Укроти меня, или Грани возрождения (СИ)

Глава 24. Не поспоришь

[Калипсо]

Я стоял на балкончике своего домика с кружкой горячего имбирного чая и осматривал со второго этажа территорию теневого купола. Здесь везде были в основном одноэтажные и двухэтажные строения, каких-то старых высоких деревьев не имелось во всей округе, так что территория просматривалась хорошо.

Я глядел на все это отстроенное с помощью теневой магии великолепие и испытывал очень странные смешанные чувства.

Гордость за уже пройденный путь и осознание масштаба зародившихся в мире изменений. Страх перед неизвестностью и пониманием того, что самое сложное испытание на прочность только ждет меня впереди. Смятение от слишком большого потока всего, свалившегося на мою голову за последний год. Облегчение от того, что мы воссоединились с Лори. Напряжение от чувства надвигающейся опасности.

— Доброй ночи, Мастер! — махнул мне рукой проходящий мимо молодой рыжеволосый инквизитор, возвращающийся со стороны цветущего сада в сторону гостевых домов.

Я улыбнулся и отсалютовал ему полупустой кружкой.

Мастер…

Сильнее сжал стеклянную кружку в руках, провожая взглядом инквизитора.

Меня тут называли Мастером, и я каждый раз удивлялся про себя этому факту. Отмахивался от этого поначалу и даже раздражался, но эта «кличка» прилипла ко мне намертво помимо моей воли. И, кажется, я начинал к этому медленно привыкать. Во всяком случае, уже не хотел зафинтилить кружкой в глаз всем, кто меня так называет, и даже начал откликаться на такое обращение.

Мастер…

Мог ли я подумать, каким поворотным окажется для меня этот год?

Сам не заметил, как другой рукой сильнее вцепился в балконные перила. Деревянные доски под ладонью были мокрыми и холодными, потому что недавно опять шел дождь. Этот год вообще запомнится мне сплошными дождями, такими же унылыми, как вся мировая обстановка. Я обычно люблю дожди, но эти дожди мне не нравились, потому что были вызваны расколом мироздания. В каждой капле дождя мне виделся плач самого мира, его горькие слезы от того, как ему больно быть замкнутым внутри самого себя и не иметь возможности впустить в себя вольные ветра и магию всей Вселенной.

Потерпи, милый, осталось не так уж много… Скоро мы будем готовы принять финальный бой. И тогда мы все сможем вдохнуть полной грудью, избавившись от бесконечного гнета.

Перевел взгляд правее, туда, где в темноте было видно, как кто-то еще летал над тренировочным полем. Даже в такое позднее время не упускали возможности размять крылья. Сами, без моего на то указания. Просто потому что стремились становиться всё лучше, развиваться всё больше и ценили отведенное нам время.

Фортемины и инквизиторы, молодые и возрастные — все тут тренировались на равных. Здесь, под теневым куполом, были стерты всевозможные иерархические рамки. Инквизиторы или фортемины, взрослые или молодежь, аристократы или выходцы из бедных семей, водные или огненные маги — все тут были на равных и с нуля двигались в теневой магии.

Хорошо это или плохо? Я не знал. Но видел сейчас именно такой путь развития — для себя и всех нас. Оно всё как-то само так складывалось, и я не видел смысла противиться такому порядку вещей, естественному в сложившейся ситуации.

Чтобы противостоять Эйзересу, нужна была новая команда магов. Пусть не армия, но и не пара человек, которые пытаются решить проблему.

Чтобы побороть по сути самого себя мне нужно было не только прыгнуть на голову выше, но и заставить целую команду прыгнуть так вместе со мной и объединить усилия.

Этот путь мне невозможно было пройти одному. Мне нужна была отличная команда, которая будет сражаться на очень высоком уровне. Я очень старался тут создать именно такую группу магов, и вроде бы пока что у меня все получалось…

«Ты отлично справляешься», — услышал я холодный, металлический такой голос в своей голове.

Это Эффу дал о себе знать.

