Нежный яд. Тайны

Глава 13

Режина не могла позволить Нане уйти, не повидавшись с ней. Она жаждала скандала и не сомневалась, что в ближайшей подруге матери обретет надежную союзницу. Им нужно было обсудить тактику, продумать совместные действия.

Однако Нана выглядела скорее усталой и расстроенной. Никакого боевого задора в ней не чувствовалось.

Режина ни на секунду не усомнилась, что отец купил молчание этой предательницы за немалую сумму денег. Ее отец и не на такое способен, а вот о Нане она была лучшего мнения.

- За сколько же он купил тебя, Иуда? – осведомилась она.

Нана только взглянула на эту вконец обнаглевшую девчонку, которая считала, что все ей позволено, но оправдываться не стала. Когда-нибудь и эта дурочка наберется ума и что-нибудь поймет, а пока…

Нана взглянула на часы. Ей нужно было спешить, ее ждала Элеонор!

Элеонор в самом деле ждала Нану с нетерпением. Ей хотелось поделиться своими новостями, и подругу она встретила радостной улыбкой, удивившись не слишком веселому выражению лица Наны.

- Неужели Валдомиру отказал? – недоуменно спросила она, сама не в силах поверить своему предположению.

- Нет-нет, у меня все в порядке, - поспешила успокоить ее Нана. – Я очень тебе благодарна. Ты как всегда разрешила все мои проблемы.

Элеонор вздохнула с облегчением. И хотя ей не терпелось поделиться своими новостями, она все-таки попыталась выяснить причину огорченного вида подруги.

- Тогда почему ты такая расстроенная? – спросила она.

- Меня огорчила твоя дочь, - откровенно призналась Нана и это была почти правда.

- Нашла из-за чего огорчаться! – махнула рукой Элеонор.

Она была рада, что у Наны не нашлось более серьезных причин для огорчения.

- Что, ты не привыкла к хамству Режины? У нее, бедняжки, отвратительный характер. Я стараюсь обращать на нее как можно меньше внимания. Садись ко мне поближе, я тебе кое-что расскажу.

Подруги уселись в удобных мягких креслах и пригубили легкого вина. Нана выпила бы сейчас и чего-нибудь покрепче, чтобы успокоить расходившиеся нервы, но Элеонор, знавшей все ее привычки, и в голову не пришло предложить ей рюмку коньяку.

- Сегодня Элизеу записался в Школу Изящных Искусств на курс бразильской живописи, - сообщила Элеонор главную новость.

Всякий раз, как она говорила об Элизеу, глаза ее приобретали необыкновенно мягкое выражение, а губы складывались в нежную, чуть удивленную улыбку. Этот мальчик действительно и трогал, и изумлял ее. Трогал молодостью, красотой, непосредственностью. Изумлял талантом и невежеством. Он был художником, но совершенно не знал живописи. И при мысли, сколько она может открыть ему чудесных и полезных вещей, Элеонор чувствовала себя счастливой. Школа Изящных Искусств была только первым шагом на долгом пути к вершинам мастерства.

Об Элизеу Элеонор могла говорить часами, умиляясь его высказываниями, такими непосредственными, его неловкостям и промахам. Так умиляются матери первым неуклюжим шагам своих первенцев.

Нана терпеливо выслушала восторженные описания новых набросков Элизеу, они такие энергичные, темпераментные! Жаль только, что работает он все-таки маловато. Работ за это время могло бы быть и побольше, и тогда можно было бы подумать и о выставке…

Единственное, о чем не сказала Элеонор, так это о том, что на всех рисунках Элизеу была изображена она, и она себе на этих набросках очень и очень нравилась. А что касается количества, то она сожалела о нем вовсе не из тщеславия, а потому что мечтала о большой, интересной выставке. Ей как раз хотелось, чтобы молодой художник попробовал себя в самых разных жанрах, с самыми разными моделями.

Нана вникала во все, что говорила ей подруга, но вместе с тем не могла забыть и о своих проблемах. Денег у Валдомиру она не взяла, хотя он предложил их, и очень благородно.

- Я тебя ни о чем не прошу, - сказал он ей. – Поступай, как считаешь нужным.

