Трагическая связь

Глава 6

Грифон

Заснуть после того, как Оли и Нокс исчезли из ее комнаты, практически невозможно. Когда я просыпаюсь на следующее утро, мне кажется, что моя голова полна воздуха и ничего больше.

Я лежу с минуту, глядя на некрашеный потолок своей полузаконченной комнаты, пока собираюсь с мыслями.

Есть много причин, по которым мне не хочется двигаться прямо сейчас.

Когда я оказываюсь в опасной близости от опоздания, я направляюсь обратно в комнату Оли, в единственный работающий душ в доме, чтобы подготовиться к утренней смене в учебном центре Так.

Из-за отсутствия моей Привязанной у меня под кожей появляется зуд, тот же самый, который я ощущал, когда проснулся в кресле и обнаружил, что они оба исчезли. Как бы мне ни хотелось, чтобы они разобрались во всем, чтобы Нокс смирился с тем, что они связаны друг с другом, независимо от его чувств по этому поводу, большая часть меня все еще желает просто обнять ее и быть успокоенным ровным биением ее сердца.

Момент, когда она вернула душу Нокса обратно в его тело и забрала с собой свою, начав процесс соединения душ и сделав то, что было необходимо для спасения его жизни, был самым ужасающим опытом в моей жизни.

И я никогда не хотел бы пережить его снова.

Я почувствовал, когда ее тело начало отключаться. Почувствовал, как ее сердце замедлилось до остановки, а дыхание стало поверхностным, поскольку в ее теле больше не было жизненной эссенции. Мы все почувствовали это, будучи ее Привязанными, но что-то в моей способности читать ее и подключаться к ее разуму превратило всю ситуацию в кошмар наяву, который, я уверен, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Я моюсь в два раза дольше, чем обычно, пытаясь смыть с себя воспоминания. Последние несколько дней, пока наша группа разбиралась со смертью и последующим воскрешением Нокса, я почти не утруждал себя принятием душа, так что в этот раз стараюсь сделать это как следует. Моя голова находится под горячей струей воды, поэтому я не слышу ее приближения, пока дверь душа не открывается и Оли не проскальзывает внутрь ко мне.

Я не привык, чтобы она была инициатором, обычно это я требую ее времени, ее пространства и ее присутствия, однако я уверен, что моя тоска по ней взывала к ее узам, как сирена, что-то, что она не могла игнорировать. Какой бы усталой и изможденной она ни выглядела, я не могу чувствовать себя виноватым из-за этого.

Она жива, и она здесь.

— Ты же не собираешься теперь так странно ко мне относиться? — говорит Оли со своим обычным нахальством. Все, что я могу делать, это смотреть на нее с чувством благоговения и восхищения целую минуту.

Я усмехаюсь ей и хватаю ее, притягивая к себе, чтобы почувствовать каждый мягкий и совершенный дюйм ее тела на твердой поверхности своей груди. — Практически уверен, что ты обещала мне, что перестанешь убегать навстречу собственной смерти, так что мне позволено быть настолько странным, насколько я захочу.

Она насмехается надо мной в ответ и делает то маленькое извивающееся движение, которое сводит меня с ума. — Не было никакого бега, чтобы ты знал. Все было очень пассивно, со многими размышлениями. Если я могу делать это лежа, не думаю, что это считается.

Мне вроде как хочется встряхнуть ее, но я также не хочу разозлить ее и заставить уйти отсюда. Поэтому вместо этого я обхватываю руками ее бедра и поднимаю, наслаждаясь небольшим визгом, который срывается с ее губ, когда она обхватывает ногами мою талию.

— Хватит пытаться уйти в мир иной раньше времени, Привязанная. Можем ли мы просто иметь несколько недель, когда ты не пытаешься умереть и убить нас всех вместе с собой? Потому что у меня было целых пять минут, чтобы узнать, на что похожа жизнь без биения твоего сердца.

Она вздыхает, как будто я сделал ей какое-то романтическое признание, а не просто выложил чистую правду, а затем зарывается головой в мою шею. Как бы сильно мне ни хотелось прижать ее спиной к кафелю и трахнуть у стены этой душевой кабинки, что я уже делал по меньшей мере дюжину раз, но мне никогда не будет достаточно, я уже опаздываю на утреннюю смену и уже знаю, кто ждет меня там внизу.