Он никогда не мешал и не влезал в мою голову просто так. Не прерывал меня в какой-то неподходящий момент, не лез с глупыми комментариями, не отсвечивал, когда я был наедине с Лори. Дико даже думать эту мысль, но… Эффу оказался чертовски тактичным в объединении со мной.

По сути… Эффу сейчас являлся для меня второй сущностью примерно так же, как для многих волшебников-драконов является второй сущностью их животный облик. Очень могущественная вторая ипостась, обращение которой я полностью контролировал.

И чего ты такой тварью был, когда Мориса чуть не убил когда-то, а, Эффу?

«Я и сейчас — тварь. Я первородный дух хаоса, а не абы кто, — ответил он. — Я не ценю человеческие жизни, ты же знаешь. Во мне нет сострадания. Если мне что-то нужно, я ставлю цели и достигаю их, используя любые подручные средства и жизни. Я хотел вернуться к жизни в своем первородном теле, и Морис тогда попался под руку как чрезвычайно удобный сосуд для достижения цели».

Морис — превосходный метаморф и из него получится потрясающий генерал. Было бы чрезвычайной ошибкой лишиться такого могущественного волшебника в инквизиции.

«Да мне плевать на вашу инквизицию и фортеминов. Меня не интересует ваша суета. Она забавная, конечно, но жизнями людей я не дорожу. Кстати, как насчет того, чтобы грохнуть тут кого-нибудь? Жрать хочу».

Мы здесь никого не грохаем. Мы вообще никого не грохаем просто так.

«Ску-у-у-у-у-учно. Жрать хочу».

Не заливай, ты нажрался чужих сил и душ на несколько столетий вперед, когда была сорвана Печать Мироздания. Так что не пытайся мной манипулировать, я знаю, что сейчас тебе никакая энергетическая подпитка не нужна.

«Зануда», — коротко парировал Эффу.

Я усмехнулся в кружку с имбирным чаем.

Меня, однако, ты убивать не стал. И не сможешь больше сжечь меня изнутри, потому что мы с тобой так скрепили наши магические структуры, что при нападении на меня пострадаешь и ты. Ты сам предложил такой симбиоз, в качестве доказательства, что ты готов именно сотрудничать, а не водить меня за нос. Чтобы я мог тебе доверять. Значит, не такая уж ты и тварь, умеешь все-таки испытывать сострадание.

«Жить захочешь — и не так раскорячишься, — услышал я смешок Эффу. — Я пока в небытие отправляться не планирую, а одному мне нынче с Эйзересом сталкиваться опасно. С тобой есть высокий шанс продолжить жить».

Ну всё-таки… Почему именно я?

«Ты — другой, — коротко ответил дух. — Я посчитал тебя достойным для симбиоза во имя достижения общей цели».

Ох ты ж как пафосно прозвучало. Впору возгордиться и задрать нос повыше от того, что сам первородный дух хаоса посчитал меня достойным для сотрудничества.

Поморщился от этих мыслей и сделал большой глоток обжигающего имбирного чая.

Вдох-выдох, Калипсо.

Боги подарят Благословение, только если я буду его достоин. Я должен оставаться человеком со светлыми помыслами всегда и везде. И это не может быть показным вре́менным желанием — боги это прекрасно считывают, их в этом плане не проведешь. Нет, тут следовало полностью, раз и навсегда менять образ мышления и становиться воистину достойным человеком. Во всех смыслах. По-настоящему. Поэтому мне не следовало даже пускать в себя какие-либо темные помыслы.

«Ну-у-у, некоторые тёмные помыслы пустить в себя все же можно, — задумчиво протянул Эффу. — Которые не влияют на степень очернения твоей души. Но с которыми обязательно нужно разобраться, чтобы не позволять их гнилым щупальцам прорастать дальше. Во имя света, и все такое… как у вас там принято говорить? Ты же понимаешь, о чем я…».

Я понимающе хмыкнул.

Да, была одна вещичка, с которой я жаждал разобраться самолично. Вернее, один гнилой человечек, но кроме как «вещью» его назвать язык не поворачивался. Этот самый человек упорно старался избегать меня во снах, но в темницах инквизиции он был вынужден сдать все артефакты, несмотря на его слезные мольбы оставить эти охранные амулеты. Никто его, конечно, не послушал, крутя пальцем у виска, потому что присниться кому-то в темнице инквизиции невозможно: уж слишком хорошо там все защищено от любых вторжений. И обычно это действительно невозможно. Но я нашел способ, как избежать это досадное недоразумение и повернуть всё в свою пользу.