Именно так она всегда и поступала и поэтому отказалась от денег. А что касается Элеонор, то говорить ей про поцелуй она не собиралась. Судьба распорядилась так, что она стала владелицей чужих тайн без всякого на то желания. Вполне возможно, что то, что ей было открыто, оставалось еще тайной для самих действующих и заинтересованных лиц. Но люди это были достойные и неглупые и, по мнению Наны, могли вполне самостоятельно разобраться со своими проблемами и сделать тайное явным.

Элеонор строила вслух радужные планы на будущее, собираясь отправиться вместе с Элизеу в Европу. Начнут они, конечно, с Италии, этой общепризнанной колыбели искусств… А Нана мучительно пыталась понять, где же она может достать деньги для уплаты очередного взноса. Она перебирала знакомых, но выходило, что свою единственную возможность она упустила именно сегодня. Валдомиру был ее единственным шансом.

Мечты Элеонор тоже были не слишком по душе трезвой Нане. Но она не мешала подруге мечтать, именно потому, что узнала сегодня о Валдомиру нечто неожиданное и очень важное: он созрел для перемен и будет добиваться их решительно и безоглядно. Почувствовала это и Режина и, не в силах предотвратить, кричит и впадает в истерику. Нана и сама была близка к истерике. Она не знала, что ей делать, за что ухватиться. Она была права, что отказалась от помощи Валдомиру, но дальше-то что?

Воображение рисовало ей картины одну ужаснее другой – она оставалась без крова, без поддержки, без друзей. Элеонор парила в своих счастливых эмпиреях, а Нана все глубже погружалась в бездну отчаяния.

С тем же чувством глухого отчаяния вернулась она домой, не зная, чем же ей заняться, чтобы хоть как-то отвлечься от гнетущих мыслей. Она включила телевизор, но кривляющиеся на экране молодые люди только раздражали ее, а кровавые сцены боевика напугали еще больше. Как спасение прозвучал телефонный звонок.

- Алсести? Хотите навестить? Буду рада!

Она и в самом деле была рада визиту симпатичного добряка. Вот только никак не могла понять, что ему так срочно понадобилось – неужели и до него дошли какие-то слухи? От кого? От Режины? Наверное, так. И он хочет попросить ее все-таки деликатно переговорить с Элеонор, ведь он ее дядюшка и озабочен судьбой племянницы. Или, наоборот, хочет попросить помолчать. Погрузившись в заботы других, она немного отвлеклась от своих собственных, хотя разговор с Алсести обещал быть непростым.

Он и был непростым, но совсем по другой причине, и не для Наны, а для Алсести.

Однако Алсести не любил ходить вокруг да около и начал откровенный разговор.

- Я узнал о твоих финансовых затруднениях, - сказал он, усевшись в гостиной и выпив стакан минеральной воды, которую обожал, - и принес тебе необходимую сумму, чтобы тебя от них избавить.

Нана онемела от неожиданности.

- Вот это кавалер! – воскликнула она минуту спустя. – Но откуда вам стало об этом известно?

- Сорока на хвосте принесла.

Он выложил на стол чек на имя Наны и попросил еще стаканчик минеральной воды.

- Спасибо большое, - от души поблагодарила Нана, с сердца у нее свалился огромный камень. – Не стану кривить душой. Мне и в самом деле очень нужны деньги. Но мне кажется, я знаю, кому ими обязана.

- Хорошему человеку, который ничего от тебя не потребует, - ответил дядюшка Алсести с полной убежденностью.

Вернувшись домой, Алсести перезвонил Валдомиру и сообщил, что Нану они совместными усилиями выручили.

- Очень рад, - обрадовался Валдомиру. – Я всегда знал, что могу на тебя положиться.

- Полагайся и дальше, - ухмыльнулся Алсести и дал отбой.

Валдомиру поднялся из-за стола, за которым сидел, и стал не спеша расхаживать по кабинету. Он вырос на вольном воздухе, сам рубил камень, видно, с тех давних пор ему думалось легче в движении.

Нана почувствовала верно, Вадлдомиру стоял на пороге очень важных решений. Собственно, он уже все решил, однако медлил претворять свои решения в жизнь, потому что не хотел, чтобы Инес когда-нибудь упрекнула его в том, что он воспользовался ее болезнью. Он чувствовал себя в силах дождаться выздоровления своей возлюбленной и тогда уже объявить всем о своем, а вернее, их совместном решении. А пока… Пока он будет стараться не компрометировать ту, которая ему доверилась и которую он хотел бы назвать своей женой. Он не сомневался, что сумеет заставить свою семью смириться со своим решением, но ему хотелось бы, чтобы семья не только смирилась, но и примирилась бы и с ним, и с Инес.

