Трагическая связь

Глава 21

Грифон

Группа Привязанных моих родителей покидает Убежище вскоре после встречи с Советом.

Несмотря на мои сложные отношения с родителями, я не чувствую ничего, кроме гордости за свою Привязанную и всю нашу группу за то, как они держались перед лицом гнева Генерала.

То, что Оли без колебаний вступилась за всех нас, ярость и гордость в ее голосе, когда она говорила об ответственности, которую мы все несем, имея дело с Сопротивлением, сняло с меня часть этого давления. Сейчас, с осознанием того, что мы делаем все возможное, а ресурсы у нас ограничены, чувство вины немного улеглось. Мы продвигаемся вперед ради нашего сообщества и тех, кто нас окружает.

Я покидаю собрание и направляюсь прямо к Сойеру по его просьбе. Он все еще находится в офисе службы безопасности, который мы теперь окрестили «Логовом Сойера» из-за того, сколько времени он проводит там за компьютерами, просматривая записи с камер наблюдения и контролируя все наши системы, чтобы обеспечить бесперебойную работу Убежища.

Он был находкой для Норта и меня. У нас никогда раньше не было Технокинетика, которому мы доверяли, и уж тем более такого могущественного, как Сойер, и тот факт, что мы можем спорить с ним и говорить ему все как есть, только облегчает нам ситуацию.

Его сообщение для меня было простым: «Я кое-что нашел. Увидимся как можно скорее».

Наверное, я должен был бы почувствовать страх или нерешительность в связи с его сообщением, сигналом к нашему следующему шагу против Сопротивления, но этого не происходит. Я всегда чувствую себя увереннее и спокойнее всего, когда мы действуем, и это время подготовки здесь, в Убежище, только усилило мою готовность отправиться в путь.

Я ловлю Нокса, когда направляюсь к лифту, кивком головы приглашаю его следовать за мной, и он без единого слова делает это. Слияние душ и тот факт, что Нокс нашел способ обойти свою травму, были величайшим скрытым даром. Даже если это и состарило нас с Нортом на добрых двадцать лет — годы, которые мы никогда не вернем, я уверен.

Когда двери за нами захлопываются, я достаю свой телефон и показываю ему сообщение от Сойера. Он коротко кивает мне и протягивает руку, чтобы протереть глаза. Он все еще не спит.

Он пожимает плечами, не дав мне сказать ни слова. — Я не могу. Как только я закрываю глаза, я начинаю думать об узах в истории. Мне постоянно снятся кошмары, которые не похожи на мои собственные. Такое ощущение, что… забудь.

Мои глаза сужаются. — Если последние шесть месяцев изучения твоих уз, не говоря уже об узах Норта, чему-то меня и научили, так это тому, что нам нужно прислушиваться к твоему чутью, Нокс.

— Такое ощущение, что это воспоминания моих уз, но я тоже был там. Они не мои собственные… но я был там. Не знаю, как это объяснить, чтобы не показалось, что я схожу с ума.

Я выдыхаю и провожу руками по волосам, собирая их в низкий хвост, чтобы убрать с лица. Мне следовало бы просто отрезать их, но какой-то части меня нравится нормальность моих волос — единственный активный протест против отца и его воинственных методов. Единственное, что я сохранил во взрослой жизни после того, как у меня появился собственный дом, собственная работа и собственная группа Привязанных.

Все, чего я только мог пожелать, все мое собственное.

— Ты говорил об этом с Нортом?

Он хмурится и пожимает плечами. — Я упоминал об этом, но у него было столько всякой ерунды с Советом, что он едва ли обратил на это внимание. Зато я поговорил с Олеандр. Ей не снятся кошмары, но она воспринимает смерти так же, как и я.

Когда лифт останавливается и двери начинают открываться, Нокс нажимает кнопку «Стоп», прежде чем они отъедут слишком далеко.

Это нехорошо.

— Тебе следует их прочитать.

Я хмуро смотрю на него. — И что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что дракон Гейба был в истории. Он появился один раз, но я также нашел узы, которые могут проникать в мысли людей. Их называют предсказателем, потому что они всегда знали ответы на вопросы еще до того, как люди их озвучивали. Те же черные глаза, но с твоими способностями. Тебе тоже стоит прочитать список.

