Глава 24

Он не пускал ее в свой разум, а она не понимала, почему. Устроившись в спальном мешке, девушка вспоминала недавние события, гадая, что же она сказала или сделала, чтобы так разозлить его. Кара несколько раз пыталась заговорить с Алексом, узнать, что не так, но тот лишь вежливо отвечал, что все хорошо и что он просто устал.

Алекс лгал.

Она проверила его плечо и удивилась, обнаружив еще вчера кровоточащую рану почти затянувшейся.

Ей так хотелось, чтобы он обнял ее, приласкал, заверил, что все наладится.

Немного поколебавшись, Кара выбралась из спального мешка и подошла к окну, чтобы посмотреть на мужчину, который заставлял ее сердце сжиматься от боли.

Он стоял на краю озера, подняв голову, раскинув в стороны руки, и смотрел на небо. Бледный свет луны отражался от неподвижной глади воды и отбрасывал на Алекса серебристые блики.

Он выглядел таким красивым и таким одиноким, что сердце Кары вновь сжалось от боли. Почему он отгородился от неё? Разве не понимает, как сильно ранит своим молчанием?

Вдали приглушенно ухала сова. Алекс как-то рассказывал Каре, что по поверьям индейцев крик совы близ жилища означал неминуемую смерть. Звук привлек внимание мужчины, и он обернулся в сторону, откуда тот доносился. Кара увидела лицо Алекса, увидела отразившуюся в нем боль и одиночество.

Почувствовав острую необходимость прикоснуться к нему, приласкать его, раствориться в его объятиях, она выбежала из хижины, не обращая внимания на свою наготу.

— Алекс, прости меня. — Она обняла его, уткнувшись лицом в его плечо. — Прошу, прости меня.

Он инстинктивно заключил её в объятия.

— Простить? — спросил Алекс, сбитый с толку ее извинениями. — За что?

— Не знаю, — пробубнила Кара ему в плечо. — Почему ты отгородился от меня? Мне так одиноко.

— Кара…натайя… — Он поспешно отстранил её, почувствовав возрастающее желание из-за близости Кары, из-за ощущения ее шелковистой кожи, касающейся его тела. — Кара…

— Не прогоняй меня, — взмолилась девушка. — Не отталкивай меня.

Приподнявшись на цыпочки, она еще сильнее прижалась к нему своим телом.

— Я люблю тебя, Алекс. — Кара наклонила голову назад, чтобы заглянуть в его глаза, а затем жадно и страстно поцеловала.

И он пропал. Утонул в ее волшебных прикосновениях, в искренней любви, сияющей в прекрасных голубых глазах.

С беспомощным стоном Алекс признал свое поражение, подхватил девушку на руки и осторожно опустил на землю, покрывая ее лицо, шею и грудь жадными поцелуями. Его руки блуждали по стройному телу Кары. Ее кожа, нежная и шелковистая, трепетала под его пальцами. Она извивалась под ним, тихие стоны, срывающиеся с ее губ, подстегивали Алекса, распаляли его все больше, до тех пор, пока в голове не осталось ни единой мысли, кроме желания обладать ею, показать своими ласками и поцелуями, как сильно он любит ее, только ее, сейчас и всю оставшуюся жизнь.

Она нетерпеливо развела ноги, чтобы принять его, и он слился с Карой — сердцем и душой, сознанием и телом. Каждая его мысль, каждый его вздох теперь принадлежал ей.

Кара прижималась к нему сильнее и сильнее, так, что даже лунный свет не смог бы проникнуть между ними. Она ласкала пальчиками его спину, впиваясь ногтями в чувствительный узор вдоль позвоночника. Кара гладила его, царапала, и снова гладила.

Она приняла его глубоко в себя, и их сердца забились в безумном ритме. Кара взглянула на него, в очередной раз поразившись совершенной красотой этого мужчины, и неистовой страстью, горящей в его глазах.

Она сквозь стон прошептала его имя, когда волна удовольствия накрыла все ее тело, услышала ответный стон, и почувствовала, как Алекс излил в нее свое семя.

