Вернуть мужа. Стратегия и Тактика.

Глава 46. Настоящее. Суббота. Анна и Мила. Девичник.

- Вы не Достоевский, - сказала гражданка,

сбиваемая с толку Коровьевым.

- Ну, почем знать, почем знать, - ответил тот.

- Достоевский умер, - сказала гражданка,

но как-то не очень уверенно.

- Протестую, - горячо воскликнул Бегемот.

- Достоевский бессмертен!

Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"

Когда тебе не с кем поделиться одинокими мыслями,

мысли начинают делить тебя между собой.

Харуки Мураками

"Человек, погруженный в мысли, бессмертен"

Сейчас приедут Мила с Анной. Мне лень вставать. Лежу в постели и рассуждаю: русские люди - те еще затейники, только у нас слово "работа" от слова "раб", а слово "увольнение" от слова "воля". Я, конечно, прекрасно понимаю, что это связано с крепостным правом, но, не выспавшись, чувствую себя совершенно разбитой. Меня измотал пришедший под утро сон.

Я иду в тумане по росистой траве. Ногам мокро, но не холодно, хотя роса довольно прохладная. Туман густой, как кисель. Впору кричать: "Ежик! Лошадка!". Но я кричу: "Максим!" В голые колени мне утыкается мокрый нос. Собака! Замираю от неожиданности и страха.

Я боюсь собак с тех пор, как нас с Вовкой, тринадцатилетних, чуть не покусали бродячие собаки: мы пришли на заброшенный пустырь, чтобы спрятать клад для игры "Двенадцать записок". Вовка тогда храбро пытался закрыть меня собой от пригнувшихся к земле и злобно рычащих барбосов. Собак спугнули Максим с Игорем, пришедшие за нами. Помню, я тогда разревелась от страха, напугав мальчишек. Вовка прижимал меня к себе и уговаривал успокоиться, Игорь пытался отвлечь шутками, а Максим, странно глядя на нас, молчал и терпеливо ждал, когда я замолчу.

Собака в моем туманном сне большая и серая. Она поднимает морду вверх, и я вижу ее круглые желтые глаза. Волк! Страх парализует меня, выкачивая весь воздух из легких одним рваным испуганным выдохом. Волк смотрит на меня и осторожно, очень аккуратно оскаливается. Максим?! Я падаю на колени в траву и без страха обнимаю волка за шею. Мокрая шерсть пахнет чем-то терпким и родным.

- Максим?! - почти кричу я, но никакой звук не вырывается из моего рта. Туман как будто поглощает все звуки, давит на уши, лезет в глаза. Волк позволяет себя обнять, утыкается носом в мою щеку и вообще ведет себя, как послушный домашний пес.

- Хороший мой! Любимый! - кричу я беззвучно, падая назад и увлекая волка на себя. Он опрокидывает меня навзничь и придавливает мощными передними лапами, когтями слегка оцарапав мне кожу. Волк начинает утробно рычать, напугав меня диким оскалом.

- Варя! Варежка! - слышу я голос Максима где-то сзади. Чьим-то мощным броском волк отброшен в сторону, в туман. Сильные, крепкие руки поднимают меня с земли и прижимают к чему-то твердому - это мужская грудь. Утыкаюсь в нее, не чувствуя никакого запаха. Вообще. Боюсь поднять глаза. Большая ладонь сначала ложится мне на затылок, потом сжимается, забирая прядь волос и за нее оттягивая мою голову назад, поднимая мое лицо. Чьи-то незнакомые губы прижимаются ко мне в крепком, подавляющем поцелуе. Мне нечем дышать. Я пытаюсь оттолкнуть незнакомца, но у меня ничего не получается. Поцелуй становится еще крепче, но каким-то другим. Словно мужчина отдает мне свое дыхание. Второй рукой он начинает гладить мою спину, прижимать к себе, вдавливая меня до хруста.

Отголоски сознания напоминают: этот человек бросил моего волка в туман. Волка, который нашел меня, пришел ко мне! Максима!

