Вернуть мужа. Стратегия и Тактика.

Глава 27. Настоящее. Воскресенье. Гадание.

Все люди на свете делятся на две категории.

С первыми легко, как легко и без них.

Со вторыми очень сложно,

но жить без них невозможно совсем.

Эрнест Хемингуэй

То, что случилось со мною, не болезнь.

Скорее - травма.

Как известно, кость легче ломается

в месте прежнего перелома.

Вот и у меня, по стечению случайностей,

хрустнул старый перелом души.

Борис Акунин

Мы с Сашкой стоим посередине пустого фойе, оглядываясь по сторонам. Не знаю почему, но у меня стойкое ощущение, что Лерка в безопасности. С этим человеком, если она с ним, она защищена, как никем и никогда не была.

- Есть еще один способ поторопить события, - кусая губы от волнения, говорит мне Сашка и добавляет, сомневаясь. - Но тот ли это случай?

- Что за способ? - удивляюсь я.

- Отец Лерки. Я могу ему позвонить, и тогда всем займется он, - сообщает Сашка. - Но вдруг это какое-то недоразумение? Лерка меня не простит.

- А откуда у тебя его телефон? - спрашиваю и сама отвечаю на свой вопрос. - Леркин отец дал? Тайком?

- Да. Один раз выхожу из садика с Ванькой, а он у калитки стоит. Представился, сказал, что с Леркой у него сложные отношения. Просил звонить ему в любое время дня и ночи, если что...

- И ты согласилась, не сказав Лерке? - поражаюсь я. Сашка - человек слова, говорящий то, что думает, прямо в глаза. С ней бывает непросто, зато надежно. Поверить в то, что она не рассказала Лерке о встрече с ее отцом я не могу, хотя и задаю такой вопрос.

- Лерке сказала. Ему отказала. Его визитку Лерке отдала, - спокойно докладывает Сашка и добавляет неуверенно. - Но ты же понимаешь?

- Понимаю что? - переспрашиваю я.

- Что я номер запомнила.

Да. Если у меня память на слова, то у Сашки на числа. Иногда мы устраивали развлечения: я на спор запоминала тексты, а она числа, даты.

- И какой он? - с любопытством спрашиваю я. - Похож на Лерку, то есть она на него?

- Нет, - задумчиво говорит Сашка, вспоминая. - Я бы не сказала.

- Может, она приемная? - шепотом спрашиваю я.

- Иди к черту, Дымова, - невольно смеется Сашка. - Во-первых, я его не разглядывала пристально на хромосомное соответствие, во-вторых, Лерка - просто генетическая ошибка "наоборот", у кого-то дефекты, а у нее все идеально. Это тоже дефект.

Дефект красоты. Разве так можно говорить? Наверное, нельзя, но Лерке очень подходит.

- Лерка знает, что мы будем ее искать. Она, если все в порядке, обязательно даст о себе знать. Если нет - тогда будем думать, полиция или отец, - принимаю я решение за нас обеих. - А кто ее отец? Как он сможет помочь?

- Не знаю, - отвечает Сашка. - Но если бы ты его видела, то поняла бы, что может он многое. Вот ты спросила, теперь мне кажется, что Лерка на него похожа. Мимика, жесты, форма лица.

В этот момент в фойе появляется Лерка и быстрым шагом направляется к нам.

- Простите! Искали?

- Я тебе сейчас врежу! - серьезно говорит Сашка, начиная помахивать своим черным блестящим клатчем.

- Телефон разрядился, - начала объяснять Лерка, когда за ее спиной чуть поодаль остановился Сергей-Филипп.

- Лер, - прошептала Сашка.

- Девочки, помните Сергея? - бодро спросила Лерка, нарисовав улыбку. - Мы с ним поболтали о детстве, бале в училище. Помните бал?

- Помним, - процедила сквозь зубы Сашка. - И Сергея Филипповича, и бал.

- Владимировича, - поправил он Сашку, глядя на Лерку.

- Как скажете, - огрызнулась Сашка. - Филиппович вам... тебе идет больше.

В фойе залетает Ермак, смотрит на нас троих и, улыбаясь, говорит:

- Карета подана! - и только тогда замечает Сергея.

Не знаю, как борются за территорию самцы-орангутанги, но начало этой борьбы вполне могло бы быть проиллюстрировано разворачивающейся на наших глазах сценкой. Ермак встает перед нами, закрывая нас от Сергея и набычившись. Сергей, усмехнувшись (по-моему, усмехнувшись, плохо видно из-за плеча двухметрового баскетболиста), делает шаг по направлению к нам. Ермак делает свой.