Алекс сделал глубокий вдох. Никогда прежде он не испытывал ничего более прекрасного, даже с Анной Марой. И хотя он очень любил свою жену, но все равно нуждался в ней не так отчаянно, как в Каре. И теперь к чувству удивления добавилось ужасное чувство вины.

Что если Кара забеременела? Баррет же говорил, что у нее сейчас как раз подходящий период. Эта мысль его ошеломила. Как бы сильно он ни хотел ребенка, рожденного от их любви, в той же мере он опасался столкнуться с возможными последствиями союза мужчины с ЭрАдоны и земной женщины.

Кара слегка застонала, и Алекс догадался, что придавил ее тяжестью своего тела. Скатившись в сторону, он потянул ее за собой, не размыкая объятий. И тут же ощутил тягостную необходимость отдалиться от нее, побыть наедине со своими мыслями, но догадывался, что Кара этого не поймет. Такое поведение ранит её, и девушка решит, что он вновь отталкивает ее. Он не смог бы смириться с этой мыслью, поэтому лишь крепче обнял ее и принялся гладить по волосам до тех пор, пока дыхание Кары не выровнялось, и она не заснула.

— Прости меня, натайя, — прошептал Алекс.

Он уставился в небо, терзаемый противоречивыми чувствами. Не надо было вмешиваться в ее жизнь… прикасаться к ней… и она была лучшим, что случилось с ним за эти двести лет… возможно, она уже была беременна… он разрушил ее жизнь… он желал ее… нуждался в ней.

Он любил ее.

Он не хотел ни любить ее, ни нуждаться в ней, ни желать ее.

Не следовало вообще прикасаться к ней.

Но он вновь хотел обладать ею. Даже теперь его кровь кипела и наполнялась страстью…Кара пошевелилась в его руках, прошептала его имя, а он крепче прижал ее к себе, понимая, что никогда не будет счастлив без нее, но осознавая, что рано или поздно ему всё же придется ее отпустить. И неважно, как сильно он походил на человека, он по-прежнему оставался ЭрАдонцем. Кот и собака могут полюбить друг друга, — промелькнула у него мысль, — но они все равно разные создания, и не смогут быть более чем просто друзьями.


Они пробыли в хижине, пока не закончились продукты. В течении этих трех дней Алекс отгонял от себя все мысли, кроме одной — сделать Кару счастливой. Они прогуливались ночами вдоль озера, купались при лунном свете и засыпали под утро. Он дал себе клятву больше не заниматься с Карой любовью, но каждую ночь она сводила его с ума поцелуями и ласками, соблазняя так, что он просто не мог устоять. Ежедневно он молился о прощении, молился, чтобы девушка не забеременела, молился, чтобы у него хватило силы духа покинуть ее, когда придет время.

Он запоминал каждую черточку ее лица, каждый изгиб ее стройного тела, её звонкий смех, хрипловатый голос в минуты возбуждения, цвет ее глаз, гладкость волос, вкус ее кожи. Алекс твердил ей о своей любви так часто, как только мог, надеясь, что Кара все еще будет в это верить, когда ему придется уйти.


Кара осмотрела их маленькое убежище. Она ненавидела даже саму мысль о том, что придется покинуть это место. И пусть хижина была небольшой, тесной, и снабженной лишь самым необходимым, она оказалась идеальным местом для медового месяца.

Кара взглянула на Алекса. Он стоял у двери с обернутым вокруг бедер полотенцем.

— Тебе вовсе незачем одеваться только ради меня, — произнесла Кара с ухмылкой.

— Очень смешно. Пойдем.

Все еще усмехаясь, девушка последовала за ним на улицу, подождала, пока Алекс поколдует под панелью автомобиля, чтобы завести двигатель.

— Хочешь повести? — поинтересовалась Кара.

— Нет, садись давай. — Он расположился на пассажирском сидении и скрестил руки на груди.

Усевшись за руль, девушка включила фары.

