Утонуть в тебе

Глава 19

Сиенна

Я не могу уснуть. Не тогда, когда Люк в спальне всего в нескольких футах от меня. Не тогда, когда на моей двери нет замка.

Меня переполняет то же чувство, что и в ту ночь, когда он пробрался в мое общежитие — неутолимая потребность в нем.

Если Люк действительно Десятый, то он прав, что между нами нечто большее, чем просто секс. Я годами фантазировала о лице под маской, и Люк еще более великолепен, чем я могла себе представить. Десятый — мой лучший друг, человек, которому я доверяю больше всего на свете, и я всегда надеялась, что когда-нибудь мы встретимся и влюбимся друг в друга. Я просто считала это глупой фантазией, а не тем, что может произойти на самом деле.

Несмотря на то, что мне потребуется время, чтобы простить его, а ему понадобится внятное объяснение, почему он игнорировал меня, он не единственный, кто хранит секреты. Мы оба виноваты в этом, и я не могу обвинять его в этом, не будучи самой большой лицемеркой.

Может быть, если я открою ему свой секрет, он откроет мне свой.

Сердце колотится у меня в горле, я рывком открываю дверь своей спальни и спешу по коридору к его комнате. Я должна сделать это быстро, сейчас, пока не струсила.

Его дверь закрыта, когда я подхожу к ней. Я поднимаю кулак, чтобы постучать, и колеблюсь. Если я расскажу ему, что произошло, я не смогу взять свои слова обратно. Это может все изменить. Он будет знать обо мне все и, возможно, раскроет истинную личность мужчины под маской.

Обмен нашими секретами может сблизить нас. Или разлучить.

И я не уверена, чего боюсь больше.

Я сглатываю, сердце колотится, и стучу. Во всем доме тишина. За дверью не слышно никакого движения. Я жду несколько секунд, прежде чем постучать снова. По-прежнему ничего.

Я нажимаю на ручку. Он пробирался в мою комнату раньше — и не один раз, — и пришло время мне отплатить ему тем же.

Но ручка не поворачивается. Он запер ее. Закрылся от меня.

Маленький пузырек надежды в моей груди сдувается. Что, если Люк окажется Десятым, и тоже оттолкнет меня? Что, если я потеряю их обоих?

Я не уверена, что смогу оправиться от этой потери.

Возьми себя в руки. Я жалкая, если не могу справиться с тем, что интернет-друг игнорирует меня, а сводный брат теряет ко мне интерес. Я такая же, как мама — ищу мужчину, который заполнит пустоту в моем сердце.

Я разворачиваюсь и направляюсь обратно в свою комнату.

Под покровом темноты я бегу по парку, минуя скамейки и ряды деревьев. Родители и дети смотрят, как я пробегаю мимо, но никто из них не помогает мне.

Никто из них не останавливает преследующих меня мужчин.

Их шаги раздаются позади меня, все ближе и ближе.

Я задыхаюсь, бегу изо всех сил, каждый мускул моего тела горит. Пока мои шаги не замедляются. Я бегу по зыбучим пескам.

Их тяжелое дыхание достигает моих ушей. Они догнали меня.

Голос Маркуса звучит в моей голове.

— Нашел тебя.

Я моргаю в темноте тускло освещенной комнаты. Солнечный свет просачивается сквозь плотные шторы на окнах.

Сначала я уверена, что кошмар пробудил меня ото сна. Пока что-то влажное и мягкое не коснулось между ног.

Я пытаюсь сжать бедра вместе, но между ними что-то твердое и круглое.

Сознание медленно приходит ко мне. Мои шорты и трусики исчезли. Кто-то прячется под одеялом, его язык скользит по моей киске, и он стонет от моего вкуса. Как долго он это делает со мной? Судя по влаге у меня между ног, он уже давно меня поглощает.

Его рот обхватывает мой клитор и сильно посасывает. Прежде чем я полностью осознаю, что происходит, моя киска пульсирует, а спина выгибается дугой, меня накрывает оргазм.

Я не могу сдержать срывающийся стон, сердце бешено колотится в груди. Удовольствие пульсирует во мне, полностью приводя в сознание.

Что, черт возьми, только что произошло?

Он шевелится под одеялом, прежде чем вынырнуть. Я моргаю, пытаясь узнать его, но его лицо скрывает маска. Та же самая, что была на нем в ту ночь, когда он преследовал меня в Нохрен-Холле, — серая, со скошенными глазами и красными дьявольскими рогами.

— Мы в доме наших родителей, — шепчу я. — Нас могут поймать.

Люк качает головой, проводя пальцами по моей челюсти.

— Они ушли.

Дом в нашем полном распоряжении. Я сонно улыбаюсь ему. Меня не волнует, что мы сводные брат и сестра — я хочу его. Я хочу, чтобы он был в моей постели каждую ночь, и я устала бороться с этим. Мы можем сохранить это между нами в секрете.