Я выждал время, чтобы этот гнилой человек был официально приговорен к нескольким годам строгого режима в инквизиции. Дал ему время сполна насладиться яростью, страхом, отчаянием: не хотел лишать этих приятных эмоций. Ну а сейчас эти эмоции наверняка поутихли, и настал мой черед. Я умею выжидать и подавать месть изысканным холодным блюдом.

Поставил на подоконник пустую стеклянную кружку и шагнул обратно в комнату. В сумраке вряд ли можно было разглядеть мою мрачную предвкушающую улыбку.

Лори уже давно сладко спала в спальне, но я прошел мимо комнаты и улегся на диван в гостиной.

К моей фееричнейшей девушке я перелягу позже, когда соберусь именно спать. А сейчас мне нужно отправиться в небольшое путешествие по осознанным сновидениям, поэтому лучше устроиться тут, чтобы никто и ничто не мешало мне сосредоточиться.

Закрыл глаза, сделал два медленных вдоха и выдоха — и провалился в глубокий сон. Мне теперь ничего не стоило заснуть в два счета, по команде организму. Этот навык управления своими снами был отлично развит у сумрачных странников, умеющих путешествовать по сновидениям, но я, благодаря высоко развитым ментальным способностям, тоже теперь в совершенстве владел этим навыком. Мне ничего не стоило заснуть где угодно, как угодно и при каких угодно условиях. Проблема обычно была лишь в том, что я теперь редко испытывал потребность во сне. Хотя это было обманчивое ощущение, потому что ежедневная стабилизация магической Искры проходила именно во сне, и мне не стоило этим пренебрегать.

Однако вместо ожидаемой локации в осознанном сновидении я обнаружил себя на каком-то пляже… Хм, странно, я не планировал здесь оказаться.

Недоуменно посмотрел на теплые морские волны, ласкающие мои босые ступни.

Что я тут делаю? Сбой невозможен, а утянуть меня насильно в чей-то сон — нереально…

— Ну, не совсем нереально, если речь идет обо мне, — раздался насмешливый женский голос у меня за спиной.

Я улыбнулся и обернулся к моей нежданной сновидческой гостье.

— Привет, мам, — губы мои даже помимо воли расползлись в еще более широкой улыбке.

Ну конечно, мог бы и сразу догадаться. Мама — единственный человек, кто способен поймать меня на грани яви и сновидения. Не знаю, как ей каждый раз это удается, и, кажется, этого даже Эффу до конца не понимал. Я пытался расспрашивать об этом маму, но она лишь смеялась и махала на это рукой.

Вот и сейчас после моего вопроса, как она меня выловила, Сиринити широко заулыбалась и весело подмигнула.

— Смешной ты! Не всё в мире силой безмерной измеряется, — сказала она, качая своей очаровательной головушкой. — Сила любви и особенно материнская любовь — это совершенно особенные, отдельные виды энергии, которые могут пробивать другую магию, не используя никакой силы вообще.

— Магия любви, — хмыкнул я. — А что? Звучит прекрасно. Думаю, тот маг, кто первым овладеет магией любви в полном объеме, станет самым сильным волшебником во всей Вселенной.

— А ты знаешь, самое интересное, что в рамках своей Вселенной каждый может стать самым сильным волшебником, каждому это по силам. Вот только это такой сложный пусть созидания, по которому далеко не у всех получается идти. Да мало у кого получается, если честно. Потому что путь созидания всегда самый тернистый, а люди в своем большинстве — существа простые и предпочитающие шагать по пути наименьшего сопротивления.

Я понимающе кивнул. Мне это было хорошо знакомо, что уж там… Я сам сейчас шел по пути созидания, и это было намного сложнее, чем без оглядки уйти в теневую магию, думая только о себе… как Эйзерес.