— У моих уз нет голоса. У них нет ничего, кроме чувств. То же самое, что и у всех других уз, кроме ваших.

Нокс кивает, а затем поворачивается ко мне, впиваясь в меня взглядом. Его глаза темнеют, того же темно-синего оттенка, который они приобретают, когда он на чем-то зациклен.

— Я не думаю, что узы Олеандр превратили узы Гейба в бога. Не считаю это возможным. Я думаю, она пробудила его.

* * *

Сойеру нужно почаще покидать свою берлогу.

Можно подумать, что теперь, когда он нашел свою Центральную Привязанную, у него появится стимул возвращаться домой пораньше и проводить с ней время. Судя по состоянию его логова, он нечасто выбирался наружу.

Воздух в комнате спертый, а на его столе разбросана гора энергетических напитков, наполовину выпитых и выброшенных в пользу новых, просто потому, что он не может сосредоточиться достаточно надолго, чтобы выпить один, пока тот еще холодный.

— Что ты нашел? — говорю я, стараясь не выказать отвращения к состоянию этого места, но это трудно. Я не такой аккуратист, как Норт, и все же я определенно не живу как гребаная свинья. Это место просто отвратительно.

— Я не столько нашел это, сколько мне это прислали, и под этим я подразумеваю Атласа.

Я закатываю глаза, потому что все, что связано с Атласом, очень быстро провоцирует Нокса.

Душевная связь с Оли ровно ничего не сделала для улучшения их отношений, и я почти жалею, что взял его с собой.

Сойер видит мою боль и бросает взгляд на Нокса. — Тот телефон, который мы у него конфисковали? Да, его мама все еще пишет на него время от времени. Думаю, она знает, что у него его больше нет, так что это, скорее всего, рефлекс, а может, она надеется, что когда-нибудь он получит его обратно. Как бы там ни было, ее последних сообщений было достаточно, чтобы привлечь мое внимание.

Нокс не очень тонко ухмыляется над царящим здесь беспорядком, но подходит к столу, чтобы прочитать текст, который Сойер вывел на экран своей системы. — Что, блядь, это значит?

Я делаю шаг вперед и читаю его сам.

«Время почти вышло, Атлас. Я хочу, чтобы ты знал: все, что я сделала, было ради тебя. Это превратит меня в предательницу дела, но в первую очередь я твоя мать, а во вторую — Бэссинджер. И всегда буду ею. Постарайся вытащить свою сестру, если сможешь. Эта жизнь никогда не была предназначена для нее. Ее мать была слишком слаба, чтобы защитить ее, как я защищала тебя. Надеюсь, ты счастлив со своей Привязанной. Я люблю тебя».

Я дважды перечитываю сообщение, прежде чем бросить взгляд на Нокса, но он смотрит на экран так же пристально, как и я, как будто пытается найти какое-то секретное сообщение, скрытое между строк.

— Это еще не все, — сообщает Сойер. — Она также прислала файл. Он был зашифрован, но проникнуть в него было достаточно просто.

Я уже знаю, что дело серьезное, потому что Сойер не просто так это говорит. Здесь много помпезности и драмы, как всегда бывает, когда речь идет о чем-то грандиозном. Он несколько раз щелкает по экрану и выводит файл, после чего откидывается в кресле и оставляет нас читать его.

— Ни хрена себе.

— Это все локации, — говорит Нокс.

Я отвечаю: — Все запланированные локации…

Сойер вклинивается, прежде чем мы успеваем продолжить. — Это все локации, запланированные места, где размещены люди, какая у них охрана; это все. Каждая чертова вещь. Это ключ к уничтожению Сопротивления, и мама Атласа только что передала его нам, только чтобы сохранить жизнь своему сыну.

Я хмуро смотрю на экран, потому что нет абсолютно никакого шанса, что это не ловушка.

Когда я озвучиваю свои мысли, Нокс качает головой. — Можно так подумать, но это также женщина, которая защищала Олеандр и скрывала ее ото всех, просто чтобы быть уверенной, что ее сын не может быть использован как пешка в играх с ее Связными.

Я снова смотрю на экран, запоминая места и названия так быстро, как только могу, как будто, просто прочитав это, экран самоуничтожится, и мы все потеряем.