— Куда едем?

— Доедешь до трассы, сверни налево.

— Ты знаешь, где мы?

— Более или менее. — Прошлой ночью он определил их место нахождения по звездам. Если его расчеты были верны, они находились в семидесяти милях от Мултонской Бухты.

Кара поглядывала на него всю дорогу. Его раны зажили, не оставив даже шрамов. Она видела это собственными глазами, но все еще с трудом верила, что Алекс был ранен дважды и полностью выздоровел за три дня. Впервые она понимала Баррета, хотя и осуждала. Но все не могла не думать о возможностях, которые Алекс мог бы дать людям, о жизнях, которые он мог бы спасти.

Он вновь прочитал ее мысли. Она поняла это, когда Алекс заговорил.

— Как бы я решал, чьи жизни спасать, Кара? — тихо спросил он. — Я могу всего лишь предоставить свою кровь. Мне продавать ее богатым? Отдавать бедным? Как мне решить, чья жизнь ценнее? Матери троих детей? Отца четверых? Ребенка? Бабушки? Людей миллионы, Кара, а я один. И я не всемогущий. Я не хочу сосредотачивать в своих руках власть над чужой жизнью и смертью. Не хочу принимать подобных решений.

Он не упомянул о своей жизни, о своих потребностях, но Кара понимала, что у него никогда не будет личной жизни, если люди узнают об исцеляющих возможностях его крови. Каждый захочет заполучить часть его: общество, пресса, ученые, доктора, священники и даже телешоу. У него никогда не будет возможности вернуться назад в Мултонскую Бухту, никогда не будет ни времени, ни уединения, чтобы написать книгу. Кто-то мог бы подумать, что с его стороны эгоистично отказывать в помощи, и если бы он был обычным человеком, она бы тоже так считала. Но он был пришельцем, и Кара прекрасно знала, что его будут преследовать всю оставшуюся жизнь, если станет известно, кем и чем он является. И это длилось бы очень и очень долго. Да не только это — его свобода была бы навеки утрачена. Он бы провел остаток своей жизни в клетке, подвергаясь исследованиям, анализам, отвечая на бесконечные вопросы.

Как бы ни эгоистично это было с ее стороны, Кара понимала, что если общественность узнает о его сущности, они никогда не смогут быть вместе. А больше всего на свете она хотела совместного с Алексом будущего.

Правильно или нет, эгоистично или нет, она планировала этого добиться.

Когда они добрались до Мултонской Бухты, и бензин, и надежда практически иссякли. Часы на панели показывали половину десятого.

Едва Кара заехала в гараж, как двигатель фыркнул и заглох. Открыв дверь, она выбралась из машины и последовала за Алексом в дом.

Алекс уверенно двигался в темноте, пока не услышал, как девушка споткнулась. Проклиная свою невнимательность, он включил свет.

— Ты в порядке?

— Да. — Кара сжала губы от боли — она ушибла коленку, когда наткнулась на стол. — Хочешь поцеловать ее и тем самым избавить меня от боли?

Она произнесла эти слова легко, как бы дразня его, но Алекс заметил надежду в ее глазах, уловил мольбу в голосе.

С огромным усилием он переборол свои чувства.

— Мне надо в душ, — сказал Алекс. — Могу подождать, если хочешь сходить первой.

— Нет, Иди.

Кивнув, он направился вверх по лестнице. Спустя минуту Кара услышала шум воды.

Некоторое время она подумывала присоединиться к нему, а потом, тяжело вздохнув, отправилась на кухню. При таком настроении он вероятнее всего запер дверь изнутри.

Она приготовила себе крепкий кофе и пила его небольшими глотками, размышляя, где искать теперь Гейл и Нану. Может, кто-то из соседей знает, куда они поехали. А что же Баррет? Даже сама мысль о нем заставила Кару вздрогнуть от отвращения.

Сполоснув чашку и поставив ее возле раковины, она осмотрела дом, чтобы убедиться, что все окна и двери закрыты, и задумалась, не глупо ли было вообще сюда возвращаться. Для Баррета не составило бы труда вычислить, где живет Алекс.