Я начинаю отбиваться, молотить незнакомца по плечам и каменной спине. Он нехотя отпускает меня, позволив дышать самостоятельно. Смотрю в его лицо и холодею от неожиданности: это Максим.

- Ты напугала меня! - взволнованно говорит муж. - Разве можно так близко подпускать к себе волка?

- Волка? - растерянно говорю я, с жадностью разглядывая родные, так хорошо знакомые мне черты лица.

- Ты ведь даже собак боялась раньше, - говорит Максим, погладив меня по плечам. - Замерзла?

С удивлением смотрю на себя: я босиком в легкой зеленой рубашке мужа. Мне внезапно становится холодно, и я начинаю дрожать, переступая с ноги на ногу.

- Я думала, что волк - это ты, - шепчу я.

- Я волк? - смеется Максим, легко поднимая меня на руки. - Страшный, большой и серый?

- Большой, - умиротворенно соглашаюсь я, тоже смеясь. - Но не страшный.

- А какой? - тихо и ласково спрашивает он, начиная целовать мое лицо, волосы, плечи.

- Сильный, умный, надежный, - я начинаю лихорадочно отвечать на его поцелуи.

- Надежный волк? - удивляется, чуть отстранившись, Максим. - Вот уж никогда не слышал о таких.

- Он такой один, - убежденно отвечаю я. - И только мой.

Из глубины тумана я слышу знакомую легкую мелодию песни "Moon river" в исполнении Одри Хепберн. "Лунная река" поставлена на мой телефон рингтоном. Максим снова наклоняется ко мне, согревшейся и счастливой на его руках, чтобы поцеловать, но не успевает - я просыпаюсь.

- Варенька! - торжественный голос Анны я узнаю не сразу: еще не отошла ото сна. - Мы можем сегодня увидеться? Редактор торопит меня с первыми главами.

- Да, конечно, высылайте, - бормочу я, оглядываясь вокруг в поисках волка и Максима. Бабушкина спальня пуста. Черт! Девять утра!

Помучившись и пожалев себя полчасика, я иду с планшетом на кухню. За работой всегда забываю о времени, и, когда приезжает Анна, уже полдень.

- Чудесная история! - искренне хвалю я Анну, и она краснеет от удовольствия.

Новая книга о нежной и наивной девушке, попавшей в мир теней и магов. Она храбро сражается с Верховным магом, бегает от него по всем мирам, но он настигает ее везде и всегда.

- Правда! - с воодушевлением говорю я. - Вы стали писать как-то сочнее, глубже что ли...

- Я влюбилась! - сообщает, снова покраснев, помолодевшая на глазах Анна. - Отдыхала в санатории неделю и там познакомилась. Совершенно удивительный человек! Ухаживает за мной по-королевски.

- Анна! - вскочив со стула, я бросаюсь обнимать старшую подругу. - Я так рада за вас!

- А уж как я за себя рада! - смущается Анна. - После смерти мужа, да и до нее, я и не надеялась, что встречу человека, которому понравлюсь.

- А как ему ваши книги? - спрашиваю я, сгорая от любопытства.

- Он еще не знает, что я пишу, - говорит Анна, улыбаясь. - Вот эту книгу я хочу показать ему первой.

- Хороший выбор! - подтверждаю я.

- Варя! Можно спросить? Вы были заняты некоторое время и давно со мной не занимались. Я вас напрягаю?

- Не говорите глупости! - журю я Анну. - Я готова и к корректуре, и к занятиям, с удовольствием.

Мы варим крепкий кофе и перебираемся с чашками в гостиную.

- Начнем? - спрашиваю я, ломая плитку любимого горького шоколада. - Ваш Верховный маг, как там у вас, "обожает теплые халаты и, соответственно, халатно относится к своим обязанностям".

- Захотелось пошутить, - объясняет Анна. - Это ведь однокоренные слова, я правильно понимаю?

- Нет, - отвечаю я. - Халат - слово заимствованное, а халатный - старославянизм. От слова "халад", "хлад", "хладный", то есть холодный. Историческое чередование "ла" и "оло": халатным называли того, кто холодно, прохладно относился к поручениям.

