Вернуть мужа. Стратегия и Тактика.

Глава 29. Настоящее. Понедельник. Презентация (продолжение).

Я бы не сказал, что женщины не имеют характера,

просто у них каждый день другой характер

Гейне Генрих

Гладиатор принимает решение на арене.

Сенека

- Привет, Макс! - нарочито бодро говорит Сашка, беря меня под руку. - Давно тебя не было видно!

- И слышно! - поддакивает Лерка, беря меня под вторую руку.

- Привет! - отвечает Максим, глядя мне в глаза.

Внутренности мои не сворачиваются в узел, как бывало в детстве и юности от волнения или страха, не бьется в воробьином ритме сердце, как всегда, когда я думала о Максиме в период моей борьбы за его внимание, не сбивается дыхание, как тогда, когда я получила от него первое признание в любви. Все внутри меня застыло, сердце передает сигналы точного времени размеренно, жестко, и я не дышу, совсем.

- Поздороваешься и со мной? - по-доброму ухмыльнувшись, спрашивает Вовка, подняв руку к волосам, но тут же резко опустив, словно передумав по привычке ерошить кудри.

- Здравствуй! - но Максим не протягивает руку для рукопожатия, впрочем, как и Вовка.

- Интересуешься новинками современной литературы? - спрашивает Сашка, слегка пожимая мне локоть, словно поддерживая.

- Мила пригласила, - просто отвечает Максим и добавляет, выделяя слово "нас". - Еще месяц назад пригласила нас с Варей.

- А! - тянет Сашка и не может удержаться от иронии. - И ты об этом целый месяц помнил?

- Нет, - Максим переводит взгляд на Сашку и тоже разбавляет интонацию иронией. - Целый месяц не помнил. Вспомнил сегодня. Случайно.

- Ты читаешь Милины книги? - интересуется Лерка. - Обсудим?

Что случилось с моими толерантными подругами? Вторую неделю они мне внушают, что я должна выслушать Максима, а теперь ведут себя так, словно защищают меня от его возможного внимания.

- Вряд ли, - грустно усмехнулся Максим. - Я читаю немного другую литературу.

- Немного? - распахнула глаза Сашка. - Может, хоть картинки посмотришь?

- В другой раз, - ответил Максим, снова остановив свой взгляд на мне. - Ты готова меня выслушать, Варя?

Меня охватывает противоречивое ощущение: я рада видеть мужа, рада очень, до покалывания в кончиках пальцев на руках и ногах, и я не хочу разговаривать именно сейчас и именно здесь. Кипятком ошпаривает мысль о том, что я его ждала. Все эти дни боялась, что придет, и ждала, что придет.

- Варя? - ко мне оборачиваются обеспокоенные подруги. - Ты в порядке?

- Да, - отвечаю я не им, а ему. - Я готова выслушать, но не здесь.

- Можно пойти в бар, как с Ерма..ком, - советует Сашка, осекшись на ходу.

- Где и когда? - спрашивает Максим, видимо, резче, чем ему хотелось, потому что он болезненно морщится.

- Я пока не знаю, - теперь морщусь я, силюсь сказать больше, но не могу себя заставить. - Но точно не здесь.

- Когда будешь знать? - лицо Максима темнеет, словно ему сообщили трагическую новость в тот момент, когда он был уверен, что все обошлось.

- Я дам знать, - говорю я, не глядя ему в глаза. Они не серо-голубые, а какие-то темные, грозовые. Вернее, цвета неба перед грозой.

В этот момент неожиданно начинает играть бравурная музыка, и в зал заходят официанты, катящие перед собой столики с самыми разнообразными закусками. Официантов так много, что они, двигаясь стройными шеренгами, рассекают гостей в зале на островки. Нас с Максимом отделяют друг от друга двумя столиками.

- Максим Константинович! - к нам подплывает Мила Саван. - Рада вашему приходу. Вам экземпляр в подарок.

- Что вы! - Максим целует протянутую руку. - Я вполне платежеспособен, уверяю вас. Пришел с намерением приобрести несколько экземпляров для себя и своих друзей.

У Сашки и Лерки вытягиваются лица. Друзей?! Сашка еле дождалась, когда довольная Мила отойдет от нас:

- У тебя появились новые друзья?

- Я консервативен в своих привычках, - говорит Максим, глядя на меня.

"Ты слышала? Привычках!" - тараканы злорадно усмехаются. Вяло сопротивляюсь, мягко, без размаха, бросив в них тапок. Они слегка пригибаются, легкомысленно хихикая: "Не попала!"

- И не надо искать второй смысл в моих словах, - твердо говорит муж, словно прочитал мои мысли.