Мы оба отлично умеем хранить секреты.

Я сжимаю твердые мускулы на его руках, когда он нависает надо мной.

— Я стучала в твою дверь раньше. Ты не ответил.

Его голос понижается, становится напряженным и хриплым, когда он запускает руку в мои волосы.

— Теперь я здесь. И никуда не уйду.

Он всегда точно знает, что сказать. Совсем как Десятый.

— Хорошо. — Я сжимаю его руки, и слезы застилают мне глаза. — Именно здесь я хочу тебя видеть.

У него перехватывает дыхание.

— Ты хочешь меня, Сиенна?

Это то, чего он ждал. Чтобы его чувства ко мне были взаимными. Он мне небезразличен, я это знаю. И я хочу его. Каждый дюйм.

— Да. Я хочу тебя, Люк. Меня не волнует все остальное. Наши родители или кто-то еще. Я просто знаю… Я хочу тебя.

Он опускается на меня, нос его маски задевает мою шею, и из моего горла вырывается всхлип. Адреналин и желание смешиваются, когда влага скапливается у меня между ног.

— Я хотел тебя так чертовски долго. — Через несколько маленьких дырочек перед его ртом горячее дыхание Люка касается моей обнаженной кожи. Я уже сгораю от его тепла. Затем он шепчет так тихо, что я почти не слышу: — Ты даже не представляешь, насколько долго.

Он проводит своей маской по моей ключице и груди, мягко дуя на протяжении всего пути. По моей коже пробегают мурашки. Я долгое время фантазировала о том, как буду делить постель с мужчиной в маске, но в тысячу раз лучше знать, что под маской — Люк.

Когда он внезапно выпрямляется, забирая с собой свое тепло и оставляя меня на холоде, я чуть не скулю в знак протеста. Но прежде чем у меня появляется шанс что-то сказать, он приподнимает меня, пока я не сажусь, и стягивает мою майку через голову так же нежно, как в ту первую ночь.

Мои груди падают перед ним, и сквозь маску его взгляд прикован к ним. Пожирает меня.

— Скажи мне, как долго, Люк.

— Что “Как долго”?

— Как долго ты меня хотел.

Он на мгновение застывает, прежде чем пробормотать:

— С того момента, как я встретил тебя.

Он имеет в виду в баре отеля или онлайн? Почему он не может просто признать правду? Почему я не могу?

Я отбрасываю эту мысль в сторону. Никто из нас не готов полностью обнажить свои души. Но мы готовы к этому.

— Ты можешь винить меня? — Он толкает меня обратно и хватает обеими руками за грудь, сжимая до боли. Я задыхаюсь, желая его больше, чем когда-либо. — Каждый дюйм тебя невероятен.

Кончик его носа в маске скользит вниз между моих грудей к пупку. Он проводит маской от одной тазовой кости к другой. Все мои нервные окончания напрягаются там, где он прикасается ко мне, заставляя воспламеняться от каждого прикосновения.

Я хватаю его за волосы, выбивающиеся из-под маски.

— Каждый дюйм твоего тела восхитителен. — Он рычит, когда я дергаюсь и извиваюсь под ним. — Ожидание того, чтобы снова овладеть тобой, было агонией.

Мое сердце готово разорваться, и я выдыхаю:

— Так перестань ждать.

Его смешок эхом отдается у меня по спине, и, боже мой, я скучала по этому звуку.

— Ты заставила меня ждать слишком долго, Сиенна. Теперь я собираюсь пытать тебя таким же образом.

О черт. Это будет долгая ночь.

— Раздевайся, — выдыхаю я. Я полностью обнажена перед ним, в то время как он полностью скрыт. Даже его лицо. Я скучаю по его твердому, опустошающему телу. Я хочу съесть его точно так же, как он делает это со мной.

Он качает головой.

— Пока нет. Тебе придется страдать гораздо дольше.

Черт возьми. Ожидание уже становится мучительным. Мой протест вырывается в виде хныканья.

— Нет.

Люк соскальзывает с кровати. Встает на колени.

Мое сердце останавливается.

Пока он не возвращает его к жизни, подтягивая меня к краю кровати. Он закидывает мои ноги себе на плечи, широко разводя их. Моя голая киска блестит перед ним.

Но он все еще не снимает маску. Вместо этого он наклоняется, и его маска касается моего клитора, когда он дует на киску.

Я дергаюсь под ним. Он крепче сжимает мои ноги, прижимая их к своей горячей шее.

Мы оба горим. Мы оба на грани взрыва.

Когда он снова дует на мою влажную киску, я хватаюсь за простыню. Я не могу не извиваться под ним. Но его хватка на мне так сильна, что я едва двигаюсь в его объятиях.

Он продолжает мягко дуть, и его маска слегка касается моего клитора. Ошеломляющие ощущения сводят меня с ума. Их достаточно, чтобы заставить меня страдать, нуждаться в большем, но далеко не настолько, чтобы довести меня до края.

