментальный вечер. Девушка вздохнула:

- По всем правилам у той истории должен быть плохой конец, но история превратилась в сказку, чудесную сказку: я познакомилась с тобой. – Инес села в машину. – Ты что-то говорил про ресторан? Я ужасно хочу есть.

Валдомиру привез девушку в «Бокароро», официант в индейском наряде с улыбкой подошел к ним: «Как обычно, сеньор Валдомиру?» - «Как обычно!». Инес разглядывала интерьер зала, оформленного в национальных традициях, слушала зажигательную румбу и ловила на себе восхищенные взгляды Валдомиру. Словно накрытый скатертью-самобранкой, стол в момент был уставлен бесчисленными блюдами. Валдомиру подвинул Инес одно из них.

- Козлятина? – Девушка осторожно принюхалась.

- Да, - с гордостью ответил Валдомиру, - козлятина. Ее здесь готовят так, как принято готовить у меня на родине, в Пернамбуку.

- Я козлятину еще ни разу не ела…

- Тебе кажется или ты уверена?

- Я… я сама не знаю, голова идет кругом от этих запахов.

- Я и сам забываю собственное имя от этих запахов. Вдыхай, вдыхай! Это не блюдо – это настоящее произведение искусства. – Валдомиру разложил куски мяса по тарелкам. – Пожалуй, приступим.

Вечер закончился прогулкой в Санта-Терезе. Они поднялись на смотровую площадку и с одинаковой силой восхитились красотой ночного Рио, затопленного мириадами огней; океаном, мирно спящим в колыбели залива. «Может быть, у меня тоже амнезия, но не припомню, чтобы я когда-нибудь видел эту красоту. Абсолютно новый, неизвестный мне мир. Совершенно незнакомый город. Неужели я здесь живу?»

Валдомиру посмотрел на Инес, на ее порозовевшее от прогулки лицо, блестящие глаза, которые нежно и преданно смотрели на него.

- Тебе хорошо?

- Спасибо тебе за этот день. За все спасибо. За козлятину и за компот из плодов хлебного дерева. Но, думаю, нам пора возвращаться. Завтра мне ехать к доктору Жоффили… – Инес погрустнела. – Жалко, что день уже кончился, он был такой чудесный. Но время не остановить.