Трагическая связь

Глава 20

Оли

По мере того, как медленно тянутся дни, напряжение в нашей группе Привязанных растет.

Мы знаем, что ощущение мира продлится недолго, прежде чем мы снова окажемся втянутыми в борьбу с Сопротивлением. Все тренировки и тяжелая работа, которые мы проделали, должны помочь нам выстоять против врага, но по-настоящему проверить это можно только находясь на линии огня.

Каждое утро я провожу в учебном центре Так, отрабатывая упражнения и спаррингуясь с Сейдж и Аро. Во второй половине дня я либо занимаюсь строительством с Гейбом и Атласом, либо читаю переводы текстов с Ноксом в офисе Норта.

Чтение о других временах, когда боги бывали здесь, тяготит и в то же время вызывает чувство знакомости. В памяти всплывают отрывочные воспоминания, как будто, если бы я могла еще немного очистить свой разум, я бы сама вспомнила те моменты. Это ставит под сомнение то, что говорил Джерико, потому что, хотя боги бывали здесь и раньше, я должна быть не более чем сосудом. По его подсчетам, я совсем новичок, поэтому не должна ничего помнить. И все же мой разум продолжает зацикливаться на мелких деталях, маленьких ужасающих фрагментах, на которых я не могу перестать зацикливаться. Дракон. Бог, владеющий безумием. Тот, кого сожгли на костре за то, что он разрывал людей на части, находясь во власти ярости пустых глаз, чьи предсмертные слова гласили, что это был демон внутри него.

Что-то во всех них мне так знакомо, но как это возможно? Ни одна из деталей, за которые я хватаюсь, не имеет никакого смысла, и когда я неуверенно спрашиваю Нокса об этом, он смотрит на меня с минуту, прежде чем достать свой небольшой список.

— Я тоже начал следить за этим. Я собирался отдать его Норту, чтобы посмотреть, сможет ли он тоже вспомнить, но у меня пока не нашлось времени.

Я смотрю на список и обнаруживаю, что он не слишком отличается от моего собственного.

Истекающий кровью на поле роз, меч, пронзивший сердце.

Смерть от воздействия внешних факторов.

Труп, висящий на дереве.

Каждая из этих вещей — не более чем слова на странице, и все же что-то в них… знакомо. Я спрашиваю свои узы, однако им нечего мне сказать, они заползают обратно в темные уголки моего сознания, возвращаясь в спячку. Я надеюсь, что они берегут свою энергию для нашей следующей большой битвы, но что-то в этом ощущается таким жизненно важным, как будто эти слова не просто будоражат мою память, но и раздражают какую-то древнюю рану в моей душе.

Я просыпаюсь утром в день следующего заседания совета, запутавшись в куче конечностей, с чувством нависшего надо мной страха. Грифон уже встал и принимает душ, дверь в ванную чуть приоткрыта, в спальню пробивается свет.

Норт все еще счастливо спит, обвившись вокруг меня, а Гейб лежит на спине рядом со мной и слегка похрапывает, положив одну из своих рук на мою. Атлас расположился на дальнем краю кровати, поскольку сейчас его очередь быть на краю, и даже во сне он выглядит не более счастливым, чем я.

Я выползаю из-под своих Привязанных и тихо пробираюсь в ванную, раздеваюсь и проскальзываю в душ к Грифону, где он смывает шампунь со своих волос. Он не поворачивается, когда слышит, как открывается дверь, но говорит прямо в мой разум, чтобы никого не разбудить. «Тебе следует еще немного поспать, Привязанная. Заседание совета не будет легким ни для кого из нас».

Я обхватываю его за талию, как только он смывает шампунь с волос, и наклоняю лицо, чтобы встретиться с его губами, отвечая ему: «Я буду спать, когда ты будешь».

Он вздыхает, а затем его руки опускаются вниз, обхватывают мои бедра и приподнимают меня, пока я не обвиваюсь вокруг него. Вода стекает по нам обоим, и я пытаюсь не взвизгнуть от этого движения.