Здесь, на берегу несуществующего моря было довольно жарко, и на Сиринити было легкое летнее платье, полупрозрачная ткань которого колыхалась от малейшего дуновения ветра. Белое платье шло ей чрезвычайно, подчеркивая стройную фигуру. Длинные волосы Сиринити собрала в высокую причёску, из которой выбилось несколько шальных прядей волос.

Мама тепло улыбалась, и я сам шагнул к ней, стремясь заключить в крепкие объятья.

Сиринити давно мне не снилась. Она вообще умудрялась сниться каждый раз исключительно в такие моменты, когда я больше всего нуждался в чьей-то поддержке и волком выл без Лори. Когда у меня от отчаяния опускались руки, но я не имел права показать эту слабость своим подопечным.

Моим подопечным нужен лидер, нужен сильный человек, который поведет их к поставленной цели. Им нужен тот, на кого они будут ровняться, к кому они будут стремиться. Я должен быть примером, стабильным примером, не допускающим слабость и страх в свое сердце, чтобы другие, глядя на меня, не расслаблялись, а, напротив, становились сильнее и увереннее в себе. Я вполне успешно справлялся со своей ролью. Но кто бы знал, как мне порой хотелось просто сесть посреди полигона и завыть от отчаяния, которое раздирало душу при мыслях о торчащей в темницах инквизиции Лори…

В тот промежуток времени я только перед мамой мог быть настоящим. Даже перед своими лучшими друзьями мне приходилось пока что жестко сдерживаться, а вот перед мамой сдерживаться было бессмысленно, да и просто не нужно. Она умела видеть меня насквозь, чуять мое настроение, ее было не обмануть внешним спокойствием, так как Сиринити смотрела сразу в душу.

У меня очень могущественные родители. И если отец все время на виду у магического сообщества, то мама играла роль эдакого серого кардинала, который не мелькал нигде, но при этом таил в себе невероятную мощь и умел точечно влиять на людей и события так, как никто другой. Эту силу Сиринити я ощущал даже через сон, даже через все мои выставленные блоки. Она передавалась мне вместе с теплыми объятиями и светлыми улыбками. И, обнимая ее вот так вот хотя бы во сне, я искренне улыбался даже в те периоды, когда больше никто за Теневой пеленой не видел моих улыбок.

А сейчас я улыбался особенно широко и счастливо, потому что впервые с момента нашей последней встречи мне действительно хотелось улыбаться.

— А ты стал более расслабленным, — заметила мама, отпуская меня и заглядывая в глаза. — В теле исчезло бесконечное напряжение, а глаза больше не горят лютой ненавистью ко всем и всему на свете. Воссоединение с Лорой явно пошло тебе на пользу, да?

— Она, определенно, хорошо на меня влияет, — хмыкнул я.

Это действительно было так. Я и сам заметил, что стал мягче. Не в плохом смысле. Напротив, мне как раз не хватало этой мягкости и небольшой расслабленности, потому что я всегда был чересчур жесткий и перенапряженный тут, за Теневой пеленой. И хаотичная энергия Эффу теперь стала спокойнее усваиваться во мне, хотя раньше это всегда был очень болезненный процесс.

Лори, Лори… Что бы я делал без своей дивной Совы?

— Погряз бы в пучине теневой магии без светлых помыслов, — отозвалась Сиринити, словно бы прочтя мои мысли.

Хотя почему — словно бы?

— Не понимаю, как ты каждый раз во сне читаешь мои мысли, — недовольно проворчал я, скрестив руки на груди.

— Легко, — усмехнулась Сиринити. — Это же мой сон.

— Вообще-то, нет. Этой мой сон. Когда я засыпал, я четко входил в свое пространство сновидений.

— Уверен? — насмешливо спросила Сиринити.

Она посмотрела на море перед нами, и оно резко исчезло, словно бы его и не было вовсе. Обстановка сна вообще сменилась в мгновение ока, и теперь мы стояли не на берегу моря, а посреди жаркой пустыни. Раскаленный воздух хлестал по щекам, дышать сразу стало тяжелее, будто бы меня на чугунной сковороде запихнули в духовой шкаф.