- Нам бы первый найти, - вздыхает Сашка, взяв со столика тарталетку со сливочным кремом, и обращается ко мне, испортив торжественность и серьезность момента:

- Будешь?

Лерка фыркает от смеха, я нервно хихикаю, Максим против воли улыбается. Сашка - вечный двигатель и "парторг" нашей компании, шутит в любой ситуации, заставляя нас не терять оптимизма.

- Завтра? - в голосе мужа надежда и сомнение одновременно.

- Я дам знать, - повторяюсь я, отмахиваясь от крутящих у виска тараканов, мол, "опомнись, это же он, предатель".

Максим коротко кивает всем нам и, развернувшись, уходит.

- Молодец! - хвалит меня Сашка, положив тарталетку обратно на столик. - Хорошо держалась, не истерила.

- Я разве когда-нибудь была истеричкой? - обижаюсь я на нее.

- Был шанс стать! - констатирует Сашка, глазами отдавая нам с Леркой приказ двигаться к выходу.

- Мила не обидится на тебя? - спрашивает Лерка, когда мы оказываемся на крыльце отеля "Индиго".

- Нет, конечно, - удивляюсь я вопросу. - Пришли, книгу купили, даже побыли немного, вряд ли она рассчитывала на большее.

- Погуляем, красавицы? - спрашивает Вовка, обнимая меня и Лерку за талию. - Хороший вечер!

Рука его, сильная, теплая, слегка сжала мою талию - и тут же сжалось мое сердце. Нет! Пожалуйста. Не надо. Мы же договорились. Надо только держаться за эту договоренность, и все будет хорошо.

Мы гуляем по дорожкам сквера возле отеля. Неспешно идем парами: я с Сашкой, а Вовка с Леркой. Сначала Вовка хотел взять меня под руку, но Сашка пролезла между нами и заговорщески попросила:

- Надо пошептаться, подруга.

И вот мы идем, но Сашка молчит.

- Саш, - тихонько зову ее я и напоминаю. - Пошептаться?

Сашка оглядывается на Лерку и Вовку, идущих под руку и тихо разговаривающих.

- Я боюсь вмешиваться. Ты меня знаешь: лезу ко всем со своей помощью. Но в свете последних событий хочу спросить...

И Сашка снова замолкает на несколько минут.

- Ты слова подбираешь? - грустно усмехаюсь я. - Не надо, говори, что хочешь сказать.

- Ты разлюбила Макса? - резкий вопрос заставляет меня остановиться.

Я смотрю на подругу. Выражение ее лица обеспокоенное, глаза внимательно выискивают на моем лице признаки испытываемых мною чувств. Лерка и Вовка тоже остановились и смотрят на нас в недоумении, но ничего не спрашивают. Сашка тянет меня от них дальше, и мы продолжаем идти.

Я так и не ответила на Сашкин вопрос, потому что дорожка кончилась и время, отведенное для ответа, тоже.

- Провожу? - спрашивает Вовка, когда мы доходим до троллейбусной остановки.

Сашка с Леркой остаются, а мы садимся в полупустой троллейбус.

- Как раньше, - говорит Вовка, широко мне улыбаясь. - Сыграем?

И мы начинаем нашу любимую "троллейбусную" игру: один загадывает слово, а второй отгадывает буквы этого слова по очереди через описание другого слова на эту же букву.

- Загадала, - смеюсь я, захлебываясь теплым детским чувством. - Отгадывай первую. Это "грунтовая насыпь для сдерживания водных потоков и снежных лавин".

- Дамба? - спрашивает Вовка.

- Да. Буква "д". Теперь вторая буква: "человек, промышляющий грабежом".

- Грабитель?

- Нет. Это однокоренное к "грабежу". Штраф, - смеюсь я. - С тебя одно желание.

- Хоть два, - говорит Вовка и пристально смотрит на мои губы.

Я тут же расстраиваюсь и хмурюсь, теперь загаданное мною слово не должно потерять смысл. Теперь в этом слове последняя надежда на сохранение душевного равновесия.

- Разбойник? - смеется он и тут же перестает смеяться, догадываясь. - Уж не меня ли ты загадала?

- Тебя, - говорю я, взяв его ладонь в свою. - Назовешь слово? Что получилось?

- Получилось "др", но я не назову. Поиграем еще, - говорит Вовка, положив на наши руки свою вторую.

- Единозвучие, - загадываю я. - Попадание в одну и ту же ноту нескольких голосов или инструментов.

- Унисон, - грустно отгадывает Вовка и чуть охрипшим голосом говорит. - Дру.