Больше других его заботила Режина. Она была способна на все, потому что стыдилась его, а стыдясь, ненавидел. Она считала его необразованным деревенщиной, который никогда не сможет стать полноправным членом аристократического общества и мешает ей, богатой, воспитанной, образованной, занять в нем подобающее место. До двенадцати лет она обожала отца, но когда стала учиться в дорогостоящем пансионе, то набралась от подружек претензий и спеси и стала его стыдиться. Теперь она хочет только одного: забрать все в свои руки, отречься от Валдомиру, позабыть, что он существует на свете, и начать свою жизнь с чистого листа. Но пока ей это не удается, и она копит злобу, вынашивает коварные замыслы и готова в угоду своей гордыне взорвать все вокруг. Однако Валдомиру не собирался бороться с собственной дочерью. Он не даст ей наделать глупостей, не даст развалить фирму, но бороться с ней не будет. Рано или поздно она должна будет понять, что он – ее отец, отец не хуже других. Любящий отец.

Как любящий отец, он забеспокоился, что в этот поздний час не вернулась еще Марсия. Она была взрослой девушкой. Доверяя ей, он никогда не следил за ней и не вторгался в ее личную жизнь, но беспокоиться всегда беспокоился, если она задерживалась слишком уж поздно.

Беспокоилась и Марсия, она чувствовала, что ей уже давно пора быть дома, но никак не могла уйти от Элизеу. Сбылся ее чудесный сон, они были вместе, он рисовал ее, и его рисунки говорили о его чувстве к ней еще красноречивее, чем его глаза.

Он не таился от нее, рассказал, что родом из бедного городка, что с трудом пробивает себе дорогу в жизни, что его работами заинтересовалась одна богатая сеньора и собирается помочь ему учиться.

В ответ Элизеу ждал такой же откровенности и от девушки. Но тщетно он пытался выяснить, где она живет и чем занимается. Похоже, она и работала и училась. Но пока не хотела ничего рассказывать о себе. Он только знал, что ее родители беспокоятся о ней, и поэтому она не сможет остаться у него до рассвета, как ему бы хотелось.

Наконец они расстались, договорившись встретиться завтра вечером. У Элизеу не было денег, он пока не мог никуда пригласить Марсию, но она была согласна опять прийти к нему и сидеть неподвижно, любуясь им, пока он ее рисует.

Марсия и хотела бы, но не могла пока рассказать ничего о себе. Случившееся было слишком серьезно для нее. Она знала, что это не увлечение, а любовь, и поэтому каждый шаг обретал особое значение, ведь речь шла о счастье всей ее жизни, о замужестве. Она не хотела сразу обрушить на Элизеу проблему их неравенства, она хотела сначала разобраться с ней сама.

Она вновь и вновь мысленно возвращалась к разговору со старшей сестрой Антонией, которая тоже вышла замуж за человека бедного. Иван, муж Антонии, очень хотел, чтобы Марсия вышла замуж за его брата Лео, и Антония, желая ободрить сестру и подготовить ее к ухаживаниям Лео, рассказала ей историю своего замужества.

- Да, Иван был бедный человек, - рассказывала она, - но родители уже знали, что он – человек порядочный, хотя ни у мамы, ни у папы симпатии он не вызывал. Мама паниковала,что дочь будет голодать зато отец понял, что у Ивана – хорошая голова и он далеко пойдет. Отец дал ему место управляющего с месячным испытательным сроком, а когда Иван справился, ввел в Совет директоров. Но это было уже после нашей женитьбы. Мы можем как угодно относиться к отцу, но у него есть неоспоримое достоинство: он никогда не закроет дорогу человеку, который пытается чего-то добиться. Зато людей, не желающих трудиться, пытающихся жить за чужой счет, он на дух не переносит.

- Людей, витающих в облаках, - уточнила Марсия, сразу же подумавшая об Элизеу.

- Вот-вот, - добродушно согласилась Антония, - художников и всех прочих в этом роде. Таких людей отец никогда не понимал и вряд ли когда-нибудь поймет.

«Не понимал и вряд ли поймет», - твердила про себя Марсия, глядя в ветровое стекло, а губы ее горели от поцелуев Элизеу.