- Решил за вами вернуться. Папа попросил, - между Ермаком и Сергеем неожиданно встает дядя Георгоша.

Контраст в росте настолько разителен, что я начинаю хихикать. Это нервное. Со стороны происходящее явно похоже на встречу големов с хоббитом. Големы Кирилл и Сергей, огромные, как и персонажи еврейской мифологии, созданные из глины человекоподобные существа, предназначенные для защиты и исполнения желаний своего создателя. И Георгоша, маленький, как все представители расы хоббитов. Георгоша - приемный сын Михаила Ароновича, усыновленный врачом в трехлетнем возрасте. Его малый рост нисколько не умаляет его прекрасных человеческих качеств и огромной доброты.

Я всегда рада видеть дядю Георгошу, но сейчас особенно. Мы с девчонками беремся за руки и цепочкой, как герои детского мюзикла, идем на выход, почти пританцовывая.

- Что это было? - спрашивает Сашка Лерку, когда мы добираемся до бабушкиной квартиры.

- Большая проблема, - вздохнув, отвечает Лерка и смеется. - Сергей Филиппович - это оригинально.

- Кстати, Варька, - интересуется Сашка. - А как правильно? Орангутан или орангутанг?

- И так, и так можно, - отвечаю я, хихикнув. - Словарь обе нормы дает. Ну, что хотел от тебя Сергей Филиппович?

Мы сидим на кухне, пьем зеленый чай с какими-то травками, которые на даче дала мне с собой Зинаида Петровна. Чай ароматный и вкусноты необыкновенной.

- Наркотик какой-то, - стонет от удовольствия Сашка, допивая вторую чашку. - Ну, колись, Рапунцель, что там у вас было?

Девчонки переоделись в мои вещи, решив ночевать у меня. Лерка в летнем платьишке с незабудками и распущенными густыми волосами и впрямь похожа на героиню сказки. Она тяжело вздыхает и начинает рассказывать:

- Сижу на троне, как дурочка. Антон на коленях вокруг почти ползает. Весь репертуар решил прочесть мне за один вечер. Вы в стороне в телефоне что-то разглядываете. Я и отправила Антона за соком, чтобы к вам пойти. А тут...

А тут Лерку с трона кто-то сдернул и в подсобное помещение утащил. Целоваться не лез, руками не трогал, спросил, как дела.

- Как дела?! - пораженно ахнула Сашка. - А про погоду он не спрашивал? Он, может, в горячих точках был? Контуженный?

- Думаю, был, - осторожно сказала Лерка. - Сообщил, что недавно вернулся в город. Комиссовался из армии. Безопасником где-то работает. Он сказал где, но я не слушала. Все боялась, что вы полицию вызовите, а мой телефон разрядился. Говорю ему, что подруги искать будут, полицию вызовут. Он рассмеялся.

- Маньяк! - заключила Сашка. - На всю голову больной. Тебе надо отцу все про него рассказать.

- Зачем? - удивилась Лерка. - Это мои проблемы, не отца.

- Твои?! - возмутились мы хором (нет, наверное, они тогда не репетировали, просто мы синхронно думаем).

- Да ты помнишь, как он тебя преследовал еще в школе, потом четыре года после? Кто тебя спасал да прятал?

- Вы, - благодарно сказала Лерка. - Но теперь, мне кажется, все будет поспокойнее. Он какой-то другой стал, не могу словами объяснить.

- Посмотрим, - недовольно говорит Сашка, наливая третью чашку чая.

- А помните, как мы "на чертика" гадали? - вдруг спрашивает Лерка. - У тебя, Варька, здесь, на этой кухне?

Двенадцать лет назад

Баба Лиза разрешила нам погадать. Сама ушла с Михаилом Ароновичем в гости к своей подруге Алевтине Даниловне. Мальчишки просились гадать с нами, но так нельзя.

- Нельзя! - отрезала Сашка. - Иначе про суженого ничего не узнаем. Мужская энергетика помешать может.

- Глупости, - возразил Вовка. - Что нам, на морозе вас ждать два часа?

Чтобы они, действительно, не замерзли, было решено посадить их в гостиной у телевизора. Они, конечно, подглядывали, скреблись в дверь, зловещим голосом шептали в дверную щель какие-то глупости вроде "это я, твоя судьба" или "откройте, меня прислал дьявол".

