Нежный яд. Тайны

Глава 25

Элеонор долго думала, прежде чем пригласила среднюю дочь пообедать.

Ее приглашение было началом рассчитанной на много ходов партии. «Мраморная королева» задумала ввести в свое семейство Элизеу. Но собиралась делать это медленно, осторожно и не спеша.

Мария-Антония должна была первой удостоиться драгоценного знакомства, пообедав вместе с матерью и молодым дарованием в ресторане Музея.

Элеонор еще не оповестила свою семью, что занята организацией выставки молодого художника. Теперь она собиралась убить сразу двух зайцев – сообщить клану о выставке и познакомить с молодым гением, своим подопечным. Все должно было получиться непринужденно, ненавязчиво и очень по-светски.

Что касается Элизеу, то Элеонор рассчитывала, что их отношения очень скоро перестанут быть светскими.

После того как она позировала своему молодому протеже обнаженной, она надеялась на особые отношения.

Согласие далось ей нелегко, но ей казалось, что молодого человека нужно как-то ободрить и подтолкнуть. Он казался ей слишком робким, слишком деликатным. Своим согласием она хотела дать ему понять, что пребывает не в заоблачных высях, куда долетают лишь благодарственные молитвы, а на грешной земле. Что она – обыкновенная женщина и ей понятны самые разные чувства.

Элизеу с увлечением работал над картиной, и Элеонор от сеанса к сеансу убеждалась в его необыкновенном таланте.

- Мы непременно устроим тебе персональную выставку, - восторженно повторяла она, - к тебе придет настоящий успех. Я уверена, у тебя раскупят все твои картины!

- И тогда я наконец-то расплачусь с вами, - простодушно заключил молодой человек.

В его словах прозвучало такое искреннее желание поскорее избавиться от долга, что Элеонор от неожиданности онемела.

Она-то считала, что Элизеу находится у нее в неоплатном долгу, что долг этот вовсе не денежный и молодой человек вечно будет жить благодарностью к своей щедрой спасительнице. Но, по словам молодого человека, выходило, что он считает каждый данный ему грош и, как только отдаст деньги, будет считать себя свободным. Долг угнетает его. Он жаждет от него избавиться.

Элеонор почувствовала себя обворованной. На глазах ее появились слезы.

Элизеу растерялся. Он не мог понять, что твориться с этой милой и симпатичной сеньорой.

«Климакс, наверное, - решил он. – Приливы. Перепады настроения».

Одно время он снимал комнату вместе со своим приятелем, студентом-медиком, тот зубрил вслух разделы учебников, и Элизеу много чего запомнил. Он посочувствовал своей модели и постарался привести ее снова в хорошее настроение. Она была нужна ему улыбающейся.

Он принялся рассказывать смешные истории, которые то и дело случались у них на лекциях. Молодые люди хохмили, подначивали друг друга, задевали девушек. Элизеу со смехом описывал розыгрыши, которые они устраивали преподавателям.

- Среди них есть настоящие ископаемые, - улыбаясь, говорил он, - из прошлого века.

«Я, наверное, тоже ископаемое», - с тоской подумала Элеонор и натянуто улыбнулось.

«У нее, похоже, с чувством юмора никуда, - решил про себя Элизеу. – Тяжелый случай»

Но продолжал как мог веселить свою «моржиху». Так он ее окрестил после того, как увидел обнаженной – грузное, оплывшее, немолодое тело.

Тяжеляй сеанс наконец закончился. Элеонор оделась, подошла, как всегда, посмотреть, что получилось. Но смотрела не на картину, а на кудрявую макушку Элизеу, которая оказалась почти у нее под подбородком. Элеонор едва удержалась от того, чтобы не поцеловать эту чудесную каштановую макушку. Она надеялась, что сейчас Элизеу поднимет к ней лицо и его губы потянутся к ее. Он должен был ответить на ее поцелуй, который она подарила ему на прошлом сеансе.

Однако Элизеу продолжал работать и тонкой кисточкой прибавлял более темной по тону краски в местах, где должны были быть складки, и они появлялись, такие отчетливые, явственные, неприятные.

Портрет, который поначалу так нравился Элеонор, теперь нравился ей гораздо меньше. Но недаром говорят, что надежда умирает последней, «мраморная королева» продолжала надеяться.

Элизеу вздохнул с облегчением, когда она наконец ушла. И торопливо стал приводить в порядок мастерскую – он ждал Марсию, она скоро должна была прийти. Ему почему-то не хотелось, чтобы эти две женщины встретились.

Марсия не заставила своего возлюбленного ждать долго. Счастливая, она впорхнула в мастерскую и тут же оказалась в объятиях Элизеу. Он едва успел прикрыть холстиной свою работу. Кто знает, что придет в голову Марсии, если она увидит, что его дама-патронесса позирует ему голышом. Но обняв свою тоненькую прелестную возлюбленную, он уже забыл обо всех дамах-патронессах, жадно целуя ее щеки, шею, грудь.

