Тени Равенсхолма

2. Виктор Харт

Янтарное солнце медленно скользило к горизонту, окрашивая древние черепичные крыши Равенсхолма в тёплые медовые тона. Небо над городом постепенно меняло свой наряд — лазурная синева уступала место нежным лиловым и розовым оттенкам, словно художник, не жалеющий красок для своего полотна.

Вековые дубы и липы, обрамляющие зкие улочки, отбрасывали причудливые тени на брусчатку, помнящую шаги десятков поколений. Их листва, тронутая едва заметным первым дыханием осени, шелестела в вечернем воздухе, рассказывая вкрадчивым шёпотом истории давно минувших дней.

По извилистым переулкам спешили запоздалые горожане. Молодая женщина в лёгком платье торопливо несла пакет с продуктами, её тонкая фигура скользила между пятнами света и тени. Седовласый аптекарь запирал свою лавку, позвякивая тяжёлой связкой ключей. Пожилые супруги, держась за руки, неспешно брели домой, их силуэты, сближенные годами, казались единым целым в мягком вечернем свете.

Над редкими крышами старых особняков в центре поднимался дымок из каминных труб- город готовился к ночи. В окнах один за другим загорались тёплые огоньки, обещая уют и покой. Колокол на старой башне по традиции, пришедший из глубины веков, отсчитал десять ударов, и его глубокий голос разлился над притихшими улицами, сливаясь с мелодией засыпающего Равенсхолма.

Первые звёзды несмело проклюнулись на темнеющем небосклоне, а воздух наполнился ароматами жасмина и свежескошенной травы из садов за каменными оградами. Равенсхолм, уставший от дневной суеты, погружался в объятия ночи, храня свои тайны до нового рассвета.

Виктор сидел в своём любимом кресле у камина, перечитывая старый дневник одного из его предков, когда скрипнула дверь. Мягкие шаги по паркету — он узнал бы их из тысячи. Элеонора. Его гордость и тревога.

— Добрый вечер, отец, — она вошла в комнату, неся в руках две чашки горячего чая. — Решила составить тебе компанию.

Виктор отложил дневник, а вместе с ним и хмурые мысли. В пятьдесят лет его лицо избороздили морщины, которых не должно было быть в этом возрасте. Но когда ты десятилетиями охотишься на тварей мрака, молодость покидает тебя раньше срока.

— Спасибо, милая, — он принял чашку, отметив бледность дочери. — Как прошли занятия сегодня?

Элеонора опустилась в кресло напротив. В свете огня её рыжие волосы отливали медью — совсем как у её матери. Красивая, и совсем уже взрослая. Виктор не раз признавался самому себе в том, что сознательно удерживает Элеонору подле себя, боясь одиночества. Признавался — и продолжал это делать.

— Обычно. Профессор Кронинг всё ещё считает, что средневековая литература была лишь религиозной пропагандой, — она закатила глаза. — Будто не существовало ни народных сказаний, ни светских историй. Представляешь, он стал спорить с одним из студентов, да так, что едва до драки не дошло, насчёт Данте.

— Кронинг всегда был узколобым, — хмыкнул Виктор. — Я помню, как он преподавал ещё в моё время.

Несколько минут они говорили о пустяках: о предстоящей реконструкции университетской библиотеки, о новой пьесе в городском театре, о предстоящем летнем отпуске. Виктор наблюдал за дочерью, подмечая мелочи — как она нервно касается шеи, как рассеянно смотрит в огонь.

— Что тебя беспокоит? — наконец спросил он.

Элеонора вздрогнула, словно её застали за чем-то запретным.

— Я... ничего особенного. Просто задумалась.

Виктор молчал, зная, что дочь продолжит сама. Так и произошло.

— Ты же знаешь о нашем преподавателе истории средневековья. Себастьяне Валериане? — она произнесла имя с особой интонацией, которую, кажется, отец не пропусти. Его вид вмиг стал настороженным, словно старый пёс, учуявший чужака. — Всё считают его.... немного необычным.