Но мы старались не обращать внимания. Положили на стол белый лист ватмана, фарфоровое блюдце с клеймом "В день 8 марта. 1957. з-д имени Ломоносова". Приготовили нитку и иголку. Сашка обвела блюдце, нарисовала в центре круга милого чертика, похожего на Вовку. Внутри круга написала цифры, снаружи буквы.

Мы выключили свет и зажгли свечу.

- Надо три раза произнести: Чертик, чертик! Приходи! - сказала Сашка зловещим шепотом.

- А он? - засмеялась я от такой таинственности. - Как мы узнаем, что он здесь?

- Спросим, - пояснила Сашка. - Скажем три раза: Ты здесь?

- А потом?

- Потом он будет управлять нитью и отвечать на наши вопросы. От каждой по три вопроса, если больше, то он начнет врать и юлить.

- Ты так уже гадала? - спросила Лерка недоверчиво.

- Конечно. Сто раз. В лагере. Я ж каждый январь в математический лагерь езжу, в этом году первый раз не поехала. Мы там много как гадаем с девчонками. Между прочит, одна так парня себе нашла.

- Расскажи, - просим мы с Леркой. И Сашка рассказывает нам удивительной красоты историю о том, как гадание на "чертика" соединило две судьбы.

- Сомнительно, - говорит Лерка. - Что мешает тому, кто держит нить, ею управлять и гадающими манипулировать?

- А мы меняться будем, - находчиво предлагает Сашка. - Можно жеребьевкой, можно просто выбирать, кто тебе гадает. И потом, я вас обманывать не собираюсь, если что.

На том и порешили, поклявшись на старинном блюдце не жульничать.

Сначала Сашка гадала для Лерки.

- Я не знаю, что и как спрашивать, - растерялась Лерка.

- Сначала спрашиваешь первую букву имени, потом первую букву фамилии, а третий вопрос произвольный. Зависит от ответов на первые два.

Второй была я. Нитку держала Лерка.

- Чертик, - ласково попросила я. - Покажи мне первую букву имени моего суженого.

Лерка замерла над листком, было видно, как она старается не шевелиться. Иголка-маятник сначала стоит на месте, потом медленно двигается и застывает на букве "М". Вот даже если сейчас это невидимыми мне усилиями делает Лерка - я счастлива!

В гостиной грохот, хохот мальчишек. Закрытая кухонная дверь дергается от сквозняка. Иголка в руке Лерки начинает бешено вращаться и замирает на букве "В". Лерка округляет глаза, показывая мне "Это не я, честно".

- Придурки! - кричит Сашка мальчишкам. - Не мешайте, а то у нас не получится. Чертик тишину любит.

- Сама не ори, - напряженно шепчет Лерка. Иголка снова приходит в движение и возвращается на букву "М".

- Хватит! - тут же прошу я, боясь гадать дальше. Мне не нужны другие буквы. Свой выбор я сделала.

Для Сашки гадаю я. Но то ли от радости, то ли от счастливого озноба я, обладательница буквы "М", ничего не могу поделать со своими дрожащими руками. Иголка и нитка дергаются и не останавливаются ни на секунду.

- Сашка, ты замуж сто раз пойдешь, как Элизабет Тейлор, - шутит Лерка.

- Эх, такое гадание испортили, - ворчит Сашка и идет разбираться с мальчишками.

- Ну? - спрашивает Игорь, когда я всех пою чаем в гостиной. Бабушка не разрешила никого отпускать без чаепития.

- Что ну? - ворчит недовольная Сашка и, хитро усмехаясь, добавляет, наблюдая за реакцией окружающих. - У Лерки выпали последние буквы алфавита, у Варьки на выбор: М или В.

Я краснею и бегу на кухню за печеньем и сливочными сухариками.

- Выбрала? - вдруг спрашивает Максим, глядя мне прямо в глаза, когда я возвращаюсь с мыслью перевести разговор на другую тему.

Вот он, момент истины! Если я сейчас подтвержу свой выбор, то подтолкну Максима к объяснениям, которых так давно жду. Но чертик, видимо, еще не ушел, а просто спрятался. Мне вдруг отчетливо хочется, чтобы Максим объяснился без намеков и помощи:

- Нет, - отвечаю я, не глядя ему в глаза и опасаясь выдать свои чувства. - Еще не выбрала.

Удивленные лица подруг. Усмехающийся, как всегда, Игорь. Растерянный Максим. Дурашливо-счастливый Вовка.