Он расстегивал ей блузку, и Марсия поспешно помогала ему. Они спешили, стосковавшись, измучившись. Удивительно, как им удалось прожить этот долгий день? Ведь каждую секунду они думали друг о друге… Элизеу подхватил Марсию на руки и понес в спальню.

Когда они наконец вышли из нее, уже стемнело.

- Мне пора, - сказала она.

Но уходить ей не хотелось. Она подошла к мольберту и собралась снять холстину, чтобы посмотреть, что он сейчас пишет.

- Не трогай! Ни в коем случае!

Элизеу подскочил к ней, готовый оттащить ее, если понадобится.

- Нельзя смотреть работу, если она не закончена, - прибавил он извиняющимся тоном, видя, что Марсия отошла от мольберта.

- Судя по тому, как ты ее оберегаешь, это должен быть шедевр, - насмешливо пошутила она.

- А почему бы и нет? – в тон ответил он ей, очень довольный тем, что опасность миновала.

- А что слышно с выставкой? – осведомилась Марсия. – Как поживает твоя покровительница?

- Думаю, что выставка будет. Во всяком случае, покровительница постоянно говорит о ней.

- А не может она тебя… – Марсия задумалась, не желая произнести обидного для незнакомой дамы слова.

- Надуть? – засмеялся Элизеу. – Нет, не думаю. А зачем ей это? Ей же нравится мое художество.

- А может ей больше нравится художник? – ревниво спросила девушка.

- Да что ты! Она же старая!

Элизеу ответил с такой убежденностью, что Марсия совершенно успокоилась.

В сущности, она ничего не имела против того, чтобы кто-то пекся о ее возлюбленном. Он ведь такой талантливый. И чем скорее он станет хоть сколько-нибудь известным, тем легче ей будет знакомить Элизеу со своей семьей.

- В нем заинтересована сеньора такая-то, - скажет она матери. – У него только что прошла выставка там-то.

И Режина тоже не посмеет ей ничего сказать. Не назовет Элизеу прихлебателем, который разевает рот на жирный кусок.

На следующий день Марсия заехала к Элизеу в обеденное время. Она иногда выкраивала часок среди дня и мчалась к возлюбленному. Встретились они так, словно не виделись целую вечность и стосковались донельзя. После стонов, вздохов, лепета и воркованья они наконец обрели дар речи, и Марсия воскликнула:

- Ой! Мне уже пора!

Элизеу взглянул на часы и подхватил:

- А я уже опаздываю!

- На лекцию? – встрепенулась Марсия. – Ты не опоздаешь! Я тебя подвезу в Музей!

Элизеу не стал объяснять, что сегодня он спешит в Музей не на лекцию, а на обед со своей покровительницей, которая его пригласила.

Марсия мигом домчала до Музея, они впопыхах попрощались, и машина уже исчезла за поворотом, когда Элизеу вошел в арку, где они договорились встретиться с Элеонор.

Элеонор появилась не одна. С ней была привлекательная молодая женщина.

- Мария-Антония, моя дочь, - отрекомендовала она ее. – Мой друг, замечательный художник, чьей выставкой я сейчас занимаюсь. Скоро мы все встретимся на вернисаже.

Мария-Антония с любопытством посмотрела на молодого человека – интересно, должно быть, общаться с художниками. Хорошо, что мама нашла себе утешение в благотворительности.

Элизеу вежливо улыбался.

- А это моя лучшая подруга Нана, - представила Элеонор подошедшую к ним женщину, - большая почитательница искусства, завсегдатай всех антикварных лавок. Вполне может стать поклонницей и твоего таланта, - обратилась она к молодому человеку. Элизеу снова вежливо улыбнулся.

Они сели за столик, и Элизеу невольно вспомнил, как он ел, когда Элеонор впервые привела его в ресторан. Ел, ел и не мог наесться…

«Хорошо, что черные дни миновали», - с улыбкой подумал он и вдруг острым, натренированным взглядом художника увидел, как изменилась сидевшая напротив него Антония. Она побледнела, черты лица у нее заострились, на лбу выступили бисеринки пота, глаза закатились, она стала клониться. Элеонор подхватила ее. Женщины переглянулись.

- Побегу вызову «Скорую», - вскочил Элизеу.

Элеонор кивнула, и он побежал к телефону.

Потом они совместными усилиями пытались привести молодую женщину в чувство, но безуспешно. Элизеу капал лекарство Нане и Элеонор, подносил стаканы с водой, обтирал лбы мокрой салфеткой. Он был так мил, трогателен и заботлив, что надежда, теплившаяся в сердце Элеонор, вспыхнула и разгорелась.

Антония пришла в себя как раз к приезду врача.

- Я, кажется, знаю причину ее обморока, - сказала врачу мать, - но она так слаба, что лучше…

- Ей поехать с нами, - закончил тот.

- А мне с вами, - предложил Элизеу.

- Нет-нет, - в один голос отказались Нана с Элеонор, - спасибо за помощь, за предложение, за сочувствие.

- Позвольте мне позвонить и узнать о здоровье сеньоры Антонии, - попросил Элизеу.

- Буду рада твоему звонку, - ответила Элеонор и села в машину рядом с дочерью.