- Равнодушно? - догадывается Анна. - Надо же, как просто, я и не подумала даже.

- Это весьма занимательно, - начинаю рассказывать я. - Ругательство "мразь" от слова "мороз", "смородина" от "смрад" - так называли любой резкий запах, позже у этого слова осталась только негативная окраска.

- Очень интересно! - воодушевляется Анна, отхлебывая горячий кофе. - Принцип помню: город и град, ворота и врата, здоровье и здравие, голос и глас - я знала, а про эти слова и не догадывалась. Спасибо! Слушайте, Варя, моя подруга утверждает, что кофе сейчас среднего рода, в новостях сказали. Это правда?

- Нет, неправда, - не соглашаюсь я с "новостями" из новостей. - В образцовой речи кофе мужского рода, в разговорной допустим средний род, причем закреплено это словарем Ушакова еще в сороковых годах прошлого века. Но интеллигентный человек всегда выбирает форму мужского рода.

- Вы сварили прекрасный кофе! - говорит пафосно прилежная моя ученица, и мы с Анной чокаемся кофейными чашечками.

- Кстати, обратите внимание на числительные, что вы используете, - добавляю Анне в чашку густой свежий кофе. - Верховного мага у вас сопровождают "пятеро волков и пятеро волчиц".

- Да. Считаете, плохо придумано? - расстраивается Анна. - Надо меньше волков?

- Не надо ни меньше, ни больше, - успокаиваю я писательницу. - Просто и волков, и волчиц не может быть пятеро, только пять.

- Почему? - удивляется Анна, осторожно поставив на блюдечко чашку.

- Это собирательное числительное, оно сочетается с существительными, обозначающими лиц мужского пола. Лиц, то есть, человека. А если про животных, то пятеро может быть только волчат, потому что это название детеныша.

- Точно! - вспоминает Анна. - Еще там что-то про ножницы и часы.

- Да, - смеюсь я. - Про парные предметы и существительные, имеющие форму только множественного числа. Шестеро ножниц, семеро часов, восьмеро суток, девятеро санок, десятеро носков.

- Господи! Есть слово "восьмеро"? - поражается выданной информации Анна.

- Есть, но оно устаревшее и разговорное, как и девятеро, и десятеро. Их вообще лучше заменить на восемь, девять и десять, - объясняю я.

- Я ничего этого не помню, мне кажется, в школе мы это не изучали, - огорчается Анна.

- Изучать были должны, - говорю я. - Вы просто или забыли, или пропустили эту тему. Помните же вы про ножницы и часы.

Мы еще не меньше часа правим текст фэнтези-романа и доходим до главы про злобного вурдалака.

- У вас намеренно так много волков в этой книге? - удивленно спрашиваю я, думая о своем.

- Это же оборотень! - оживляется Анна. - Мой главный отрицательный герой, тоже влюбленный в героиню. Разве оборотень обязательно волк?

- Для славянской мифологии, думаю, да, обязательно. Для европейской - нет, - меня напрягает присутствие волка в моей жизни в течение последних нескольких часов, и я терпеливо рассказываю, сама получая удовольствие от разговора. - Это слово подарил нам Пушкин. До него было слово волкодлак: "волко" - волк, "длак" - шерсть. А у Пушкина "вур" - вор, мешок. Вор в волчьем мешке, то есть в волчьей шкуре.

- Поразительно! - восхищается Анна. - Вы знаете, Варя, может быть, вы и правы. Я, наверное, все-таки пойду учиться, хоть и старая уже. Сейчас столько возможностей учиться дистанционно!

- Замечательная мысль! - поддерживая я ее.

К двум часам дня появляются Мила с Цезариной. Терьер выиграл очередной конкурс, и Мила зовет нас вечером в ресторан обмывать йоркширскую медальку.

- Берите подруг, Варя, и приходите в ресторан. Я сброшу на телефон адрес, только место выберу и заказ сделаю, хорошо? - наступает на меня Мила.

- А хорошо! - бодро соглашаюсь я, провожая гостей. - Гулять так гулять!