— В каком смысле необычным? — сердце Виктора усиленно забилось. С чего дочь спрашивает о нем, переживает из-за него?

— Эрудированным, с необычными взглядами на события, исторические трактаты. Говорит, что в каждой выдумке есть зерно истины, — она отпила чай. — Вчера я задержалась, было уже темно. И встретила его, он предложил проводить меня.

Руки Виктора сжали подлокотники кресла. Валериан никогда не подходил к их семье ближе, чем то требовалось согласно древней договоренности.

— И ты согласилась? — Конечно, — пожала плечами Элеонора. — Было поздно, а ты сам говорил мне никогда не ходить одной в темноте.

«Особенно в темноте», — подумал Виктор, но промолчал.

— Есть в нём что-то... завораживающее, — продолжила Элеонора. — Знаешь, иногда он рассказывает о каких-нибудь исторических событиях как о чём-то личном, словно был там и видел всё своими глазами.

Виктор сделал глоток уже остывшего чая, чтобы скрыть тревогу.

— И о чём же вы говорили по дороге?

— О разном. Между прочим, он упомянул старые легенды о вампирах, — она пристально посмотрела на отца. — Сказал, что большинство людей неправильно их понимают.

Виктор почувствовал, как холодеет внутри, но сохранил невозмутимое выражение. Какого черта этот треклятый кровосос отирается около его дочери? Возможно, чувствует то, что самому ему, Виктору, не под силу? Или же и без того хрупкий мир решил нарушить, для начала нарушив и своё обещание?

— Вот как? И в чём же, по его мнению, заключается неправильное понимание?

— Он сказал, что вампиров не понимают. Они- не просто хищники, жаждущие крови, — Элеонора подалась вперёд. — Что среди них есть те, кто стремится к равновесию, кто принимает свою сущность, но не становится монстром.

— Звучит романтизированно, — сухо произнёс Виктор. — Как раз то, что нравится впечатлительным студентам.

Элеонора нахмурилась:

— Помнишь, ты когда-то рассказывал мне о том, что несколько раз встречал вампиров, отказавшихся от употребления человеческой крови? И тех, кто пил лишь доноров, отдававших себя добровольно. Значит, вампиры могут и хорошими, ведь так?

Виктор вздохнул. Пятнадцать лет назад он решил, что Элеоноре нужно знать об опасностях мира, но не погружаться в него полностью. Он рассказал ей о существовании вампиров, научил основам защиты, но многое оставил недосказанным. То, что лишь он и ещё несколько охотников из ордена придерживались такого мнения, остальные же считали, что хороший вампир — мертвый вампир, как бы абсурдно это ни звучало.

— Да, я это говорил. Но теория и практика — разные вещи, дочь. Вампиры могут казаться благородными, рассудительными, даже добрыми. Но их природа рано или поздно берёт верх, — он посмотрел на Элеонору. — Будь осторожна с этим Валерианом. Если что-то покажется странным или пугающим — немедленно сообщи мне.

— Думаешь, он вампир? — усмехнулась она с недоверием.

— Я думаю, что просто никому не могу доверять, — спокойно ответил Виктор. — За свою жизнь я научился не отбрасывать подозрения в отношении любого человека.

" И даже в отношении родной дочери."- въедливо напомнил его внутренний голос.

Элеонора собиралась возразить, но вместо этого зевнула. Потянувшись, она устало улыбнулась.

— Прости, день был тяжёлым. Пойду спать, — деаугкп поднялась и поцеловала отца в щёку. — Не сиди долго, тебе тоже нужен отдых.

— Сладких снов, милая. И...постарайся возвращаться домой пораньше, хорошо?

— И тебе доброй ночи, отец. А ты не делай трагедии из того, что твою взрослую дочь посмел проводить мужчина. — она шутливо пригрозила ему пальцем, забирая со стола чашки.