Это то, о чем мне нужно поговорить с моей Привязанной. Однако я также хочу ограждать ее от этого как можно дольше, потому что это будет кошмарная ситуация.

— Я опаздываю, — бормочу я с сожалением в голосе, и она снова вздыхает, убирает ноги с моей талии и, отстранившись, опускает голову под воду.

Оли слегка выгибает спину, и мне приходится использовать каждую каплю своей воли, чтобы не упасть на колени и не съесть ее, наблюдая, как вода стекает по ее невероятному телу. Она усмехается, словно читая мои мысли, и подается вперед, чтобы поцеловать меня в грудь.

— Может быть, сегодня будет твоя ночь, — говорит она с дерзким подмигиванием, и я быстро шлепаю ее по заднице, выходя из кабинки и хватая полотенце.

— Сомневаюсь, что кто-то позволит тебе сегодня быть моей ночью, но я более чем готов поделиться.

Она хихикает надо мной и быстро возвращается к мытью. Я одеваюсь в свое снаряжение Так, вооружаюсь и натягиваю ботинки, прежде чем откинуть волосы с лица, закрепив их резинкой.

Оли понимает, что что-то происходит, как только я это делаю.

Чем дольше мы связаны и чем больше времени проводим вместе, тем легче ей читать меня и понимать, когда что-то не так. Я не собираюсь лгать и говорить, что мне это не нравится, тот факт, что она будет знать обо мне все и о том, как я себя веду; именно так все и должно быть.

Она выключает воду и вылезает из кабинки, хмуря уголки губ. — Что происходит? Что случилось?

Я мог бы солгать ей, даже если во рту у меня будет вкус дерьма, или легко уклониться от правды, но я хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности в нашей Связи. Хочу, чтобы она знала, насколько я ценю ее и ее мнение в нашей группе Привязанных, даже если правда отстой.

— Мои родители приехали прошлой ночью. Я избегал встречи с ними из-за всего, что здесь происходит, но сегодня утром у меня с ними разбор полетов. Они работали с несколькими нашими тактическими группами над ликвидацией Пустошей, которые появляются на Восточном побережье, как чума.

Оли моргает, глядя на меня.

Я стою и пытаюсь не разразиться смехом над мини-кризисом, который отражается на ее лице, когда она понимает, что мы никогда не обсуждали мою семью, помимо моей сестры.

Я также не говорил ей, что Кайри — единственный человек в моей семье, с которым я могу общаться без желания воткнуть нож прямо в глазное яблоко, лишь бы отвязаться.

— Ты не думала, что у меня есть родители?

Она смущенно смотрит на меня. — Ты никогда не упоминал о них, так что… Наверное, я предположила, что они умерли. Прости, это звучит так дерьмово. Я самая худшая Привязанная на свете!

Я притягиваю ее немного ближе к себе и целую в макушку. — Не говори так, и не беспокойся об этом. Я не очень-то о них рассказываю, и остальная часть группы тоже старается не напоминать мне о них. Они не… жестокие или что-то в этом роде, просто заноза в заднице, с которой никто из нас не хочет иметь дело.

Она кивает и вытирает волосы полотенцем, слегка прикусив губу и все еще выглядя слишком виноватой, на мой вкус. — Есть ли… какие-нибудь другие родственники, о которых мне следует знать? Есть ли у Гейба тайный брат или что-то в этом духе?

Я ухмыляюсь ей и в последний раз проверяю свое оружие, скорее для успокоения, чем действительно подозревая, что что-то забыл.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь уходить, Оли наклоняется, чтобы вытереть ноги, и я замечаю синяки по всей ее пояснице и заднице, небольшую россыпь отпечатков пальцев на бледной коже, которые оставляют очень мало места для воображения о том, как прошла ее ночь. На мгновение меня охватывает страх, прежде чем мой мозг включается, и я вспоминаю, что Оли стоит здесь, рядом со мной, целая и широко улыбающаяся. Так что если бы между ними что-то пошло… не так, я бы знал об этом.

Есть причина, по которой я был там, когда они завершили Связь. Это имело гораздо большее отношение к тому, чтобы убедиться, что Оли не пострадает, чем к тому, чтобы довести Нокса до конца, как она, вероятно, считает.