Если это хоть немного похоже на те мучения, которые я причинила ему, то я чудовище. Я не проживу и дня, не позволив этому мужчине прикасаться ко мне.

Наконец, он сбрасывает маску с головы. Его проницательные, соблазнительные, грозовые глаза буравят меня взглядом. Ни один мужчина никогда не смотрел на меня так, как Люк Валентайн.

— Не спускай с меня глаз, милая.

Я делаю, как мне сказано, как раз в тот момент, когда язык Люка скользит по моей щели.

Когда его язык касается напряженного комочка нервов, я вскрикиваю. Слава богу, наши родители ушли. Иначе они бы уже давно ворвались и спросили, что за шум.

И обнаружили бы Люка, стоящего на коленях между ног своей сводной сестры.

Когда его язык снова скользит по мне, от одного его хриплого стона мышцы моих бедер напрягаются. Иисус. Я уже на грани того, чтобы снова кончить.

Эффект, который Люк Валентайн оказывает на меня, выходит за рамки опасного. Это катастрофа.

— Ты чертовски хороша на вкус, милая. — Его язык кружит по моему клитору, посылая ударные волны, пульсирующие по моим венам, прежде чем он поглощает поток возбуждения, который стекает на простыню.

Когда он просовывает палец внутрь, я непроизвольно сжимаюсь вокруг него.

— Ты ощущаешься так чертовски приятно.

Стон, срывающийся с его губ, непристоен.

— Блядь, Сиенна. Ты такая тугая. Я не могу дождаться, когда введу свой член в тебя.

Неожиданная доза паники пробегает по моему позвоночнику. Я допустила серьезную оплошность. В прошлый раз, когда мы занимались этим, член Люка едва поместился во мне.

Должно быть, он чувствует мое беспокойство, потому что вводит второй палец, растягивая меня для него. Мы стонем в унисон. Мужской стон не должен вызывать у меня желания взорваться, но это так. Боже мой, это действительно так.

— На этот раз ты кончишь на мой член. И когда я наконец окажусь внутри тебя, я не буду с тобой церемониться. Я буду трахать тебя жестко и быстро.

А он церемонился со мной в прошлый раз? Ни за что на свете…

Язык Люка возвращается к моему клитору, отчего у меня перехватывает дыхание. Когда его губы обхватывают чувствительный бугорок и посасывают, моя спина выгибается, и я сминаю простыню, стаскивая ее с матраса. Мои крики эхом разносятся по комнате.

— Боже, этот звук такой сексуальный, — бормочет он.

Как я могла так долго не позволять этому мужчине делать со мной все, что он захочет? Должно быть, у меня была железная воля. Теперь она полностью уничтожена.

Как раз в тот момент, когда оргазм начинает нарастать, Люк отпускает мой клитор изо рта и вынимает пальцы из моей киски. От того, что я подошла к краю наслаждения и внезапно его у меня отняли, в уголках моих глаз защипало.

— Нет. Пожалуйста, не останавливайся. Мне нужно больше.

Я вскрикиваю, когда Люк резко встает и переворачивает меня на живот. Он не дает мне шанса сориентироваться в новом положении, прежде чем приподнять мои бедра.

Его руки ненадолго покидают мою кожу, когда он стаскивает рубашку и брюки. Я не свожу с него глаз, пока он раздевается, восхищаясь рельефом твердых мышц под натянутой кожей. Он совершенен. Образец, которым можно восхищаться, изучать.

Когда он замечает, что я наблюдаю за ним в темноте, на его лице расцветает ухмылка. Он берет свой пульсирующий член и проводит по нему одним длинным, медленным движением.

— Смотри на меня, пока я трахаю тебя, Сиенна.

Мое имя слетает с его губ как нечто пошлое. Как слово из четырех букв. С рейтингом “18+”. Не подходит для невинных ушей. Черт, он заставляет меня краснеть.

Но я делаю, как он говорит, опираясь на локти и не сводя с него глаз, пока он прижимает головку своего члена к моему входу.

Несмотря на свое обещание трахнуть меня быстро и жестко, он медленно, целенаправленно вводит свой член в меня.

Я шиплю, растягиваясь. Жжение от его члена внутри меня заставляет снова вцепиться в матрас. Я не знаю, сколько еще я смогу вынести.

Его рука скользит по моему клитору, смешивая боль с непреодолимым удовольствием и усиливая оргазм.

— Это, блядь, моя хорошая девочка.

От его рычания я вздрагиваю. Моя щека опускается на матрас, шея слабеет, а глаза закрываются.

Резкий шлепок по заднице заставляет меня ахнуть, а глаза распахнуться и обнаружить, что он смотрит на меня.

— Что я тебе сказал? Смотри на меня.

Во что, блядь, я ввязалась? В тот момент, когда я встретила Люка Валентайна, я должна была понять, что моя жизнь изменится навсегда.