Я удивленно вскинул бровь. Такие фокусы со снами могут проделывать только хозяева своих снов. Ну и некоторые верховные сумрачные странники могут творить такое даже с чужими снами.

Я не сомневался в умениях своей матери, но был удивлен, что она смогла перебить даже мои умения.

— О как… И каким же образом ты умудрилась перехватить меня на границе сна?

— Долго ли, умеючи?

— А Эйзерес не может так пытаться пробиться ко мне? — нахмурился я.

— Исключено, — качнула головой Сиринити. — Ты выставил отличную защиту, никакой Эйзерес через нее не пройдет, даже через чужое сознание. На самом деле я бы тоже не прошла, если бы ты подсознательно не давал мне пройти. Но ты позволяешь мне это делать, потому что знаешь, чего от меня ожидать. И полностью доверяешь мне.

— Разумеется, ты же моя мама.

— Ну, отца ты в свои сны не пускаешь, однако, — хмыкнула Сиринити.

Я, наверное, очень резко переменился в лице, не в состоянии сдерживать свои эмоции, потому что она добавила:

— Разумеется, он пытался пройти в твои сновидения и поговорить хотя бы через них. Безуспешно, конечно, так как ты возвел вокруг себя восхитительную броню — не подобраться. Но связь между матерью и ее ребенком всегда прочнее, так что твои защитные блоки просто легко впускают меня. Но речь сейчас не обо мне. Я пришла поговорить о твоем отце.

Она посмотрела на меня очень внимательно, насмешливо глядя на мою перекошенную физиономию.

— Впусти Ильфорте на границу твоих снов, Калипсо, — твердым голосом произнесла Сиринити. — Хватит играть в молчанку.

— Не собираюсь я его впускать в свои сны, — хмуро отозвался я. — Делать мне больше нечего. Если он хочет со мной увидеться, пусть сделает это по-человечески, перейдя Теневую пелену, как это сделали остальные.

Мама никогда ранее не разговаривала о моем отце в сновидениях со мной. Она говорила о чем угодно — об академии, об инквизиции, о Форланде, просто о бытовых вещах — но только не об отце. Прекрасно считывая мое настроение и нежелание общаться обо всем этом. И меня это более чем устраивало. На кой черт было сейчас поднимать эту тему?..

— Думаю, ты и сам прекрасно чуешь, что время начинает поджимать, — Сиринити выразительно глянула на перстень с самоцветами, который мне даровали боги. — До сражения с Эйзересом осталось совсем мало времени, а ты еще не готов. Нужно ускориться, сын мой.

— Откуда ты знаешь про перстень? — нахмурился я.

— Я не знаю. Просто чую мощный артефакт и умею анализировать информацию. Моего жизненного опыта достаточно для этого.

Я понимающе хмыкнул.

— В любом случае, мое мнение касаемо этого вопроса твердо. Если отец хочет пообщаться, то пусть докажет, что он…

— Ты, кажется, не понял, что я не прошу, а требую, — ласковым голосом перебила меня Сиринити.

Но было в этой ее ласковости три тонны металла, не меньше.

Я склонил голову на бок, криво улыбнулся Сиринити.

— Мам… ты мне очень дорога, и я всегда прислушивался к твоему мнению по всем вопросам. Но это — та тема, где мне советы давать бесполезно. И требования выдвигать бессмысленно. Я все равно буду действовать только так, как я считаю нужным, и повлиять ты на меня никак не сможешь, так что можешь не утруждать себя пустой тратой времени.

— Ты прям точно знаешь, что я не смогу повлиять на тебя? — каким-то странным голосом сказала Сиринити. — А если продемонстрирую обратное?

И этот ее странный тон заставил меня напрячься.

Но внешне я только пожал плечами и покачал головой.

— Если бы ты могла это сделать, то давно бы уже действовала.

Сиринити звонко рассмеялась, запрокинув голову.

Всегда любил звонкий смех мамы, но сейчас от него почему-то мурашки побежали по телу, и каждая смешинка словно бы вонзалась колючей иглой, парализуя тело. По коже побежал странный холодок.

— Так, может, я просто… не хотела? — с хитрым прищуром произнесла Сиринити.

