Вести приходят издалека

10

Ильдар Каримов запарковал «вольво» на стоянке своей фирмы и быстрым шагом вошел в предупредительно разъехавшиеся двери бывшего института «Промпроект». Второй и третий этажи этого здания в центре Ярославля теперь занимали его, Каримова, офисы. Ильдар уже привык к тому, что все у него было свое: фирма, довольно крупный завод и, как это в старину называлось, лесопилка, а ныне — деревообрабатывающая итальянская линия; был свой дом в пригороде и домик на море… Все, что было не его, он мог теперь купить, особо не напрягаясь. Даже по московским меркам он был богатым человеком, а уж по провинциальным… Хотя, по нему особо и не скажешь.

Много лет компаньоны и инвесторы пытались заставить его перетащить бизнес в столицу, город перспектив и возможностей. Каримов упорно оставался в надежном, стабильном и спокойном Ярославле, городе, где твое прошлое значит гораздо больше, чем твое будущее.

Ильдар шагнул в лифт, следом вошли еще двое, совсем еще пацаны. Один отступил в глубь просторной кабины, второй остался рядом с Ильдаром. Двери закрылись. На их внутренней стороне было слегка затемненное зеркало. Бизнесмен бросил взгляд в зеркало — и увидел два, два своих отражения! В правой створке, прямо напротив него стоял сорокалетний, чуть седоватый мужчина с раскосыми татарскими глазами и жестким изгибом губ, в безупречном темном костюме с темной же рубашкой. В левой — он же, но моложе десятка на два лет, в черных джинсах и черном свитере под распахнутой курткой. И тот же изумленный взгляд раскосых глаз и изгиб жесткого рта. Створки разошлись на третьем этаже, и наваждение исчезло. Бизнесмен и парень повернули головы… Ильдар и Тимур Каримовы не видели друг друга почти десять лет.

— Может, выйдем? Сейчас лифт закроется, — легонько подтолкнул друга к выходу Кузьма.

Вообще-то они с Тимуром ехали на пятый этаж, в фотостудию, но Ярочкин понял, что надо дать отцу и сыну поговорить. Каримовы вышли, а хитрый Кузя отправился на свой пятый этаж.

— Ты ведь Тимур? — все еще с сомнением произнес отец.

Ему все казалось, то это он сам, только молодой, стоит напротив. И еще — сейчас он меня пошлет — мелькнуло в голове Ильдара. Он никогда не интересовался сыном. С того самого момента, как он родился, с момента, как они с Машей разошлись. Вот Маша — это другое дело. С ней он встречался, не часто, и теперь все реже, но совершенно не видеть ее не мог. Он любил свою бывшую жену почти так же сильно, как и в первый год их знакомства. Тимура он слышал только по телефону, когда звонил ей. А Маша, быстро поняв, что сын Каримову совсем не нужен, не стала предпринимать никаких попыток к их сближению. Нет, значит, нет.

— Да, я Тимур, — ответил парень спокойным глухим голосом. — Рад познакомиться.

Он сказал это так естественно, без упрека и иронии, словно и в самом деле знакомился с человеком, с которым встретился впервые. Да практически так и было.

— Пойдем, — Ильдар открыл перед сыном дверь своего офиса и пропустил его вперед.

Тимур вступил в помещение, залитое белым светом люминесцентных ламп и рассеченное черными конструкциями офисных столов, коротко поздоровался.

Кто-то успел ему ответить, а многие так и замерли с открытым ртом.

— Проходи сюда, это мой кабинет, — сказал Ильдар.

Когда они остались одни, старший Каримов растерялся: что он может сейчас сказать, как отреагирует сын? Он совершенно не знал этого молодого человека с его собственным лицом, но такой непонятной и незнакомой душой. И тогда Ильдар просто протянул Тимуру руку.

Их рукопожатие было долгим и крепким. И через это мужское приветствие они словно обменялись какой-то тайной, им одним понятной информацией, ощутив, что они все же одной крови.