Я заставляю свои глаза оставаться открытыми и не отрываю от него взгляда, пока он медленно отводит бедра назад. Как только головка — это все, что остается во мне, он вонзается по самую рукоятку.

Крик вырывается из моего горла, и кровать раскачивается при каждом движении, когда Люк погружает свой член в меня снова и снова. От интенсивности в голове становится легче. Я никогда раньше не теряла сознание от секса, но не удивлюсь, если Люк трахнет меня до потери сознания.

Мои ногти впиваются в матрас, и он крепко удерживает меня на месте, положив одну руку мне на бедро, в то время как другой неистово кружит по моему клитору, доводя наслаждение до беспрецедентного уровня.

— Ты ощущаешься так чертовски хорошо, — выдыхает он, едва слышно из-за неистового соприкосновения кожи с кожей. — Я собираюсь разрисовать тебя своей спермой.

Я ожидаю, что он выйдет из меня, но он продолжает восхитительную пытку, безжалостно входя в меня. Неважно, насколько сильно он жаждет кончить, он позаботится о том, чтобы я кончила первой. В этот раз я вскрикиваю от того, что его член врезается в меня.

Когда он сильнее надавливает на мой клитор, знакомая волна оргазма неуклонно ведет меня к пику. Мои ноги и руки напрягаются, когда я готовлюсь ко взрыву.

Грозовой взгляд серых глаз Люка впивается в мой, когда он разрывает меня надвое. Мое имя, срывающееся с его губ со смесью стона и мольбы, — это моя погибель.

— Сиенна.

Волны освобождения прокатываются сквозь меня, и я больше не могу удерживать взгляд на нем, пока они проносятся через меня, накрывая непреодолимыми потоками удовольствия.

Мое горло хрипит, когда я кричу сквозь простыню, а Люк шипит череду проклятий и похвал, когда его толчки становятся неглубокими и отрывистыми.

Я дергаюсь, вскрикиваю и падаю на кровать, когда он внезапно выходит из меня. Горячая сперма попадает на мою задницу, а затем и на спину. Это была моя шея? Иисус Христос. Он говорил серьезно, когда сказал, что разрисует меня своей спермой.

Я все еще тяжело дышу и слаба, даже близко не придя в себя, когда Люк возвращается и стирает с меня сперму полотенцем.

— По крайней мере, после этого ты ведешь себя как джентльмен, — бормочу я.

Он ухмыляется.

— В следующий раз я обязательно кончу туда, где ты сможешь слизать ее. — Когда я приоткрываю губы, он добавляет: — Или, может быть, я просто кончу тебе в рот. Тогда не нужно будет убирать беспорядок.

Я бы не сказала, что раньше мне хотелось глотать чью-то сперму, но Люк Валентайн — это совершенно другой зверь. Дьявол.

Люк забирается на мою кровать и накрывает нас одеялом.

— Какого черта ты делаешь? — Поворачиваясь к нему лицом, я пытаюсь оттолкнуть его, но он обхватывает меня рукой за талию, прижимая к себе.

— Ложусь спать. Завтра важный день. — Он так прекрасен вблизи. Я хочу запомнить каждый дюйм его лица, чтобы видеть его во сне.

— А что завтра?

— Я планирую разбудить тебя медленным, нежным трахом, прежде чем наши родители придут за нами.

Паника разливается по моим венам при мысли о том, что наши родители могут ворваться сюда и застукать нас.

— Они не должны знать.

Он сжимает меня в объятиях.

— Они не узнают.

— Ты все еще думаешь, что они расстанутся?

Когда он колеблется, мое сердце падает.

— Я не знаю, — признается он.

— А что будет, если они этого не сделают? — Шепчу я.

Его рука скользит к моим волосам, заправляя их за ухо.

— Ты всегда будешь моей, Сиенна. Несмотря ни на что. Никто не встанет между нами.

— Но что, если они это сделают? — Я смаргиваю слезы, которые угрожают пролиться. — Они не обязаны позволять мне оставаться здесь. Если они узнают…

— Они не узнают. — Его голос твердый, уверенный. — Мы никому не скажем. По крайней мере, пока не закончим университет. Тогда мы сможем поехать куда угодно, и я позабочусь о твоей безопасности.

— Ты не против сохранить нас в секрете?

Он слегка улыбается мне.

— Твоя сумасшедшая подруга вразумила меня.

Джульет. Значит, они все-таки не флиртовали. Скорее, сговорились. Я ухмыляюсь. Боже, я люблю ее.

— Я сделаю все, чтобы удержать тебя. Что угодно. Даже если это означает, что я не смогу держать тебя за руку на людях. Даже если это означает, что я не смогу целовать тебя, когда в комнате есть кто-то еще, как бы сильно это меня ни убивало. Пока ты моя, остальное не имеет значения.