Мы не можем просто принять этот «подарок» за чистую монету.

Я указываю на одну из светящихся точек на экране. — Этот лагерь находится достаточно близко к городу, чтобы я мог легко проверить его.

Нокс говорит, его терпение иссякает: — Мы могли бы легко проверить все эти места, отправив Кирана в те, которые не имеют Локаторов, защищающих их. Что мы теперь знаем, благодаря этим спискам.

— Мы не можем отправить Кирана, — говорю я, и Нокс закатывает глаза.

— Только потому, что он наш друг…

Я прерываю его. — Я говорю это не потому, что он наш друг, а потому, что он наш сильнейший Транспортер. Единственный, кто может телепортировать всю нашу группу Привязанных и тактическую команду одновременно. Мы не можем рисковать им из-за разведки. У нас есть другие, которых мы можем послать вместо него, чтобы проверить, правда это или нет.

— А если это правда? — спрашивает Сойер, его брови достигли линии роста волос.

Я не должен ничего ему говорить, во всяком случае, по официальным процедурам Так, но он — самое близкое, что у нас есть, к семье, которую мы выбрали вместо той, в которой родились, некоторые из членов которой с радостью стояли перед комнатой, полной недружелюбных лиц, пытаясь нас растерзать.

— Тогда мы разработаем план и сотрем Сопротивление с лица земли, прежде чем они снова придут за нашими семьями. Мы избавимся от них всех.

* * *

Мои мысли постоянно возвращаются к словам Нокса, но я не могу найти способ рационализировать что-либо из этого.

Обычно я оставляю исследовательскую и историческую части этой работы Ноксу и Норту. Они не только более начитаны, чем я, в этих вопросах, но и получают от этого удовольствие. Обсуждение мельчайших деталей нашего общества и того, как мы появились, для них обоих подобно наркотику. Хотя я вполне могу присоединиться к ним, если захочу, это не совсем моя сильная сторона.

Мне не нужно знать историю своего Дара, чтобы уметь прокладывать себе путь через головы людей. Выяснить все, что мне нужно знать о том, что заставляет их тикать, чтобы сохранить нашу группу Привязанных в безопасности, для меня так же легко, как дышать, но сейчас… Я не могу отрицать, что заинтригован. Достаточно, чтобы захотеть прочитать, о чем говорит Нокс.

У меня нет ощущения, что я был здесь раньше.

Я не уверен, на что именно это должно быть похоже, но я никогда не задавался вопросом об ограничениях своего Дара. Даже после того, как мы с Оли завершили связь, и я вдруг обнаружил, что у меня нет границ, у меня никогда не было сомнений в том, что именно связь с ней дала мне этот толчок. Ни разу я не подумал, что это может исходить от чего-то большего, от чего-то внутри меня.

Я снова проверяю свои узы, но не чувствую никакой разницы. Слова Нокса не открыли ничего внутри меня, сомнительно, что именно он мог бы что-то запустить.

Это должна быть моя Привязанная.

Я проверяю ее и обнаруживаю, что они с Сейдж проводят спарринг в учебном центре. Теперь, когда она может отгородиться от меня — разочарование, но я слишком упрям, чтобы отчитывать Нокса, — мне сложнее определить, где она и что чувствует. Стены внутри нее теперь постоянно подняты, если только она не решает впустить меня.

Я понимаю ее потребность в уединении. Не учить ее отгораживаться было несправедливо по отношению к ней, но это не помогает ослабить мое беспокойство. Она чувствует, как я прижимаюсь к стене внутри ее сознания, и слегка опускает ее, ровно настолько, чтобы общаться со мной.

«Ты в порядке? Что-то случилось?»

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы никто вокруг не заметил, как напряжение покидает меня при звуке ее голоса.

«Все в порядке. Мне просто на минутку понадобилась моя Привязанная, извини, что отвлекаю тебя».

Я чувствую ее прилив счастья через связь. «Не извиняйся за то, что нуждаешься во мне. Я тоже всегда нуждаюсь в тебе. Ты занят? Можешь прийти и помочь привести в порядок мою форму? Киран — тиран».