Слышу, как из подброшенных чертиком яиц начинают вылупляться мои тараканы. Еще маленькие, слабенькие, беспомощные.

Настоящее. Воскресенье. Гадание.

- Ой! - начинает смеяться Сашка. - А ты помнишь, Лерка, какая у тебя была первая буква тогда?

Мы с минуту морщим лбы, потом одновременно с Леркой вспоминаем и тоже начинаем смеяться.

- Это была буква "Ф", - говорю я, вытирая слезы. - А вторую, хоть убей, не помню.

- А какая у Сергея Филипповича фамилия? - спрашивает Сашка.

Никто из нас этого не знает, и Сашка круто меняет тему разговора.

- Ты что-то решила? - спрашивает она меня. - Про развод серьезно или от отчаяния? Не впечатлили тебя мои фото?

- Какие фото? - удивляется Лерка. - А мне показать?

Лерка разглядывает фотографии в Сашкином телефоне, а я разглядываю Лерку. Брови приподнимаются в удивлении, слегка открывается рот.

- Потрясающе! - шепчет она. - Ты кокетничаешь с Ермаком? Он тебе нравится?

- Это так выглядит? - уныло спрашиваю я, зная ее ответ.

- Смотря, чьими глазами смотреть. Если моими, то еще ничего. А если Максима... Убила бы.

- Максим не ревнивый, - уверенно говорю я. - Это я неадекват, если что. Вы в курсе.

- Максим не ревнивый?! - мои подруги смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова, причем не умнее первой.

- Вот интересно, живут люди вместе столько лет, а друг о друге так мало знают, - печально говорит Сашка.

- Еще какой ревнивый, - подтверждает Лерка, с улыбкой глядя на меня. - Я специалист по мужской ревности, можешь мне поверить.

- Вот как врач скажи, - требует от Лерки Сашка. - Ревность - это по Фрейду что?

- Я педиатр, - напоминает, смеясь, Лерка. - У Фрейда что-то о трех уровнях ревности. У каждого уровня свой механизм. Михаил Аронович более компетентен.

- Расскажи, что помнишь, - просит Сашка. - Не будем в час ночи старика будить.

- Да мало помню, - неуверенно бормочет Лерка. - Первый уровень - конкурирующая ревность, второй - спроецированная, третий - бредовая. У Варьки раньше всегда была, по-моему, не претендую на истину, девочки, ревность конкурирующая.

- Прекрасно! - уязвленно говорю я. - Я ж не спорю...

- Это самый легко диагностируемый уровень. Это боль, печаль, прости, подруга, нарциссическая обида.

Недовольно пыхчу, но не возражаю. Моя ревность - предмет моих долгих разговоров еще с бабушкой Лизой.

- Между прочим, корни спроецированной ревности растут из собственной неверности и заключаются в выраженной подозрительности по поводу верности партнера. Тоже легко лечится, - Лерка показывает мне язык. - Психоаналитики помогают справляться.

- А у Сергея Филипповича? - (все! приклеилось!) спрашивает Сашка.

- Надеюсь, не бредовая, - ежится Лерка. - По Фрейду это что-то близкое к паранойе.

- Не будем углубляться! - останавливает ее Сашка. - Вполне для дилетантов достаточно.

Я соглашаюсь с ней, испытывая дискомфорт от темы нашего разговора, и горячечно добавляю:

- Неправда! У него не паранойя. Сейчас! - бегу к книжному шкафу. - У Рождественского про тебя есть стихотворение. Не помню наизусть.

Нахожу нужный мне томик. Вот откуда такая уверенность во мне, что Сергей-Филипп просто очень любит? Не знаю. Я его почему-то чувствую.

Будь, пожалуйста, послабее.

Будь, пожалуйста.

И тогда подарю тебе я чудо запросто.

И тогда я вымахну - вырасту, стану особенным.

Из горящего дома вынесу тебя, сонную.

Я решусь на все неизвестное, на все безрассудное -

в море брошусь, густое, зловещее, и спасу тебя!..

Это будет сердцем велено мне, сердцем велено...

Но ведь ты же сильнее меня,

сильней и уверенней!

Ты сама готова спасти других от уныния тяжкого,

ты сама не боишься

ни свиста пурги, ни огня хрустящего.

Не заблудишься, не утонешь, зла не накопишь

Не заплачешь и не застонешь, если захочешь.

Станешь плавной и станешь ветреной, если захочешь...

Мне с тобою - такой уверенной -

трудно очень.