Мое сердце воспаряет. Он готов пойти на эту жертву. Ради меня. Чтобы сохранить меня и обеспечить мою безопасность.

Но для моей безопасности он должен знать, что случилось с Маркусом. Он заслуживает знать правду.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Его рука вокруг меня напрягается.

— Что?

Я прерывисто вздыхаю.

— Я получаю сообщения с угрозами и… думаю, что они от кое-кого из дома.

Я могла бы упомянуть о тех случаях, когда я заметила красный “Кадиллак” и карие глаза под маской на вечеринке, которые, как я думала, принадлежали Маркусу, но я до сих пор не уверена, был ли это на самом деле он или кто-то другой. Или пьяная паранойя.

Просто произнося эти слова вслух, я чувствую, как небольшой груз спадает с моей груди. Теперь это не только мое бремя.

Люк отстраняется от меня, чтобы заглянуть в мои глаза, низко нахмурив брови.

— От кого?

Мое сердце колотится от ужаса, что после того, как я скажу ему правду, он больше не будет смотреть на меня так, как раньше. Но я больше не могу держать этот секрет в себе.

— Его зовут Маркус. — Я сажусь и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить, бешено колотящееся сердце. — Прошлым летом мне показалось, что я кое-что увидела. Кое-что плохое. Действительно, действительно плохое. — В горле встает комок от воспоминаний, которые снова проносятся в голове, словно фильм, который я смотрела сотни раз. — Преступление.

Люк не перебивает, пока я продолжаю, молчаливый и неподвижный, если не считать того, что его рука скользит вверх и вниз по моей руке. Успокаивая. Обнадеживая. Я нигде не чувствую себя в большей безопасности, чем в объятиях Люка Валентайна.

Так что, наконец, я рассказываю ему все.

В тот вечер Джульет не отвечала на мои сообщения. У нас были планы потусоваться, но ранее она упомянула, что, возможно, захочет сначала встретиться с Маркусом. И когда она не отвечала и на мои звонки, я знала, где ее искать.

Ее родители построили для нее огромный дом на дереве, когда мы учились в средней школе. Поистине гигантский. Как те домики на деревьях, которые можно увидеть в реалити-шоу. Он стал нашей крепостью, нашим замком. Куда мы отправлялись, когда хотели побыть в месте, которое было предназначено только для нас. Теплыми летними ночами мы даже спали там.

Это было первое место, куда я пошла. Может быть, она ждала меня, а ее телефон разрядился. Джульет была не самым надежным отправителем сообщений, но она почти никогда не нарушала планов. Во всяком случае, на Джульет можно положиться, даже если она редко бывает предсказуемой.

Я прокралась за ворота на огромную территорию семьи Джульет. Несколько огней с первого этажа ее массивного дома падали на нетронутую, ухоженную лужайку перед домом. По обе стороны каменной дорожки, ведущей к их парадной двери, тянулся ряд ламп высотой до икр. Навестить Джульет было все равно что войти в замок. Если бы я не любила ее так сильно, я бы позавидовала ее фантастической жизни.

Но я знала, через что прошла Джульет, и этому не стоило завидовать.

“Мерседеса” ее родителей на подъездной дорожке не было, но “Ауди” Джульет на месте. Как и “Кадиллак” Маркуса.

Тогда мне следовало развернуться. Подождать, пока Джульет напишет мне, когда он уедет. Но я подошла к входной двери и взялась за ручку. Заперто. Я постучала, позвонила в дверной звонок. Тишина.

Поэтому я прокралась вокруг дома на задний двор, как грабитель, пока не оказалась у подножия лестницы, которая вела к домику на дереве. Я ничего не слышала, никаких голосов. Вероятно, очередной тупик. Джульет и Маркус, скорее всего, трахаются в ее комнате, так что она в любом случае захочет встретиться со мной здесь. Я просто подожду ее.

Я поднялась по лестнице, каждая ступенька слегка поскрипывала под моим весом. Домику на дереве было уже много лет, лестница состарилась и лучше выдерживала вес двух двенадцатилетних подростков, которыми мы были, чем девятнадцатилетних, которыми мы стали.

Это было наше безопасное место. Наше убежище. Так и должно было остаться.

Как только я добралась до верха лестницы, я смогла разглядеть человека, сгорбившегося в темноте.

Подождите. Ни одного. Двоих. Один из них стоял на четвереньках, другой лежал ничком на деревянном полу под ними.

Родители Джульет установили в домике на дереве светильники. Мы всегда включали их, когда были здесь в темноте.

Но Маркус их не включал.

Звук его стонов был первым, что уловили мои чувства. Затем последовали толчки его бедер.

Мое лицо вспыхнуло, и я уже собиралась спуститься обратно, прежде чем они увидят меня, пока не заметила веревку, которую он затянул у нее на шее.

Под ним Джульет молчала. Я достаточно часто слышала, как она занималась сексом с парнями, чтобы знать, что в постели она не была тихой.