Киран помогает ей с формой по моей просьбе, потому что я слишком поглощен планированием, чтобы должным образом сосредоточиться на том, что нужно моей Привязанной.

Надвигающийся дедлайн нашей следующей миссии висит над нашими головами.

Просто потому, что остальные и я собираемся сделать все, что в наших силах, чтобы ей никогда не пришлось вступать врукопашную, еще не значит, что мы преуспеем в этом, и я никогда не захочу сожалеть о том, как многому ее здесь научили.

У меня и так слишком много сожалений, когда дело касается ее.

«Я не могу. Работаю над кое-чем с Ноксом. Но мы увидимся вечером за ужином дома».

Она посылает мне свое чувство удовлетворения от моих слов, эмоции разливаются в моей груди так же, как если бы я чувствовал их сам.

«Ты будешь спать рядом со мной сегодня? Ты смог бы убедить Нокса позволить нам обоим спать в его комнате? Атлас все еще нервничает из-за разгуливающих теневых существ, и я тоже по ним скучаю».

Нокс скорее отгрызет себе руку, чем позволит кому-то из нас спать в его комнате. Тот факт, что он впустил туда Норта, когда Оли взбесилась, говорит об изменении их отношений больше, чем все остальное, что произошло с тех пор.

«Ты можешь остаться с ним сегодня, а завтра, если понадобится, я буду с тобой, Привязанная. Я могу поделиться при необходимости».

Норт трижды перечитывает бумагу в своей руке, пока лифт спускает нас в камеры внизу. Неважно, что он прочитал эту информацию уже дюжину раз в безопасности своего кабинета; он все еще прорабатывает ее так же, как и я, словно пытаясь запомнить.

— Насколько мы можем быть в этом уверены? — бормочет он, и хотя я знаю, что он разговаривает сам с собой, я отвечаю.

— Настолько, насколько мы вообще можем быть в чем-то уверены. Нам все равно придется действовать так, как будто это мина-ловушка, но Эванс уже проверил три лагеря. Все они там, и, насколько он может судить, информация точная.

Он снова кивает, как и в любой другой раз, когда я сообщал ему это, но я не виню его за неверие.

Я и сам с ним борюсь.

Было бы намного проще, если бы мать Атласа сдалась. Окажись она здесь, передо мной, я бы с легкостью покопался в ее мозгах, пока не нашел бы хоть какой-то намек на ложь, но когда на деле нет ничего, кроме конкретной, неопровержимой информации, приходится искать другие пути.

Мы еще не сказали Атласу.

У нас нет секретов ни от него, ни от Оли, но мы планируем получить как можно больше информации, прежде чем вернуться домой сегодня вечером, чтобы встретиться с ними и рассказать, что происходит.

Надеюсь, это не выйдет нам всем боком.

Мы хотим иметь собственное мнение о ситуации, прежде чем узнаем мнение Атласа, потому что, как бы мы ни старались сохранять нейтралитет в таких вопросах… это его мать. Женщина действительно пыталась защитить Атласа, и тем самым защитила нашу Привязанную. Я не сомневаюсь, что у него будут некоторые предубеждения только из-за этого.

Честно говоря, у меня были бы тоже.

Мы вместе проходим по коридору мимо камер. Я бросаю короткий взгляд на плачевное состояние, в котором находится Аурелия. С появлением Джерико она снова начала есть, благодаря его уговорам через двери камеры, но она все еще худее, чем когда мы ее привезли. Ее скулы выступают сквозь впалую кожу, а плечевые кости выпирают, как будто пытаются прорваться наружу.

Она смотрит на нас, проходящих мимо, безжизненными, апатичными глазами.

Норт ждет, пока я выведу Джерико из камеры, фактически лишив его сознания с помощью своего Дара, и усажу на стул для допроса, прежде чем занять место напротив него.

Я жду, пока на его запястьях защелкнутся наручники, после чего выпускаю его разум из своей хватки.

Наконец Норт говорит: — Расскажи мне о лагерях.

Джерико моргает, как будто проясняет зрение, но слышит Норта достаточно хорошо и отвечает сразу: — Я уже рассказал тебе все, что знаю о них.

Норт качает головой. — Мне нужна конкретика. Сколько их всего?