Мне всё это не нравилось, и я решительно вознамерился прервать сон.

Попытался проснуться, но… сон действительно был не мой, и мама крепко меня удерживала в своем пространстве сновидений.

Попытался выставить вокруг себя дополнительную защиту, но… магия не отозвалась, будто ее во мне и не было вовсе.

В горле пересохло, и я нервно облизнул губы.

А в следующую секунду мир будто перевернулся. Я обнаружил себя все так же стоящим на горячем песке, вот только земля и небо поменялись местами, и я сейчас повис верх тормашками. Ступни намертво приклеились к песку, тело одеревенело так, что я не мог даже пальцем пошевелить. Мои длинные волосы спадали белоснежным водопадом вниз… вверх? — в небо, в общем, которое теперь было подо мной, а не надо мной. Песок с барханов, на которых я стоял, начал медленно осыпаться, как в замедленной съемке. Песок падал вниз… или вверх? В общем — в небо падал, эдакой бесконечной золотистой стеной.

Выглядело всё это совершенно дико и жутко, сердце колотилось, как сумасшедшее. В висках пульсировало от резкого прилива крови в голову, но я все так же не мог пошевелиться, не мог колдовать и даже к Эффу воззвать не получалось. Какого черта, что за бездна забвенья?! Это ведь его стихия должна быть, его магия хаоса, почему он молчит?..

Но я только смотрел на маму расширенными от ужаса глазами, чувствуя отвратительное пугающее бессилие, сковавшее мое тело. Бессилие, которого я боялся, наверное, больше всего на свете.

Сиринити не перевернулась вверх тормашками вместе со мной. Она осталась стоять, как стояла, и сейчас это выглядело так, будто она висела в воздухе и почему-то не падала. Красивая, стройная, с длинными русыми волосами и выразительными зелеными глазами.

А вот золотистый песок медленно осыпался на ее голову, но тут же будто растекался в разные стороны и продолжал падать дальше и ниже бесконечным золотым водопадом. Очень скоро и неба подо мной видно не было: одна лишь сплошная золотистая масса песка, с характерным песчаным шелестом летящая куда-то вниз. Песок шелестел по платью Сиринити, как будто окутывая ее эффектным защитным коконом.

— Не забывай, пожалуйста, о том, что я Нулевая Арма, милый, — певучим голосочком произнесла Сиринити с очаровательной улыбкой на устах. — Я не просто фортемин. Я — Страж твоего отца. Страж Наставника академии Армариллис. А ты ведь знаешь, что Страж всегда сильнее своего Бойца. Всегда. Ты знаешь, на что способен твой отец. Догадываешься, на что могу быть способна я?

Я снова сглотнул. Во рту было совсем сухо — и от жары этого пространства сновидения, и от раздражающего песка, клубящегося вокруг золотистым туманом… и от нервов, что уж там от себя скрывать.

— Я предпочитаю не размахивать шашкой на виду у всех волшебников и оставаться тихим и опасным тузом в рукаве Армариллиса. Во мне, конечно, нет силы Эффу, и с первородными духами мне не потягаться… но меня лучше слушать, сынок. Иначе будет не очень приятно.

— Ты мне угрожаешь? — изогнул я одну бровь.

— Я тебя предупреждаю, — тепло улыбнулась Сиринити, но за этой теплотой сквозил стальной характер. — Я давала тебе время, чтобы ты занялся делами первой необходимости. Чтобы ты подтянул силы своих подопечных. Чтобы ты восстановил свой баланс, насладился единением с Лорелей. А теперь — действуй дальше, Калипсо. Время пришло. И только тебе решать, на чьей стороне будет это самое время. Не один ты умеешь создавать для других бесконечные кошмары, которые ты сейчас собирался создать для одного забавного мальчика.

Мои глаза стали уже, наверное, размером с блюдце.

— Откуда ты?..