Определенно, никогда не молчала.

Хуже того, она не двигалась. Она обмякла под ним, ее голова свесилась набок, глаза были закрыты.

Моя лучшая подруга была без сознания. В то время как Маркус…

После этого в моей голове не осталось никаких мыслей. Мое тело перешло в режим паники, действуя само по себе, как будто я наблюдала за своими движениями, но мой разум ничего из этого не контролировал.

— Какого черта?

Маркус бросил веревку и остановился в ту же секунду, как увидел меня. Он слез с Джульет, натягивая штаны и затягивая ремень.

Ее лицо покраснело от нехватки кислорода. От того, как сильно он душил ее веревкой.

— Что, черт возьми, ты с ней делаешь? — Крик вырвался из моего горла с такой силой, что я подумала, может ли вибрация голосовых связок оставить шрам.

Он поднял руки.

— Это не то, чем кажется. Она хотела этого.

Она хотела этого. Сколько, блядь, раз это использовалось в качестве защиты для мужчин, которые берут то, что хотят, без разрешения?

Нет. Не Джульет. Не моя лучшая подруга. Она и так уже достаточно натерпелась. Я не позволю этому монстру выйти сухим из воды.

Горячие слезы защипали мне глаза, но я смахнула их. Я сломаюсь позже. Прямо сейчас мне нужно было убрать этого ублюдка подальше от нее.

Дрожа, я встала между ними и указала на лестницу.

— Убирайся.

Он заколебался, и мое сердце упало. Я пришла сюда без оружия. У меня не было ничего, чтобы защитить себя или свою лучшую подругу. Он был футболистом. Он мог навредить нам обеим.

— Нет. Говорю тебе, она хотела этого. Просто подожди, пока она проснется…

— Убирайся нахуй! — Ярость ослепила меня. Все, что я видела, было чернотой, когда я бросилась на него и оттолкнула.

— Сиенна! — Тихий, хрипловатый голос раздался в темноте. — Нет! Не надо!

Но было уже слишком поздно. Его нога зацепилась за лестницу, и мои легкие сжались, когда он взмахнул руками и кувыркнулся назад, падая в темноту.

Он не закричал, падая.

В следующую секунду раздался тошнотворный глухой удар, когда его тело ударилось о землю.

Джульет поднялась на шатающиеся ноги и бросилась ко выходу.

— Что ты сделала? Он не делал ничего плохого!

— Ты была без сознания из-за него! — Слезы текли по моим щекам, мое сердце разрывалось оттого, что я должна была рассказать ей, что Маркус с ней делал. — Он…

Она непреклонно покачала головой.

— Он ничего не сделал! Я хотела, чтобы все было именно так. Блядь!

Джульет спустилась по лестнице и, выкрикивая его имя, встряхнула его. Нога Маркуса была согнута под неестественным углом. Мой желудок скрутило, и меня вырвало.

Теперь у меня дрожат руки, когда я заново переживаю ту ночь с Люком.

— Джульет хотела попробовать поиграть с дыханием. Он душил ее, пока она не теряла сознание, и останавливался, пока она не приходила в себя. Потом он делал это снова, если она просила. Она объяснила это полиции, и они не стали выдвигать обвинения. Она сразу же простила меня; она знала, почему я сделала то, что сделала. Но Маркус… — Я зажмуриваюсь, и Люк садится, притягивая меня ближе. — Травмы, полученные им в области ноги и спины, оказались неизлечимыми. Физиотерапия могла бы помочь ему, но он никогда больше не сможет играть в футбол. Ему пришлось отказаться от стипендии. Ему пришлось отказаться от своей команды и своего будущего. И все из-за меня.

Люк берет меня рукой за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Ты не сделала ничего плохого, Сиенна. Ты сделала то, что сделал бы любой порядочный человек в такой ситуации. Ты подумала, что стала свидетелем преступления, и предотвратила его. А тот факт, что это произошло с твоей лучшей подругой, сделал ситуацию только хуже.

Я качаю головой.

— Мне следовало подождать, пока она проснется. Мне следовало подождать еще десять секунд. Тогда она могла бы все объяснить, и Маркус не пострадал бы…

— Это не твоя вина. — Его убежденность ломает меня, и я прячу голову у него на груди, когда рыдания сотрясают меня. Он крепко обнимает меня, сжимая так, словно никогда не отпустит. — Если бы я увидел, что с тобой происходит что-то подобное… — Он делает паузу, собираясь с силами и громко сглатывая. — Я бы убил его.

Я плачу сильнее. Слишком тяжело говорить. Люк Валентайн убил бы за меня. Так или иначе, мне не нужно было, чтобы он давал обещание вслух, чтобы знать, что он это сделает.

— Это он напал на тебя. — Голос Люка теперь звучит мягче, хотя за его словами скрывается ярость. — Ты переехала сюда, чтобы сбежать от него.