- Сашка, как Ваня? - наконец дозваниваюсь я до Сашки, до этого телефон подруги был все время выключен. - Что с телефоном?

- Да разрядился, зараза! - сетует Сашка. - Мы с Ванькой проспали двенадцать часов. Все в порядке, подруга. Ложная тревога. Вот ведь ребенок! Вчера все болело, температура. А сегодня скачет, как горный козел в период гона. Хоть к кровати привязывай. И в школу поиграли, и в гараж, и в зоопарк. Сейчас он волк, а я лисица.

Да что ж такое-то! Откуда столько волков вокруг меня? Так и до паранойи недалеко.

- Есть предложение похулиганить в ресторане! - рассказываю я Сашке про приглашение Милы.

- Похулиганить? Женской бандой? Это ж девичник! - Сашка хохочет. - Заметано! Звони Лерке!

- Тогда сначала в Нарнию! - соглашается на девичник Лерка, до которой я дозваниваюсь быстро. - У тебя ни одной новой тряпки. Надо обновиться!

"Нарнией" Лерка называет свой платяной шкаф, который ее мифический отец набивает подарками ежемесячно. Время от времени Лерка заставляет нас выбирать что-нибудь себе. К шести часам вечера мы с Сашкой у Лерки.

- Ну? - требовательно спрашивает Сашка. - Какие новости?

Мы лежим в Леркиной комнате на ее огромной кровати втроем (Сашка всегда шутит, что это кровать для Лерки, ее принца на белом коне и, собственно, самого коня), и я рассказываю лучшим подругам и о встрече со свекром, и о поездке к Игорю, и о встрече с Максимом.

- Константин Витальевич такое тебе сказал? - огорченно переспрашивает Сашка, расстроившись из-за своего кумира. - Я считала его идеальным мужчиной. Хотя... разве признать свои ошибки - это не поступок сильного мужчины?

- Сильного? - мне сложно показать свекра подругам своими глазами. Надо видеть его потрясающе умный взгляд, чувствовать мощную энергию, исходящую от него и буквально подавляющую чужую волю, ловить легкую интонацию превосходства. - Здесь не только сила. Еще что-то...

- Я понимаю, - посмотрев на меня огромными прекрасными хрустально-серыми глазами, тихо говорит Лерка. - У меня такой отец. Я в трудом представляю, как Максим столько лет живет рядом с таким магнитом. Можно давно сбить все ориентиры.

- Глупости! - Сашка бросает в Лерку подушкой. - Шикарные мужчины! И Константин Витальевич, и отец твой. И Макс Варькин. Отборные экземпляры. Такого мужика привлечь - проблема, а уж заставить полюбить...

- Зачем заставлять? - Лерка совершает ответный бросок. - Нельзя заставить любить. Можно заставить бояться, сомневаться, презирать, но любить... Нет, нельзя.

- Заставить не значит совершить насилие, - смеется Сашка. - Заставить - пробиться к сердцу через панцирь равнодушия, превосходства, эгоизма. Сделать так, чтобы человек изменился.

- О! Шурик! - я отбираю у них подушку, которую они не оставляют в покое. - Да ты ритор! Может, тоже писать начнешь?

- Ну уж нет! - фыркает подруга. - Таких писателей больше, чем читателей. Расплодимся и будем читать только друг друга!

- А Максим? - Лерка гладит мою руку. - Вы смогли поговорить? Он всё объяснил?

- Откуда такая уверенность, что ему удастся все объяснить? - интересуюсь я.

- Не уверенность, а надежда, - поправляет меня Лерка. - Вашу любовь приборами электрическими замерять можно.

- Точно-точно! - подхватывает Сашка. - Я ее вижу невооруженным глазом. Густая такая, как туман.

- Туман? - поражаюсь я. - Почему именно туман?

- Не знаю, - пожимает плечами Сашка. - Пришло в голову.

Я рассказываю девчонкам о своем сне, о словах Константина Витальевича и об откровениях Михаила Ароновича.

- Да, - тянет Сашка. - Оригинально.