Я провожу рукой по ее заднице и дразняще говорю: — Возможно, ты не захочешь, чтобы Атлас видел тебя голой в течение нескольких дней, если только не хочешь, чтобы он носился с тобой, как приклеенный.

Она бросает на меня изумленный взгляд и поворачивается, чтобы осмотреть себя в зеркале, стонет и краснеет, когда видит следы, оставленные Ноксом.

— Черт, — бормочет она, еще одна застенчивая улыбка растягивается на ее лице. Это все, что мне нужно знать о том, что произошло между ней и ее самым поврежденным Привязанным.

Остальное — не мое дело.

Я целую ее в макушку, стараясь не забрызгать себя водой, еще из-за чего мой отец стал бы на меня ругаться, и пользуюсь последней секундой, чтобы успокоить ее.

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть с любым из твоих Привязанных. Не позволяй Бэссинджеру наезжать на тебя, говоря, что ты должна кому-то что-то объяснять. Это не его дело.

Оли вздыхает и кивает. — Он просто защищает меня. Он не смирился с тем фактом, что меня не нужно защищать от Нокса.

Я киваю в ответ и наклоняюсь, чтобы подарить ей последний обжигающий поцелуй, прежде чем оставить ее в ванной подготавливаться к предстоящему дню и, наконец, столкнуться со своей судьбой — общению с родителями в четыре утра во вторник.

* * *

Учебный центр Так оживлен, как никогда раньше, тела перемещаются по помещениям с бешеной энергией, которая бывает только тогда, когда в город возвращаются крупные игроки. Обычно, когда мир не катится в тартарары, такое случается максимум раз в год, но в ближайшие недели мы увидим всех сильнейших Одаренных, которые находятся на нашей стороне.

Счастливчики, мать их.

Как только я вхожу в двери, Киран встречает мой взгляд через всю комнату и гримасничает, давая мне понять, как чертовски неприятно видеть этих людей в нашем доме. Мы работали вместе и дружили достаточно долго, чтобы он точно знал, как я отношусь к своей семье. Ему не больше, чем мне, хочется разбираться со всем этим.

Дело не в том, что я не люблю своих родных.

Они были хорошими родителями. Они заботились обо мне и вырастили без каких-либо травм, которые, похоже, есть у всех моих друзей и членов группы Привязанных, но как только я стал достаточно взрослым, чтобы присоединиться к ТакТим и проложить себе путь наверх, все изменилось. Работа с ними превратилась в кошмар, особенно после того, как стало известно, кто именно входит в мою группу Привязанных.

Была причина, по которой я не спешил звать их домой, чтобы познакомить с Оли.

Я пересекаю фойе, позволяя свирепому выражению своего лица раздвинуть море тел, потому что, как бы ни был взволнован персонал ТакТим, никто из них не хочет видеть меня с плохой стороны.

Когда я, наконец, добираюсь до Кирана, он хлопает меня по спине и делает шаг ко мне, чтобы прошептать: — Они сейчас с Ансером. Медицинский персонал закончил с ним и выписал его прошлой ночью, но я не думаю, что ему стоит пока спускаться сюда. Он не в том состоянии духа для этого. Вивиан согласен со мной, но мы ни хрена не сможем с этим поделать, когда Генерал попросит о встрече с ним.

Генерал.

Кодовое слово для моего отца, который определенно не Генерал, но нам все равно нравится называть его так за глаза. Кайри начала это когда мы были детьми, и я тогда еще не понимал, почему она так упорно сопротивляется ему. Он всегда относился к ней иначе, чем ко мне, и мне стыдно признаться, что потребовалось очень много времени, чтобы понять, к чему клонит моя сестра.

Двери центра снова открываются, и я оглядываюсь, ожидая увидеть Норта, входящего внутрь, но вместо него обнаруживаю там Кайри, как будто мои мысли вызвали ее. Она выглядит так, словно попала под поезд.

Я хмуро смотрю на нее, когда она чуть плотнее запахивает пальто по бокам и топает ко мне. Толпа людей расступается перед ней так же легко, как и передо мной, и я чувствую небольшой прилив гордости за то, что она так пугает этот обученный персонал, хотя большинство из них никогда раньше не видели, как она стреляет.

Они бы обделались, если бы увидели.