Я шмыгаю носом, умудряясь взять себя в руки достаточно, чтобы сформулировать слова дрожащим голосом.

— Да. От него и его друзей. Они напали на меня в парке. Но я уехала, потому что они настроили весь город против меня. Все видели в нем золотого мальчика, звездного спортсмена, а я была никем. Я была просто лучшей подругой Джульет, бедной девочкой с матерью-одиночкой, которая клеилась к богатым. Мы с мамой знали, что их не накажут за то, что они сделали со мной. У них есть родственники в правоохранительных органах. Все в Уэйкфилде встали на сторону Маркуса, а я стала их злодейкой.

— Да кому, блядь, какое дело, кто ты для них, — просто говорит Люк. — Для Джульет ты герой. Вот что важно.

— Я не герой для нее. — Я задыхаюсь от снова подступающих рыданий. — Я разрушила ее жизнь. Я разрушила ее шанс с Маркусом, а теперь она бросила всю свою жизнь, чтобы переехать сюда со мной. Я — обуза.

Обуза для Джульет, для моей матери, для моего отца, для Деб, для Люка. Для всех.

Люк садится, притягивая меня ближе, пока я не оказываюсь верхом на нем. Наши носы в нескольких дюймах друг от друга, и он обхватывает мое лицо обеими руками.

— Ты не обуза, Сиенна. Джульет переехала сюда с тобой, потому что любит тебя. Она твоя лучшая подруга, и я гарантирую, что, если бы вы поменялись ролями, она бы сделала то же самое. Вот почему она последовала за тобой сюда — потому что ты ее лучшая подруга. И ты доказала это той ночью.

У меня щиплет в носу, когда я пытаюсь смахнуть слезы.

— Я рад, что ты здесь. Потому что, если бы ты не уехала из Уэйкфилда, я бы никогда тебя не встретил. — Его рука поглаживает мою челюсть, а глаза с хрустальным отливом изучают мое лицо. — А встреча с тобой — лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Я обнимаю его, утыкаясь лицом в его плечо и снова теряя себя. Я не могу вспомнить, когда в последний раз так сильно плакала, но меня захлестывает катарсис. Как будто я всю жизнь сдерживала эти слезы, и мне так чертовски приятно, наконец, выпустить их наружу.

Встреча с тобой — лучшее, что когда-либо случалось со мной. Думаю, это лучшее, что когда-либо случалось и со мной. С Люком я чувствую себя безопаснее, сексуальнее, счастливее, чем с кем бы то ни было. Он заставляет меня чувствовать себя, безусловно любимой.

И, кажется, я тоже начинаю в него влюбляться.

— Доброе утро, красавица. — От рокота утреннего голоса Люка, смешанного с легким южным акцентом, у меня подкашиваются пальцы на ногах.

Не успеваю я моргнуть, как его рука ласкает мой подбородок, и он прижимается своими губами к моим. Солнечный свет пробивается сквозь края плотной занавески. Я бы хотела, чтобы мы могли остаться здесь на весь день. Остаться в этом блаженном пузыре, где больше ничего и никого не существует.

Его язык скользит по моим губам, и он переворачивает меня на спину, скользя рукой вниз по моему животу…

Стук в дверь заставляет меня вскрикнуть.

— Сиенна? Ты проснулась?

Дерьмо. Мой гребаный отец.

Прежде чем я успеваю спихнуть Люка с кровати, он хватает меня за подбородок.

— Поговори с ним.

— Что? — Я шиплю. — Нет! Спрячься.

Его глаза сужаются.

— Не о нас. О том, что он бросил тебя. Скажи ему, что ты на самом деле чувствуешь.

— Ладно. — Я толкаю его к краю матраса. — Просто спрячься!

От его голой задницы у меня текут слюнки, когда он хватает свою одежду и ныряет в шкаф, бесшумно закрывая за собой дверцы.

— Секундочку! — Кричу я, пытаясь снова натянуть майку и шорты. — Входи!

Даже с моего разрешения папа медленно открывает дверь.

— Доброе утро, малышка. Прости, я не хотел тебя будить. Я не знал, во сколько ты обычно встаешь.

Я улыбаюсь ему.

— Все в порядке. Я не спала. Просто разговаривала по телефону.

— О, хорошо. — Он медленно заходит в мою комнату, словно не уверен в каждом шаге, прежде чем присесть на край моего матраса. — Теперь, когда мы дома, я хотел тебя проведать. Убедиться, что ты привыкаешь к университету, что тебе здесь комфортно.

Слава богу. Он не знает обо мне и Люке. Каждый напряженный мускул в моем теле расслабляется.

— Все отлично, на самом деле. Мне здесь определенно комфортно. Деб очень милая.

Он улыбается.

— Она очень милая, — соглашается он. — Я рад, что она тебе нравится. А Люк?

Я напрягаюсь, ожидая услышать его хриплый смешок из шкафа, но он молчит.