- Слово? - у меня болит не сердце, а спина. Она устала от того, что я насильно держу ее прямо, расправив плечи. Первый раз в жизни я так напряжена в присутствии Вовки. Вру. Второй. Опять вру. Третий.

Только теперь я разрешаю себе признаться в том, что я поняла. Поняла, что Вовка меня любит. И вовсе не тогда, когда он ошарашил меня своим поцелуем в моей прихожей. Вернее, тогда он только подтвердил подозрение, родившееся во время их с Максимом короткого разговора на даче. "Надумал? - Надумал. - Зря. По-прежнему зря. - Не факт. - И де-юро, и де-факто".

- Буква, - просит Вовка, глядя на меня поникшим взглядом.

- Расстройство восприятия, при котором человек видит объекты, не существующие в действительности, - говорю я, осторожно пожимая его руку.

- Это когда кажется, что пустая комната полна людей, а на самом деле это не так? - пожимая мою руку в ответ, спрашивает Вовка. - Галлюцинация?

- Да, - шепчу я, чувствуя, как наполняются слезами глаза.

- Друг? Я отгадал слово? - говорит мне расплывающийся перед глазами друг детства.

- Отгадал, - подтверждаю я.

Двенадцать лет назад

К тому времени, когда Максим после выздоровления появился на уроках, меня уже три недели и в школу, и из школы провожал Вовка. В тот день мы с Максимом шли до остановки, взявшись за руки. Вовка шел рядом и рассказывал нам анекдоты, сам же над ними и смеялся. Мы не замечали ни его, ни еще что-либо вокруг. Попрощавшись с Вовкой, мы сели в троллейбус и ехали бы молча всю дорогу, если бы я не заменила говорящего. Растерявшись очередной раз от того, что Максим мало говорит, я стала сбивчиво и суетясь пересказывать последние школьные новости.

- Наталья Сергеевна рассказывала нам о любви Михаила Булгакова. Такая красивая и печальная история. Его первая жена Татьяна, с которой он прожил одиннадцать лет в браке и пять лет до брака, и есть прототип Маргариты. Они познакомились, когда ей было шестнадцать, а ему пятнадцать. Она дочь статского советника, а он из многодетной семьи профессора духовной академии. Во время первой мировой Булгаков служил военным хирургом, и Татьяна отправилась за ним на фронт и даже помогала ему во время операций. Представляешь, она держала раненых за ноги, когда Булгаков эти ноги ампутировал. А после войны Булгаков стал деревенским врачом.

Максим слушал меня внимательно, но я видела по его глазам, что мысли его где-то далеко. Он ласково смотрел на меня, улыбаясь уголками рта.

- Представляешь, - повторилась я. - Произошла случайность. Булгаков, порезавшись и побоявшись заразиться от больного, сделал себе противодифтерийную прививку. И у него началась сильная аллергия со страшной болью. Он тогда вколол себе морфий.

- Представляю, - кивнул Максим.

- К нему пришло яркое видение про Воланда, попросившего его написать истинную историю Иисуса. Целый год он колол себе морфий, а жене приходилось этот морфий доставать.

- И она его бросила? - вдруг спросил Максим.

- Нет. Тогда не бросила, - торжественно объявила я, восхищаясь Татьяной. - Она бросила его, когда он уже стал знаменитым писателем.

- Почему? - спросил Максим, пряча мою руку себе за пазуху.

- Он ей изменял, - прошептала я Максиму на ухо.

- Ну и дурак! - прошептал Максим в ответ, обдав мое левое ухо горячим дыханием.

- Ты что? Булгаков не может быть дураком! - возмутилась я.

- Почему? Дураком может быть любой, - засмеялся Максим.

- Между прочим, после развода они виделись только один раз, - продолжила я свой рассказ. - Но, умирая, Булгаков звал именно ее.

- Почему? - Максим стал тихонько поглаживать мои пальцы под своей курткой.

- Потому что любил, - утвердительно сказала я, и Максим со мной согласился.

Настоящее. Понедельник. Презентация (продолжение).

Проводив меня до подъезда, Вовка напоминает:

- Желание?

Испуганно смотрю на его губы, но Вовка не пытается меня поцеловать, а только спрашивает с надеждой:

- Мне можно прийти завтра?

Я киваю, выдавив из себя приветливую улыбку. Он машет мне рукой и быстро уходит. Так быстро, словно убегает от кого-то.

Перед сном я звоню Сашке.

- Привет! - радостно отвечает она на мое приветствие. - Как добрались.. добралась?

- Нет, - произношу я, сдерживая слезы.

И Сашка без объяснений понимает, что отвечаю я не на этот вопрос, когда слышит:

"Нет. Не разлюбила".