- Но очень похоже на правду, - говорит Лерка. - Я тоже Макса так чувствую.

- Что тебе Макс-то рассказал? - перебивает ее Сашка.

- Немного, но стало понятнее, - мои сияющие счастьем глаза, кажется, освещают Леркину комнату не хуже настенных бра. - Девушка Настя - сестра Максима по отцу. Но это секрет.

- От кого секрет? От тебя? - удивляется Сашка.

- От меня для свекра, от свекра у Максима, у свекра от Максима, - растолковываю я.

Подруги смотрят на меня с плохо скрываемой жалостью. Так смотрят на того, кого очень боятся обидеть своей реакцией.

- Правда, секрет! - горячусь я. - Константин Витальевич думает, что Настя ему не дочь и что Максим так не думает.

- Варька, ты серьезно филолог? Не получай третье образование! - просит Сашка. - Тебе первые два перегрузкой пошли. Сестра или не сестра?

- Константин Витальевич говорит, что не сестра, - объясняю я.

- Ужас! - Сашка вырывает у меня подушку и прижимает к искаженному негодованием лицу.

- И что теперь делать? - недоверчиво спрашивает Лерка.

- Максим говорит, что сестра, - отвечаю я.

- А кому виднее? - осторожно говорит Сашка. - Отцу или брату?

- Тесту ДНК, - шучу я.

Подругам понятнее не становится.

- Я не могу вам всего рассказать, честно говоря, сама мало что понимаю, но Максим сказал, что Настя - его сестра. Значит, Настя - его сестра.

- Аллилуйя! - радуется Сашка, обнимая меня и целуя. - Я не знаю, как вы всё это разгребете, но теперь точно будет легче.

- Кому? Вам? - спрашиваю я, отбиваясь от Сашки, которая начала меня щекотать.

- Всем! - убежденно говорит Сашка, щекоткой сгоняя меня с кровати.

- Офигеть! - Сашка даже отступает на шаг от открытого Леркой шкафа и жалобно спрашивает. - Можно я буду жить в твоем шкафу?

- Если протиснешься, - не возражает Лерка.

Не меньше двух часов мы выбираем, собираемся, красимся, в общем, готовимся к выходу в свет. Придумываю себе, что это мероприятие - одно из самых важных для меня сейчас, чтобы приглушить тоску по Максиму, которая начинает разъедать душу, мысли, воспоминания.

Перемерив десятки нарядов, я останавливаюсь на сером полосатом брючном костюме и малиновой блузке, Сашка выбирает черное платье и белый жакет, Лерка предпочитает стиль оверсайз, выбрав широкую бежевую гофрированную юбку и объемный белый пуловер.

Танцевальный ресторан "Пастернак", куда привозит нас такси, сверкает иллюминацией, как новогодняя елка. Мила в коротком красном платье в белый горошек демонстрирует длинные стройные ноги. Анна в неожиданно смелом костюме апельсинового цвета выглядит значительно моложе, чем обычно. Или это так светится каким-то удивительным внутренним светом ее посвежевшее от новой влюбленности лицо?

Мила активна, шумна, говорлива. Она придумывает один тост за другим. Сашка веселит всех новыми историями из Ванькиного репертуара. Анна постоянно смеется, даже раньше, чем прозвучала чья-то шутка.

- Всем привет! - за столом неожиданно появляется... Мышильда. Нарядная, в новом, не знакомом мне сиреневом платье, с аккуратным пучком волос, делающем ее какой-то взрослой и просто красивой.

- Ты откуда? - глупо удивляюсь я ее появлению и злюсь от дурного предчувствия. - Ты одна?

- Вот еще! - заносчиво говорит Машка. - Прошли те времена, когда я ходила в приличные места только с подругами или с семьей.

С легким испугом оборачиваюсь. Точно. Ермак. Что б его... приподняло и пришлепнуло!

- Маша! - возмущаюсь я. - У нас девичник! Де-вич-ник! Ты понимаешь значение этого слова и мероприятия?!