«Я не могу валять дурака, когда знаю, что нас ждет. Я чувствую, что каждая секунда, которую я не тренируюсь или не планирую, — это потерянная секунда, и от нее может зависеть, выберемся мы оттуда живыми или нет».

Это не та прелюдия, на которую я рассчитывала, но я обхватываю обе его щеки ладонями, целуя его в ответ, надеясь смыть с него беспокойство.

Он напряжен под моими пальцами, мышцы его плеч становятся твердыми, хотя я знаю, что ему не трудно поддерживать меня, и я не могу раствориться в поцелуе, пока слишком занята мыслями о том, что могла бы сделать, чтобы исправить это для него. Ну, может, и не исправить, потому что, кроме как покинуть Убежище прямо сейчас и самой охотиться на Дэвиса и Сопротивление, я мало что могу сделать с этой ситуацией, но если бы я только могла найти способ немного снять это напряжение в нем…

Разве это не то, что Привязанные должны уметь делать друг для друга?

«Я не позволю им снова заполучить тебя. Я не собираюсь снова терять тебя из-за Сайласа Дэвиса, Привязанная».

Я вздрагиваю от мрачного обещания в его словах, но когда поднимаю взгляд на его лицо, его глаза сверкают на меня. Я быстро моргаю, мой разум пытается рационализировать то, что, как мне показалось, я увидела, но это невозможно. Нет никаких шансов, что я могла это увидеть.

У него не могло быть глаз-пустот.

* * *

Трудно усидеть на месте в комнате, полной членов совета и лидеров нашего сообщества, включая Вивиана и Ансера, после того как Грифон выебал меня от души о холодную кафельную стену сегодня утром.

Я все это время следила за его глазами, но в них не было никаких признаков перемен, и я начала говорить себе, что явно схожу с ума. Книги по истории, которые мы читали с Ноксом, очевидно, засели в моем мозгу, и я вижу то, чего на самом деле нет.

Три бога и злобный дракон — это больше, чем мы можем вынести.

Я чувствую себя гипер-осознанной по отношению к своим ребятам, расположившимся вокруг меня за столом. Я не хочу, чтобы меня заставляли сидеть здесь и слушать, как люди пытаются подвергать сомнению их действия и принижать их, даже когда они убивают себя, чтобы сохранить жизнь всем.

«Тебе нужно перестать ерзать, пока я не вытащил тебя отсюда и не дал тебе повода для этого», — посылает Норт мне напрямую, но поскольку он злой, он делает это там, где все остальные могут это услышать.

Грифон быстро добавляет: «Проблема в том, что кто-то уже дал ей его, и вместо того, чтобы облегчить зуд, он только усугубил его».

«Кто-то, да?» — посылает Атлас, и я стараюсь сохранить лицо совершенно невозмутимым, когда Вивиан занимает место напротив нас.

Он настолько близок к отцу, насколько я когда-либо смогу найти того, кто еще жив, и я чувствую себя сгорающей от стыда из-за разговора, который происходит в моей голове прямо сейчас. То, что это происходит так близко к нему, просто чертовски плохо.

«Ты, должно быть, недостаточно хорошо поработал, если она до сих пор так извивается», — фыркает Атлас с ухмылкой на своем идеальном лице, чтобы вся чертова комната видела.

Я их всех ненавижу.

Вместо того чтобы подыгрывать им, я возвращаю свои ментальные стены на место и бросаю умоляющий взгляд на Нокса, который грозно взирает на конференц-зал, стоя у кофеварки. Он читает мысли так же хорошо, как и его брат, и приносит мне кружку размером с мою голову, угрожая Гейбу всего лишь взглядом, чтобы заставить его подвинуться так, чтобы я оказалась между братьями Дрейвен.

Половина совета смотрит на всю нашу группу, словно мы воплощение их худших кошмаров, и этого достаточно, чтобы улыбка вернулась на мое лицо.