Она бродила по кабинету, когда ощутила позади себя присутствие Александра. Медленно повернула голову в его сторону. Он был одет в вылинявшие Левис и черный свитер. С босыми ногами и все еще мокрыми волосами он был чертовски красив и сексуален. И холоден.

— Твоя очередь, — произнес он сухо. — Увидимся утром.

Кивнув, Кара вышла из комнаты и поднялась наверх.

Она не знала, что мучает его, но собиралась это выяснить. Скоро.

Алекс наблюдал, как Кара покидает кабинет, затем сел за стол и уставился в монитор. Спустя несколько минут включил компьютер.

Найдя файл с последними записями, пробежался глазами по первой странице. Рукопись была далека от завершения, но он ощутил острое желание закончить рассказ, несмотря на то, что момент для этого был выбран не совсем подходящий.

Немного подумал, а затем принялся писать.


Я взглянул на Мелинду, осознавая, что пришло время, когда между нами не может больше оставаться лжи. Я добивался её больше года, не посвящая в то, кем являюсь на самом деле, будучи уверенным, что любовь в её глазах обратится в страх, или, хуже того, в отвращение, когда она узнает, что я не тот, за кого себя выдаю. Но я не мог больше ждать. Мелинда призналась мне в любви, и я понял, что чувствую к ней то же самое, хоть это и было, возможно, очень глупо. Наши поцелуи, невинные и целомудренные в начале ухаживаний, переросли в более страстные, более крепкие, когда о чувствах было сказано вслух. Желание между нами переросло в цветок редкостной красоты, но я не мог лишить её невинности, не мог осквернить ложью возникшую между нами интимную связь.

— Что случилось? — спросила она. — Что ты хочешь мне сказать?

Переполняемый отвращением к себе и к тому, что намеревался сделать, я взглянул ей в глаза, надеясь, что она сможет простить мне мой обман…


Алекс откинулся в своём кресле, руки его замерли на клавиатуре.

Он сомневался в том, что у них с Карой всё будет хорошо, но он мог обеспечить счастливый финал своему вампиру.

С тяжелым вздохом он снова принялся писать.


Поколебавшись, я рассказал ей правду, и теперь ждал, что она оттолкнёт меня, пустится наутёк от монстра, который осмелился её полюбить.

— Вампир? — тихо воскликнула она. Глаза её сузились, когда она взглянула на меня.

— Вампир? — снова произнесла она, и тут же рассмеялась.

Сначала я подумал, что с ней случилась истерика из-за страха. По щекам её катились слёзы, она ухватилась за бока, покуда смех срывался с её губ.

— Вампир? Ох, Алесандро, и всего-то?

— И всего-то? — переспросил я, пораженный её реакцией. — Всего-то? А разве этого недостаточно?

— Я знаю об этом уже несколько месяцев, — проговорила она, вытирая слёзы.

— Знаешь? Откуда ты можешь это знать?

— Я не слепа и не глупа, — ответила она, вскинув голову. — Ты никогда не ешь, не покидаешь тени, мы никогда не встречались днем.

Она пожала плечами.

— Я видела, как ты смотрел на меня в тот вечер, когда я уколола палец шипом боярышника. Я заметила голод в твоих глазах перед тем, как ты отвернулся. Я видела и знала.

— И тебе всё равно?

— Конечно, нет, но… — она посмотрела на меня и улыбнулась. — Я думала, ты собираешься сообщить, что женат.

— Нет, — ответил я. Голова всё ещё кружилась от того, с какой готовностью она приняла мою сущность. — Я не женат.

— Но скоро будешь, — предрекла она.

— Правда?