Глаза Джерико сужаются — он чувствует, что что-то изменилось. — Три больших, пять поменьше. Во всяком случае, в Северной Америке.

Он говорит правду.

Это также подтверждает имеющуюся у нас информацию, но Норт старается не смотреть на меня. — В каком лагере обрабатывают заключенных?

Допрос продолжается и продолжается, пока, наконец, я не возвращаю Джерико в его камеру, но ясно, что все, что передала мать Атласа, было подкреплено. Если только они оба не замешаны в этом, что вполне возможно, и мы это учли, информация правдива.

Норт хмурится всю обратную дорогу в лифте, но я оставляю его в покое. У меня сложилось собственное мнение о том, что происходит, и теперь осталось только рассказать Атласу.

Он контролирует свою реакцию на текстовое сообщение и информацию, которую прислала его мать, лучше, чем Оли.

Она не произносит ни слова, но жует губу, как будто пытается откусить ее прямо от своего лица, ее взгляд мечется между всеми нами. Она беспокоится о том, как это все изменит. Не помогает и то, что мы решили подождать до ужина, когда все в сборе, а Нокс сверлит взглядом голову Атласа, как будто сможет найти в нем какой-то обман, хотя на данный момент его проверяли сто раз.

Он единственный среди нас, чьи мозги я тщательно просеял, единственный человек, которому не дали уединиться с собственными мыслями, просто чтобы убедиться, что он не является какой-то спящей ячейкой Сопротивления, каким-то джекпотом, который Сопротивление сорвало, когда их ребенок оказался в нашей группе.

Я доверяю ему Оли, и это высшая форма похвалы, которую я могу придумать.

— Она говорит правду, — наконец произносит Атлас, едва притронувшись к еде, оставленной на тарелке перед ним.

Гейб — единственный, кто все еще ест, но после целого дня, проведенного за отделкой гипсокартона и укладкой миль плитки в десятках ванных комнат, я не сомневаюсь, что он нагулял аппетит.

Норт пожимает плечами и взбалтывает янтарную жидкость в своем стакане. Он стал меньше пить, но, думаю, мы все хотели немного притупить остроту разговора.

— Насколько мы можем судить, все это правда. Если только ты не найдешь там какое-то кодовое слово или что-то в этом роде, мы будем двигаться дальше.

Атлас хмурится и возвращается к информации, на этот раз читая ее гораздо медленнее, как будто ему и в голову не приходило, что его мать могла спрятать там какое-то сообщение для него.

— И все же, что мы собираемся с этим делать? Как мы будем двигаться дальше? — спрашивает Оли, безрадостно тыкая вилкой в свое ризотто с моллюсками.

Я жалею, что заговорил об этом, потому что она впервые попробовала морепродукты с тех пор, как мы перебрались в Убежище, а мы пошли и все испортили ей.

Наблюдать за тем, как она ест, — особое удовольствие для нас с Нортом.

Я отвечаю ей: — Мы разобьем лагерь за пределами Аляскинской пустоши, как и планировали, но одновременно с этим задействуем другие команды, чтобы уничтожить несколько небольших лагерей. Мы ударим сразу по стольким из них, со сколькими сможем справиться. Если они не будут в состоянии вызвать подкрепление, у нас будет больше шансов стереть их с лица земли.

Оли кивает и оглядывается на Атласа, но тот просматривает страницы с хмурым выражением лица. — Здесь ничего нет. Ничего, кроме информации, которую мы все можем прочитать.

Норт кивает. — Я ожидал этого. Думаю, когда мы прибудем, нашей главной угрозой будут ловушки. Они попытаются разделить нас, и мы должны быть готовы к этому. Они будут ожидать, что мы нанесем удар по самому большому лагерю, по тому месту, где будет находиться Дэвис.

Атлас потирает подбородок, его взгляд падает на Оли, сидящую рядом с ним.

Норт делает еще один глоток своего напитка и говорит: — Именно поэтому мы отправляемся на Аляску. Это не самый вероятный или наименее вероятный вариант, так что это самая безопасная ставка. У них достаточно ресурсов, чтобы расставить ловушки в каждом лагере, поэтому нам нужно быть готовыми к аду… и к тому, чтобы отплатить им тем же.