Это длится около минуты, прежде чем Генерал входит и занимает свое место в дальнем конце стола. Клянусь, этот человек должен был уже покинуть город, вернуться куда-нибудь на задание, но, казалось, он просто задерживался, как дурной запах. Какая-то маленькая, крошечная часть меня чувствует себя виноватой из-за таких мыслей об отце собственного Привязанного. Это длится лишь до тех пор, пока я не вижу, как Генерал смотрит на всю нашу группу Привязанных.

В том числе и на его сына.

Это делает меня кровожадной, но мне действительно следует успокоиться с подобными мыслями, потому что моим узам не нужна помощь в планировании смертей кого-либо из окружающих меня сегодня.

Они и так уже лезут из кожи вон.

— Спасибо всем, что присоединились к нам сегодня. В нашей позиции по отношению к Сопротивлению произошли значительные изменения, и мы надеемся, что сможем держать вас всех в курсе того, как будут развиваться события.

При словах Норта за столом раздается тихий ропот, и хотя в основном он положительный, слышатся и звуки недовольства, которые я стараюсь игнорировать.

— Как вы все знаете, мы только что открыли двери Убежища еще для шестидесяти пяти семей, и, хотя некоторые люди ночуют в Общественном центре в городе, мы близки к тому, чтобы обеспечить всех жильем. Я говорил с Джереми Ардерном, который присоединился к нам сегодня, и мы уверены, что сможем удовлетворить растущие потребности сообщества в ближайшие недели, а также продолжить расширение для следующей волны Одаренных, прошедших проверку.

Генерал издает хрюкающий звук, и Норт переводит взгляд на него.

— Этот процесс проверки, кажется, занимает слишком много времени, учитывая количество людей, пожелавших перебраться сюда. Что вы делаете по этому поводу?

Я чувствую, как Грифон вздрагивает с того места, где он сидит, двумя сиденьями ниже. Мне не нужно видеть его, чтобы знать, что это так. Он уже ощущает на себе давление всего сообщества, являясь единственным человеком со встроенным детектором лжи и единственным, кому Норт доверяет такое решение. Его уже тянут в пяти разных направлениях, и причина, по которой проверка замедлилась, заключается в том, что мы всей группой решили, что отныне будем выходить все вместе и больше не будем разделяться.

Я хочу убить Генерала за такой комментарий.

Норт быстро отвлекает его от собственного сына. — Это сообщество не финансируется советом или каким-либо другим объединенным ресурсным центром, следовательно, никто за пределами Draven Family Trust не имеет права голоса в отношении того, как мы проверяем людей или сколько времени требуется для осуществления этого процесса. Вы все находитесь здесь по моему усмотрению, все до единого, потому что моя группа Привязанных позволяет это. Хотя мы рады выслушать любые ваши опасения, мы сами решаем, принимать ли нам меры. Альтернативой, конечно, является возвращение в свои дома.

В тишине царит напряжение, которого не было раньше: каждый мужчина и каждая женщина за столом размышляют о том, что Норт только что сообщил им.

Джереми бросает взгляд через стол на Генерала, прежде чем обратиться к группе. — Сопротивление забирает сотни Одаренных в день. Не знаю, решили ли они активизироваться, потому что готовы к этому, или потому что впали в отчаяние, но такова реальность жизни за пределами этого места. Я предлагаю вам всем подумать об этом, прежде чем начинать бросаться необоснованными обвинениями.

Сотни в день.

Я чувствую тошноту в животе, и во мне зарождается маленькая струйка вины за то, что мы не делаем больше для всех. Мне приходится напоминать себе, что в ближайшие дни мы планируем снова отправиться в Пустоши, чтобы уничтожить еще больше наших врагов.

— Лучший способ обеспечить безопасность людей — это полностью избавиться от врага, и мы перешли от оборонительной позиции, в которой находились годами, десятилетиями, к тому, чтобы вступить в бой с Сопротивлением. В ближайшие дни мы вернемся в Аляскинскую пустошь.