Через несколько часов они привезли Антонию домой – ей сделали все анализы, измерили давление, порекомендовали поменьше находиться на солнце и пожелали благополучно доносить малыша.

- Я так счастлива, - говорила дорогой мать дочери, - счастлива за тебя, за себя… Мне кажется, что нас всех ждут большие перемены…

О переменах она вечером говорила и с Марсией.

- Да, мамочка! – радостно подхватила младшая дочь с сияющими глазами. – Честно говоря, в моей жизни они уже наступили, и я хочу только одного – чтобы вы одобрили мой выбор.

- Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, дорогая, - с нежностью проговорила Элеонор. – Я так тебя понимаю. В моей жизни уже была любовь, я очень любила твоего отца, но потом наша семейная жизнь расстроилась и мы стали жить по отдельности. Разрыв дался мне нелегко. Долгие годы я жила словно во сне, словно в подводном царстве, не чувствуя ни вкуса, ни цвета, ни запахов. Я жила ожиданием – ждала, когда он меня позовет обратно. Но вместо этого он привел в дом другую женщину, и она вернула его к жизни. Он полюбил ее. И мне стало еще больнее, еще обиднее. Но теперь…

Элеонор на секунду замолчала, но желание поделиться своей тайной было так велико, что она перевела дыхание и продолжала:

- Теперь я встретила человека, который вернул к жизни меня. Он совсем юный мальчик, но он удивительно одарен, и я нужна ему. Нужна для того, чтобы расцвел и вошел в силу его талант. Сейчас я занимаюсь его выставкой.

- Как это здорово, мама! – подхватила Марсия. – Мне тоже кажется, что талант – это главное в жизни.

- И мне!

Мать и дочь смотрели друг на друга счастливыми глазами, радуясь своей близости и взаимопониманию.

- Он – человек необыкновенный. Когда я с ним познакомилась, увидела его работы, моя жизнь обрела смысл. Мне захотелось показать ему мир, поделиться всеми богатствами, которые у меня есть. И он так трогательно относится ко мне – так бережен, так внимателен. Знаешь, когда я смотрю на Элизеу, мне кажется, что с небес спустился ангел. Но я жду, что в один прекрасный день он окажется человеком и тогда… Мне кажется, что я имею право на привязанность, на любовь. Я это заслужила! И я отвечу ему со всем пылом своего истосковавшегося сердца!

Увлеченная своей откровенностью, своими переживаниями, Элеонор не заметила, как побледнела Марсия. Услышав имя Элизеу, та все поняла.

Так вот кто был его покровительницей ее возлюбленного! Вот кто устраивает ему выставку! Каким счастьем светилось лицо матери!

Марсия видела, чувствовала, что в Элизеу теперь вся жизнь Элеонор. Так что же делать ей, Марсии? Как ей быть?

Разговор сделался пыткой.

- Прости меня, мамочка, но у меня страшно разболелась голова, - извинилась Марсия и встала. – К тому же мне завтра рано вставать. Мы что-то очень с тобой заболтались.

Заболтались? Они говорили о таких важных вещах – о будущем ребенке Антонии, о своем самом сокровенном. Нет, Элеонор никогда не поймет современную молодежь – даже самые лучшие из них гораздо грубее и бесчувственнее старших.

- А разве ты не расскажешь мне свою сердечную тайну? Откровенность за откровенность, - ласково предложила она дочери.

- В следующий раз, мама, - услышала она в ответ. – Я устала и хочу спать.

- Тогда спокойной ночи. – Элеонор поцеловала свою младшую и прибавила: - Иди скорее спи, а то ты и впрямь очень бледненькая.

Спокойной эта ночь для Марсии не была. Она пролежала всю ночь без сна, горя, словно в лихорадке.

«Что мне делать? Что делать?» - твердила она себе.

Так и не сомкнув глаз, она встала рано утром и поехала к Элизеу.

Он встретил ее сонный и счастливо потянулся к ней, готовый снова повалиться в постель, радуясь, что день начинается так замечательно.

- Как ты хорошо придумала, - сказал он, - это просто гениально – начинать день с любви.

А Марсия не могла оторвать глаз от стоявшей прямо перед ней картины – белого полного немолодого тела и темных пронзительных глаз ее матери. В этой обнаженности было что-то невыносимое, что-то чудовищное!

- Я приехала сказать тебе, что я тебя разлюбила, - внезапно сказала она. – Мы с тобой не пара. Нам незачем больше видеться!

Марсия резко повернулась и кинулась к лифту, пытаясь удержать рвущиеся из груди рыдания.

- Что? Что? Я не понял, - проговорил Элизеу, пытаясь повторить вслух то, что сказала ему Марсия.

Он никак не мог уловить смысла этих странных нелепых слов.

Марсия сидела в машине и беззвучно рыдала, упав головой на руль. Сейчас она лучше всех понимала своего отца – и он, и она были изгоями, оба они потеряли любимых безвозвратно!…

- Мы будем помогать друг другу, папочка, - шептала она, потому что ей нужно было за что-то уцепиться. Отчаяние ее было так велико, что она боялась не справиться с ним и рухнуть в бездну.