Хотя он прав. Мне нужно, наконец, поговорить с отцом. Обо всем.

— Он тоже милый. Я чувствую себя желанной гостьей. — Я прочищаю горло, не зная, какую тему мне меньше всего хочется обсуждать с отцом — моего нового сводного брата или то, что меня бросил родитель. — Вообще-то я хотела с тобой поговорить.

Он садится прямее, поджимая губы, как будто знал, что этот разговор состоится.

— Конечно. О чем?

— Почему ты предпочел азартные игры нам? — Просто произнесение этих слов вслух вызывает у меня новые слезы на глазах. Я думала, что похоронила боль, отгородилась от нее, но теперь, когда вопрос прозвучал, новая волна боли обрушилась на меня.

Мой папа опускает взгляд на свои колени, где его руки сложены вместе. Он качает головой.

— Мне так жаль, Сиенна. Этому нет оправдания. Я могу сказать тебе только то, что узнал на терапии: зависимость — это болезнь. Болезнь, которая иногда заставляет нас принимать самые худшие решения в своей жизни. Она заставляет нас причинять боль тем, кого мы любим больше всего. — Он делает паузу, чтобы собраться с мыслями. Вид того, как у него перехватывает дыхание, вызывает у меня еще больше слез. — Я больше всего сожалею о том, что покинул тебя и твою мать. Твоя мама сделала правильный выбор, попросив меня уйти, когда я не мог остановиться. — Он потирает затылок, издав короткий, самоуничижительный смешок. — Все последующие годы я пытался стать лучше для нее, заслужить вас. Но только после того, как я обратился к психотерапевту в прошлом году, я смог по-настоящему… начать пытаться стать тем мужчиной, которым всегда хотел быть. К тому времени я понял, что уже слишком поздно исправлять мой разрушенный брак. Но с тобой… — Его рука опускается на мое колено, и он сжимает его. — Я надеялся, что ты все еще позволишь мне быть твоим отцом, даже если это второй шанс, которого я не заслуживаю.

Мне уже хочется обнять его и позволить ему обнимать меня, пока я плачу, но я сдерживаюсь и прикусываю дрожащую губу.

— Это действительно было больно. Ты присылал мне открытки только по праздникам. Я получала один неловкий телефонный звонок в свой день рождения. Я думала, что ты ушел из-за меня. — Мои руки и голос дрожат, но я должна высказаться. Должна рассказать ему все. — Из-за этого я чувствовала себя ничтожеством. Будто я недостойна любви. Будто я не могу никого рассердить или огорчить, потому что тогда они уйдут навсегда и я больше никогда их не увижу. Прямо как ты.

Он придвигается ближе, его рука сжимает мое колено.

— Мне так жаль…

— И мама. — Выдыхаю я, и слезы текут по моим щекам. Моя грудь болит от всех тех лет, когда я держала боль внутри. — Знаешь, сколько раз я приходила домой и заставала ее плачущей на диване? Ты сломал нас. Я смогла смириться с тем, что ты сломал меня — я не смогла смириться с тем, что ты сломал ее. Только не мою маму.

Рыдание сотрясает меня, когда отец наконец обнимает меня, притягивая к себе и окутывая своим древесным ароматом. Объятия, которых мне не хватало годами. Целую вечность.

— Мне так жаль, Сиенна, — повторяет он срывающимся голосом. Он пытается оставаться сильным ради нас обоих. Он знает, что только один из нас заслуживает того, чтобы плакать, чтобы его утешали. — Прости, что причинил боль тебе и твоей маме. Я не знал, как быть отцом. Или мужем. Я едва мог оставаться человеком. — Он прочищает горло. — Но это не оправдание. Я никогда не смогу оправдать свое поведение. Я был неправ, и пойму, если ты не сможешь простить меня. Я этого и не жду. Но я проведу остаток своей жизни, пытаясь быть отцом, которого ты заслуживаешь, даже если у меня никогда не получится.

Я киваю, уткнувшись ему в грудь. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью простить его, пройдет ли когда-нибудь боль от того, что он меня бросил. Но я хочу, чтобы он был в моей жизни. Я хочу, чтобы мы оба попытались восстановить отношения отца и дочери, которые у нас когда-то были.

Когда мы оба, наконец, приходим в себя, он отстраняется и смахивает слезу с моей щеки.

— Мне жаль, что ты винила себя, Сиенна. Мне жаль, что ты так долго жила с этим чувством. Но ты не сделала абсолютно ничего плохого. Пожалуйста, никогда так не думай. Ни на секунду.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова, и позволяю ему снова обнять меня. Знакомый тяжелый груз, который так долго лежал на моих плечах, был снят.

Люк сделал это для меня. Если бы не он, я бы никогда не поговорила со своим отцом. И никогда бы не получила завершения, в котором так отчаянно нуждалась.

Кем бы мы ни были друг для друга, что бы ни случилось, я всегда буду благодарна ему за это.