- Чем-он-по-ме-ша-ет? - передразнивает меня Мышильда, плюхается рядом со мной на свободный стул и дерзит. - Галантный кавалер за столом - это украшение стола!

- Девичник для девочек, сплетен, интриг против мужчин и просто женских секретов! - поучает Машку Сашка, снисходительно улыбаясь и нисколько не представляя себе, что может из этой дурацкой Машкиной затеи выйти.

- У нас девичник! - угрюмо говорю я стоящему возле стола Ермаку.

- И вам добрый вечер, Варвара Михайловна! Добрый вечер, девушки! - высокий красивый Кирилл Ермак слегка склоняет голову в знак приветствия.

- Как приятно, что вы пришли! - радуется Мила, приглашая и Ермака сесть за наш стол. - Наболтаемся и пойдем танцевать! Кавалер еще ой как понадобится!

- А три кавалера? - спрашивает появившийся у Милы за спиной Игорь.

- Три? - ошарашенно говорю я, глядя на Игоря так, словно подозреваю, что у того выросла вторая голова.

- Три лучше, чем один, - коротко объясняет Игорь, целуя руку Миле и отправляясь в целовальное путешествие вокруг стола.

- Я чего-то не знаю? - чувствуя горячие губы Игоря на тыльной стороне ладони, обвожу друзей за столом подозрительным взглядом. - Кто пишет сценарий этого вечера?

- Думаю, кто-то там, наверху, - выразительно поднимая указательный палец, философски говорит Мила.

- Впрочем, как и все сценарии, - добавляет Анна, мечтательно улыбаясь и глядя куда-то за мое плечо.

- Я... не помешаю? - густой голос, наполняющий все мое существо чувством, близким к эйфории и панике одновременно, раздается над самым ухом. Максим!

- Что вы! - неожиданно отвечает Максиму Ермак. - Правильный вопрос: мы вам не помешаем?

Даже не оборачиваясь, чувствую, что Максим смотрит на мою шею, а не на Ермака. Уверена, моя шея сливается цветом с цветом малиновой блузки.

- Максим! - нервно сглатываю, невольно сжав руку Игоря, тоже не удержавшись от иронии и получив в награду (черт!) довольный взгляд Ермака. - И ты... здесь? На нашем условном девичнике?

Заснувшие на посту партизаны в панике: они прокараулили пленных. Воспользовавшись потерей бдительности караульных, развязавшиеся тараканы сбежали.

Максим не отвечает на мой выпад, спокойно садясь за стол.

- Прекрасно! - не понятно, что именно подытоживает Мила, оглядев всех своих гостей довольным озорным взглядом.

- Кого-то не хватает? - не могу удержать еще одного ехидного вопроса. - Не все смогли прийти?

Никто мне не отвечает на этот мой вопрос. Игорь поднимает тост:

- За наш замечательный девичник! Наша мужская грубость и неотесанность только оттеняют вашу нежность и неземную красоту!

- Ура! - неожиданно восклицает Анна, тут же смутившись от того, что мы с удивлением на нее смотрим.

- Прекрасный тост! - поддерживает Игоря Мила и кокетничает. - Девичник с мальчиками! Что может быть оригинальнее?

Сбежавшие тараканы устраивают диверсию на продуктовом складе. В рядах партизан разброд и шатание.

- Такой девичник уже запатентован! - не соглашаюсь я и от волнения говорю глупости. - Это приход стриптизеров.

Тараканы, поблагодарив за идею, начинают искать материал для набедренных повязок, чтобы попробовать эффектно их снять под музыку.

Мелодия Пола Маккартни, под которую мы танцевали на свадьбе свой первый танец, звучит неожиданно.

Дух противоречия вытаскивает на свет горечь обиды и боязнь ошибки: три недели! три недели я ничего не понимала и боялась саму себя, пряталась от собственных мыслей и унизительных версий. Я поверила ему сразу, как только он сказал, что Настя - его сестра. Поверила, что он любит меня. И сейчас верю. Но почему? Почему просто не позвать меня на встречу, на свидание, в конце концов? К чему организовывать публичную встречу при семи свидетелях? Где доверие ко мне, жене, подруге? Что происходит с моим мужем, самым любимым на свете человеком?