Аляскинская пустошь. Не могу дождаться, когда окажусь по уши в снегу, сражаясь за свою жизнь; Сопротивление знает, как выбрать отличное место для битвы. Интересно, есть ли у них Перевертыши снежных барсов или что-то в этом роде, потому что я не могу вспомнить многих Одаренных, которые могли бы использовать снег как преимущество. Мне также интересно, может ли Сейдж поджигать людей, если они окружены снегом. Важный вопрос для моей лучшей подруги, но было бы невероятно невежливо доставать мой телефон прямо сейчас, пока Норт разговаривает, так что придется подождать.

— Является ли Аляскинская пустошь лучшим использованием наших ресурсов? Не могли бы мы заняться меньшими пустошами и закрыть их, прежде чем переходить к более крупным? — спрашивает один из членов совета.

Я понятия не имею, кто она, но, похоже, в ее вопросе нет враждебности. Ее лицо открыто и ясно, а мужчины, сидящие по обе стороны от нее, внимательно наблюдают за Нортом, явно заинтересованные в его ответе.

Удивительно, но первым заговорил Грифон: — Аляскинскую пустошь будет очень трудно отвоевать и закрыть из-за ее расположения и размеров. Самый сильный из их Щитов, тот, который не используется в лагерях, сейчас охраняет ее. Если мы оставим это напоследок, есть вероятность, что мы никогда не добьемся ее закрытия. Менее опытные новобранцы могут разобраться с небольшими лагерями, и мы надеемся, что сможем использовать эти ресурсы там.

«Мы бросаем все, что у нас есть, на эту аляскинскую дыру», — так можно было бы перевести его слова, но я стараюсь выглядеть уверенной со своего места. Вся эта встреча становится испытанием моего терпения и того, как далеко меня можно завести, прежде чем я выйду из себя.

Я горжусь тем, как далеко продвинулась.

— Не могла бы ваша Привязанная войти и освободить их для нас? — говорит один из мужчин, хотя и очень осторожно.

Он явно пытается передать уважительный вид вопроса, но Нокс все равно наклоняется вперед на своем стуле.

— Может быть, нам стоит просто отправить твою Привязанную. Это было бы самое большее, что она сделала с тех пор, как получила место от своей никчемной мамаши, — бормочет он себе под нос, правда, достаточно громко, чтобы его услышал весь стол, и мне приходится прикусить губу от возмущенных выражений на их лицах.

Я не уверена, чего они ожидали от Нокса, но очевидно, что они недостаточно общались с ним, чтобы знать, что его нельзя уколоть, не испытав на себе всю тяжесть его острого языка.

— А что насчет лагерей? Почему мы сосредоточились на Пустошах, когда там все еще есть лагеря, полные заключенных, на которых мы могли бы сосредоточить наши усилия? — говорит советник Хэннити, нервно теребя пальцы перед собой, уклоняясь от тихой вспышки Нокса.

Я не уверена, переключает ли он внимание с Нокса в качестве одолжения Норту, или он просто по природе своей противник конфликтов, но он выглядит нервным, практически ерзая на своем месте. Его взгляд то и дело перебегает на Норта — как будто он возбужденный щенок, ищущий одобрения.

Мне приходится прикусить губу, чтобы не улыбнуться, когда в моей голове возникает этот образ, такой же четкий, как и предыдущий.

— Самый большой лагерь был ликвидирован Шором и его тактическим отрядом по пути сюда, — говорит Норт, и мне требуется секунда, чтобы понять, что он имеет в виду Генерала, а не Грифона.

Хэннити выглядит потрясенным. — Я понятия не имел, что это произошло, но я рад это слышать. Сколько выживших было доставлено?

Мускул на щеке Норта дергается, когда он скрежещет зубами. — Одиннадцать.