— Откуда я узнала, к кому ты намеревался пойти в своих сновидениях? Мой милый, милый Кэлли… Я слишком хорошо тебя знаю и чувствую. Все твои мысли и желания для меня звучат как раскрытая книга твоей судьбы. Вечность бессилия — один из твоих самых сильных страхов, не так ли? Мне ничего не стоит удерживать тебя в бесконечных вариациях бессилия. Удерживать годами, по меркам этого пространства сновидений. Мне хватит на это сил. Ты точно хочешь убедиться в этом на собственной шкуре?

Сиринити подошла ко мне почти вплотную, ласково провела по моим щекам тыльной стороной ладони.

— Не играй с судьбой, сынок, — негромко произнесла она, заглядывая мне в глаза. — И не уповай на силу Эффу, он не сможет закрыть тебя от меня. Магия хаоса бессильна перед истинной материнской любовью, знаешь ли. Видят боги, моя любовь к тебе действительно истинна и сильна настолько, что способна почти на всё. Я желаю тебе только добра, мой милый Кэлли. Но сейчас ты ведешь себя как расхулиганившийся эгоистичный малыш. Как избалованный маленький мальчик, который стоит посреди комнаты и возмущенно топает ножками, потому что родители почему-то отказываются выполнять все прихоти. А когда малыши чрезмерно капризничают, их необходимо воспитывать. И если ты не понимаешь это через разговоры, значит, тебе придется понять это иначе. Маму надо слушать, милый. Мама тебе плохого не посоветует. Знаешь, порой приходится откладывать свою гордость и эгоистичность в антикварный сундучок на чердак подсознания, до лучших времен. Кто знает, может потом этот сундук даже открывать не захочется? Ты не узнаешь, если не попробуешь…

Она коснулась губами моего лба, потом отступила и тепло улыбнулась мне, как умеет улыбаться только моя мама.

— Время на исходе, милый, — шепнула она. — Оно утекает сквозь пальцы, как этот золотой песок. Шелестит, отсчитывая каждую секунду бытия и неумолимо приближая неизбежные события. Ты сам это чувствуешь и осознаешь необходимость ускориться, но боишься это признать и продолжаешь упрямиться. Сам себя стопоришь и не даешь заодно этим полностью раскрыться твоей магии. Она великолепна, твоя магия, но ты еще не вошел в полную силу. А пора бы, малыш Кэлли… Пора. Тик-так, тик-так… Время бежит и никого не щадит… Любимая присказка Эрика, ага. У тебя осталось совсем мало времени, и ты сам это знаешь. Пиши свою книгу судьбы самостоятельно, сын мой. Пока книга не взялась писать главы твоей жизни на свой лад.

Сиринити сделала еще шаг назад и исчезла в короткой зеленой вспышке, оставив после себя лишь стойкий аромат лилий.

Она исчезла, и вместе с ней исчезло всё пространство сновидения. Исчез песок, небо — исчезло всё, осталась только бесконечная белая пустота нейтрального пространства сновидения, у которого пока не было никакого хозяина.

На «пол» этой пустоты я и упал, успев сгруппироваться в последнюю секунду, чтобы не удариться головой. Сел, подогнув под себя колени, держась одной рукой за голову и тяжело дыша. Наслаждался вновь возможностью шевелиться и полностью контролировать свое тело. Переваривал все свои ощущения, чувствовал себя так, будто меня окунули в чан с чистящим средством, которое пропитало все мозги насквозь. После общения с мамой во снах всегда оставалось такое ощущение, даже если мы просто разговаривали с ней о бытовых вещах и просто обнимались, такая уж удивительная аура была у Сиринити. Но сейчас ощущение прочистки мозгов ёршиком было особенно жесткое. Это не было каким-то диким страхом или чем-то подобным, это было именно ощущение мощной чистки.

«Эту женщину лучше послушать», — раздался в моей голове голос Эффу.

Я аж мысленно поперхнулся.

М-да уж, если мама даже у Эффу вызывает какие-то опасения…

«Я чую, что она не шутила и действительно способна удерживать тебя в любом сне какое-то время. Вряд ли тебе это понравится. Да и мне не понравится. А жрать эту женщину нельзя. Безобразие».

Тебе лишь бы пожрать!!

«Ну, это всяко веселее зависания вниз головой среди бесконечных песков».

Не поспоришь…

Как у мамы вообще получилось обездвижить меня во сне?