— Я в этом уверена, — проговорила она, потом встала на цыпочки, поцеловала меня в губы, и в этом поцелуе было обещание вечности…


Вечность. Александр думал об этом, сохраняя файл и выходя из программы. Он слишком долго оставался в Мултонской Бухте. Настало время переезжать. Время подыскать себе новое местечко, новое имя и новую жизнь. Для него это не составит труда. Ему не приходилось оставлять ни семью, ни что-либо ещё, что могло бы привязать его к этому городку. Он мог бы отказаться от благ цивилизации и укрыться где-нибудь в джунглях Амазонии, покуда Баррет не помрет…

— Александр?

Он обернулся, вздрогнув, и увидел Кару, стоявшую в дверном проёме. Она впервые застала его врасплох.

— Я думал, ты уже легла.

Кара пожала плечами.

— Я не устала.

— А я устал. — Он встал с кресла и отгородился им от девушки. — Иду спать.

— Нет, не идешь.

Он приподнял густую темную бровь.

— Нет?

— Нет, пока мы всё не проясним.

— Что не проясним?

— Я хочу знать, куда ты намереваешься отправиться без меня и почему.

Он понял, что пренебрег тем, чтобы отгородить свои мысли от неё, пока писал, но было уже слишком поздно.

Она сложила руки на груди и деловито посмотрела на него.

— Я жду.

Алекс в изумлении уставился на девушку. На ней была одна из его футболок и пара его носков. И больше ничего. Она должна была смотреться во всём этом смехотворно, но, вместо этого, она выглядела юной, невинной и очень привлекательной. Её ноги были длинными и стройными. Алекса обдало жаркой волной, когда он представил, как они обвиваются вокруг его торса.

— Я иду спать, — сухо повторил он и прошел мимо Кары прежде, чем та успела что-нибудь возразить.

Он захлопнул дверь в свою комнату, сдернул с себя свитер, подошел к окну и уставился в темноту. Он должен был увезти Кару отсюда. Рядом с ним она никогда не будет в безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока не исчезнет угроза в лице Баррета. И на это время Алексу нужно подыскать для Кары какое-нибудь убежище. Но где именно его искать?

Внезапно дверь отворилась, и Алекс напрягся.

— Я всё ещё жду.

Её запах, смешанный с запахами мыла, зубной пасты и клубничного шампуня, был опьяняющим. Руки сжались в кулаки, и он бросил на неё взгляд через плечо.

— Отправляйся в постель, Кара.

— Ладно.

Он слишком поздно вспомнил, что в доме была только одна кровать — его собственная — и теперь Кара направлялась прямиком к ней.

— Кара… — Он запустил руки в волосы, а потом сунул их в карманы, чтобы удержаться и не сгрести девушку в объятия.

Она присела на край матраса и посмотрела на него снизу вверх.

— Я слушаю.

— Ты всегда была такой упрямой?

— В общем, да.

— Кара, я не хочу причинить тебе ещё больше неприятностей.

— Так и не причиняй. — Она приглашающе похлопала по матрасу.

Алекс покачал головой.

— Кара, пожалуйста… — Слова, которые должны были прозвучать как сухой отказ, слетели с его губ словно молитва. — Я думаю только о тебе.

— Знаю, но я уже большая девочка, Алекс. Могу сама принимать решения. Ты обещал любить меня, а теперь отвергаешь, — тихо напомнила девушка. — Ты пообещал мне свою жизнь, Александр Клейборн, обещал, что будешь принадлежать мне до самой смерти. Разве забыл об этом?

— Нет.

— Может быть, разлюбил меня?

— Нет.

— Я поклялась оставаться с тобой и в горе, и в радости. А теперь ты хочешь прогнать меня и заставить нарушить своё слово?

Он тяжело вздохнул, потому что эти слова будто пронзили его сердце.

— Ты сделаешь это?

— Только ради того, чтобы спасти твою жизнь. Ради этого я пойду на всё. На всё. Даже прогоню тебя.

— Ты ни разу не причинил мне вреда. Поделившись своей кровью, спас от смерти.

— Твоя беременность — вот что может быть действительно смертельно.

— Я готова испытать судьбу.

— А я нет.

— А ты не находишь, что уже поздновато об этом беспокоиться?