Когда шаги дочери стихли наверху, Виктор достал из потайного отделения книжного шкафа старую трубку — единственную слабость, которую позволял себе в доме. Раскурив её, он вернулся к камину, но вместо кресла сел на пол, опираясь спиной о каменную кладку.

В языках пламени ему виделось иное время — двадцать четыре года назад, когда он встретил Маргарет. Прекрасная, умная, полная жизни — она покорила его сердце за один вечер. Их любовь была стремительной и яркой, как падающая звезда. А потом Маргарет сообщила, что беременна, и Виктор впервые за много лет почувствовал настоящее счастье. Любимая женщина, ребенок, семья — разве может мужчина хотеть большего.

Но судьба давно отвела ему иную роль, нежели роль счастливого мужа и отца. Во время их поездки в Карпаты произошло нападение. Как он был глуп тогда, как высокомерен и эгоистичен- он желал показать юной жене дело всей своей жизни. Виктор был ранен, но сумел уничтожить двоих вампиров. Третий успел скрыться... после того, как укусил Маргарет. А уже после, по прибытию обратно, они узнали, что Маргарет беременна.

Виктор закрыл глаза, вспоминая отчаяние тех дней. Укус во время беременности — такого в хрониках его клана не описывалось. Маргарет не превратилась сразу, яд действовал медленно. Она родила Элеонору, но с каждым днём теряла человечность, пока в один холодный октябрьский день не попросила Виктора о последней милости. Бледная, с горящими адским огнем глазами, с синими, обескровленными губами (несчастная отказывалась даже от крови животных, которую приносил для неё Виктор).

" — Я не хочу стать монстром, — прошептала она, держа его за руку. — Помоги мне, я не смогу так...- она сглотнула, отвернувшись, чтобы не видеть, как на шее любимого мужчины бьётся венка с горячей кровью, зов которой она, Маргарет, теперь слышала. — Существовать. — намеренно не называя жизнью то, что уготовала ей судьба, Маргарет опустила плечи, ссутулившись. — И обещай мне, что защитишь нашу дочь... от всего. Даже от неё самой, если потребуется.".

Он выполнил первую часть её просьбы той же ночью- осиновый кол, серебряный клинок, огонь. Ритуал, повторённый им сотни раз, но никогда не причинявший столько боли. Виктор не мог поступить иначе — он знал, что Маргарет никогда не простила бы ему слабости, никогда не желала превратиться в ту, что пьёт чужую кровь. И даже объяснения любимого о том, что вампир- не обязательно обезумевший от жажды крови кровосос, не смогли переубедить её. Маргарет была слишком набожна, слишком правильна. Она отказалась идти против воли Создателя, стать чем-то иным, нежели человеком.

А вторая часть обещания... Виктор до сих пор не знал, что делать. За двадцать два года в Элеоноре ни разу не проявились признаки вампирской крови. Она любила солнце, с удовольствием ела чеснок, её не отталкивали религиозные символы. Но что-то было. Иногда он ловил в её глазах странный блеск, замечал необычную чуткость к звукам и запахам, видел, как быстро заживают её мелкие раны.

Яд мог дремать годами. В анналах клана Хартов описывались случаи, когда латентные вампиры проявляли свою сущность только к тридцати, а то и позже, годам. У некоторых из них это происходило после сильного стресса или... близости с другим вампиром.

Виктор выбил пепел из трубки и поднялся. Завтра он наведёт справки о необычно возросшем интересе Себастьяна Валериана к его дочери. Возможно, это просто совпадение- преподаватель с интересом к фольклору и его обожающая учёбу дочь вполне себе могли наладить общение о том, что нравится им двоим. А возможно...

Поднимаясь по лестнице, Виктор на мгновение остановился у комнаты Элеоноры. За дверью было тихо. Спит ли она? И что ей снится? Он надеялся, что не тьма, затаившаяся в её крови.

«Защищать, — подумал он. — Даже от неё самой». Но больше всего на свете Виктор Харт надеялся, что этого никогда не потребуется.