— Какого хрена Генерал вернулся? — рявкает она, как только доходит до нас, и я приподнимаю бровь в ответ на ее слова. Они гораздо более резкие, чем я ожидал, более ядовитые, чем ее обычное отношение.

Киран хихикает себе под нос и наклоняется ко мне, чтобы заговорщически прошептать: — Кайри наслаждалась вниманием некоторых строителей, с которыми работал Гейб, и то, что ей, возможно, придется объяснять некоторые из этих действий дорогой мамочке и дорогому папочке, не идет ей на пользу.

Я стону и провожу рукой по лицу, когда она пожимает плечами, глядя на нас обоих, совершенно не раскаиваясь. — Мне насрать, что они думают о моих действиях. Это никого не касается, кроме меня самой. Я — Непривязанная, помнишь? Проблема в том, что мы пытаемся сделать вид, что все в Убежище так сплочены и счастливы быть здесь, и впутывание Генерала в это дело ни к чему хорошему не приведет. Ты предупредил Оли о том, что сейчас произойдет? Черт, неужели никто не подумал рассказать о нем ее узам? Потому что они даже не могут смириться с тем, что кто-то из нас косо смотрит на любого из ее Привязанных, не говоря уже о том, что Норт и Нокс окажутся в одной комнате с папой.

Я убираю руку от лица и смотрю на нее. — Я подумал об этом, очевидно, но что я должен делать? Сказать отцу, что ему запрещено приходить сюда? Ведь это было бы так просто сделать. Норт согласился пустить его сюда, чтобы дать последний отчет. Предполагается, что он пробудет здесь всего ночь или две. Этого будет достаточно, чтобы мы могли коротко помахать Оли перед его лицом, а затем продолжить жить своей жизнью.

Киран кивает, как будто я даю ему много патронов для последующих колкостей, а Кайри прижимает обе руки к вискам, как будто ее мучает огромная головная боль, хотя я сомневаюсь, что она может быть такой же сильной, как у меня.

— И как именно ты убедишь братьев Дрейвенов позволить их Привязанной находиться в одной комнате с Генералом без них? Потому что единственный способ помешать ее узам выйти наружу и вырвать его душу через ноздри, — это чтобы она не знала об их проблемах.

Киран переводит взгляд с Кайри на меня, а затем вмешивается. — Я не думаю, что нам придется беспокоиться о том, что Ноксу не все равно. Кажется, его вполне устраивает, что Оли делает что-либо, из-за чего ее могут убить, искалечить или похитить.

Я не так планировала вести этот разговор ни с кем из них, но все же пробормотал: — Возможно, это уже не так.

Они оба смотрят на меня, удивленные, и я пожимаю плечами. — Она спасла ему жизнь. Это включало в себя душевную связь, и они, похоже, нашли как-то общий язык.

Киран фыркает, как будто я рассказал отличную шутку, и снова хлопает меня по спине. — Конечно, конечно. Ноксу Дрейвену не наплевать на свою Привязанную. Я верю тебе, на сто процентов. Это определенно то, что здесь происходит, а не просто то, что он плохо соображал после, ну, знаешь, смерти.

Кайри, кажется, не решается спорить со мной, но пожимает плечами и оглядывает комнату, ее спина резко выпрямляется, когда ее взгляд падает на наших родителей, которые возвращаются в комнату. С ними Вивиан и Ансер, оба выглядят так, будто жевали кислый виноград, хотя я уверен, что внешний вид Ансера больше связан с тем, что не прошло и двадцати четырех часов после его выписки из медицинского центра.

— Да, все не может быть настолько плохо. У нас здесь все будет хорошо, — бормочет Кайри себе под нос, и я пожимаю плечами, потому что это не имеет значения. Нам придется поговорить с ними, хотим мы этого или нет.

Двери в учебный центр снова открываются, и Норт входит, подтверждая, что сегодняшний день будет для меня полным дерьмом.

Удивительно, но он не выглядит так, будто последние три дня провел на дне бутылки бурбона, на его лице не отражается ужасное похмелье, которое он, должно быть, испытывает. Его костюм безупречен, волосы зачесаны назад в очень структурированной манере члена городского совета, и только тонкая полоска черного дыма вокруг его запястья дает понять, что он, возможно, не так уж рад этой ситуации.

Киран снова наклоняется ко мне, чтобы прошептать: — Динь-динь, первый раунд.