Тараканы смело пробуют свои силы в экспромтном стриптизе.

Я протягиваю руку в сторону Ермака и быстро, чтобы не передумать, спрашиваю:

- Потанцуем?

Ермак удивляет, ответив:

- Обязательно. Но не в этот раз.

- В этот раз со мной, - вот руки Максима, протянутые ко мне, поднимающие, обнимающие, обволакивающие, прижимающие, защищающие, ведущие в танце.

- Я не давала согласие на танец, - ворчу я, сопротивляясь и сдаваясь одновременно.

- Это наш танец, - мягко отвечает Максим. - Я не мог его уступить.

- Ты не мог уступить меня, - возражаю я, напугав тараканов до истерики.

"Столько трудов коту под хвост!" - возмущенно кричит плюгавенький мне. - "Да мы жизнью рисковали! Что за игры?"

- Что происходит? - требую я. - Мне нужны ответы.

- Обязательно, - обещает Максим, поглаживая мою спину. - Все ответы на все вопросы.

Мы танцуем, прижавшись друг к другу. Я начинаю отчаянно цепляться за его плечи и руки.

- Я так соскучился, - шепчет муж. - Я скоро сойду с ума.

- А я уже сошла, - признаюсь я. - Если позволяю тебе себя обнимать. Сейчас танец кончится - и всё начнется сначала.

- Что всё? - губы Максима прижимаются к моей щеке. - Всё - это ты.

- Тогда почему? - почти стону я в его губы. - Почему всё так получилось? И что вообще получилось?

- Прости, - музыка закончилась, но мы стоим в центре зала, обнявшись. Максим не отпускает меня, словно думает, что, если это сделает, я убегу.

- Четко сформулируй, за что я могу тебя простить, - прошу я.

Тараканы от бессилия, от невозможности повлиять на меня, с досадой машут и садятся прямо на пол, устало вытянув все свои шесть лапок. Эта картина совершенно не соответствует быстрой, заводной мелодии, под которую все вокруг нас танцуют.

- Макс! Звонят. Надо подтвердить, - голос Игоря вклинивается в мои лихорадочно-беспокойные мысли.

Максим отрывается от меня и ничего не видящим и не понимающим взглядом смотрит на Игоря.

- Они позвонили, надо ответить, - четко говорит Игорь, словно переводит Максиму с какого-то неизвестного ему иностранного языка.

Максим больно хватает меня за плечи, уводя в прохладный холл:

- Это несколько минут. Слышишь, Варежка. Всего несколько минут. Я никуда не ухожу. Ты меня понимаешь?!

- Да, - совершенно ничего не понимая, отвечаю я, морщась от легкой боли, вызываемой давлением его сильных пальцев.

- Ты раздавишь ее, - Игорь, прилагая заметные усилия, тянет меня к себе и протягивает Максиму телефон. - Все будет хорошо. Я же здесь. Иди.

- Несколько минут, - негромко просит у меня Максим, не отпуская моих глаз.

- Да, - поспешно отвечаю я, только сейчас заметив, что держу его за лацканы пиджака побелевшими от напряжения пальцами. Отпускаю.

Мы сидим с Игорем в комнате для курящих. Он затягивается, насмешливо поглядывая на меня. Официант приносит ему чашку кофе.

- Уверена? - переспрашивает Игорь.

- Да, - успокаиваю я его: мне не нужен кофе, и я сама пошла за ним в курилку. Я не курю. Мой первый опыт в седьмом классе был и последним.

- Максим устроил эту вечеринку? - спрашиваю я, надеясь на другой ответ, и бог надежды вдруг обо мне вспоминает.

- Обижаешь, - усмехается Игорь, стряхивая пепел.

- Ты? - радуюсь я, как ребенок, получивший в подарок не книгу, не одежду, а дорогую ерунду (по их мнению!), которую выпрашивал у родителей не один месяц.

Игорь шутовски кланяется. Это не Максим! Он не собирался снова мною манипулировать!