— Одиннадцать человек? — Слова вылетают у меня изо рта прежде, чем я успеваю прикусить язык, и Генерал бросает на меня злобный взгляд.

Тот, которым одаривает меня Норт, гораздо мягче, что-то такое, что кажется слишком личным, чтобы происходить в этой комнате, но он может почувствовать, как у меня внутри все сжалось. — Да, Привязанная. Одиннадцать человек.

Мой разум пуст в течение еще одной секунды шока, но затем информация действительно впитывается. Ярость, которой я переполнена, настолько всепоглощающая, что мои узы просыпаются внутри меня, и пульсация проходит по моей группе Привязанных и всей комнате. Генерал не был рядом с моими узами, поэтому он даже не подозревает об опасности, в которой находится, когда я окидываю его оценивающим взглядом.

Как он смеет приходить сюда с обвинениями в адрес Грифона, своего собственного проклятого сына?

— Вы вошли в самый большой лагерь Сопротивления, закрыли его и вывели только одиннадцать пленных?

Генерал даже не пытается выглядеть смущенным по этому поводу. — Все знают, что выживших из лагерей не возвращают. Большинство людей там уже сломлены. За тех, кого мы вытащили, мы боролись с большим трудом. — Он говорит все это так, словно я должна его поздравить. А я-то думала, что больше не найду, за что ненавидеть этого человека. Боже, как я ошибалась.

— Вы можете не возвращать домой выживших. Это ваша история, не моя.

Он бросает взгляд на Норта, словно ожидая, что мой советник Привязанный вмешается и не согласится со мной, а затем его глаза перебегают на Грифона.

Моим узам это тоже не нравится.

— Ну, и сколько же вы тогда возвращаете домой, если вы такие замечательные, потому что в среднем…

Я прерываю его прежде, чем он успевает высказать свою глупость: — Я знаю, каков средний показатель среди групп, в которых нет меня и моих Привязанных. Я также знаю, каков наш средний показатель, и мне кажется, что вы вошли туда, паля из пушек, наплевав на Одаренных, которые оказались там в ловушке. Сколько детей было в том лагере?

Его глаза, устремленные на меня, опасно прищуриваются, но я не боюсь этого человека. — Не так много.

— Вы даже точно не знаете, сколько детей было в лагере, который вы уничтожили?

Он кривит губы, и когда я встаю, мои ладони издают чмокающий звук, ударяясь о стол. Я агрессивно наклоняюсь вперед, и в тот момент, когда Генерал тоже делает движение встать, словно пытаясь сохранить за собой власть, глаза Грифона вспыхивают белым — он удерживает своего отца на месте. Это высший акт бунта, и я чертовски люблю своего Привязанного за это.

— Я знаю, сколько детей в каждом лагере, в который мы заходим. Знаю, сколько бойцов Сопротивления, и угадайте что? Ваш сын тоже знает. Норт знает количество жертв в каждом лагере, в который заходит каждая из его тактических команд. Нокс знает. Гейб знает. Атлас знает. Бэссинджер, которого вы так ненавидите, знает цену этой войны больше, чем вы.

Он скрежещет зубами, но Грифон не дает ему встать.

Я слишком взвинчена, чтобы остановиться, слишком зла на Совет и на этих бесполезных Одаренных за тот груз, который они взвалили на плечи моих Привязанных. Как они смеют подвергать сомнению и осуждать каждую мелочь, которую мы делаем, в то время как таким, как этот, предоставляется вся свобода действий?

Отвратительно.

Мои руки дрожат от ярости, но я упорно смотрю на него. — И что вы получили от уничтоженного вами лагеря? Конечно, вы стерли Сопротивление с карты, и, конечно, это то, что нам нужно, но что еще? Какие сведения? Какой трофей? Кого из высокопоставленных членов Сопротивления вы взяли в плен или устранили? Какой выигрыш вы получили от всех этих смертей и разрушений?

Грифону не нужно мешать ему говорить — у Генерала нет слов.