Вести приходят издалека

18

Маша мыла на кухне чашки, когда зазвонил телефон. С Анной Григорьевой хотела поговорить сотрудница туристического агентства «Эл-Лада».

— Простите, это уже невозможно. Григорьева умерла восьмого апреля, — ответила Маша.

Девушка из агентства извинилась и очень профессионально выразила соболезнования по поводу смерти клиентки. Маша даже отметила про себя, что такие простые и удачные фразы надо будет потом записать в ежедневник, вдруг пригодятся для работы.

Тем временем девушка осведомилась, с кем она разговаривает, и сообщила:

— Госпожа Григорьева девятого апреля должна была отправиться в туристическую поездку по путевке нашего агентства. В аэропорт она не приехала, телефон не отвечал. Мы, естественно, задержали ее документы. Билеты и путевка, конечно, пропали, но у нас находится ее загранпаспорт, она оформляла его через наше агентство. Кроме того, она оплатила страховку на случай невыезда по независящим от нее причинам и страхование жизни и здоровья. Теперь эту страховку может получить наследник. Я так понимаю, это вы?

— Откуда вы знаете, что я? — поразилась Маша.

— Все очень просто, — ответила собеседница. — Наше агентство, кроме туристической деятельности, оказывает широкий спектр страховых услуг. Те страховки, которые оформила госпожа Григорьева, очень недешевые, поэтому мы просим клиента составить завещание. Копия его прилагается к договору страхования и хранится у нас. Некоторые клиенты приносят копию в запечатанном конверте, а другие, как госпожа Григорьева, просто открытую бумагу.

— О какой же сумме идет речь?

— Полная стоимость тура, две тысячи долларов, это за невыезд, а по страхованию жизни — еще три тысячи. Итого — пять. Вы подъезжайте к нам в агентство, мы объясним вам, как действовать, чтобы получить деньги.

— Спасибо, я подъеду к вам сразу после похорон. Только попрошу вас, если возможно, ответить еще на два вопроса.

Маше не очень хотелось обсуждать это по телефону, но информация была нужна ей как можно скорее.

— Конечно, если я смогу помочь.

— Скажите, куда Григорьева должна была поехать?

— У нее был запланирован тур по Греции на две недели.

— И еще. Любая смерть клиента является для вас страховым случаем?

— Конечно. Естественная смерть, гибель в результате несчастного случая и даже стихийного бедствия, убийство, наконец. Вот только самоубийство не является таковым. Но, полагаю, к госпоже Григорьевой это не относится.

— Почему вы в этом так уверены?

— Она приезжала в агентство за день до отъезда, расспрашивала о погоде, о подробностях перелета, о правилах прохождения таможни и проживания в отелях, — ответила девушка.

— Да, пожалуй, склонные к суициду люди так себя не ведут.

В восемь вечера приехал Витя Горошко.

Похороны были назначены на завтра на час дня. Институтских коллег Витя уже оповестил. По телефонной книге звонили вместе. Горошко выбирал тех, с кем был знаком, таких было немало. Остальным звонила Маша. Реакция была самой разной: от искреннего сочувствия и удивления до безразличия и даже откровенной радости.

— М-да… Надо написать завещание: если я помру, похороните меня тайно, ночью. И лучше в лесу под елкой. Чтоб ни одна зараза не сказала так, как эта Курочкина.

— А как она сказала? — спросил Горошко, набирая очередной номер.

— Йес, сдохла старая сука!

— Бывает… Алло, здравствуйте, я могу поговорить со Светланой Ивановной?

Маша пошла заваривать чай.

С Горошко ей было легко и просто, словно они были знакомы уже много лет. После чашки чая они перешли на ты.

— Ты всех прошел? — спросила Маша.

— Всех, кого застал, с твоими отметками получается человек тридцать. На поминки, думаю, не придет и двадцати.

— Витя, не забыть бы завтра: ты мне покажи Екатерину Ставрову.

— Едва ли, она совсем на другом кладбище похоронена. Завтра не успеем.

— Подожди, как это похоронена? — Маша побежала за Аниным ежедневником.

— Вот же, написано «Ставрова Екатерина, година…» Ах, черт, понятно. Когда она умерла?

— Не помню я точно, — отозвался Витя. — Год назад примерно. Да она старенькая совсем была, сестрой-хозяйкой работала.

— Ясно, Аня просто записала, чтобы не забыть.

— Да-а, — протянул Горошко. — Вот так жила Анютка, планы строила. А потом вдруг взяла да и тяпнула пачку «Дигоксина».

— Ничего она не тяпнула! Вот именно, жила, планы строила. А потом ее взяли и убили! — Маша с размаху шарахнула чашку на блюдце.

— Не круши имущество, — сказал Витя, вытаскивая из-под чашки симметричные половинки блюдца. — Мотивируй, почему считаешь, что ее убили?