- Получил от Макса небольшой нагоняй, но результатом доволен, - сладко потягивается Игорь.

- Ты великий манипулятор! - шучу я, забрав у Игоря чашку с кофе и сделав глоток. - Или мошенник.

- Друг, - поправляет Игорь. - Мне больше нравится так.

- Между лопаток не чешется? Над головою свечение не замечал? - ласково поддеваю его.

- Намекаешь на мою ангелоподобность? - Игорь забирает свою чашку обратно. - Хватит меня объедать! Я тебя спрашивал.

- Обпивать тогда уж, - смеюсь я, развернувшись спиной к спине Игоря и ложась на нее. - Вот скажи, друг, ты знаешь, что само слово "друг" произошло от слова "другой"?

- Догадываюсь, - говорит Игорь. - Конечно, другой. Потому что не такой же, не родственник.

- А еще оно родственно греческому "воин, соратник, товарищ в битве", - начинаю я о чем-то догадываться.

- Никогда бы не подумал, - весело отвечает мне Игорь.

- Максима долго нет, - говорю я, боясь, что он опять ушел по какому-то очень важному для него делу.

- Он просто еще не догадался, что мы можем быть в курилке. Сейчас догадается и придет, - лениво объясняет Игорь. - Еще всыплет тебе за то, что дымом дышишь. И мне заодно.

- Это адвокатские дела? - я надеюсь выудить у Игоря хоть какую-то информацию.

- Это личные дела, которые переплелись с адвокатскими, - осторожно отвечает Игорь. - Даже немного не так. Максим сам тебе все расскажет. тем более я знаю меньше половины.

- Почему? Ты разве ему не помогаешь? - спрашиваю я так же осторожно, как и он.

- Для того чтобы помогать, не обязательно все знать. Знание обязывает и напрягает, а я не всегда хочу напрягаться, ты же меня знаешь, - Игорь разворачивается ко мне и обнимает за плечи, наклоняя меня к себе на грудь. - Я только понимаю, что все могло быть гораздо хуже, чем есть.

Я вспоминаю рассказы Константина Витальевича о знаменитом адвокате Плевако, который имел привычку начинать свою речь в суде фразой "Господа, а ведь могло быть и хуже!" Я дословно помню эту известную многим историю.

Однажды Плевако взялся защищать человека, изнасиловавшего собственную дочь. Зал полон, все ждут, с чего начнется речь защитника. Неужели с любимой фразы? Этого просто не может быть. Но встал Плевако и хладнокровно произнес: "Господа, а ведь могло быть и хуже". И тут не выдержал сам судья. "Что, - вскричал он, - скажите, что может быть хуже этой мерзости?" "Ваша честь, - спросил Плевако, - а если бы он изнасиловал вашу дочь?".

Рассказываю Игорю эту любимую байку адвокатов, являющуюся реальной историей.

- Надеюсь, в нашей истории ничего подобного нет? - пугаю я сама себя.

- Бог с тобой, золотая рыбка! Конечно, нет! - Игорь подталкивает меня, чтобы я встала. - Пошли навстречу твоей судьбе, пока она мне морду не начистила за твое пассивное курение , а я ему за неумение обращаться с женами.

- Женами?! - задыхаюсь я, но не от дыма, а от возмущения.

- О! Прогресс! - смеется Игорь, выводя меня в холл. - Не ревновала пятнадцать минут. Идешь на поправку.

Максим появляется со стороны зала и быстро идет к нам, тут же схватив меня в объятия.

- Все получилось? - спрашивает его Игорь.

- Да! - Максим целует меня в ухо и спрашивает. - К тебе или ко мне?

- Звучит ужасно! - возмущаюсь я, наслаждаясь бегом мурашек по всему телу.

- Тогда к нам? - чувствую, что муж напрягся всем телом и даже перестал дышать, ожидая мой ответ.

- К нам, - шепчу я его галстуку.

Тараканы морщатся, презирая меня за мелодраматический эффект последней сцены. Плюгавенький сплевывает от досады.