Хоть нарочно, хоть на мгновенье -

я прошу, робея, - помоги мне в себя поверить,

стань слабее.

- Вообще, ревность кого угодно к кому угодно от невротической потребности в любви, - закругляется Лерка, впечатлившись (по глазам вижу!) стихотворением.

Невротическая потребность в любви. Жутковато, но красиво.

- А ты хоть представляла себе, как будешь жить без Максима? - спрашивает Сашка, взяв меня за руку.

Мы давно перешли из кухни в гостиную и теперь сидим на диване, поджав ноги и прижавшись друг к другу. Я посередине, а девчонки по бокам. Вот это как раз то, о чем я себе пока запрещала думать. Решила, что буду без. Но как - не решила.

Тараканы, приободрившись, повеселев, выстроились с хлебом-солью в поклоне. Ждут возвращения Варвары на родину.

- Вы вообще с Максом конгруэнтны, - ставит диагноз Сашка.

Смотрю на нее с опаской. Три чашки травяного сбора сделали свое дело: все-таки что-то подложила в него Зинаида Петровна.

- Помнишь, нам Михаил Аронович рассказывал, когда мы к вашей свадьбе готовились? Очень интересно. Я тот разговор хорошо запомнила.

Девять лет назад

Сидим с девчонками в моей комнате. По каталогам, которые притащила Лерка, выбираем фасон платьев для подружек. Основные цвета свадьбы уже выбраны: белый, лиловый и насыщенно серый.

- Девочки, - скребется в дверь баба Лиза. - Пришел Михаил Аронович. Пойдемте пить чай. Как всегда, чаепитие с удивительным соседом превращается в интересный разговор. Когда баба Лиза, поцеловав меня в макушку, нежно сетует, что ее девочка выросла, а она и не заметила, Михаил Аронович говорит, тоже мягко и ласково:

- Вас, Елизавета Васильевна, вполне заменит Максим. Как партнер-родитель.

- Родитель? - спрашивает любопытная Сашка.

- Да. Как ни крути, отношения в браке могут быть классифицированы. Таких классификаций много. Вот простейшая. Например, партнер-"романтик", или "равноправный", или "родитель", соответственно и "детский партнер - ребенок". Потом еще "рациональный", "товарищеский", "независимый".

- Точно! Максим - "родитель", а Варька - "ребенок", - подтверждает Сашка. - Это плохо?

- Конечно, нет! - восклицает Михаил Аронович. - Это факт, данность. Ее надо учитывать, чтобы сохранить любовь и уважение друг к другу.

- Роли ведь могут меняться? - спросила Лерка.

- Естественно, коллега, - подмигивает Лерке, студентке медицинского института, старый врач. - И если такие изменения не устроят обоих или одного, надо будет либо подстраиваться, либо, увы... И совсем не обязательно, чтобы партнеру-"родителю" подошел партнер-"ребенок". Могут быть и конгруэнтные браки. Например, "родитель" и "романтик".

- Подстроимся! - уверяю я всех, чувствуя, как любовь к Максиму переполняет меня настолько, что не входит вторая чашка чая.

Настоящее. Воскресенье. Гадание.

- Конгруэнтны? - невесело переспрашиваю я.

- Да! - горячится Сашка. - И симметричны, и подобны. Любое объединяющее понятие.

- А параллельны? - продолжаю иронизировать.

Сашка, смеясь, щелкает меня по носу.

- Вернемся к Сергею, - говорю я, желая поменять предмет разговора. - Очень возмужал. Просто мужчина-коньяк.

- Нет, - не соглашается Сашка. - Мужчина-коньяк - это Макс! С годами только лучше. Благороден, выдержан, самодостаточен. Никому ничего доказывать не должен.

- Достоинство и респектабельность, - подхватывает Лерка, словно читает текст рекламы коллекционного коньяка.

- Вы у него все на зарплате, что ли? - спрашиваю я, негодуя от того, что любая тема выходит на Максима.

- Мы у совести и памяти на зарплате, - огрызается Сашка. - Если тебе друзья для правды не нужны...

- Нужны для правды, правда, нужны, - тихо каламбурю я. - Но у меня такой винегрет в голове, не представляете.

- Почему? Представляем как раз и очень хорошо, - устало потягивается и вытягивает ноги Лерка.

- Кто лучше нас представит? - спрашивает Сашка и сама же отвечает. - Никто.

Действительно, никто. С двенадцати лет на их глазах. И я у совести и памяти на зарплате.