«Перед ее истинной материнской любовью любой хаос бессилен, — вновь подал голос Эффу. — Она не желает тебе зла, ее помыслы чисты, как родниковая вода, мне не за что даже зацепиться, даже за ниточку хилую темную потянуть ее, чтобы выставить перед ней какую-то защиту. Бесполезно, ты с этой женщиной связан очень сильно. Сильнее ты связан только с этой своей жгучей фурией, которая способна пройти к тебе в любой сон, даже не заметив сопротивления материи. Твое счастье, что фурия пока просто не знает об этом и не вошла в свою полную силу. Иначе давно бы устраивала тебе подобные фокусы с песками. А еще хуже — смогла бы объединиться с этой зеленоглазой женщиной, чтобы вдвоем жрать тебе мозг десертной ложечкой. Вот они могут тебя жрать при желании, а мне никого жрать нельзя — несправедливо как-то вообще-то!».

Я недоверчиво хмыкнул и покачал головой.

Вот это, кстати, интересная информация была, насчет Лори. Я о ней догадывался, но догадываться и получить подтверждение — разные вещи. Надо будет с Лори как-нибудь проработать эти ее силовые стороны… Потом.

Я медленно вдохнул и выдохнул, выпрямился и посмотрел вверх, в бесконечную белизну пустоты этого пространства. Оно изменится, как только я захочу увидеть определенный сон, но сейчас мне нужно было успокоиться для начала.

Хм… А Эйзерес не может пытаться через мою маму и Лори проникнуть в мои сны?

«Исключено, — тут же отозвался Эффу. — Они способны проникнуть в твои сны только дорогой любви. Эйзересу эта дорога чужда по своей сути. Даже если допустить, что он бы завладел разумом Сиринити и Лорелей, то он не смог бы через них пробраться в твои сны, потому что сам он не способен испытывать любовь. А без этого истинного чувства пройти в твои сны не представляется возможным».

Я облегченно выдохнул.

Вот это хорошо, это просто отлично. Хотя бы об этом беспокоиться не нужно.

«Эта опасная женщина права, ты тянешь резину, — вновь раздался в моей голове голос Эффу. — Сам знаешь, что без истинного прощения ты не добьешься своих целей. Хочешь ты того или нет, а тебе придется на это прощение пойти, если ты желаешь дойти до изнанки мира и получить Небесное Благословение. Иного просто не дано. Мне тоже это не нравится. Мне вообще много чего не нравится во всей этой истории, и быть ограниченным твоим телом и сознанием мне тоже не нравится. Однако приходится делать выбор в пользу достижения определенных целей».

Я тяжело вздохнул и посмотрел на свой перстень, на котором оставался последний не активированный камень. Он слегка порозовел после рассказов Лори о том, что она видела Наставника у Теневой пелены. Новость об этом взбудоражила меня чрезвычайно, но этих эмоций оказалось недостаточно для активации телепортационного перстня. Хотя, если честно, я поначалу малодушно надеялся, что их хватит, и тогда не придется контактировать с отцом. Но нет, нет… Необходимы были только яркие эмоции истинного прощения, никаких компромиссов. Но как же это было морально тяжело — переступить свою долбанную гордость, принципы и все еще бурлящий во мне юношеский максимализм…

— Ну хорошо… Хорошо, — произнес я вслух. — Я поговорю с отцом… каким-нибудь образом. Во сне или… не знаю. Посмотрим… В ближайшие дни. Но не сегодня. Сегодня у меня по плану — возмездие.

«Всё правильно, — с непередаваемой предвкушающей интонацией произнес Эффу. — Ты же не позволишь этой гниде наслаждаться спокойствием тюремной камеры? Этого слишком мало для существа, которое везде оставляет за собой след гниения».

О да-а-а. Не позволю.

Я поднялся на ноги, медленно вдохнул и выдохнул, собираясь с мыслями, формируя определенный сновидческий запрос. Потом распахнул глаза и зашагал вперед по мерцающей синевой дорожке, ведущей меня в нужное сновидение.

Жди меня, Клоян. К тебе иду я, твой самый страшный ночной кошмар.