Не замечая времени, отец и сын проговорили больше двух часов, пока секретарша Ильдара с виноватым видом не постучалась в дверь кабинета, чтобы напомнить шефу о назначенной встрече. Они расстались, договорившись встретиться вновь.

Кузя Ярочкин сидел на подоконнике в холле «Промпроекта» и ел пирожок. Это был уже восьмой пирожок, купленный им в буфете. Пожилая буфетчица сочувственно предлагала ему сесть за столик и «покушать, как люди», ей очень понравился этот светленький паренек с совершенно есенинской внешностью. Но Кузьма боялся пропустить Тиму, умирая от любопытства и самодовольства одновременно, даже не зная, от чего все-таки больше. Самодовольство победило, и, увидев вышедшего из лифта Тимура, Кузя слетел с подоконника и заорал:

— Меня взяли! Взяли! Супер! Я им подошел по всем статьям! Пошли скорей, они и тебя возьмут!

Тимур оторопело смотрел на друга и с трудом соображал, о чем идет речь. Ах, да!

— Так тебя взяли? Кем?

— Как кем? Фотомоделем! И завтра уже съемки. Только надо трусы купить, — озабоченно нахмурился Кузя.

— Трусы? Зачем опять трусы?

— Так съемка в бассейне, плавки там дадут. Но надо же переодеваться, там народу много, а я в таких прикольных семейниках!

— Другие надень.

— Старые!? Вообще не катят!

Еще вчера Кузе очень нравились его трусы, на которых розовые свинки занимались любовью в разнообразных позах. Тима посмеивался, а Кузя обиженно возмущался: на трусы он потратил триста рублей карманных денег и страшно ими гордился. Вчера.

— Ну, ладно, пошли на рынок, беструсый, — Тимур хлопнул Кузю по плечу.

— А в студию ты что, не пойдешь?

— В другой раз. Думаю, им и тебя хватит.

По дороге Кузя с восторгом продолжал рассказывать, как пришел в студию, как ему «долго светили в рожу лампочкой», как охали и ахали фотограф в джинсах-облипочках и стилистка в круглых очках. Потом на него смотрели «а-ля натурель», в одних «свинячьих» трусах. Наконец, начальница, сердитая тетка, стриженная под седого ежика, сказала, что лучше не придумаешь, спросила, устроит ли его десять долларов за три часа работы в день. Кузю устроило. Завтра ему было приказано явиться в бассейн «Лазурный».

Тут в Кузе проснулась совесть, и он виновато спросил:

— Ты-то как? С отцом-то?..

— Знаешь, Кузякин, нет у меня ощущения, что он мой отец. Мужик он нормальный, серьезный. Говорит интересно. Всего сам добился. Ему даже хочется подражать, но не как отцу, а как удачливому и целеустремленному человеку. Думаю, и у него ко мне никаких родственных чувств нет. Просто любопытно: вот вырос где-то пацан, точная твоя копия, интересно, чем он живет, как…

— Тебе обидно? — тихо спросил Кузя, у которого отца от рождения не было — его зарезали в пьяной драке, когда мать была еще беременна.

— Нет, не обидно, — отозвался Тимур. — Я привык, что он есть где-то, но и нет его. Вот говорят, что парню отец нужен, а мне и мамы хватает. И тебя. Так что как отец он мне, вроде, и не нужен.

— А как?

— Мужик, говорю, он нормальный. Хотел бы я, чтоб он мне был, ну, другом что ли. Мы встретиться с ним договорились. Только маме не говори пока.

— Почему? — удивился Кузя, который уже собрался в красках живописать тете Маше сцену встречи Каримовых в лифте.

— Не знаю почему. Но чувствую, не надо пока. Ей и так забот хватает.

— Ладушки, — нехотя согласился Кузя. — О, а вот и трусы! Эти и купим.