Её слова резанули его словно ножом. Что делать, если она уже беременна?

— Я не это имела в виду, — быстро уточнила Кара. — Я только хотела сказать, что мы и так занимались любовью много раз, и пока ничего страшного не произошло. Может быть, и не о чём беспокоиться. Может ты был прав, и мы не сможем зачать ребенка.

— А может и сможем. — Он взглянул на неё, сидящую на кровати. Её прекрасные голубые глаза были наполнены теплотой и любовью. Каким же чудовищем он был, раз не хотел ничего, кроме как подойти к Каре, сгрести в охапку, и глубоко погрузиться в её плоть?

— Ты не чудовище, Алекс, — улыбнулась она, когда низкий стон вырвался из его груди. — Теперь, когда прочитал мои мысли, ты знаешь, что я чувствую.

— Кара, ну что мне с тобой делать?

— Люби меня, Алекс. Просто люби так же, как я люблю тебя.

— До последнего вздоха, натайя.

— Докажи.

Он покачал головой.

— Коль мне не удается заставить тебя быть благоразумной, мы заключим сделку.

Она настороженно наклонила голову.

— Сделку?

— Никаких занятий любовью до тех пор, пока не убедимся, что ты не беременна.

— И что потом?

Мускул на его щеке вздрогнул.

— Одному из нас придется пройти процедуру стерилизации.

— Стерилизации? — ахнула она, ужаснувшись подобной мысли. — Почему бы просто не начать пользоваться контрацептивами?

— Ни один не даст полной гарантии.

— Стерилизация. — Кара выплюнула это слово, будто оно было ужасным на вкус. — И кто из нас?

Она затрясла головой, когда он отвел взгляд.

— Нет, Алекс, я не могу…

— Мне нельзя в больницу, Кара. Даже к частному доктору. Мне нельзя так рисковать.

— Но… — Она закусила губу. Ей хотелось наорать на Алекса, крикнуть, что хотелось бы иметь детей, его детей, если это возможно.

— Возможно, сейчас самое время переосмыслить наши отношения, Кара, убедиться, что ты действительно хорошо понимаешь, от чего отказываешься.

Кара молча смотрела на него. Она не хотела ничего переосмыслять. Ей не хотелось жить без Алекса, и теперь мысль о том, чтобы положить конец всем мечтам о детях, заглушила протест, который готов был сорваться с её губ.

— Посплю на диване, — пробормотал Алекс и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Кара вперилась в эту дверь взглядом. Быть бесплодной. Никогда не иметь детей. Даже усыновление могло бы быть приемлемым вариантом. Хотя девушка и понятия не имела, какие правовые проволочки оно предполагало. Она не сомневалась, что у Алекса есть поддельное свидетельство о рождении. Он водил машину, значит, у него должно было быть и водительское удостоверение. А раз зарабатывал деньги, то, вероятно, и номер социального страхования. Резкий смех вырвался из груди. За две сотни лет у него, должно быть, накопилось бесчисленное множество удостоверений личности.

Пришелец.

Двести лет.

Осознание этого задело её, впервые за всё время задело по-настоящему. Алекс был пришельцем. Он говорил, что люди практически ничем не отличались от него самого, но всё же был с другой планеты, из другой людской расы. Что если она уже беременна? Каковы могут быть последствия? Образы новорожденных детей мелькнули в её сознании: детей с четырьмя руками и двумя головами, детей с грубой лоснящейся кожей, с тремя глазами…

Кара прекрасно понимала, что позволила воображению разыграться сверх меры. Алекс был абсолютно здоров, она тоже. Если они были способны зачать ребенка, не было причин сомневаться, что он не будет идеально сложен. Наиболее вероятно, она просто не сможет его зачать, и этот факт вернул её к первоначальным сомнениям. Любила ли она Алекса настолько, чтобы отказаться от надежды стать матерью? Но задавая себе этот вопрос, она понимала, что сложностей на самом деле больше, гораздо больше. Что случится с их отношениями, когда она постареет, а он всё ещё будет оставаться молодым? Смогут ли они с Алексом когда-нибудь избавиться от Баррета? Хочет ли она провести остаток жизни, то и дело оглядываясь по сторонам? Даже если они изменят имена и уедут из страны, она всегда будет ждать и беспокоиться, что Баррет всё ещё ищет их. А как насчёт Наны и Гейл? Баррет однажды уже попытался добраться до Кары с помощью её бабушки и сестры, и девушка была уверена, что он, не колеблясь, воспользуется такой возможностью снова.

