Виктор Харт сидел в полумраке своего кабинета, глядя на дрожащее в камине пламя. Дубовые панели стен отражали теплые блики огня, создавая иллюзию уюта, которого он не чувствовал. Тонкие шрамы на его запястьях, следы оков из вампирского подземелья, всё еще саднили, напоминая о днях плена, из которого он смог вырваться лишь несколько дней назад, и то, с помощью дочери, которая не побоялась обратиться к древнему вампиру. И, конечно, самого древнего вампира, Себастьяна Валериана.
Он поднял голову, когда услышал тихие шаги за дверью. Даже сквозь тяжелый дуб он мог различить лёгкую поступь дочери. Слишком лёгкую, грациозную и, в то же время, весьма уверенную для двадцатидвухлетней девушки. Элеонора взрослеет, желает он того или нет.
— Входи, Элеонора, — произнёс он, не повышая голоса.
Дверь открылась бесшумно, и на пороге возникла его дочь, девушка с длинными огнеными волосами и бледным лицом- настолько похожая на свою мать, что иногда у Виктора перехватывало дыхание.
— Как ты узнал, что это я? — спросила она, входя в комнату. — Я старалась идти тихо.
Виктор невесело усмехнулся. — Ты всегда ходишь тихо, Эль. Слишком тихо. К тому же, кто это мог быть ещё?
Элеонора присела на край кресла напротив отца. В её взгляде читалось столько вопросов, и Виктор понял — больше откладывать нельзя. Особенно теперь, когда он едва не погиб, и она могла остаться одна, не зная правды.
— Отец, — начала Элеонора, её бледные пальцы нервно перебирали складки платья, — Когда тебя не было, со мной что-то странное происходило...
— Что именно? — он подался вперёд, внимательно вглядываясь в её лицо. Его худшие опасения подтверждались на глазах.
— Я... я слышала маму, — прошептала она, и в её голосе прозвучали одновременно страх и надежда. — Не просто как обычно, когда мне кажется или снится. По-настоящему. Она звала меня в твою комнату. Говорила, что мне нужно узнать что-то важное. Приходила...часто, очень часто в последнее время. А недавно я нашла у себя...
Виктор сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.
— И что ты нашла?
Элеонора достала из кармана платья шёлковую ленту, выцветшую от времени, с вышитыми инициалами "М.Х." — Маргарет Харт.
— Она была на моей подушке. Странно, правда? Марта меняет бельё каждые три дня, как бы я могла не заметить такую вещь? — Элеонора провела пальцами по вышивке. — И ещё... я видела её силуэт в зеркале, за своей спиной. А когда оборачивалась — никого. Отец, я теряю рассудок?
Виктор глубоко вздохнул и поднялся. Он подошёл к одному из шкафов, достал бутылку бренди и налил себе щедрую порцию. На этот раз он выпил напиток также быстро и уверенно, как делал это обычно. Элеонора укорила себя за то, что, затаив дыхание, наблюдала за этим, чтобы полностью развеять остатки сомнений — вдруг отец на самом деле другое отродье Ульриха, более хитрое?
— Нет, Эль. Ты не теряешь рассудок.; Он сделал глоток. — Ты просто... взрослеешь. И происходит то, чего я всегда боялся.
— О чём ты говоришь?
Виктор вернулся в кресло и посмотрел прямо в глаза дочери.
— Ты знаешь, что случилось с твоей матерью?
— Она умерла при родах, — тихо ответила Элеонора, уже понимая, что эта версия- неправда. — Ты говорил, что была какая-то редкая болезнь...
— Я лгал, — резко произнёс Виктор. — Не при родах. После. И не от болезни... хотя, возможно, это тоже своего рода болезнь.
Он сделал ещё один глоток бренди, словно искал в янтарной жидкости мужество.
— До твоего рождения, много лет назад я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Я был молод, самоуверен, влюблён. Мы с твоей матерью только поженились. Глупец! Я хотел... хотел произвести на неё впечатление. — Он горько усмехнулся. — Решил взять её в Карпаты, показать ей моё ремесло. Тогда мне казалось, что она найдет это более мужественным, чем та профессия, которую я тогда использовал для прикрытия, историк.
— Охоту на вампиров? — Элеонора подалась вперёд, её глаза блестели в полумраке.
— Да. Маргарет была такой же, как ты — любопытной, бесстрашной. Узнав правду, она сама настояла, чтобы я взял её с собой, а я... я поддался искушению. Хотел, чтобы она увидела, какой я герой.
Виктор допил бренди одним глотком.
— На нас напали трое. Я был готов к одному, может быть, двум... но не к трём. Двоих я убил, но третий... - его голос дрогнул. — Третий добрался до Маргарет. Он укусил её, прежде чем скрылся. Я оттащил его, прогнал, но было поздно.
Элеонора побледнела ещё сильнее.
— Мама... стала вампиром?
— Не сразу, — покачал головой Виктор. — Мы вернулись в Равенсхолм. Через несколько недель узнали, что она беременна тобой. Процесс обращения замедлился... словно твоё присутствие в её чреве как-то сдерживало проклятие. Девять месяцев она боролась с собой, жаждой крови, изменениями. Родила тебя... а потом изменения ускорились.
Он замолчал, не в силах продолжить.
— Что произошло дальше? — тихо спросила Элеонора, хотя, казалось, уже знала ответ.
— Она попросила меня убить её, — глухо произнёс Виктор. — В один из последних моментов ясности сознания. Она знала, что скоро забудет себя, забудет нас... станет тем, с кем я сражался всю жизнь. — Он сжал кулаки. — И я сделал это. Для неё. Для тебя. Тогда я...Не знал, не понимал, что всё могло бы быть иначе.