— Сначала она собирается на отдых в Грецию и пишет завещание, к которому совершенно не относится серьезно. Еще и оплачивает страховку, по которой деньги нельзя получить только в случае самоубийства. Это бессмысленно.

— Почему не относится серьезно к завещанию?

— Потому что оставляет все мне. Что первое в голову пришло, то и написала. Потом мы с ней встречаемся, по моей, между прочим, инициативе, и она ни слова мне про это завещание не говорит. Потому что оно так, фикция, Аня уже и забыла о нем. И еще, она мне ясно говорит, что самоубийство для нее совершенно неприемлемо, ведь душа ее тогда не встретится с душой ее Леночки. Ну, знаешь, согласно теории Цацаниди.

— Знаю, дальше.

— За день до смерти она является в турагенство и уточняет подробности поездки. Покупает торт и «проставляет» на работе уход в отпуск. У нее прекрасное настроение!

— А потом она приходит домой, на нее накатывает тоска, она выпивает таблетки и — до свидания! — продолжил Горошко.

— Ты рассуждаешь по-мужски, — покачала головой Маша.

— А как будет по-женски? — усмехнулся Горошко.

— По-женски, она убирает квартиру, расставляет в ванной косметику. Освобождает холодильник, но в уголке на подоконнике стоит баночка йогурта и лежит булочка на завтрак. Она бросает в стирку все полотенца, но в кухне висит одно чистое. И еще одно в ванной. Она планирует встать, умыться, съесть свой завтрак и поехать в аэропорт. Уж поверь мне, если б на меня напала тоска, и я решила бы расстаться с жизнью, я ни за что не стала бы прибираться в квартире. Уборка — это первое, что я послала бы ко всем чертям на этом свете. А уж Григорьева — тем более!

— А записка соседке? И открытая дверь, — не сдавался Горошко.

— У соседки я сегодня побывала. У нее есть ключ от этой квартиры. Аня еще неделю назад попросила эту соседку поливать здесь цветы в ее отсутствие. Записку для нее Аня, наверное, написала заранее, собиралась бросить в почтовый ящик утром. Накануне женщина нянчилась с внучкой в соседнем подъезде, ее просто не было дома. Убийца не знал, что у соседки есть ключ. Впрочем, даже если б и знал, дверь здесь не захлопывается, замок надо запирать ключом. Анина связка была на месте. И записка ему оказалась весьма кстати.

— Убийца пока существует только в твоем воображении. Как он мог это самое убийство осуществить?

— Вот этого я пока не знаю, — вздохнула Маша.

— И где сумка с вещами? Она же не отправила свой багаж заранее?

— Вот именно, что в доме нет ни одного чемодана, ни одной большой сумки. Ни полной, ни пустой. У тебя в доме есть дорожная сумка?

— Конечно, и не одна, — кивнул Горошко.

— Вот и у меня — не одна. А у Ани — ни одной!

— И что?

— И то! Убийца унес сумку с собой. Ему некогда было ее разбирать. Аня держала в секрете свою поездку в Грецию. Ни на работе, ни мне она ничего не сказала. Убийца, возможно, тоже был заинтересован в том, чтобы это осталось в тайне.

— Да зачем! — изумился Горошко.

— Ну, не знаю, это надо у Григорьевой спрашивать…

Маша вдруг застыла с полотенцем в руке, потом медленно повернулась к Вите.

— Маша, нет прибора, нету его! И документы с программой исчезли. Мне Стольников говорил. И потом, надо же вживлять микростимуляторы.

— Как, ты сказал, они называются?

— Микростимуляторы. Это приемные устройства, управляются прибором и стимулируют заданный режим работы клеток мозга.

— Понятно. Но ведь кому-то они уже вживлены?

— Я знал только одного такого человека, сам оперировал. С остальными работал сам Цацаниди, лично.

— Кому ты вживлял? — Маша едва удержалась, чтобы не схватить медлительного Горошко за горло.

— Аньке Григорьевой!

Маша села на стул и подперла кулаком щеку.

— Ясно. Бесполезно. А если б документы были, все равно, наверное, годы нужны, чтобы изготовить прибор?

— Нет, у Стольникова все есть. Не хватает программы и необходимых настроек. Так что, если найти документы, можно попробовать поработать с кем-нибудь из пациентов Цацаниди. Или вживить стимуляторы кому-нибудь. Тебе, например.

— Ага, спасибо. Так я и согласилась, — парировала Маша. — Но документы надо добыть!

Она решительно вышла из кухни.

Витя шумно вздохнул, а через минуту, распрощавшись с Машей, выскочил на площадку и, не дожидаясь лифта, побежал по лестнице, покатился, перепрыгивая ступеньки и насвистывая веселенький мотивчик.