А потом она подумала о жизни без Алекса, и поняла, что принесёт в жертву что угодно, лишь бы быть с ним.

Поднявшись, она подошла к окну. Шёл дождь. Она уставилась на плотный поток, глаза её застилали слёзы, но даже ливень на улице не шел ни в какое сравнение с бурей, бушевавшей теперь в её сердце.


Алекс слонялся по дому, побаиваясь разыгравшихся эмоций Кары. Не было сомнений, что сейчас она его оставит. Так будет лучше. Она заслуживала нормальной жизни с мужчиной, который мог бы находиться вместе с ней при дневном свете, подарить ей детей, состариться вместе с ней. Она заслуживала счастья, надежности. Жизнь вместе с Алексом постоянно таила бы в себе некую опасность. Если бы ей захотелось пойти в зоопарк, на пляж, на пикник, или просто погулять по парку летним днём, ей пришлось бы делать это в одиночку.

Почувствовав себя так, словно стены сжимаются вокруг него, Алекс вышел во двор и позволил дождю омыть его с головы до ног.

Как он будет продолжать жить без неё? Если его жизнь и до неё казалась ему пустой, насколько более несчастной она станет теперь, когда он познал любовь Кары, слышал её смех, ощутил прикосновение её рук? Не имело значения, как сильно Алекс любил Кару, просто он не мог подарить ей ту жизнь, которую она заслуживала.

Ему хотелось, чтобы она была счастлива.

Хотелось привезти её обратно в своё горное логово и никогда больше не отпускать.

Хотелось дома и семьи, любви и общества женщины с мечтательными голубыми глазами и звучания детского смеха.

Он хотел Кару.

Но понимал, что лучшим из того, что он мог для неё сделать, будет просто убраться из её жизни.

И был совершенно уверен, что лучше было бы вообще не рождаться, что ему просто не хватит сил, чтоб совершить единственно верный поступок. Он знал, что если его слабоволие станет причиной её смерти, ему незачем будет жить дальше. Если этот день наступит, он выйдет под лучи света и позволит солнцу уничтожить себя.

Сгорбившись под тяжестью горя, которое невозможно было вынести, он опустился на колени, и его слезы смешались с дождем.

Кара смотрела на одинокую фигуру, застывшую посреди дворика. Дождь хлестал по голове и груди, мочил его брюки. Девушке не нужно было читать его мысли, чтобы узнать, о чём он думал и что чувствовал. Его боль была её собственной болью. Его мысли были её мыслями. Она ощущала его одиночество, его тоску по дому и семье, его страх за её, Кары, жизнь, стоит только ей забеременеть, острое чувство вины за то, что всё произошедшее с ней было на его совести. Он хотел Кару, но боялся, очень боялся за её жизнь, её будущее, боялся причинить ей боль.

Девушка прижала руку к груди, когда Алекс упал на колени, и его голова склонилась, словно он признал своё поражение.

Она была причиной его мук. Осознание того, что он страдал из-за Кары, резануло её по живому.

Горестный вздох потряс её тело, когда девушка поняла, что ей придётся сделать. Ради Алекса она уедет сейчас же, сегодня же. Со временем он забудет её. Возможно, даже полюбит кого-то. Со временем.

Она тихо смеялась, накидывая на плечи покрывало, спускаясь вниз по лестнице и выходя через главную дверь. Если был лишь один способ избавить Алекса от страданий, теперь было самое время.

Загрузка...