В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине.
— Значит, я... - начала Элеонора, её голос дрожал.
— Ты дампир, Эль. Полукровка. Дитя человека и того, кто был укушен вампиром. — Виктор смотрел на неё с болью и любовью. — Вот почему ты всегда была особенной. Сильнее, быстрее других детей. Вот почему ты так мало спишь. Почему иногда инстинктивно избегаешь прямого солнечного света- помнишь, в детстве я говорил, что у тебя аллергия на солнце? Почему иногда... видишь и слышишь то, чего не могут другие.
Элеонора медленно поднесла руку к своему лицу, словно видя его впервые.
— Но я не ведь пью кровь, — прошептала она. — Я не чувствую жажды...Дампиры, они ведь...не пьют кровь.
— Пока нет, — мягко сказал Виктор. — Но с возрастом это может проявиться. Особенно сейчас, когда ты становишься женщиной. Вот почему... вот почему я должен был рассказать тебе правду. Дампиры не изучены, никто не может сказать наверняка, что они такое, как будут...себя вести. — аккуратно закончил он, старясь не глядеть на дочь.
Элеонора долго молчала, разглядывая ленту матери в своих руках.
— Значит, я могу видеть маму... по-настоящему? Это не воображение?
Виктор нахмурился. — Что ты имеешь в виду?
— Когда тебя не было, я не просто слышала её голос. Я видела... не чётко, скорее как тень или отражение в воде... но это была она. Она сказала, что любит меня. Что гордится мной. — Слёзы заблестели на ресницах Элеоноры. — Что мне нужно быть осторожной.
Виктор напрягся. — Осторожной? С чем?
— Она не сказала. Только повторяла: "Не всё то, чем кажется. Будь осторожна, моя девочка." — Элеонора подняла взгляд на отца. — Что это значит? И откуда взялась эта лента? Я нашла её на своей подушке, но ты сказал, что ничего не знаешь о ней.
Виктор тяжело поднялся и подошёл к окну. За стеклом опускались сумерки, погружая сад поместья Хартов в синюю полутьму.
— Я точно не клал эту ленту, — медленно произнёс он. — У меня нет никаких вещей Маргарет в нашей спальне. Всё, что осталось от неё, хранится в сундуке на чердаке. Запертом сундуке.
Он развернулся, и Элеонора увидела, как изменилось его лицо — из усталого и печального оно превратилось в хищное, настороженное.
— Ленту могла положить только Марта, — проговорил он. — Только она имеет доступ к моей спальне.
— Зачем ей это? — удивилась Элеонора, позабыв даже смутиться отцовской откровенности.
Виктор опустился перед дочерью на колени, взяв её за руки.
Р Послушай меня внимательно, Эль. То, что со мной случилось — плен у вампиров — это не случайность. Меня предали. Кто-то сообщил им, куда я направлюсь, и они ждали меня. — Он стиснул её пальцы. — Я думал... я думал, это мог быть случайный информатор из таверны, но теперь... лента твоей матери, её предупреждения... И то, что Ульрих точно знал круг моих знакомых.
— Ты думаешь, это Марта? — прошептала Элеонора. — Но она с нами уже десять лет! Она любит нас. Она... она... - девушка запнулась, увидев выражение лица отца.
-;Да, она любит, — горько сказал Виктор. — И даже лишком сильно. Несколько недель назад, перед моим отъездом, она призналась мне в любви. Сказала, что ждала десять лет, что заменила тебе мать и заслуживает стать моей женой. — Он покачал головой. — Я ответил, что говорил ей с самого начала — между нами не может быть ничего серьёзного. Только физическая близость время от времени... я всегда любил только Маргарет. Марта была в ярости.
— А потом тебя схватили вампиры, + тихо произнесла Элеонора. — Но я всё равно не понимаю, причем тут Марта?
— И ты начала видеть призрак матери, — закончил Виктор. — Который привёл тебя к её ленте на твоей подушке.
— Она хотела, чтобы я знала, — прошептала Элеонора. — Хотела предупредить.
Виктор поднялся, его движения стали резкими, целенаправленными.
— Нет, думаю, она хотела не этого. Где Марта сейчас? — грубовато спросил он.
— Ушла в город за покупками, — ответила Элеонора. — Должна вернуться к ужину.
Виктор кивнул и начал доставать из секретного ящика стола серебряный кинжал и небольшой флакон со святой водой.
— Что ты собираешься делать? + встревоженно спросила Элеонора.
— Задать ей несколько вопросов, — мрачно ответил Виктор. — И выяснить, насколько глубоко её предательство.
Элеонора порывисто встала. — Я иду с тобой.
— Нет. — Виктор оценивающе посмотрел на дочь. — Это опасно.
— Я дампир, помнишь? — в её голосе прозвучала новая нота уверенности. — К тому же, в этом замешана и моя мать.
Отец колебался, глядя на неё новым взглядом — не только как на дочь, но как на союзницу.
— Ты никогда не обучалась сражаться, — заметил он.
— Но я умею, — тихо ответила она. — Я наблюдала за тобой годами. И... иногда тренировалась сама. К тому же, не думаю, что с Мартой будет тяжело справиться.
Виктор удивлённо посмотрел на неё, затем медленно кивнул.
— Похоже, ты унаследовала не только внешность матери, но и её дух. — Он достал из ящика стола второй кинжал, поменьше, и протянул Элеоноре. — Возьми. На всякий случай.
Она приняла оружие с благоговением, словно реликвию
— Отец, — негромко произнесла она. — Если я дампир... что это значит для моей жизни? Что будет со мной дальше?
— Если бы я только знал, Эль. — пожал плечами отец — Если бы только знал.